Третья жизнь...

Александр Романов 7

Любите кошек…

        Красный человечек, как и  всегда в последнее время, появился неожиданно ранним субботним утром. Я только вышел из душа, залил в электрочайник свежей воды для традиционного утреннего чая, потом открыл банку, насыпал в чашку чая , повернулся к столу … и надо же, - этот Красный уже тут.
        - Мне тоже. Поменьше только, мензурку. Черного, байхового…
        - Ты смотри, гурман чёртов… Давно не летал с шестого этажа ?
        Красный удобнее уселся на перевернутую чашку, достал крохотную сигарету, закурил и попытался пустить тонкую струю дыма мне в лицо.
        - Я тебя самого могу отправить в свободный полет в любое время. Ты же об этом знаешь, глупый. И никакие титулы не помогут. Будешь летать где-нибудь над землею Королевы Мод, а там холодно и ветренно…Легко можешь и насморк схватить. А носового платка я тебе не дам. И вообще – ничего не дам. Голым будешь летать. По рукам ?
         - Не пугай, красномордый… Ты зачем здесь ?
         - Я пришел дать тебе вторую жизнь… Первую ты уже прожил. Хорошо-ли, плохо-ли,- меня не интересует. Вектор потуг  твоей первой жизни замедлился до уровня ползания. У тебя появилась апатия, нервозность, иногда даже неуверенность в постановке очередного шага… Откуда в тебе это? Человек, на груди которого наш девиз  Los Elegidos,  не должен быть таким. Ты должен полностью удовлетворять нашим к тебе требованиям. Раньше все было хорошо, и я тебя почти не трогал, но последние два года ты стал другим. Это связано с потерей жены?
          - Да…
          - Все взаимозаменяемо в этом мире. Я дам тебе другую жену.
          - Не надо… Верните мне мою.
          - Это невозможно. Сила нашей активности направлена только в будущее. Понятия назад у нас не существует. И слова такого нет.
          - Плоским хочешь стать? – вяло поинтересовался я.
          - Кого ты пугаешь? Давай пить чай. Самое интересное – впереди. Наберись терпения.
          Через пятнадцать минут Красный удобно улёгся на полотенце.
          - Слушай и не перебивай. Теперь ты – Сергей Викторович. Все твои регалии, звания, друзья, привычки и всё, всё, всё – будут прежними. Мы изменим только имя и немного внешность. Мы дадим тебе хороших друзей. Нам важно одно - ты должен стать прежним, только в этом случае для тебя возможна третья жизнь - крайняя. Понял ?
         Если честно – я ничего не понял. Вдруг начали слипаться глаза и что бы отвязаться от назойливого гостя я вяло кивнул головой.
        Голова уже лежала на подушке, как вдруг ко мне тихо подошла кошка.
        - Ты кто? – прошептал я.
        - Я – Талифа из сада радужных хризантем…
        - Бывает… - даже не удивился я . И уснул.

        Я проснулся в шестнадцать часов. Зашел в ванную, взглянул в зеркало и ахнул – за несколько часов сна у меня выросла борода как у актера Бориса Хмельницкого. О штанину терлась кошка. Я взял ее на руки.
        - Как говоришь, тебя кличут ? Талифа из сада радужных хризантем ?
        Кошка замурлыкала, потом жалобно мяукнула.
        Я налил ей в блюдце воды, порезал кусок рыбы, потом достал еще крышку от трехлитровой банки и наложил туда сметаны.
         - Ешь, - сказал я ей. В туалет будешь ходить на унитаз, как все нормальные люди. И не дай Бог нарушишь данное тебе слово… Я строгий, но справедливый. Привыкнешь – не нарадуешься мною. Поняла ?
         Кошка мяукнула и уткнула розовый язычок в сметану.

        Самое красивое место в Киеве не Крещатик, не Андреевский спуск и , конечно же, не Подол. Самое уютное и красивое – это Виноградарь. На пересечении улиц Осиповского и Вышгородская поднимаемся вверх. Слева – самый старый дуб Киева – так называемый дуб Кристера. Отсюда виден мой дом – шестнадцатиэтажный элитный, с красивой оградой и целым комплексом бесплатных услуг внутри - мини прудом, стоянкой для автомобилей, детской площадкой, открытой верандой кафе, подземным гаражом, бюветом под красивою беседкой и десятком бронзовых фигур богатых дядек , которые проживают в этом доме. Тут живут артисты, несколько депутатов, пять или шесть генералов, остальные – воры, хотя среди них много прокуроров, судей и налоговиков. Одним словом ,- в элитном доме живет элита. Как и положено.
          Недалеко отсюда, если посмотреть вправо, виден еще один такой же дом. По слухам, в нем живет Ани Лорак.

          А вот если пересечь дорогу и чуть пройти, то откроется уютный сквер, упирающийся в стену кинотеатра им. Т.Г. Шевченко. Тут очень красиво и уютно. Растут дубы в три обхвата, везде рассыпаны крупные жёлуди, тут тихо и спокойно. Сюда и пошел я в тот вечер посидеть, собраться с мыслями и просто привести в порядок свою нервную систему, порядком потрёпанную, изношенную и уставшую от сложностей жизни.
          Я сидел на скамейке, в тени огромного дуба. На моем плече сонно мурлыкала Талифа. На противоположный конец скамейки присела женщина, молодая, с большой хозяйственной сумкой.
          - Устали ? – спросил я.
          - Есть немного. После работы забежала в продуктовый,- набрала всего понемногу…
         Она сняла туфли на каблуках и теперь сидела, весело побалтывая небольшими ступнями с розовыми пятками. Её пальцы шевелились наслаждаясь свободой.
          - Раньше я вас здесь не видела. Вы, наверное, купили квартиру в третьем подьезде .- она кивнула в сторону стоящей чуть внизу пятиэтажки, - угадала ?
          - Почти. Я живу вон в том высотном доме,- я показал на элитную многоэтажку,- Нет, нет ! Не подумайте ничего такого – я живу в подвале. Так сказать, бомж…
         Женщина внимательно посмотрела на меня.
         - Вы не бомж и не пытайтесь меня обмануть. На вас свежая рубашка и кроссовки “ Адидас”. Бомжей-то я видела предостаточно. Они не такие.
         - Я – продвинутый бомж.  Если я скажу вам, что я хочу есть, - вы мне поверите ?
         - Поверю. Отчего же нет?  Я сама хочу есть. Бутерброд с колбасой будете ?
        Она оторвала кусок лаваша, потом ловко отломила кусок  варёной колбасы. Всё это протянула мне. Слегка улыбнулась, сказала буднично:
         - Берите, ешьте…
        Кошка на моем плече презрительно фыркнула, уткнула морду к себе в лапы и затихла. Колбаса липла к зубам и пахла учебником геометрии за девятый класс. Женщина сидела и ела такой же набор: лаваш и колбасу. Была она спокойна, симпатична и слегка задумчива. Потом спросила:
        - Будете еще ? Говорите, не стесняйтесь…
        - Спасибо. Ваш хлеб я буду помнить долго. Как вас зовут?
        – Ира.
        - А фамилия у вас красивая… Так ?
        - Да… А откуда вы знаете ? – она с удивлением посмотрела на меня.
        - Я не знаю. Я догадываюсь. Вы хороший человек, симпатичная молодая женщина, у вас стройная фигура и загорелая кожа, вы накормили голодного мужчину… Значит и фамилия у вас – красивая. Какая ?
        - Двойная… Дрегич – Фатеева.
       Она заволновалась и тревожно посмотрела на меня.
       - А почему я вам все это рассказываю ? Мы разговариваем с вами десять минут и я уже сообщила вам где я живу, как меня зовут и даже свою фамилию…
       - А где ваш муж ? Почему вы одна?
       - Так пил он…Крановщиком работал… На Поздняках дом строили, так он в обед в кабине выпил, дверь не закрыл, уснул… Ну и вывалился…Пятый год одна.
        - Печально. Я хочу угостить вас пивом. Вы ведь пиво пьете ?
        - Пью. Но  только не в местном пивбаре. Там еще помнят моего мужа. Любил поскандалить. А у бомжей  разве есть деньги? Или вы рассчитываете на мои ?
        Я улыбнулся. Женщина начинала мне нравиться.
        - Мне всегда импонировала женская логика – сумбурная и непоследовательная. Мы поедем в хороший  пивбар.
        - На чём ?
        - На дирижабле. Давайте я помогу вам донести сумку.
        - Не надо. Ждите.
       Она обулась, взяла сумку, улыбнулась мне и пошла молодой и упругой походкой моей школьной учительницы физкультуры Веры Павловны. Мне было приятно смотреть ей вслед. Возле дома она повернулась и махнула мне рукой. Я  ответил ей, потом достал из кармана мобильный телефон.

          Шутить, так шутить, подумал я и набрал номер своего водителя.
          - Игорь ! Нужна твоя помощь… - я подробно проинструктировал его о совместных наших действиях.
          - Не вопрос,- сказал Игорь свою любимую фразу.
          Я успел сходить домой -  переодеть брюки и обуть туфли.

         Был душный летний вечер. Хотелось искупаться в Днепре или на худой конец, – выпить чего-нибудь холодного и освежающего. А еще лучше – посидеть в прохладном кафе, немного перекусить, спокойно покурить, потанцевать, себя показать и на других посмотреть.

        Через полчаса пришла Ирина. Была она свежей и помолодевшей, чуть выше, чуть бледней и намного привлекательней женщины с тяжелой сумкой. Мы потихоньку пошли вниз по парковой дорожке. На улице Осиповского стояла большая черная машина. Её водитель, молодой парень, увлекающийся , очевидно, жонглированием бочек с песком, полусидел на правом крыле и лениво крутил ключи на пальце, по толщине напоминавшем варенную сардельку. Был он отталкивающе силён и угрюмо тревожен.
          - Вот на этой точиле мы и поедем свою жизнь прожигать…
          - Этот не поедет. У него на номере нулей больше чем пальцев.
          Мы подошли к Игорю почти вплотную.
          - В центр довезешь ?
          - Какое место?
          - Переулок Михайловский. Недалеко от Софийской площади. “О”Брайенс” знаешь ?
          - В курсе… Что платить собираемся ?
          - Две гривны - туда. Подождешь немного и привезешь нас обратно - добавлю еще две. Идет ?
          - Пойдет.
         Он оторвал свой зад от раскаленного крыла и шустро открыл заднюю дверь.
         - Прошу вас…
        В салоне было прохладно. На лице Ирины -  растерянность и удивление. Я тихо попросил водителя:
        - Азнавура, если не трудно…
        - Не вопрос.

        В ирландском пабе было прохладно, полумрачно  и немноголюдно. Из -  за стойки нам навстречу вышел известный половине Киева бармен Рома Моро– студент легендарного КМУЦА. Был он весел, обаятелен и предусмотрителен.
        - Приветствую вас, Сергей Викторович ! – мы пожали друг другу руки и он с вопросом посмотрел на меня.
        - Это Ира.
        Бармен галантно склонил голову, чуть улыбнулся своей молодой,  не испорченной и от того честной улыбкой.
        - Рома. Очень приятно. Столик я придержал. Есть прекрасное немецкое светлое пиво “Варнштайнер” и тёмное, фирменное ирландское “Гинесс”.
        - Ты что будешь пить? - спросил я Ирину.
        - Светлое.
        - Хорошо. Значит “Варнштайнер”. Закуска – осетрина. И попроси Василь Денисыча поджарить нам что-нибудь своего, от широты души поварской.
        - Отлично, - сказал Рома поднимаясь.
        На салфетке он написал цифру 700 – остаток с прошлого раза.
           Я чуть заметно кивнул ему головой.

