И снова Я дома. И снова Я могу взять ручку и достать припрятанные записи. Последний раз этот ритуал я повторял три месяца назад. Первое время Я был просто не в состоянии писать, а потом не мог этого сделать, потому что в том месте колющие, режущие и тому подобные предметы запрещены. Но не будем забегать вперёд. Судьбоносным для меня стал следующий день после разговора с Её Отцом. Я харкнул в Его морду и быстро ретировался. Он принёс извинения за угрозы смертью, но не забыл упрекнуть меня в том, что я тот ещё подлец. Я дал ему честное пионерское, что история с фотографиями скоро закончится. Если быть точнее, завтра. Ну и конечно Я тоже извинился за плевки в Его душу и лицо. На этом и разошлись.
Как вы думаете, что самое страшное в смерти? Может боль физическая, если умираешь ты? А может душевная, когда умирает твой близкий? В тот день я понял, что самое страшное в смерти - это её неожиданность. Довольно интересно, что территориальная близость к человеку - не гарантия частых встреч и долгих душевных разговоров. Иногда у тебя просто нет времени на встречи, а иногда и желания. Но специально для таких случаев был придуман телефон. для Мамы с Бабушкой он стал панацеей от нехваток сил и времени. Мама за эти годы затянувшегося декрета приспособилась болтать по телефону в любой ситуации: готовка, стирка, глажка. Да даже когда она была в душе я приносил ей телефон, и Она не долгое время могла слушать собеседника, но чаще всего она прерывала разговор. Конечно, если не было ничего значительного.
Но в тот день значительное случилось. А начиналось всё это как неприятная настораживающая история, которая, однако, с Бабушкой происходила несколько раз в год. Случались подобные казусы в те далёкие времена, когда Она была здорова. Возможно, Вы уже догадались о чем Я. Это те самые истории, когда человек не берет трубку несколько раз и не перезванивает. С Бабушкой довольно частым сюжетом были Её спонтанные походы в душ на час или полтора, о которых она не предупреждала. После трёх или четырёх не ответов Мама бежала к Бабушке и заставляла Её отвлечься от водных процедур. несколько раз я ходил с Мамой, и слушал, как Она отчитывает Бабушку за забывчивость и халатность к Нам. Бабушка, красная от горячей воды, из объятий которой Её вырвали, становилась бардовой, но теперь от стыда. И такие истории прекращались на несколько месяцев. До следующего раза. только этот отличался от предыдущих. Из-за последствий химиотерапии Бабушку продолжительное время купала Мама, да и Бабушка почти все время проводила в зале за просмотром телевизора, телефон всегда лежал рядом. Но вот незадача: Бабушка не приняла уже два звонка, а Мама набирала её с разницей в 20 минут. Достаточно времени, чтобы сходить в туалет или ещё по каким делам.
-Я к Бабушке сбегаю, что-то Она не отвечает.
-Хорошо, Мам. Мне сходить с тобой? - время близилось к часу дня, но Я только просыпался.
-Не надо, Ты пока поднимешься… Я то уже одетая.
-Хорошо, иди. - Я не стал возражать и снова задремал.
И снова телефонный звонок будит меня. Звонок, который рано или поздно должен был произойти. Но не сейчас, не при этих обстоятельствах.
-Да? - сонным голосом промямлил Я.
-Бабушка умерла. Иди, пожалуйста, сюда.
Мамин голос казался отрешённым, даже не родным.
Как? Врачи говорили о положительной динамике, после последнего КТ Они обрадовали нас уменьшением метастазов. Да, Ей было тяжело, но это было не от болезни, а от лечения. Сейчас смерть бабушки казалось невозможной.
-Как? что случи…
-Иди сюда, быстрее! - Мама не кричала, ревела.
-Сейчас буду.
Ещё никогда Я так быстро не вставал с кровати и не одевался. Уже через полторы минуты Я был во дворе, сменил быстрый шаг на бег и… упал. Сначала даже не понял, что это была подножка. Я начал вставать, но резкий удар по носу и губе заставил меня лежать ещё несколько минут. Били везде, и делал это явно не один человек. Голову я насколько можно закрыл руками, но это не сильно помогало. Те удары, что не добирались до головы, приходились на костяшки, фаланги и предплечья. Били и по ногам, поэтому большую часть времени Я пролежал в позе эмбриона. за все это время Они не сказали ни слова. Неудивительно, Я бы без проблем распознал кавказский акцент. Никто другой бы не сделал это так жёстко, без боязни быть увиденным. Не знаю, сколько бы Я так ещё пролежал, если бы не голос неизвестного мне мужчины.
-Э! Вы че там делаете?
Град ударов наконец прекратился. Я услышал лёгкий, удаляющийся топот. Они уходили. Но почему-то Мне казалось, что главный Пострадавший ещё не закончил. Так и получилось.
Он воспользовался неудобным положением рук на моей голове и раздвинул их. Потом попытался взять Меня за волосы, но любовь к коротким стрижкам не позволила это сделать. Вместо этого он обхватил мою голову как баскетбольный мяч и ударил ее об асфальт. Теперь ушел и Он. Через несколько секунд незнакомый мужской голос прозвучал снова, но сильно ближе.
-Вот Суки! Парень, вставай. И, о чудо, Я смог это сделать.
-Ты как, идти можешь? Я почти не видел своего спасителя, кровь жгла глаза, поэтому Я видел только красный силуэт.
-Я в порядке. А Бабушка нет.
-Какая Бабушка?
Но Его слова уже казались очень далёкими. Мыслями я уже был там, на пятом этаже, с Мамой и Бабушкой. Я покинул место позора, даже не заметив лужицы крови, образовавшейся подо мной. До двери в Бабушкин подъезд Я не дошел всего на всего 20 метров. Я преодолел это расстояние за 5 секунд и набрал нужный номер в домофон. И уже жалел, что не взял с собой ключ. И баллончик. Хотя вряд ли бы он Мне помог. Наконец дверь открылась, и Я начал свой бег с препятствиями. главным соперником стало мое состояние. голова раскалывалась от боли и кружилась. Я перепрыгивал через три, иногда четыре ступеньки. Пару раз споткнулся, один раз оказался на коленях, но всё-таки поднялся наверх и открыл дверь. Но Меня никто не встретил. Ватные ноги сами понесли меня в зал. Мама и Бабушка были там. Мама сидела рядом с Бабушкой на корточках, обхватив голову руками и покачиваясь вперед-назад, а Бабушка лежала на полу. Ее голова была неестественно вывернута и буквально лежала на правом плече. Голова была бы повёрнута в мою сторону, и, перед тем как упасть в обморок, Я заглянул в её глаза. Этот взгляд ещё долго снился мне. Стеклянный, непрошибаемый, страшнее взгляда, с которым Бабушка вернулась из больницы. И тогда Я упал.