Как я писал ранее, война – по определению иррациональное применение сил, несоразмерное полученному результат. В моменте. В перспективе, если лидеры сторон способны смотреть в будущее, затраты могут быть оправданы и рентабельны. В тех случаях же, когда война ведется за приз с заранее известной ценой, очевидность несоразмерности сил бросается в глаза.
Сколько люди воевали, столько они и пытались хоть как-то соотнести затрачиваемые усилия с ожидаемым результатом. Об одной из самых первых таких попыток история сохранилась до наших дней.
Итак. Древняя Греция, 546 год до н.э., как сейчас помню, гордый город Спарта (еще не ставший оплотом греческого милитаризма) вступил в противостояние с не менее гордым городом Аргосом. Сутью конфликта стал контроль над земледельческим регионом Кинурия. Местность хоть и важная, но отнюдь не критическая для обеих сторон. А вот армии спартанцы и аргосцы выставили уже серьезные. Точных данных нет, но предположительно от каждой из сторон выступало не менее 3000 воинов. Цифры, для небольших городов того времени, весьма весомые.
Намечалась знатная резня, и многие, даже рядовые войны, задавались вопросом: «А стоит ли оно того?». Умные люди предложили разделить. Вопрос чести отдельно – за него можно и пободаться, а вопрос приобретения – потери от сражения не должны были ставить все мужское население городов на грань уничтожения.
Решили выделить из состава армии по 10% самых лучших и амбициозных воинов, кто за честь и славу готов поставить свою жизнь на кон. Причем сугубо добровольно. Эти 300 на 300 должны были решить судьбу сражения. Запрещалось бежать с поля боя, принимать помощь со стороны. Сражаться до победного конца, пока одна из сторон не будет истреблена. Условия суровые, но справедливые, и даже если посмотреть в целом, то очень гуманные.
В назначенный день армии разошлись в свои города, что бы ни у кого не возникло соблазна помочь своим, а битва чемпионов началась.
К концу дня, двое израненных аргосских гоплитов, залитые кровью, но на ногах, поддерживая друг друга, оглядывали поле боя. Они победили! Все спартанцы были повержены. Оставалось объявить о своей победе. Аргосцы пошли пешком в свой родной город, и утром следующего дня их торжественно встретили у ворот Аргоса.
Но как только они ушли, с земли поднялся тяжело раненный, но весьма находчивый спартанец, по имени Офриад. Он проявил смекалку. Несмотря на раны, собрал оружие спартанцев и соорудил своеобразный алтарь в честь победы спартанского оружия, после чего так же пошел в Спарту, сообщил о своей победе, а после, возможно не без помощи носильщиков, вернулся на поле боя.
Когда обе армии спартанцев и аргосцев вернулись на поле боя аргосцев ждал сюрприз. Раненный, но тем не менее живой Офриад восседал на груде аргосского оружия и сообщил, что победила Спарта, двое аргосцев просто дезертировали с поле боя, а он никак не мог их догнать, но зато не покинул поле боя.
Случившийся конфуз попытались разрешить переговорами и торгом. Аргосцы уверяли, что Офриад просто прикинулся мертвым, потому его и не заметили, и вообще, один против двух он никак бы не выстоял, но спартанцы отметали эти аргументы указывая на техническую часть вопроса – поле боя осталось за ними. Если бы аргосцы не ушли, то вопрос был бы решен очевидно, а так победа за Спартой. Тогда аргоские лидеры, присмотревшись к неважно выглядевшему Офриаду заметили, что вообще то он и так не жилец, и раны, нанесенные ему, сведут его в могилу с дня на день, и победа технически будет опять на стороне Аргоса. На этот козырь спартанцы выложили свой козырь. Офриад, который понимал, что и правда уже одной ногой вступил в ладью Харона, выступил, и заявил, что кончает с собой от стыда, ведь он не сумел догнать бегущих аргосцев, но умирает от своей руки и на поле, боя которое осталось за ним.
Аргумент оказался железный, но уж очень возмутительный. Аргосцы почувствовали, что их не только обманули, но еще и опозорили. Красивый и гуманный план сорвался. Две армии сошлись в полном составе и к 598 жертвам добавилось еще несколько тысяч с каждой сторон. Победа осталась за Спартой, но и Аргос отстоял свою независимость.
Первая знаменитая попытка рационализировать войну, и сделать ее чуть более гуманной и разумной сорвалась. Впрочем, как и большинство последующих.