           А потом Ира пила пиво и закусывала длинными тонкими полосками соленой осетрины. Я сидел напротив, курил и пил апельсиновый сок. Было хорошо, спокойно и красиво. Талифу я отнес за стойку.
           - Покорми ее вкусно,  Ромчик…
           Талифа посмотрела на меня своими изумрудными глазами, улыбнулась и махнула в знак благодарности длинным хвостом.

          Мы долго танцевали под медленную, тихую, мне незнакомую музыку. Потом ели поджаренные до черноты какие-то колбаски в горчичном соусе с хрустящим картофелем..
          - Кто ты такой, Сергей Викторович? Я что-то ничего не пойму… Ты волшебник? Но того верзилу и волшебник не смог бы заставить привезти нас сюда за две гривны… Как ты легко смог уговорить меня после десяти минут разговора ехать пить пиво?. Я тебя не понимаю, но это половина беды…Я себя перестала понимать. Если честно – я тебя боюсь. Чувствую, влипла - коготки уже не выдернуть, не уйти, не убежать так просто… Но страшно и интересно, что же будет дальше ? Кто ты, Серёжа?
          Я накрыл ладонью её тонкую кисть.
          - Всё будет хорошо. Ты в сказке. А я – сказочник. Немного волшебник. Покатаемся по городу ?
          - Да…
          Подошел Рома. Улыбнулся, присел рядом. Талифа осторожно устроилась у меня на плече.
          - Как учёба, Рома ?
          - Нормально, Сергей Викторович. Последний курс тяну. Трудно, но не голодно...
          - Ты же  на факультете радиоэлектроники, кажется? Серьёзная наука. Запомни, электроника - это наука о контактах… Жизнь, впрочем, тоже, если разобраться.. Спасибо за холодное пиво и вкусную еду.
          - Заходите еще, Сергей Викторович. Вам я всегда рад.
          - Сдачи не надо…
          - Спасибо.

        Мы вышли из паба. Было уже темно. От асфальта и гранитных стен старинных домов пекло жаром. Водителя в машине не было. Как и договаривались. Я открыл правую переднюю дверь. Женщина послушно села на сидение. Я занял место пропавшего водителя. Талифа деликатно спустилась с плеча на заднее сидение, легла и тут же, закрыв глаза, замурлыкала от последствий сытного ужина. Я нажал кнопку кондиционера и включил музыку.
       - Куда поедем ?
       - Ты собираешься  угнать машину? - тихо спросила женщина.
       Я вздохнул. Равнодушно и спокойно объяснил:
       - Одной ходкой больше, одной меньше… Разницы не вижу. Всё равно топтать её, проклятую…
       - Кого топтать? - Ирина заволновалась.
       - Зону.
       - Какую зону? Чернобыльскую ?
       - Тюремную…
       - ....

      Я убрал музыку и тихо запел:
  … И по тундре,
                По железной, по дороге,
                Где мчит курьерский
                Воркута – Ленинград….

        - Вот оно что…Я догадывалась… И много этих ходок уже было?
        - Шесть. Сейчас седьмую намотаю…
        К нам спереди медленно приближались два милиционера. Были они в рубашках без рукавов, в светоотражающих зелёных жилетах, в белых ремнях и таких же кобурах. Страшно, аж жуть. Я приоткрыл  окно.

        Старший лейтенант приложил руку к козырьку, представился.
        - Здесь стоянка запрещена. Ваши документы, пожалуйста…
        Я спокойно протянул им свое удостоверение. Женщина вжалась в сидение.
        Страж порядка , он же  гроза преступного мира посмотрел удостоверение, потом сложил и вернул  его мне. Приложил пальцы к козырьку фуражки.
         - Извините. Счастливого пути.

        Машина бесшумно скатилась вниз к Крещатику, пересекла его и по улице Грушевского подняла нас к метро “Арсенальная”, потом, миновав бывшую улицу Московскую, плавно повезла вдоль храмов Киево – Печерской лавры. Потом затяжной спуск и поворот налево. На набережной машина остановилась. Мы медленно зашли в летнее кафе, сели за столик. Я кивнул ей в дальний угол – туалет.
         - Волшебник… Теперь – верю.
        Мы долго сидели, ели вкусное мороженое, дышали свежим воздухом спящего Днепра.

       Я привез её к дому в два часа ночи. Провёл к подъезду, поцеловал руку.
       - Сказка закончилась ? – тихо спросила она.
       - Сказка началась.

       Дома, когда я уже лежал в постели, ко мне залезла Талифа. Устраивая себе место для ночлега, тихо прошамкала:
       - Хорошо, что не торопил события.
       - Что ?!!! – закричал я.
       Талька встала, выгнула спину, снова легла.
       - Спи, волшебник, - чётко сказала она, потом закрыла глаза и замурлыкала.

        Я люблю это место на карте – Север. Стараюсь всегда писать это слово с большой буквы. И еще люблю называть Север Северами. Ведь он огромен, этот Север,- холодный, студеный, пронизывающий, дымящийся от низких температур, неприветливый и суровый, грозный и безжалостный. А еще он милый и честный, строгий и справедливый, красивый, нежный., Поющий криком птиц, шуршащий мелкой пятнистой прибрежной галькой, чистый голубыми льдами, синими водами и белыми снегами.
         Север – это жизнь вне твоей жизни. Ему не важна твоя жизнь, твои переживания и восхищения. Север безмолвен, суров и страшен. Он  способен оценивать лишь поступки. Хорошим мужским  поступкам Север рад, за плохие  и подлые – наказывает строго.

         Через два дня мы летели на Север. Встав на курс и набрав эшелон, я включил автопилот на огромном транспортном Ил-76тд  и убедившись в переходе на автоматический режим, расслабился. Оттянул ногами командирское кресло подальше от штурвала, вытянул ноги и полулежа, в тепле и под равномерный свист четырех турбин, задумался. За моей спиной, в песцовом унте спала Талифа.

         Итак, мне дана еще одна жизнь – вторая. Первую, таким образом, я уже прожил. Была она хорошая, насыщенная. Была прожита в любви, ласке и добре. Закончилась только она плохо, эта первая  моя жизнь. Рано ушла из этой жизни жена. А без неё - какая это жизнь? Это уже не жизнь… Прав был Красномордый, ох, прав… Ну, хорошо, вторая – так вторая. Но что в ней уже может быть интересного?  Первая жизнь понятно - курсант, боевой лётчик, молодой муж при  красавице -  жене, рождение сына, присвоение звания Заслуженного военного лётчика РФ, в сорок четыре генерал-майор авиации, рождение внучки.

          На Чукотке, как-то  на собаках уехали с женой далеко в студёную тишину  Арктики и кричали, выли, плакали от чувств,  потому, что простыми словами нельзя было передать это бескрайнее, всепоглощающее  ощущение счастья и передать это чувство  словами, жестами, мимикой не было сил. Кричали громко и честно. Собаки завалились на передние лапы ,  удивленно смотрели и не могли понять их вдруг нахлынувшего чувства счастья. Ведь  это же было….

          А сейчас? Летаю на транспортном Ил-76тд.  Ну, зарплата… Как у маршала или даже генералиссимуса. Но не в этом дело. Уже ничего не радует так, как раньше. Даже радости жизни нет.  Так, однотонная серость. Или даже – привычка, укоренившаяся из – за множества  прожитых лет. Дни летят как листья с дерева поздней осенью. Все как-то тускло, серо, одноцветно и одномотивно. Одна и та же пластинка.  Вроде и играет, а радости не приносит. И сны какие-то жуткие, длинные, однообразные.  Старость, что ли ?   Вряд ли… Просто – состояние души, зола на дне жизни.  Слабый огонь.  Еще и гореть долго будет, но тепла от него никакого. Хотя, подожди. А эта Ира, кормившая его лавашом и отвратительной колбасой? Может она – это и есть главная мысль второй жизни ?  Или это  всё проделки Красного человечка,- и Ира и эта говорящая Талифа… Ну разве нормальные кошки умеют разговаривать человеческим языком ? Да еще и давать ему советы. Ладно, с кошкой разберусь. А вот эта женщина… Не ошибиться бы… И вообще, Красномордый – друг или враг? Вроде ничего плохого и не сделал. Жизни раздаёт.  Странно.

           В кабину поднялась стюардесса, она же врач с высшим образованием, она же – всё остальное. Из сумки достала судок с мелко порезанной семгой, протянула вилку. Тут же открыла двухлитровую бутылку финского напитка со странным названием “Cала” – cамый безвредный из всех напитков в мире.
          - Пожуйте, Сергей Викторович, и воду не забывайте пить. Лететь еще долго, чтоб ушки не болели - попыталась изобразить из себя врача Санёчек.
          На неё было приятно посмотреть: Небольшого размера лётная меховая куртка, синие ушитые ползуны и рыжие собачьи унты. На голове,- кожаная с мехом вовнутрь бандана. На бандане – черные солнцезащитные очки. Не член экипажа, а приятно-действующий эликсир на членов экипажа. Красива, умна, эпотажна, на пляже – глаз не отвести. Умеет всё. Все хвалят. И за это мужская половина экипажа ежемесячно доплачивает ей из своих кровных.   Вторая стюардесса Вика - завидует. Я в эти игры не играю - мне нельзя. Я - командир. Сядет на шею и ножки свесит. Санёчек надувает губки - обижаете вы меня, Сергей Викторович. Я не такая… Правильно. Не такая. Потому, что не было ничего. А случись что – вот они ножки, с шеи свисают. И за ухи крутят больно: направо ! А теперь – налево. Быстро !!!

           - Можно подержаться за штурвал?, А, Сергей Викторович?
           - Подержись.
          Санёчек деликатно садится мне на колени, своими детскими ладошками обхватывает черные резиновые оплётки штурвала. Её попка, даже через меховые ползуны, приятно волнует мое тело. 
           - Погоняйте меня…- просит .
           - Курс ?
           - 343 градуса !
           - Скорость?
           - Приборная 640, истинная- 710 !
           - Остаток ?
           - Двадцать восемь !
           - Место ?
           И тут же Санёчкин звонкий командирский голос- запрос по внутрибортовой связи:
           - Штурман ! Место ?!!
           - Да какое там место? Тут я стою, от тебя рядом,-  отвечает ей штурман, стоящий у нас за спиной.
          Правый летчик, штурман и  бортач смеются. Я заваливаю Санечку на себя, разворачиваю и целую её сухие губы, пахнущие соком  кокоса .  Замок на  куртке низко опущен и я осторожно трогаю через белый свитер её грудь – тёплую и приятную на ощупь…

          - Товарищ командир ! – бортач легонько трясет меня за правую ногу,- через две минуты доворот…Просыпайтесь…
          - Принято...
          Пододвигаю кресло ближе к штурвалу , блокирую его положение  по трём осям, надеваю наушники, взгляд скользит по панели приборов.  Всё хорошо. Жизнь продолжается.

          Десять суток полетов по Северам закончились. Мало что запомнилось. Погрузка. Разгрузка. Чужие лица. Разговоры, запах рыбы, дешевых сигарет и унылые лица шахтеров в Баренцбурге. И еще шесть попыток захода на посадку на ледовый аэродром острова Греэм-Бэлл, что на архипелаге земля Франца Иосифа. Вернее, крайний заход, ибо больше болтаться в небе как говно в проруби, смысла не было,- две минуты как малиново мигала лампочка СОРЦ (сигнализация  об опасных режимах и целеуказания) - топлива осталось чуть-чуть.
          Зажимаю зубами новую Беломорину, Вика подносит трясущийся огонь зажигалки. Стараясь говорить спокойным голосом, начинаю :
          - Внимание, экипаж. Еще одна попытка. Крайняя.  Надо сесть. Ощетинились, бродяги !
         И  повторяя  команду  старых  полярных  летчиков, летавших еще  без гидроусилителей рулей высоты, сам  себе  негромко  командую :
         - Взяли ...
        Самолет  тяжело валится на крыло, скользит из-за огромной массы льда, покрывшего его плоскости ,  потом с натугой выходит в горизонтальный полет на глиссаду. Впереди ледовый аэродром. Его не видно.
          - На курсе.... На глиссаде....Вертикальная - три... Продолжайте снижение...В  створе... - медленно - тягучий, тревожный  голос диспетчера в наушниках. И тут же резкий , приглушенный  крик :
          - Высоту  теряешь !  На оборотах !!!
          - Да я  в  курсе... Я эту  полосу  задницей  чувствую, здесь она где-то... Здесь,  родная...    
          - Полоса под нами !!! Высота четыре !!! – орет штурман.
         У него лучший обзор, он сидит в самом носу , в застекленном коке самолета. Бортач мгновенно убирает обороты и резко нажимает кнопку выпуска интерцепторов, стараясь прижать самолет к твердыне. Я выбираю штурвал на себя. Резкий удар.  Грохот… И вдруг знакомый и такой радостный шорох колес о лёд. Гудит реверс. Сели. Сто девяносто тонн авиации катится по льду. Будем жить.

                3.

              Мы сели в Киеве утром, когда воздушные коридоры еще  были пусты. Полоса была мокрой от ночного дождя. Диспетчер, доложив коэффициент  сцепления колес на влажной взлетно - посадочной полосе, предупредил :- осторожно… Дружно посмеялись. 
            Быстро сдали бортовые журналы  и  полётную документацию. Я оставил борт на попечение экипажа и зашел к директору фирмы – моему старому боевому товарищу по службе в Дальней авиации. Вместе с ним мы создали  эту авиакомпанию. Я был у него первым заместителем. Сан Саныч выпил стакан коньяка, показывая этим все одновременно: и свое здоровье, и радость от нашего благополучного возвращения, и уважение авиационным традициям. Я выпил у него чая, обговорил срочные вопросы и,  захватив продукты, которые мне стюардесса Вика наложила в парашютную сумку, уехал с Талифой с аэродрома.

            Дома нас никто не ждал.

                2.

            В квартире было чисто. По всему чувствовалось – утром приходила Елена Ивановна – соседка, которой я немного платил за уборку в квартире в дни моего отсутствия. Я переложил продукты в холодильник, включил музыку, отрезал Талифе кусок рыбы и ушел в ванную.

           Я не мог позвонить Ирине,- я не знал её номер телефона, не мог пойти к ней,- я не знал номера ее квартиры и вообще я ничего не знал о ней. Ну, имя, фамилию – это она сама мне сказала. О другом я её не спрашивал, а она не рассказывала. Интересно, она ждала меня? Улетел, не предупредил, мог бы позвонить – но куда? Странно, но сейчас я не хотел видеть никого, кроме нее. Я уже знал, что в половине пятого вечера я пойду в парк и буду ждать ее на той, нашей, скамейке. Я никак не мог понять,что это: влечение, влюблённость, любовь с первого взгляда или всё это проделки Красномордого ?

            Я вышел из душа с полотенцем в руках. Талифа лежала на диване и тоскливо смотрела на меня.
            - Накройся, извращенец. Тут же дама …- тихо сказала Талька и отвернулась.
           Мои мокрые волосы на голове зашевелились, тело покрылось от ужаса гусиной кожей… Я быстро накинул халат, взял сонную кошку на руки и вышел на балкон. Я сел в кресло, закурил, погладил Талифу и осторожно спросил:
           - Ты кто, Таля ?
           - Дама.
           - Ты женщина? - моему ужасу не было предела. Во рту мгновенно пересохло, язык ворочался безжизненно и звук он издавал испуганный и растерянный.
           - Я кошка. Но я – Дама. Я - вторая по иерархическому построению в мире кошек . Выше меня только Королева-кошка. Дам в мире только четыре, так что веди себя достойно, ты же Аристократ Неба, насколько я знаю…
           - Да. Талифа, скажи, а Ира по мне скучает …
           - Скучает. Она все дни смотрела из окна на скамейку. Ждала. Выглядывала тебя. А ты… так не делается, Серёжа. Женщину нельзя таким образом мучать. И расскажи ты ей о себе, а то диапазон её предположений хуже не придумаешь – от вора с шестью судимостями до бомжа. Ниже куда уж ?. Иногда она думает, что ты гипнотизёр из цирка… но в этом случае лучше быть бомжом. Циркачи животных мучают. Не люблю я  их.
           - А она действительно одна ?
           - Она одна. И даже скажу больше – у нее кроме мужа никого не было… Да и тот…Больше по пьяной части. Не котяра, короче . Но, Серёжа…это между нами. Она в лицее преподает географию. Зарплата… ну, ты по колбасе догадываешься… У нее есть дочь, у дочери есть парень. Дело идет к свадьбе.
           - А я ей нравлюсь? -  скажи Талюш…
           - Да нравишься, нравишься…- Талька  зевнула. 
           - Таля, еще один вопрос можно ?
           - Спрашивай.
           - Кто такой Красномордый ? Почему он лезет в мою жизнь? Он друг мне или враг ?
           - Сложные вопросы… Я не все знаю, но что знаю – расскажу. Я твоя должница и потому вправе считать себя твоей помощницей… Но об этом потом.
           Талька надолго задумалась.
           - Ты помнишь, у твоего отца был друг – Панчер Иван Моисеевич?
           - Помню. Он иногда приезжал к нам в гости. Я помню, у него была красавица - жена, значительно моложе Ивана Моисеевича.
           - Ну вот… Когда-то Панчер во время войны,  был механиком самолета у твоего отца. Потом при бомбёжке аэродрома где-то под Орлом, Панчер был ранен, эвакуирован в госпиталь и после лечения пропал. А вот в пятидесятом году Панчера арестовали органы НКВД. Конечно же ему грозил расстрел. Тогда за такие преступления была одна статья и мера наказания – тоже одна. Ну, ты понимаешь… Твой отец тогда встал на защиту Панчера и даже принял его в свой полк механиком на должность вольнонаемного. Они стали друзьями и Иван Моисеевич любил кстати и некстати рассказывать об этом поступке твоего отца и всем клялся, что друга у него лучше, чем твой отец нет…
            - Таля, я о Красномордом спрашивал, ты не забыла ?
            - Не спеши… Слушай дальше. Так вот, В середине пятидесятых Панчер женился. Тогда модно было фронтовикам брать в жёны девушек чуть ли не в два раза себя моложе. Как ты понимаешь – война выбила большую часть мужчин. Да… Была свадьба. А потом Панчер узнал, что до него с его молодой женой крутил любовь твой отец. Был разговор, твой отец хватался за пистолет, стрелял,  но дело замяли. Но дружбы уже не было. И только когда твой отец женился и ты появился на свет – Иван Моисеевич изредка заезжал к твоему отцу в гости. А в 1968 году они с женой внезапно умерли от эпидемии холеры в каком-то райцентре Семипалатинской области…
             - Ну и что ?
             - А то… Панчер – это червонный пан. Он же  - Краснорожий, как ты его называешь…
             - Ничего себе новости…
             - То-то и оно…Я не знаю, враг- ли тебе Панчер, но то, что не друг – это точно. Будь с ним осторожен – не прогадаешь.
             - А ты, - я повернул Тальку мордочкой к себе,- как оказалась в его компании?
             - Я – сама по себе. То, что я появилась в твоей жизни в один день с Краснорожим – простое совпадение. Но ты мне можешь доверять полностью. Я тебе друг.
             Я поднял Талифу и поцеловал её в нос. Талька прищурила свои изумрудные глазки.

             В парке было прохладно. Очевидно собирался опять дождь, так как небо было закрыто тучами. Я заметил Ирину издалека. Была она в голубой юбке и белой ветровке. В руках у нее был портфель и небольшой пакет. Она подошла и присела на краешек скамейки.
           - Нашлась пропажа… Срок мотал по зонам ? Или что-то веселое придумаешь ?
           - Я был на Северах – на Новой земле, На острове Шпицбергене, на земле Франца-Иосифа…
          Ирина тяжело вздохнула.  Для нее, учителя географии, эти названия не были простым звуком. Она прекрасно ориентировалась в географической карте мира.
          - А где это такой остров – Шпицберген?  Это из архипелага Алеутских островов ?
          - Шпицберген – это северная Атлантика, До Алеутских островов надо пол земного шарика пролететь. Хотя, я и там был. С Уэлена как-то  летали.
          - Ты геолог ?
          - Нет. Я летчик.
            Женщина усмехнулась:
          - Заслуженный полярный летчик, да ? Ты летаешь в унтах и меховой куртке, лично знаком с Артуром Чилингаровым и вообще, ты – генерал Нобиле…
         - Ты почти угадала. Я Заслуженный военный летчик и действительно знаком с Артуром Николаевичем и я – генерал-майор авиации… Я бывший военный летчик, летал всю жизнь в Дальней авиации на бомбардировщиках, а теперь вот… грузы вожу на транспортном самолете.
         - Каждый второй мужик, с которым я встречалась в своей жизни, - или адмирал,  или командир флотилии,  или пьяница… Правда, муж был одновременно и тем, и другим, но чаще третьим.  Ладно, Серёжа, пойду я домой. Устала.
        - А муж твой действительно был адмиралом ?
        - Зачем ему было быть, если можно казаться. Тоже острослов был – не приведи Господь. Все острова знал наизусть. Даже остров Змеиный, на котором он служил командиром подводной лодки…
       - Да не было там подводных лодок…
       - Так а я за что… Но муж утверждал – были и есть.

       - Послушай,- я предпринял последнюю попытку, чувствуя, что Ирина сейчас уйдет навсегда,- у тебя есть время? Давай сьездим сейчас ко мне на дачу. Там тепло и хорошо. Я привезу тебя назад по первому твоему требованию. Посидим, поговорим. Уверен,- ты изменишь свое мнение обо мне, по крайней мере у тебя больше не будет оснований мне не верить… Ну?
       Ирина внимательно посмотрела на меня, чуть прищурила свои серые глаза.
       - На Свальбарде есть города?
       - Есть один – Лонгьир. Но мы садимся на аэродроме поселка Баренцбург.
       - Правильно. Хорошо – рискну. Как одеваться?
       - Тебе будет хорошо в любом наряде.
       - Подождешь минут тридцать?

       Мы ехали с Ирой на дачу. Она была в джинсах, легком свитере и ветровке.
       - Будем проезжать аптеку – останови, пожалуйста…. Кажется , я простыла. Знобит слегка.
       - У меня есть лекарства на даче. Приедем – вылечу.
       - Лекарства,- это сто грамм и грелка во весь рост ?
       - Сейчас высажу.
       - Молчу…
       Возле продовольственного магазина я остановился – надо было купить Талифе сметану и творог. Я протянул Ирине свой телефон.
       - Прозвони  дочери. Скажи номер автомобиля и обьясни: едешь на дачу к другу, тебе ничего не угрожает, дома будешь завтра утром.  Пускай у нее останется мой номер мобильного телефона…
       - Откуда ты знаешь про дочь?
       - Позвони ей… Что бы она не волновалась.

       Первым делом я показал ей ванную – большую и красивую.
       -  Начинаем лечение. Давай будем  без всяких ненужных китайских  церемоний.  Я тебе сейчас наберу воды в  ванну, раздевайся и ложись. Ты должна прогреться, причем не только снаружи, но и изнутри. Лежи и грейся. Я пока ужин приготовлю.  Вот здесь на вешалке халат – оденешь. И теплые тапочки. Полотенце – рядом с тобой, справа.
       Я плеснул на дно ванны шампунь и  включил горячую воду.
       - Запора на двери нет. Могу зайти в любую минуту, так что лежать в воде - по самую шею. Вопросы ?  Нет?  Выполнять.
       - Синяя борода…- проворчала Ирина мне вслед.

       Я достал из морозилки манты, отобрал штук пятнадцать и поставил их варить на пару в мантыжнице. Потом порезал сёмгу, открыл бутылку сухого  красного “Мерло”, на столик поставил два бокала, тарелки  и вилки с ножами. К столику с двух сторон подтянул кресла. На левое, Иринино кресло,  положил толстый шерстяной плед.. В камине разжег огонь – розовый и  горячий, потрескивающий березовыми поленьями..   Потом переоделся: одел джинсы и светлую рубашку.
       Лежавшая в кресле Талька подняла голову, тихо сказала:
       - Если что увижу или почувствую  –  морду расцарапаю.
       - Я те расцарапаю …
       - Увидишь…

       Ира лежала в пене по самый подбородок. На голове – полотенце, скрученное тюрбаном.
        - Лежишь ?
        - Лечусь по твоей методе.
        - Помогает?
        - Безусловно.
        Сбоку на ванной я нажал синюю кнопку – режим джакузи. Из крохотных отверстий по периметру  полилась вода, наполненная пузырьками воздуха. Тонкие струи начали массажировать тело. Ирина зашевелилась.
        - Приятно, - сказала тихо. – В прошлом году в декабре была в Евпатории. Купаться в море уже было поздно - ветер, холод, дожди.. Так мы с подружкой ходили в бассейн. Такой огромный и стеклянный и прямо в центре города. А поутру ездили в Майнаки. Там была такая же ванна. Лежишь, а тебя массажирует вода тоненькими острыми струйками. Так хорошо…
         - Лежи. Отдыхай и прогревайся.
         Я вышел, налил половину бокала красного сухого, поставил его на поребрик камина. Огонь весело заплясал в бокале. Тёплое вино я занес в ванную.
         - Выпей.
         - Опьянею.
         - Да…
         Она мелкими глотками выпила теплый, нежный, тёмно - красный хмель  старого  бархата.
         - Пропала я …

         А потом они долго сидели у камина. Ели манты и сёмгу,она  пила вино, он -  сок. Долго впитывали в себя тепло камина. Он рассказывал ей о деде Максиме и его жене, которые в свои 65 остались без крыши над головой и он поселил их у себя в двухкомнатном флигеле, о  Северах, об Антарктиде и тамошнем  аэродроме Марч, на котором он был недавно, о голубых китах, которых видно с высоты десять тысяч метров, о северном сиянии и красно -  коричневой глине  на аэродромах государства Конго, о пирамиде Хеопса и удивительно красивой бухте города Аделаида. Потом он взял гитару и тихо пел песни о летчиках, о погибшем в Афгане  друге- старшине, о летчике - бомбёре, для которого внезапно  остановилось время и старую, тревожно -  тягучую  казацкую песню “Не для меня”. А еще красивую, тихую и душевную песню о любви:
                Я... свяжу тебе жизнь... Из пушистых мохеровых ниток...
                Я... свяжу тебе жизнь... Не солгу ни единой петли...
                Я... свяжу тебе жизнь... Где... узором по полю молитвы...
                Пожелания счастья... В лучах... настоящей любви...
                Я... свяжу тебе жизнь... Из веселой меланжевой пряжи...
                Я... свяжу тебе жизнь... И потом... от души подарю...
                Где... я нитки беру? Никому... никогда... не признаюсь...
                Чтоб... связать... тебе жизнь... Я... тайком распускаю... свою...(с)

        Далеко за полночь они поднялись на второй этаж  и он завел ее в комнату.
        - Спать будешь здесь, в моем кабинете. Туалет и умывальник -  за этой дверью. Будет страшно – смело хватай шашку и руби головы супостатам, - он показал рукой на висевшую над большим кожаным диваном изогнутую, в серебряных ножнах,  саблю.
        Из шкафа он достал белье, одеяло и подушку.

        На стене –  в красивой рамке под стеклом , - большая цветная фотография: на фоне огромного бомбардировщика стояли два генерала – молодой и пожилой, с головой белой словно снег. У него чуть ниже левого погона  блестела золотом  звезда  Героя Советского Союза.
        Она шёпотом и как-то с испугом спросила:
        - Это ты, Серёжа ?
        - Да. Это мы с батей. За год до его смерти.
        Она прижалась к нему, нежно провела своей рукой по его груди.
        - Прости  меня… Я тебе не верила…
        - Не беда. Спи. Спокойной ночи.
        Он спустился на первый этаж, Талька мгновенно вскочила ему на плечо, быстро обнюхала и спокойно положила голову себе на лапы.
        - Пошли и мы спать, Талифа из сада радужных хризантем…
        Талька наждачно лизнула его в шею.

                3.

          Ей не спалось. Было  приятно так обмануться в Сергее. Как же она могла  сначала так о  нём подумать?  Неужели с самого начала, с самого его первого слова: – Устали ? – она не поняла, что перед ней порядочный, добрый и хороший человек. Как же плохо, несправедливо, грубо она вела себя… Проверяла его… Да он этот Свальбард  знает лучше её в тысячу раз, а ты его как школьника экзаменовала… А он даже не обиделся,  хотя прекрасно понимал – его просто проверяют…Другой бы на его месте возмутился, ответил грубостью или сам в ответ, задал вопрос, на который она ответить не смогла.  А потом бы смеялся… А он так не сделал. Терпеливо ждал.
         И его легкость, непринужденность с которой он парил по жизни… Всё доступно, всё возможно, везде друзья…Везде его уважают. И везде он свой. И всегда хорошо одет, умеет себя вести и главное – не пьёт. Всю жизнь этот критерий: пьёт – не пьет,- был для неё определяющим. Но совсем непьющих она так и не встречала. Сережа – первый.
         Все было необычно, красиво,  волнующе  и  в её жизни -  впервые.

         Она встала, надела халат и прошлась по кабинету. В углу, в нише висели еще сабли: кривые, изогнутые и прямые. У некоторых были на рукоятях завязаны красивые ленты с небольшими помпонами - желудями на конце, а на одной, прямой, с тусклым лезвием сабле на ручке была красиво вделана  серебряная звезда в виде старинного ордена. На противоположной стене висел пистолет в коричневой деревянной кобуре. Из кобуры торчал конец ручки – круглый и с темным кольцом, а сама кобура висела на тонком кожаном ремешке. Такой пистолет она видела в фильмах о Гражданской войне.
          В углу на массивном столе в золоченой рамке стояла еще одна, главная фотография. Ей не надо было ничего объяснять  и подсказывать, она поняла – это его жена. Та, которой уже нет. На фотографии женщина лежала на диване, красиво раскидав свои золотые волосы. В руках она держала букет темно-красных роз. Лица женщины почти  не было видно. Ирина отметила только хорошо видимую родинку на левой груди и белые лифчик и трусики. Она пересчитала розы. Пятнадцать. Что это было? Скорее всего – пятнадцатая годовщина свадьбы. Значит, на фото женщине тридцать с небольшим. Сфотографировано, очевидно, не дома, а где-то на море: на заднем плане был хорошо виден столик  с блестящими металлическими ножками. Таких дома не держат. На шее женщины – тонкая золотая цепочка.
         Боль резко сдавила сердце. Ладони взмокли. Стало трудно дышать. “Ревную”,- подумала она. “ Ну какая же я дура…”

         Она выключила настольную лампу, зашла за портьеру и открыла створку окна. В свете лунного света она увидела задний двор дачи: лужайку, круглый пластиковый стол, несколько таких же кресел. По лужайке узкой змеёй вился поливочный шланг. В конце лужайки был небольшой песчаный пляж. Слева и справа стояли стеной густые камыши. Из камышей вышел человек, оглянулся  и  взвалив что-то тяжелое на спину, медленно пошел к даче. Шел он не спеша и согнувшись , его лица она не видела. От страха она окаменела…
          Она лежала на диване минут двадцать . Было тихо. Осторожно она поднялась, тихо вышла из комнаты, подошла к окну. Во дворе, около небольшого флигеля горел свет. На двух небольших табуретках сидели Сергей и дед Максим, живший со своей женой в этом  домике из белого кирпича. Перед ними стояло корыто,  в котором плескалась рыба. Жена деда Максима чуть в сторонке чистила карасей. Мужчины сидели и курили, возле деда Максима стояла открытая двухлитровая бутылка пива “Cармат”.
          От этой увиденной картины, от спокойствия, исходившее от вида тихо разговаривающих мужчин, от этой медленной, неторопливой, словно плывущей тишине времени её глаза наполнились слезами. Ей сразу же стало спокойно, тихо и нежно на душе. Уже не было страха, не колотилось сердце и не замирало дыхание, - все стало спокойно, приятно, понятно и легко. И эта лёгкость передалась её телу,- она словно потеряла вес, стала невесомой и лёгкой… Ей казалось, что она может летать.
          Так спокойно, глубоко  и долго  она давно не спала. Открыв глаза, взглянула на часы - десять утра. Окно она забыла закрыть и свежий ветерок шаловливо шевелил шторы. Она встала, умылась, почистила зубы и потуже завязав халат, босая спустилась вниз. Сергей сидел на веранде. Увидев её, вскочил, улыбнулся.
          - Ты вовремя. Сейчас чай пить будем. Тебе какой заварить?
          - Как себе.
          - Спала хорошо?
          - Прекрасно. Давно так хорошо не было.
          - Ты когда-нибудь по Днепру на прогулочном катере каталась?
          Она чуть заметно улыбнулась, наморщила лоб.
           - Дай вспомнить… Когда-то каталась, в детстве. Кажется тогда мне было лет 6 – 7…
           - Тогда сделаем так: сейчас выпьем чай, а позавтракаем на корабле. Я тоже давно по Днепру не катался.

            Они сидели на самой верхней палубе корабля,  там, где был ресторан. От солнца их защищал светло - зеленый тент. Легкий ветерок  нежно шевелил её светлые волосы. Они ели зефир в шоколаде, и пили шампанское и квас. Люди приходили и уходили, а они все сидели и разговаривали. Несколько раз их корабль швартовался, были слышны детские голоса на причале, потом они снова плыли и женщина, стоящая на берегу со щитом и мечом много раз смотрела на них и чуть заметно улыбалась. Талька, объевшись креветками, лежала на ветровке в глубине соседнего  кресла и спала.
             А когда огромное красное солнце коснулось  щита  женщины с мечом, они заехали на Виноградарь, переоделись и  медленно поехали по городу. Их машина припарковалась на Большой  Васильковской улице  у здания Национального дворца  “Украина”. Около входа их ждал мужчина в смокинге. Был он высок, красив и носил длинные черные волосы. Он приветливо улыбался.
             - Андрей. Лучший барабанщик мира,- представил его Сергей.
             Тот засмущался, мотнул длинными волосами.
             - Может и не лучший, но в десятку лучших ударников мира вхожу… - и совсем уж весело добавил:
             - Восьмой ряд. Отдыхайте.
             Он протянул им две контрамарки, улыбнулся и удалился.

             Сергей подвел её к огромному зеркалу.
             - Посмотри, какая ты красивая…
             - Я никогда такой не была.
             - Ты в сказке. Здесь всё красиво. Здесь всё доступно и возможно. Этот дворец – для тебя и концерт для тебя, и отражение красоты твоей -  не отражение , а ты .Настоящая.. Здесь жизнь – для тебя, время для тебя, ветер, солнце, вода и ночь – для тебя.
              - А для тебя ? – Ирина замерла.
              - А для меня – твои желания.
              - И все ?
              Он привлёк её к себе, чуть прикоснулся телом к ее груди  и  почувствовав сквозь ткань рубашки острые  как автоматные пули соски, поцеловал уголки  её  губ.
               Сказка продолжалась. 

               В спальне я включил кондиционер и лег в постель. “ А что если сейчас я схожу к ней в гости?  Ведь так этот день и должен закончиться – вместе и в одной кровати. Зайду, скажу что мне не спится, присяду на диван, потрогаю её руки, волосы… Потом поцелую… Потом прилягу рядом…Да нет. Слишком просто. Так не делается. Я оденусь, зайду к ней и предложу сходить на пляж – искупаться. Она разденется, мы искупаемся, а  потом я её голую вытру полотенцем…Стоп! Это уже вообще кадры из индийского слезоточивого фильма. Еще на лужайке потанцевать с закатыванием глаз и выламыванием рук при выполнении непонятных движений…
              Не. Тут надо всё проще. А как?  Сейчас позвонить ей на мобильный и пожаловаться на бессонницу… Попросить её прийти ко мне… Ну это вообще бред . Она права будет если в телефон прямо спросит – сказка закончилась? Пришло время платить ?
              Вот еще хороший вариант. Сейчас начищу на поднос мандарин  и помою виноград, захвачу бутылку вина… Где-то я это уже  видел? Ах, да… Товарищ Саахов из “ Кавказской пленницы”. Потом выйти от неё с пустым подносом и жалобно заблеять: - Это же хулиганство, панымаишь…”

               Я вышел на балкон, закурил.  Через штору окна кабинета был заметен нежно -  зеленый свет настольной лампы.

               - Ложись спать, страдалец, - Талька удобнее улеглась у меня в ногах. Её глаза блеснули лучом  изумрудной грани, - ты правильно всё делаешь. Знаешь, сколько она за свою жизнь  наслушалась предложений переспать вместе? Дай ей отдохнуть от пошлой банальности. Дай ей понять – ты не такой. Ты другой,- лучше, мудрее, серьезней и нежнее. Поверь мне – она оценит сегодняшнее твое поведение. Аристократы  не спешат в этих вопросах, у быдла  же – нет рычагов сдерживания своих желаний. Причина проста: быдлу  кроме секса больше нечего предложить.. А ты ей уже предложил много другого  за эти два дня. Многое показал, многое дал почувствовать впервые в её жизни. Этих переживаний ей хватит на долго… Она и сейчас думает о тебе… Не спеши… Она сама тебе подарит любовь.
                - Таля, а почему ты помогаешь мне?
                - А  ты не помнишь?  Я  тебе  напомню.  Однажды зимой, когда я замерзала и жизнь уже едва теплилась в моем теле,  на заброшенном аэродроме поселка Хальмер-Ю ты спас мне жизнь. Ты подобрал меня в метель, засунул за пазуху между мехом куртки и шерстью твоего толстого свитера,  согрел у  себя на груди и отдал в экипаж  Ан-26 воркутинского авиаотряда. Я тогда выжила благодаря тебе… Но я  ушла от них. Жила в Домодедово, потом в Моршанске, ну а потом в Киеве. А когда почувствовала тебя где-то рядом – нашла тебя. У кошки ведь нюх – кошачий.
                - Теперь будешь  постоянно у меня жить? Котят нарожаешь…
                - Нет, Серёжа, я у тебя не задержусь. Меня зовут в Венгрию, там под городком  Дебрецен   находится местопребывание Королевы – кошки. Я, по всей видимости, займу место вместо медленно умирающей старой  Королевы.
                - А зачем тебе быть Королевой ?
                Талька долго молчала. Затем бесшумно подошла ко мне, улеглась у моей головы  и зашептала. Её лёгкое дыхание приятно щекотало мне ухо.
                - Королева – кошка  - единственная из всех животных на Земле, которая способна перевоплощаться в человека. Я хочу хоть на миг стать женщиной, я хочу понять, что такое человеческая любовь, я хочу узнать, - как это любить, я мечтаю на миг почувствовать себя любимой женщиной… Любовь кошки и любовь женщины – две разные вещи… А теперь спи… Я люблю тебя, Серёжа…

                В воскресенье утром Ира запросилась домой.
               - Надо постирать, погладить, надо продуктов купить и еды наготовить. Я же – мать и у меня на попечении дочь  А потом,  ты ведь знаешь домашние дела имеют тенденцию не заканчиваться.               
                Вместе мы поехали в город, накупили продуктов. Около дома она вышла, с тоской посмотрела на меня.
               - Не хочу уходить, но надо. Привыкла к тебе.
               Она встала на цыпочки, обняла меня за шею и поцеловала.
               - Не прощаюсь…Люблю…

               В понедельник утром я зашел к директору авиационной транспортной компании. Посидели, поговорили, обсудили проблемы насущные. В этот день я специально не планировал никаких проведений занятий с лётным составом, совещаний и деловых встреч.
               - Сегодня пять лет как отца не стало. Давайте часов в одиннадцать у меня в кабинете по сто граммов пропустим за упокой души. Помянем, короче.
                - Конечно, конечно… Дело святое. Напомни только еще раз, - память  ни в ….ну, ты понял.
                Я позвонил в автопарк – пригласил подойти двух стариков-механиков, еще помнящих моего отца. Две официантки из нашего кафе начали накрывать небольшой стол в комнате отдыха. На душе было как-то тревожно. Я вспомнил последние дни жизни отца.

               Он лежал на диване, почти ничего не видел, говорил тихо, но внятно. Был он бледен. Руки были холодными, пульс то частил, то почти останавливался. Я сидел рядом с ним.
               - У тебя болит что – нибудь, батя ?
               - Да, сынок, У меня язык болит…
               - Почему? – удивился я.
               Он тихо пожаловался мне:
               - Я сто раз просил - дай мне, Машуня, сто граммчиков... А маманя не дает…
               - Сейчас решим проблему.
               Из буфета я достал бутылку коньяку, налил ему в маленький стаканчик. Рукой поднял голову бати, ему в руку вложил коньяк. Тот понюхал его, долго смотрел своими слепыми глазами как - будто оценивал свои возможности  и осторожно выпил половину.  Я опустил его голову на подушку и он уснул. Через час закряхтел – проснулся. Почувствовав мою руку, спросил:
                - Коньяк еще есть, сынок?
                - Есть, но надо закусывать.
                - Конечно, - устало согласился батя.
                Он съел  банан, допил из стаканчика коньяк и уснул.
                Через два дня утром отца не стало.

                Механик автомастерских, служивший под началом моего отца, сказал первый тост:
               - Светлым человеком был ваш отец. До последнего дня службы летал. Помню: приезжает на аэродром, самолет уже стоит на центральной заправке. Виктор Николаевич переоделся, на стол уложил брюки с лампасами, сверху китель со звездой Героя и знаком Заслуженного военного летчика, одел синие ползуны, высокие ботинки, свитер , куртку. Возле самолета подошел к экипажу, пожал всем руки и первым полез в брюхо бомбардировщика. Хороший был человек и генералом был человечным. Никого не обижал… За его светлую память. Пусть земля ему будет небом.
               Сидели долго. Много говорили об отце и вообще об авиации. Я подсел к Александру Петровичу, летавшему в экипаже отца бортрадистом.
               -  А вы Панчера такого, случайно не помните?
               - Почему не помню? Отлично помню. Мутный  был мужик. Во время войны после лёгкого ранения дизертировал с фронта. Потом его отыскали наши энкавэдэшники и чуть к стенке не поставили. Виктор Николаевич спас. А вот потом они с вашим батькой поругались, стрелялись даже. Ну… там стрелял-то один Виктор Николаевич, а Панчер визжал и увёртывался. Да…
             - А из – за чего отец стрелял в него? - прикинулся я шлангом.
             - Да там дело-то интимное было… Панчер  женился на молодой и очень красивой девушке. Кажется, ей только 18 исполнилось. Ну…как это зачастую бывает, выяснилось, что до него ваш батька её больше года ублажал. Но тут же надо было видеть вашего отца в те годы: высокий, красивый, шерстяная гимнастерка вся в орденах. Синие бриджи, широкий командирский ремень с портупеей через плечо, сзади в кобуре пистолет. Тридцать четыре, а он полковник, командир полка… Герой. Женщины таких любят. А Панчер? Маленький, кругленький, вечно какие-то спутанные волосы на голове и сзади лысина. Какой-то магией увлекался… Книжки старинные читал. Короче, был неинтересен. Говорили даже, что она сама это Панчеру высказала, неудачно сравнив Панчера с отцом вашим…
               -  А потом ?
              - Потом Панчер уволился из полка и остался где-то недалеко от аэродрома Жана – Семей что под Семипалатинском. Потом поговаривали, что он отравил свою красавицу – жену и сам через какое-то время повесился. Но после этого его, вроде бы, видели… Но точно – не знаю…
               - Понятно. Спасибо вам, Александр Петрович, что храните в душе память о моем отце…
               А через сутки, поздно вечером, выкуривая свою традиционную сигарету перед сном, Александр Петрович выпал из балкона одиннадцатого этажа своей квартиры на Троещине..

                4.

            Любовь как тоненький росток пробивал себе дорогу – к свету, теплу, счастью. Исчезло недоверие. Появилось спокойствие, нежность, красота отношений, слов, мыслей и желание видеться постоянно. Я всю жизнь не мог понять, что же такое любовь и можно ли выразить ее словами?
            - Я тоже много думала об этом и больше всех определений мне понравились слова  С.И Ожегова из его Словаря:  любовь – это чувство сердечной привязанности. Стихами можно сказать красивее, полнее, но так коротко и точно – не скажешь…Но о любви много говорить не стоит. Её надо выражать поступками, отношением к объекту своей любви, взглядом и теплом. Теплом…Теплом…Теплом…
             Я обнимал ее за талию и она будто тёплый летний ветерок обволакивала меня своей любовью и желанием. Она прижималась ко мне грудью, и  я словно втирал её стройное тело в себя, она замирала, пыталась что-то сказать, у неё не получалось, она переходила на шёпот но и он был бессвязным и всхлипывающим. А когда я отпускал её и целовал её сухие губы, её ярко зеленые глаза были  словно запотевшие изумруды и сердце билось как у пойманной ласточки. Она сидела на скамейке ровно, смотрела и не видела, её руки были непослушными, она не понимала, что с ней происходит и только живот на тонкой талии дрожал мелко и волнисто .Через минуту она начинала видеть, потом понимала где она и с удивлением смотрела на меня, словно хотела спросить: а что это было ?

            По совету мудрой Талифы свидания с Ириной я свел  до  минимума.

            - Не спеши ей надоесть, не дай  привыкнуть к твоему постоянному присутствию, пускай поскучает, пускай подумает, пускай поплачет в подушку. У нее это впервые, так что не лишай её это важного атрибута девичьей любви. У неё этого не было. А теперь есть. Дай ей пожить со своими переживаниями и мыслями.

             Прошло еще дня три.
             Я сидел у себя в кабинете и писал характеристику на командира экипажа Як-40 нашей авиакомпании. Не люблю я это дело. Никакая характеристика не отражает истинного положения вещей и не рисует портрет характеризуемого. Как там у Юлиана Семенова характеристики на офицеров СС?  Характер нордический,.. беспощаден к врагам рейха… хороший спортсмен… А шнапс пили, что было строжайше запрещено уставом для офицеров СС, зритель ни разу никого из них не видел в спортзале или на стадионе и все эсэсовцы восхищались Штирлицем – врагом рейха. А тот разъезжал по Берлину, бездельничал, играл в шахматы в каком-то кафе… А какой  же это был год? Сорок пятый, тяжелейший для фашистской Германии… Уже были созданы отряды Гитлерюгенд -   смертников  из мальчишек с фаустпатронами в руках, бесстрашно дрались танковые дивизии СС, а Штирлиц с блеском  искрометного мышления и железной логики  в  шикарно  сшитом  мундире  штандартенфюрера  СС возился с наивысшей опасностью для Германии – радисткой Кэт, катал  её в своей машине с номерами советской республики Грузия ( 21 - 47 ГРУ) и вообще на долгие годы стал любимцем наших женщин, затмив собой и Ихтиандра, и Алена Делона и даже Фанфана Тюльпана. Короче,- великая сила искусства…

               Я стоял у раскрытого окна, пил чай цвета дёгтя и курил.
               Из – за спины противный голос:
               - Доброе утро, покоритель небес и красивых женщин.
               Я обернулся. На столе, удобно устроившись на папке с документами сидел Панчер, он же Краснорожий.
                - Прочитал твою характеристику на командира экипажа. Брехню написал. Брехать-то зачем? Летать любит… Откуда ты это знаешь ? Он пиво любит и баб чужих. А летает потому, что здесь платят много. Дай ему зарплату две тыщи гривень – полетит он у тебя ? Щас… А тут и зарплата как у министра и всегда можно махинацию с излишком топлива провести, и обмануть пассажиров, которые и не догадываются, что на каждом рейсе их кормить обязаны… Только её, эту еду, забирает домой командир экипажа и его шустрая экипажная  братва. А какой он хороший семьянин? Тебе про его шашни с стюардессой рассказать или ты сам знаешь?
                - Ты учить меня собрался,  урод краснорожий ? Ты, сука, скажи – зачем ты убил Александра Петровича? Это же твоих рук дело.
                -  Конечно моих !  Петрович любил небо, любил высоту, любил летать… Красивая смерть. Лучше чем от болезни с уткой у кровати. Разве я не прав?
                - Зачем ты это сделал ?!!
                - Зачем? – Краснорожий надолго замолчал. Достал сигарету, закурил. – Из ненависти. Из - за того, что его уважали, из-за того, что ты его пригласил на годовщину смерти своего отца, из – за того , что ему было что вспомнить из фронтовых лет… Я и отца твоего ненавидел…Молодой, высокий, красивый, Герой… Я не понимал, - зачем он продолжал летать? Ему что, славы не хватало? Зачем было еще воевать, рисковать жизнью, каждый день демонстрировать свое безумство храбрых? Все и так об этом знали… Женщины его боготворили, друзья любили, подчиненные восхищались… Зачем ему было испытывать судьбу еще и еще? Я не понимаю этого…  А ты… Зачем ты летаешь? Чего тебе не хватает? У тебя все есть. Нового и еще большего, чем у тебя уже есть – у тебя не будет хоть ты вывернись наизнанку. Зачем еще и еще демонстрировать свою смелость в тех холодных и смертельно опасных маршрутах Арктики? Кто тебя поймет? Кто оценит? Твой директор, который скоро сдохнет от цирроза печени? Или эта баба, которая лучше мужика, чем вечно пьяный крановщик не могла найти…Кто ?!!
                - Продолжай…
                - Я ненавижу таких вот красавцев как твой отец, как ты, как старый Петрович… Вы портите жизнь своим друзьям, вы затмеваете их и они постоянно находятся в вашей тени. Вы не дорожите своей  жизнью и ради минутного успеха готовы поставить её на карту. Вы везде первые: в постели божественно красивых и безумно молодых женщин, в первых рядах президиумов и на первых полосах газет. Ваши имена на слуху у многих. Вы вкусно жрете и сладко пьете, вы отдыхаете в лучших санаториях страны, вы живете в квартирах, которые находятся на центральных улицах. И все должны вам потакать, угадывать ваши желания, ублажать ваши похоти, потому что вы еще мальчишками стали Героями, генералами, обвешались орденами и с  золотым шитьем мундирами. Мир должен крутиться вокруг вас. Потому, что вы – герои. Вы бесстрашные… Вы красивые, вы - самцы с огромным потенциалом мужской силы. Вы везде оставляете свой паскудный след, намертво впаивая  после себя мерзко пахнущую память: оставленные вами женщины до конца своих дней хранят память о любви, которой они якобы были награждены. Они уже никогда не полюбят своих мужей, постоянно  обманывая их в постели. Новый командир полка, приняв у вас должность никогда не поднимется до вашего уровня - память хранит того, бывшего: справедливого, красивого, высокого, любвеобильного, Героя…
             - Стань и ты героем. Прояви себя… Или слабо ?
             - Не слабо !!! Лимит героев не бесконечен. Мне просто не досталось. И жизнь моя далеко не такая, как у твоего отца или тебя. Пойми и ты меня, сучонок:  я не герой, я очень любил жизнь и эта сила жизни сделала меня трусом. Я хотел жить, жить красиво и обеспеченно, я боялся бомбежек, боялся нелепой пули, я боялся смерти… Да – я трус. И поэтому я доедал с отцова стола. Я завидовал ему. Но больше всего я  желал ему смерти. Я не мог видеть свою красавицу жену, она напоминала мне хорошо прожеванный кусок торта. Я отравил её… Я и тебя убью, щенок. У тебя не будет третьей жизни ! Не будет !!!

              Я отошел к книжному шкафу. Потихоньку выдвинул левый ящик. Под папкой лежал серый, старого воронения пистолет ТТ. Я медленно взял тэтэшник в руку, взвёл курок.
              - Ты интересно рассказываешь, Панчер…
              Я повернулся. Краснорожего  в  кабинете не было. Форточка была открыта.

              Вечером я встречал Иру на автовокзале, она на два дня ездила к тетке в Винницу. Уложив огромную сумку в багажник, она села рядом. Мы долго смотрели друг на друга. Она вся была наполнена счастьем.
              - Подожди минуточку… Во рту пересохло. Куплю воды. Тебе какую?
              - Если холодная – литровую “Байкала”.
              - Найду.
              Она бросила мобильный на сидение и быстро выскочила в душное безветрие июньского вечера. Я взял её телефон – обычную, дешёвую раскладушку. “Интересно, а как она меня в своей телефонной книге записала: Сережа, Серый, Серёженька, или как?” Я открыл её телефонную книгу в мобильнике. Замелькали фамилии и имена . Проскочил. Тихомирова Таня. Клацнул назад. Еще… Еще… Ага. Вот. Серёжа. Точно. Мой номер.
               Автоматически я нажал еще раз на возврат фамилий. Волосы на голове зашевелились. Телефон высветил: Панчер И.М.

               Дома Талифа рассеяла мои подозрения..
               - Успокойся,- сказала Талька. – Это проделки самого Краснорожего, а Ирина об этой записи, очевидно, и знать не знает. Такие дела так не делаются. Фамилию Панчера можно было легко заменить на какую-нибудь заранее обговоренную – Панченко, Ваня, Моисеева.. Да мало ли…А  потом есть основной аргумент против подозрений…
              - Какой ?
              - От неё нет запаха Панчера. В ближайший месяц они и рядом не стояли.
              - А от меня?
              Талифа прикрыла глаза, полежала так, потом зевнула.
              - Я чувствую. Едва уловимо, но есть.
              - Таля, а у тебя дети есть ?
              - Были. Но мы, кошки, заботимся о своем поколении только до времени, когда наши котята сами могут прожить. Потом материнский инстинкт сводится на нет и интерес к их дальнейшей жизни пропадает. Так заложено нашим генетическим кодом. Этот парадокс ничем не изменишь. Но есть одна моя дочь, за карьерой которой я слежу и не перестаю удивляться. Она живет в предместье Бангкока. Она тоже кошка-дама.
              - А как её зовут ?
              - Нора  Джолли  Лианкау…
              - Если хочешь, я могу завезти тебя поближе к Бангкоку. Чувствую, следующая моя командировка как раз будет в Австралию.  А лететь туда будем по проторённому маршруту через Африку, Индию и Таиланд… Думай.
              - Спасибо. Не надо.
              - Таля, а как ты думаешь, Краснорожий знает где наша дача? Он может туда заявиться?
              - Пускай приходит. Недалеко от твоей дачи в леску, который подходит к камышам, живет рысь. Молодой, но  достаточно мощный самец. Кто-то из олигархов держал дома, потом за ненадобностью выпустил. Сейчас это модно. Так вот, я поговорила с ним, и он обещал взять дачу под свою защиту. Так что будь спокоен, -  рысь -  это не шутка. Его  зовут  Ункас.
              - А как ты с ним смогла договориться?
              - Удивляешь ты меня, Сережа. Рысь – это же тоже кошка…
              Я начал осторожно гладить Тальку  за ушами, потом за щеками и под мордочкой. Талька выгнулась, высоко подняла свою красивую голову и закрыв глаза, замурлыкала нежно и певуче…

                5.

             В субботу с утра  планировалась рыбалка на Днепре и поэтому в пятницу после обеда я  созвонился с Ириной, подъехал к её дому и мы отправились на дачу. Сначала заехали в спорттовары и купили спортивный костюм, хорошие кроссовки и ветровку с капюшоном и подстежкой из меха.
             - Ветровку – то зачем? Лето же…- спросила Ира.
             - Рыбалка же…- ответил я ей в тональность, - утром может быть холодно.

            Потом на набережной купили красных червей, опарышей и прикормки, а на выезде из Киева – три мешка древесного угля.
            Ирина осталась на даче, на хозяйстве, как она сама выразилась, а мы вдвоем с дедом Максимом поехали на лодочную станцию, пригнать моторку “Обь-М”, подаренную мне летчиками лётно-испытательной службы Новосибирского авиационного завода, где, кстати, эти лодки и изготавливались по модному тогда почину как товары народного потребления.
            Когда я вернулся на дачу, лодка уже стояла, уткнувшись носом в песок и прижавшись булями к камышу. Тонкой ржавой цепью она была ошвартована за вбитый на берегу стальной лом. Пригнавший её по воде  Дед Максим, сняв верхнюю крышку мотора, смазывал подшипники и тяги.

            Вечером мы долго сидели на веранде, пили вино и сок и ели сосиски, которые жена деда Максима Ольга Петровна жарила тут же на мангале. А перед самой полночью вдруг поднялся ветер, звезды внезапно исчезли с неба и закапал дождь. Мы поняли, что утренняя рыбалка отменяется.

            Ира сходила в душ и поднялась к себе. И когда я зашел к ней, она лежала на широком кожаном диване укрывшись одеялом по самый подбородок. Рядом не ярко горела настольная лампа с зелёным абажуром.
             - Я знала что ты придешь ко мне сегодня…- сказала она, приподнимая край одеяла и отодвигаясь к спинке дивана.
             - Почему?
             - Я просила об этом Бога…

             Где-то взлетали и садились самолёты, рождались и умирали люди, ревел шторм и падали вниз холодные воды водопада, а мы любили друг друга.
             Люди косили траву и ледоколы мощно наваливались на голубой лёд. Тревожно гудели колокола громкого боя. Дальнобойщики усталыми глазами вглядывались в темень ночи, направляя  свои большегрузные машины вперед, а спецназовцы в горном ущелье который час сидели в засаде. Где-то был день, а где-то была ночь. И  эта ночь была наша – мы любили друг друга.
             Где-то стояли часовые, где-то паслись отары овец, кто-то пек в тандыре лаваш, кто-то резал хлеб и разливал вино, спеша отметить рождение сына, а мы были вдвоём и нам было лучше всех.
          Мы знали цену этого счастья, мы слишком долго обходились без него и теперь эту ночь старались наполнить тем, о чём мечтали и чего не имели целую вечность..

          Дождь с силой стучал в окно. Ира лежала у меня на руке. Я осторожно трогал её грудь – небольшую и тёплую.
           - Пить хочу… Полежи, спущусь к холодильнику.
           - Лежи. Ты вся мокрая. Я сам.

          Я одел халат и спустился вниз. Из холодильника достал бутылку  “TUBORGA”, наложил на тарелку сёмгу и  лаваш, себе – апельсинового сока и кусок  ветчины с хлебом.

          На кресле, на моей футболке лежала Талька и смотрела на меня. Я подошел, присел и начал её гладить. Талька громко замурлыкала, её мурчание было прерывистым и громким. Она то замолкала и смотрела на меня своими зелеными глазами, то прерывисто мурчала, низко опуская голову, её живот и грудь нервно вздрагивали. Я понял – Талифа из сада радужных хризантем плачет. Я взял её на руки, она лапами обняла меня за шею, мордочкой уткнулась в щеку. Она всё еще всхлипывала.
           - Не плачь, милая. Я люблю Иру и рано или поздно это должно было случиться. Пойми меня правильно, милая моя Талюха, разве мое счастье может быть причиной твоего горя? Ну, подумай…
            - Нет, конечно, - с трудом произнесла она.
            - Ты на меня сердишься?
            - Немножко…
            - Не надо. Я прошу тебя, Талюш…
            Живот Тальки опять начал ритмично сжиматься и она снова  вся задрожала. Так прошло несколько минут.
            - Пойдем к нам.. Тебе что-то взять поесть ?
            - Налей мне молока в блюдце…Я здесь поем.
           А когда я налил ей молока и она спрыгнула на пол и начала есть, её маленький розовый язычок двигался неравномерно, она часто останавливалась, делала глубокие вдохи  уравновешивая дыхание и еще иногда  тихо всхлипывала. Потом отошла, умыла мордочку лапой и тихо - тихо сказала:
            - На клумбе роз срежь. Они сейчас влажные и пахнут по особому…

            Потом мы полулежали на диване, ели и пили, разговаривали и целовались . Талька свернулась клубком в углу. Спала или нет - понять было трудно.. Розы лежали в углублении между двумя подушками и пахли волшебством, летним дождем и любовью.
            За окном опаловым цветом начинался новый день.

           - Послезавтра сьездим к тебе на работу, напишешь заявление об уходе. Через месяц приедет сын с невесткой и внучкой. Поедем отдыхать. У тебя паспорт заграничный есть?
            - Нет.
           - Не беда. Сфотографироваться надо будет. Это не проблема. Потом надо будет тебе купальники новые и всякие там платья и сарафаны летние купить. Ну, это мы послезавтра по магазинам проедемся. Очки надо не забыть. А ты плавать умеешь ?
           - Умею. На море, правда, ни разу не плавала, но на Днепре на воде держусь долго.
           - Это одинаково, что на Днепре, что...
           Я не успел закончить.

          Талька вдруг резко вскочила, её шерсть встала дыбом. Она как-то страшно зашипела, потом резко прыгнула в открытую форточку. И через секунду тонкий леденящий крик помощи:
           - Се-рё-жа-а-а !!!
           Босиком и в одних трусах я выскочил из дачи. По влажной траве забежал за угол дома. Было прохладно, влажно и туманно. Талька стояла возле стены дачи и казалось, хотела снова меня позвать. Я схватил её на руки. Она дрожала.
            - Что случилось, Таля?!!!
           - Смотри ! – она мордочкой кивнула куда-то вверх. Я поднял голову. На самом краю крыши стояла серо-коричневая рысь. В её зубах бардовой тряпкой висел Панчер. Я окаменел.
           - Кого он хотел провести ?  Ункаса? Да он отсюда чует какие сегодня на Подоле сосиски жарят…
            Талька легонько прикусила мне щёку, приводя меня в сознание.
            - Быстро принеси какую-нибудь старую банку и тряпку с бензином, надо немедленно сжечь эту падаль.
           В гараже я взял старую банку из под краски, тут же подхватил свою старую футболку и бутылку с ацетоном. Талька и Ункас уже стояли около воды. Я  бросил в банку футболку, полил её ацетоном, Ункас разжал зубы. Талька молнией кинулась в дачу за спичками. Я чиркнул спичкой и бросил её в банку. Раздался хлопок и мгновенно появился огонь – синий и гудящий. К нам неслышно подошла Ира. В одной руке она держала халат, в другой – “Маузер”  в деревянной кобуре.
           - Что-то случилось, Серёжа? Я боюсь. -  Она протянула мне пистолет.
           Талька растянула губы в улыбке и отвернулась.
           - На кухне стоит кастрюля с мясом. С утра хотел мариновать под шашлык. Будь другом – принеси сюда.
           Из банки вдруг вырвался длинный шлейф дыма. Был он красен и вонюч. Мы отошли к даче. Из – за угла вышла Ирина с кастрюлей. Тяжело поставила кастрюлю на траву. Талька  взглянула на рысь и  что-то тихо мурлыкнула. Ункас быстро подошел к нам, осторожно лизнул меня и Иру за руку и уткнул плоскую и. клыкастую морду в кастрюлю.  Его кисточки на ушах подрагивали.
            Ира прижалась ко мне.
            - Что здесь произошло, Саша? Она с тревогой посмотрела на меня.
            “ Как она назвала меня? Саша? Моим прежним именем из первой жизни…Значит, для меня началась третья жизнь, а вторая уже закончилась.  Я от недоумения потёр подбородок. Борода исчезла.
             - Уже всё закончилось, и закончилось для нас всех хорошо. Пойдем, мне надо умыться и руки помыть.
              В ванной я умылся и с удивлением рассматривал себя в зеркале. За последнее время я привык видеть себя с аккуратной бородкой и усами.
               - Ир, - я привлек к себе Иру,- может мне бороду отпустить?
               - Не знаю… По моему, тебе и так хорошо. А тебе хочется бороду, Саш?
               - Затрудняюсь ответить ,- глупо  ответил я.

                6
               Чёрный конь стремительно  ускакал вперед валяться по моей судьбе…

               Мы вторую неделю летали по Африке. Дышали жарой расплавленной печи, кормили злых зелёных мух, чесались от укусов неведомых мошек и дрожали от страха подхватить малярию, дизентерию,  лихорадку или самую простую, но такую коварную в Африке  диарею.. Африка,- она ведь разная как женщина. И чёрная, и не очень, и горячая и липкая , а бывает прохладная, лучезарная, наполненная ласковым солнцем и светло - голубыми  водами заливов и искусственных бассейнов,  Зачастую нищая, голодная,  безводная  и богатая, пахнущая лимонами, апельсинами, киви, ананасами и бананами. Африка бывает с грязными ногами, растрескавшимися пятками, грязными и спутанными волосами на головах женщин, миллионами вшей, копошащихся в волосах невест и бывает Африка холёных женщин и мудрых религий, деликатных соседских отношений и дипломатичных  взаимоотношений  подростков. А еще Африка бывает удивительно гостеприимной и коварно - враждебной, прекрасной, блистающей бриллиантами из кимберлитовых трубок и  поражающей убожеством  нищеты, грязи и вероломства поступков.
                Одно неоспоримо в Африке. Здесь жарко, тяжело и невозможно находиться долго. Это “долго” для каждого белого человека строго индивидуально.
                Мы стояли под разгрузкой  гуманитарного груза на аэродроме Ваджир на севере Кении. Кругом камни, красная глина, темно – синяя щебенка. Страшная жара. Постоянная, до головокружения вонь трупных разложений. Вода – на вес золота. Есть не хочется, тело зудит.. Сон кратковременный и тревожный. Повышенная потливость,. глаза красные, руки дрожат. Голова не работает, мозг расплавлен, постоянная тяга к суициду. Это Африка.
                Кения – один из ареалов прародины человечества. Именно здесь найдены останки человекообразных обезьян – австралопитеков. То есть, именно здесь зародилась жизнь на земле. Теперь понятно, почему жизнь на Земле не удалась, почему зачастую, в любом её регионе она напоминает Кению. Вам не  понятно?  Слетайте в Ваджир. Побудьте там неделю.
                Четвертый день не было связи с Ириной. Сначала телефон просто не отвечал. Потом оказался в зоне недосягаемости приема сигнала. Причину узнать было не у кого. Я сидел под плоскостью, в тени, на раскладном деревянном кресле. Здесь же в различных позах сидели или лежали на матрасах ребята из экипажа. Все были в одних хэбэшных трусах, две стюардессы кроме того – в широких белых мужских сорочках. Возле каждого стояли бутылки с холодной и такой родной газированной водой “Моршинська”. Возле грузового отсека несколько высоких, худых и синих кенийца изображали разгрузку ящиков с гуманитаркой. Внезапно зазвонил телефон.
                - Да…
                - Простите, вы тот Саша , с которым мама была на даче? Вы – знакомый мамы, да ?
                - Да… А кто это говорит ?
                - Это её дочь Оля. С мамой беда…
                - Что случилось? Говорите…
                - Мама умерла, вчера похоронили…
                - Как умерла? Что с ней произошло ?
                - Тромб. Врачи говорят – закупорка сердечного клапана. Ну, короче… Ночью плохо стало… Вызвали скорую… Утром позвонили – умерла… Вы меня слышите ?
                - Да…
                - Я же сначала мамин новый телефон взяла, там много денег было – звонков много делала, а когда их выговорила – свою сим карту поставила. А сегодня опять мамину карту поставила, смотрю вы несколько раз звонили. Вот я вам и позвонила, сообщила о маме. Понимаете ?
                - Понимаю. Вы из дому звоните?
                - Конечно. На мамин новенький ноутбук фильмы пишем с Богданом. А вы где сейчас? Не в Украине?
                - Мы в Африке. В Кении…
                - Прикольно вам. Ништяк там жизнь  или такая же галимая,  как и везде?

                Я отключил телефон. До меня еще не дошел трагизм происшедшего. Я набрал телефон своего водителя.
                - Ты где, Игорь ?
                - Здравствуйте, Александр Николаевич ! Еду из Борисполя. Константиновича отвозил…
                - Ну -  ка на форсажах сгоняй к  Ирине Сергеевне домой. Помнишь, ты к ней несколько раз  заезжал. Дом панельный на Осиповского…
                - Я помню. Крайний этаж, налево. Что сделать ?
                - Узнай обстановку и мне доложишь.
                - Не вопрос. Еду.

                “ Вот и началась третья жизнь. Первая закончилась смертью, вторая – закончилась смертью, а третья – началась со смерти…- Я встал и стал медленно нарезать круги вокруг самолета, - что же это за жизни у меня? Кому это я так не угодил? И почему это происходит именно со мной? А Ира ? Что она кому плохого сделала ? Жила, жила, мучалась, страдала, надеялась и когда, наконец-то стал вырисовываться вектор счастливой жизни в любви и ласке – вдруг всё прекращено … А кем прекращено ? Богом? За что? Что она ему плохого сделала, кому она перешла дорогу?  За что же  лишать жизни человека, который и грехов-то не имел и мыслил чисто, и делал правильно и Бога не хулил и людей не гнобил, и мир любил, и радовался, и веселился жизни… Жизнь поломатая. Не поломанная. А именно поломатая…”
                Я упал в кресло. Голова кружилась. Марш Преображенского полка – телефон звонит.
                - Александр Николаевич, всё подтвердилось. Горе. Я от них звоню. Говорите что делать…
                - Как там у них обстановка? Поддержи их…
                - Поддержать не могу – за рулем…
                - Понял. Добро. Езжай  домой.

                Я не хотел жить. Очевидно, кто-то из фирмы поставил в известность наших ребят о моем горе. Все были молчаливы, тихи и неулыбчивы. Прекратились танцы по вечерам, задробилась на ноль музыка, за столом все ели быстро, стараясь скорее закончить это тихое, словно заупокойное мероприятие. Спать ложились рано, прекратились шутки, песни и авиационный треп. Перед взлётом, опытнейший правый летчик Николай Ильич, вопросительно  глядя на меня, тихо спрашивал:
                - Возьму управление на себя ?
                - Да… Взлетайте...

                Солнце  всходило  и  садилось. Всходило  и  садилось. Я  этого не  видел  и  не  чувствовал. Я  не  жил.  Жизнь  обходила  меня  стороной...

   7.
                Талька тихо и не двигаясь лежала у меня на коленях. Потихоньку, еле слышно мурлыкала. Я гладил её блестящую шерсть цвета самородной платины,   потом набрал в розетку красной икры и, проведя по ней пальцем, протягивал Тальке. Та аккуратно цепляла икринку шершаво – влажным языком, раскусывала её и смаковала послевкусие, прищурив свои зеленые глаза.
                - Плохо тебе , Саша. Рука вялая, дыхание тяжелое, сердце бьется неравномерно, рывками, словно спешит куда-то…
                -  Устал… Отдохну несколько дней – всё восстановится. У меня всегда после командировок хандра. Нужно время для восстановления.
                -  Не  лукавь  и  не  пытайся  меня  обмануть. Я переживаю вместе с тобой. Хорошая была женщина… Я как-то уже смирилась с тем, что вы будете вместе и желала вам только добра. А видишь как всё вышло… И винить некого. Нелепый случай. Со всяким может быть.
                -  Так и состарюсь в поисках жены… Наверное, не судьба.
                -  Я хотела поговорить с тобой на эту тему…
                -  Ну…
                -  Тут несколько причин твоих неудач.     Ты случайно оказался в числе ищущих. Просто так легла карта. В расцвете сил, возможностей и максимально плодотворной работы ума ты вдруг оказался один. Ты всю жизнь жил в любви, в ласке, ты привык к вниманию и заботе. А из кого ты выбираешь жену? Как правило, из женщин, добровольно расставшихся со своими прежними мужьями. У них уже есть обида на мужчин - одни считают их бездельниками, другие – пьяницами, третьи – бабниками. И когда они знакомятся с тобой – они просто тебе не верят. Слишком ты им кажешься порядочным, успешным и не реальным. Потому они так легко с тобой расстаются. Они просто считают тебя лжецом. Так было с Людой - логопедом. Помнишь? Как только на её пути встретился более-менее её удовлетворяющий,- она легко тебя бросила, хотя раньше клялась в любви и своей преданности тебе. Конечно, не скрою, да и для тебя не секрет, - женщины бывают разные. Ты же помнишь директрису брачного агентства? Чем была тебе не пара? А оказалась мелкой дрянью. Оскорбила память твоего отца, твою умершую жену, тебя,- Заслуженного военного лётчика и генерала облила грязью…
                -  А вторая причина?
                -  А вторая это то, что ты слишком открытый, слишком доверчивый. Помнишь, твоя крылатая фраза -  не могу быть хитрым?  Взял и разоружился. Ты еще слишком военный. Это там все, до последнего солдата знали где ты живешь, кто твоя жена и где она работает, номер твоей машины и местонахождение твоей  дачи. И ни для кого не было секретом твоя любовь к рыбалке, волейболу и  к коллекционированию оружия. И денежный оклад твой не знал только ленивый… Может быть, когда ты был командиром дивизии, или заместителем командующего воздушной армии – это и было целесообразно, но здесь, в разношерстном обществе, - это только вредит. Вспомни, сколько раз тебя обманывали, “кидали”, подставляли? Твою квартиру дважды обворовывали. А кто обворовывал? Сказать, или сам вспомнишь? Ты всегда с юмором относился к этому, но предел и этим милым шуточкам должен когда-то наступить…

                Почему ты всем веришь? Это в армии, если ты спросил у штурмана удаление до аэродрома и он тебе ответил - 250 километров, так второй раз его об этом спрашивать не стоит. Он не обманет… Здесь же, если женщина пытается убедить тебя, что ей 45, то это не совсем обязательно, что ей 52. Ей может быть и больше. И потом. Вот ты  говоришь : птица счастья садится только в раскрытую ладонь… Может быть и так. Но зачем ты позволяешь всяким кукушкам, воронью, курицам садиться тебе на голову и шею. Пойми – это не птицы счастья. Это птицы твоей боли. Им не нужна твоя раскрытая ладонь. Они ею пользуются только для своих целей. Им абсолютно все равно, какая ладонь заберет их в свою жизнь – раскрытая, сильная, смелая и честная или липкая, холодная, дрожащая и слабая. Им важно сегодня, сейчас уйти из своей, ими же загаженной жизни… В жизнь теплую, красивую и сытную.
                - Вумная ты, Талька, шо вутка…
                - Сравнил тоже…Утка-то и годится только как пища на праздничный стол. И вот еще что… Что бы не покидать серьезной ноты… Мне надо скоро уходить. Я и так задержалась у тебя. Меня ждут в венгерском Дебрецене.
                - Когда ты хочешь уйти ?
                - Завтра вечером.

                Весь следующий день Талька спала. Набиралась сил. На мои предложения отвезти ее на машине поближе к Венгерской границе – отвечала отказом.
                - Я кошка. Я умею ориентироваться, добывать себе пищу и я умею бегать…

       8.
                И  наступил вечер. Талька поела, выпила молока, легко запрыгнула мне на колени.
                - Мне пора, Саша. Если бы ты знал, как мне тяжело. Я ведь люблю тебя, любимый мой человек. Жаль, что наши хромосомные наборы так разнятся друг от дружки. Ты хороший. Надежный. Немного невезучий, но это скоро закончится…У тебя всё будет хорошо.
                Если бы я могла сейчас стать женщиной – я бы никогда тебя не покинула. Жила бы с тобой. Женой, садовницей, уборщицей… Какая разница ? Главное, - я была бы рядом с тобой – умным, тёплым и красивым. Я привыкла к твоим рукам, я привыкла к твоему голосу, я привыкла к равномерному течению твоих мыслей. Они чисты и ухожены как твои руки. Я никогда не видела страха на твоем лице, я не видела злобы, отчаяния и неуверенности. Ты лучший из всех человеков, которых я видела в своей жизни. Я завидую твоей будущей жене и даже чуть - чуть ревную. Извини меня за это. Немножко я тоже женщина. Верь мне, Саша…
                - Я верю тебе, милая моя Таля. Я привык верить тебе  и я уже давно  понял ,-  тебе нельзя не верить. Мы еще увидимся в этой жизни?
                - Жизнь – длинная лента, бесконечная дорога  и длинный клубок событий. Еще всё возможно. Но всё время, которое мне дано прожить в этой жизни, - я буду стремиться встретиться с тобой. Я ведь люблю тебя…Поцелуй меня, родной. Долго и нежно… Я хочу это запомнить, -  из  глубоких  изумрудных глаз Талифы  выкатились две  хрустальные  слезинки  ...

                Я поцеловал Тальку в её тёмно – розовый прохладный носик и опустил её на асфальт. Она отошла на несколько шагов, повернулась и долго смотрела на меня словно прощаясь, потом зашла в темные кусты и исчезла….

Авиационные рассказы:

ВМФ рассказы:

Юмор на канале:

Другие рассказы автора на канале: