Приключения от Манюково до Нью - Йорка

1. Письмо.

Над землёй разгорался ласковый майский рассвет. Робкие лучи солнца коснулись крыш деревни Манюково.

Всё в этот день здесь было, как в обычной маленькой российской деревушке. Её немногочисленное население с раннего утра быстро погружалось в заботы. Бабки выгоняли коров в стадо, которое, выпивший с утра или не отошедший с вечера, старый пастух Сигизмундыч гнал на луга. Остальная же скотина поилась и кормилась по дворам, после чего старый белый гусь бабки Маланьихи вёл всех гусей и уток на пруд.

Солнце потихоньку продолжало подниматься и наблюдать за манюковцами.

В восемь часов в конце улицы Залп Авроры раздавался шум и появлялся председатель на своём старом 407-м «Москвиче». Своё авто он выиграл ещё в шестидесятые и с тех пор был ему верен, как и своей жене Груне, которой обзавёлся в то же время. Председатель, Маркел Сосипатыч Клыкан, руководил колхозом «Млечный путь» уже давно. Но количество времени не переросло в качество. Сейчас в деревне, входившей в колхоз, остались в основном деды да бабки, возраст которых уходил корнями то ли к Отечественной войне 1812-го года, то ли к восстанию Емельяна Пугачева.

- Есть у нас ещё и граммов пять молодёжи,- говорил дед Сигизмундыч.

Вскоре после председателя чинно шествовала продавщица сельмага Клавка – за глаза и Клавдия Ивановна в лицо. Тридцать семь лет, трижды разведенная, в теле, в деле, девичья фамилия – Хавронина.

Колесо жизни начинало медленно двигаться.

На ферме шла утренняя издойка коров. В соседнем свинарнике поросята, не получившие вовремя кормов, дружными голосами выводили старинную народную песню: «Ой пошто ты, матушка». Пели они каждое утро, только меняя репертуар. Эти концерты свиной народ давал оттого, что женская комсомольско-молодёжная бригада не справлялась со своими обязанностями. Оно и понятно. Самой молодой девке Зинке было уже сорок лет. И хотя за ней по вечерам заезжал на мотоцикле «Минск» бухгалтер Вадим Васильевич Жмуродонтов, для того, чтобы, как выражался интеллигентный бухгалтер – задывиться зорю на бугру у пруду, а проще – покрутить любовь, – это чувство рядом со свиной братией не окрыляло Зину на трудовые подвиги.

В 9,00 к сельскому клубу подъезжал на «Яве» местный деятель культуры - Жора Ряшкин. Его деревенские уважали: он крутил на вечерах музыку, по будням сводки односельчанам транслировал, имел, как говорил сам, неоконченное среднее, учился в техникуме, служил в Германии – видел культуру, умел пить не пьянея, да и лапшу на уши вешал не краснея.

Всё, как обычно, было в этот день и в семье Якова Мироновича Хрякевича. Жена Муся, выдав положенный рацион домашнему хозяйству, принялась готовить завтрак. Яков Миронович, работавший шофёром, отдыхал сегодня законно – отгул. Уважали Яшу в деревне все. А как же иначе? Будет председатель или Жорка на заправку мотаться? Долго и не выгодно. Поэтому своеобразный филиал открыл Яша у себя во дворе с бака своего грузовика. Как говорил Жмуродонтов – прям з Зыла. Полежав в полудрёме, Яков Миронович вышел на крыльцо. Он долго наблюдал, как два его отпрыска, Афонька и Борька, играют в охоту на слона в джунглях, а проще говоря – гоняют по огороду кабана Бормана. Насмотрелись. Вчера в клубе был индийский фильм «Слоны мои друзья». Позавтракав картошкой с местным салом и выпив грузинского чая, Яша прилёг на диван и стал читать купленный в райцентре «Крокодил». Медленно шевеля губами, он, время от времени, разражался жеребячьим хохотом. В доме все уже привыкли к этому смеху. Исключение составляли: дед Ксенофонт, пёс Барбос и кот Фантомас – клички были взяты из популярных фильмов. Кота этот смех обычно заставал за умыванием после завтрака. При первых же аккордах он прикусывал лапу, дико орал и, не разбирая дороги, рвался на улицу. Кот был уже несколько раз бит за разбитые чашки, рваные занавески и даже выбитое стекло, но неизменно крушил ещё что-нибудь при раскатах громового смеха. В этот раз он ограничился тем, что снёс швабру. Её рукоятка угодила Мусе, мывшей полы, по темечку.

Если у кота был простор, было, где разгуляться и выбрать путь для побега, то Барбосу приходилось хуже. Отдежурив всю ночь во дворе, беспрестанно будя хозяев своим лаем, пёс мирно спал в своей будке, которая не переделывалась с его младенческого возраста. Отверстие уже с трудом пропускало объёмного пса. Когда смех заставал его врасплох внутри своего жилища,- это было что-то. С диким лаем будка подпрыгивала и валилась на бок. Оттуда со вздыбленной шерстью выскакивал очумевший кобель. Дико лая, громыхая цепью и таща за собой жилище, пёс устремлялся в огород, не разбирая, что перед ним: грядка или дорожка. Дед Ксенофонт, сидя на лавочке, видел и слышал всё разом: лошадиный смех зятя, крик дочери, орущего кота, заливающегося и летящего с будкой в огород кобеля. На Ксенофонта нападала икота, поскольку он решал, что началось светопреставление. И в этот день всё было как обычно: вылетевший пулей кот, галопирующий пёсик, икающий дед Ксенофонт, которого Муся всегда успокаивала квасом.

Через час дед спокойно сидел на лавочке и потягивал квас.

Солнышко продолжало ласкать Манюковцев своими лучами, нежась в синеве неба.

Ксенофонт блаженствовал после перенесённого стресса. И тут зоркий глаз бывшего кавалериста заметил возбуждённо шагающую к их двору Соньку Копытёхину – деревенского почтальона.

- Здорово, дедуля! - крикнула она, подходя к калитке.

- Здорова б была, с Сигизмундом коров бы пасла,- отвечал Ксенофонт ухмыляясь.

Но Сонька пропустила очередной подкол деда, который в шутку ревновал её к своему дружку Сигизмунду.

- Вот какое дело, дедуля. Надо письмо передать Якову Мироновичу лично в руки,- сказала Сонька, показывая яркий конверт.

В это время Муся позвала из дома Яшу. Когда всё семейство сгруппировалось возле Соньки, она торжественно, как на пионерском сборе, вручила конверт Якову со словами: Письмо вам из самой Америки!

Яша застыл, недоумённо разглядывая яркий конверт с нерусскими буквами. Из столбняка его вывел дед Ксенофонт – любопытная душа, он уже пытался поддеть ногтём яркую марку на конверте, бормоча себе под нос: - Во приклеили буржуи, во приклеили.

- Что же ты, батя, творишь? - прикрикнул Яша,- Сказала же из Америки.

- А я и говорю буржуи, картинку не отдереть, - поддакнул дед.

- Да чего тебе там пишут и кто?! - взмолилась жена.

Долго мудрили, как вскрывать конверт: как обычный – наш, или по-другому. Поскольку конверт был американский - вскрыли под паром – по совету Соньки. В конверте лежали листы красивой бумаги с английским текстом, письмо, написанное по-русски, и фотография.

- Здравствуй, дорогой племянничек Яша, пишет тебе дядя Парамон, - читал Яков.

Далее вся семья с удивлением слушала и узнавала необычайную историю дяди Парамона, пропавшего без вести во время войны. Оказывается, он не погиб. После того, как его корабль потопили, он долгое время провёл в воде. Несмотря на август, воды Северного моря не располагали к купанию. К тому же это был район активного патрулирования немцев. В конце концов, его, уже теряющего сознание, подобрал конвой американских кораблей. Встретили советского моряка тепло. Но приключения на этом не закончились. Через несколько часов конвой обнаружили немецкие подводные лодки. Будто злой рок преследовал Парамона. Он снова оказался в воде. Но теперь это была Атлантика. А рядом, окутываясь паром, уходил под воду американский корабль «Морской лев», так гостеприимно принявший его.

Очнулся Парамон от того, что в лицо сильно пекло солнце. Открыв глаза, он увидел, что качается на волнах рядом с мачтой корабля, зацепившись за неё верёвкой самонадувного спасательного жилета. Немного придя в себя, бедный матрос огляделся. Кругом катил свои мощные волны океан. Шли томительные часы. Тупая боль охватила раненую ногу. Парамону удалось влезть на обломок мачты, кое-как устроиться. Прошло время. Волшебница ночь вскоре быстро вступила в свои права, опустив чёрный шёлк, усеянный золотыми звёздами. Моряк решил определиться в своём местонахождении по звёздам. Выводы его шокировали - он был где-то у Северного тропика. Но, рассудив, Парамон решил, что ошибся. Дрейф продолжался. Всю ночь он не сомкнул глаз. Рассвело очень быстро. Зарождающийся день вселил в моряка надежду и приободрил его. Время шло, но горизонт был чист. Глаза застилала пелена, мозг окаменел, всё тело казалось чужим. И вдруг затуманенный взор Парамона различил движение меж волн. Вскоре он заметил плавник большой акулы. Раненая нога была в воде и временами кровоточила. Акула стала делать круги, уменьшая радиус. Глаза внимательно следили за хищницей, чей огромный силуэт уже был хорошо различим в воде. И всё же первую атаку он прозевал. Всё произошло в одно мгновение: чудовищно раскрытая пасть, всплеск воды, резкий скачок вдоль мачты. Акула сделала ещё один безуспешный заход, и тут Парамон увидел ещё два интересных объекта. Это был пароход и плавник второй акулы. Он, увлечённый подходом морской хищницы, не заметил, как с другой стороны шёл пароход. Заметили на судне и моряка. Просветление наступило внезапно. Это может понять лишь тот, кто долгое время подвергался воздействию жары или холода, чьи мысли застыли, разум скован. И вдруг, наступает озарение, которое помогает преодолеть трудности. Так было и с Парамоном. Толчком к просветлению стал корабль. Во время его пребывания на «Морском льве» один из матросов подарил ему отличный складной нож. Подарок Парамон положил в карман на груди и забыл о нём, из-за последующих событий. Рука лихорадочно стала извлекать нож. И опять акула сделала бросок на него. Всплеск воды, акулья пасть. Парамон из последних сил бьёт ножом по этому кошмару. Рука дёрнулась и выпустила оружие. Он с удивлением смотрел на дёргающуюся тушу акулы с торчащим из глаза ножом. Вторая хищница решила использовать затруднительное положение своей соплеменницы в своих прожорливых интересах. И тут до теряющего сознание Парамона долетели крики и шум мотора. Обернувшись, он увидел плывущий к нему катер и качавшийся невдалеке на волнах корабль с флагом США на мачте.

Дальше была темнота. Очнулся Парамон в белой палате, за окном которой стояли красно-жёлтые канадские клёны. Было тепло и спокойно. В открытую форточку, завешенную зелёной сеточкой, лёгкий ветерок заносил ароматы осенней природы. Вдруг чьи-то руки поправили его одеяло, и милое женское лицо, озарённое улыбкой, склонилось над ним. Медсестра что-то сказала по-английски и быстро вышла. Через несколько минут она вошла в палату. Следом за ней зашли два врача и человек в штатском с халатом на плечах. Это был переводчик. От него Парамон узнал, что находится в госпитале, несколько дней он был в забытьи, бредил, что рана на ноге заживает медленно, потерял много крови, и до полного выздоровления он будет находиться здесь. А это его лечащие врачи и медсестра, которая постоянно смотрела и ухаживала за ним. Медсестру звали Джина Сандерс. С ногой и впрямь не всё шло благополучно: что-то задето, что-то перебито, воспалительный процесс. Но врачи старались. Вскоре он ходил при помощи Джины, затем сам. Сколько тепла, доброты, заботы видел советский моряк в глазах врачей, медсестёр, пациентов госпиталя. В их глазах он был не только больным, но и героем, поскольку его история стала известна всем. Почувствовав себя лучше, Парамон, при помощи Джины, отправил капитану и команде парохода «Кондор», которые его спасли, письмо, в котором выражал свою благодарность. Вскоре к нему пришли капитан и два матроса с «Кондора». Они были рады, что он здоров, приглашали, когда выпишется, на пароход. Уходя, они оставили подарки от команды: фрукты, сигареты и пятьдесят долларов.

Приходили к Парамону посетители из советского посольства. Подробно всё спрашивали, записывали, учили, как себя вести, что говорить. И оба раза ему в их присутствии было не по себе. А как же иначе? Моряк-североморец, после неправдоподобных приключений и спасений, оказывается в Нью-Йоркском госпитале. Может быть, они ему не верили? А может, это ему только казалось. Но он был простым человеком, военным, чудом оказавшимся за границей, да ещё в Америке. А к нему приходят такие большие люди из посольства. Сказывалось чисто русское, советское чинопочитание, ощущение своей несуществующей вины и другие противоречивые чувства, которые так обострились в людях с 37-го года.

Стал приходить к Парамону и один военный. Он, через переводчика, рассказывал ему о ходе военных действий в Европе, о втором фронте, об участи советских военнопленных в СССР, о произволе НКВД. Несколько раз приходил один русский, звали его Семёном. Он рассказывал о репрессиях в Советском Союзе по отношению к военнопленным, возвратившимся из плена, о проверках и допросах в НКВД, давал читать газеты, как советские, так и эмигрантские. Они пестрели рассказами о процессах над бывшими военнопленными, якобы завербованными империалистами. Поведал Семён и о своей судьбе. Был в плену с сорок второго года, дважды бежал. Второй раз дошёл до своих. Потом СМЕРШ, НКВД, и с 58-й статьёй этап на Колыму. По пути бежал и через Иран попал в США. Парамон и сам помнил много нелепых обвинений в адрес друзей и знакомых. Все они, как правило, получили сроки. Вспомнилось ему предвоенное время и две истории, которые произошли в их районе.

Жил у них в доме часовщик Вадим Петрович Лепестков. Мастер золотые руки, но из «бывших». Однажды вечером он возвращался домой. В подворотне его остановили две известные в округе личности: Вася-Клык и Лимон. Оба были навеселе. Когда уголовники попытались отобрать у Вадима Петровича деньги и часы, то получили отпор. Тогда Клык ударил его финкой. Забрав всё, что им требовалось, они ушли. Вскоре их нашли и осудили. Васе-Клыку дали 6 лет.

- Я, пролетарий, был вынужден защищаться от этого белогвардейского недобитка, а меня ещё и судят?!- вопил он на суде.

Лимону дали 4 года. Вадим Петрович через месяц умер.

Вторая история произошла через два месяца. В доме напротив жила Клавдия Никифоровна Селина. Работала она на фабрике, воспитывала сына и дочь. Мужа потеряла в финскую. Правда, в коммуналке ей принадлежала большая хорошая комната. Кто в Союзе не знает, что такое коммуналка? Как и везде, были здесь и хорошие люди, и плохие. Клавдия готовила ужин. Возвращаясь с работы, она купила селёдку, завернув её в «Правду». Выбросив газету в мусорное ведро, она не обратила внимания на испачканный и помятый портрет Вождя народов. Но кто-то обратил и доложил куда надо. Клавдию забрали. Ей предъявляли обвинение по нескольким пунктам 58-й статьи. Обвинив её в подготовке к покушению на товарища Сталина, показательный суд вручил ей путевку в Озерлаг сроком на 10 лет. Долго ещё помнили в доме два дела и два приговора, хотя угодить по 58-й в лагеря было очень просто, Такие были годы. Парамона одолевали сомнения.

- Да ведь я же не в плену нахожусь, а у союзников, - сказал он однажды Семёну.

- Очень интересно ты сюда попал, во-первых, а во-вторых…- он махнул рукой и помрачнел, - Я ведь из концлагеря к своим бежал, а не на запад, и то отхватил дальше некуда.

Семен встал, собравшись уходить, у двери остановился, обернулся и сказал: Решай, как знаешь, браток, не строй иллюзий и помни - в лагеря попасть просто, а выжить там и вернуться.

Он замолчал, видно воспоминания захлестнули его.

- Прощай,- словно стряхивая с себя оцепенение, сказал Семен и закрыл дверь.

Долго Парамон думал, взвешивал, прикидывал. Выходило одно - на Родине его ожидали лагеря. И он решает остаться в США. В России у него не было почти никого, если не считать Яши – сына его родного брата Мирона, погибшего в 43-м под Курском. Яков был где-то под Рязанью у тётки.

На утро он объявил о своём решении властям. Вскоре приехал представитель советского посольства. Разговор был долгим и трудным, но, несмотря на всё давление, Парамон отказался возвращаться в СССР. После ухода бывшего соотечественника, Парамон прилёг на кровать. Он чувствовал что устал, но вместе с тем была какая-то лёгкость в теле, свобода в мыслях, принявших большое и правильное решение.

Тихо открылась дверь и вошла Джина. Эта женщина уже занимала определённое место в его жизни. Когда он принимал решение о невозвращении в СССР, то думал и о ней. Недавно он признался себе, а затем и Джине Сандерс в том, что любит её. Она ответила ему взаимностью.

Вскоре Парамона Моисеевича выписали из госпиталя. Мосты были сожжены, и новый 1945-й год он встречал у Джины. С этого можно считать началась и семейная и новая жизнь Парамона и Джины. Женщина посоветовала взять ему свою фамилию. Только через год смог Парамон получить американское гражданство. Капитан «Кондора» помог ему устроиться на пароход, где он проработал четыре года. Ещё в 46-м году он решил открыть собственное дело. Эти годы они с Джиной копили деньги, присматривались. В 1950-м Парамон покупает небольшой прогулочный пароходик и открывает фирму «Водные экскурсии по Нью-Йорку Парамона Сандерса». Он начинает свой бизнес.

На пароходике торгует соками, колой, сэндвичами и прочей снедью мальчишка-итальянец, у которого также можно купить и мелкие сувениры с наиболее знаменитыми местами экскурсий. Сувениры они изготавливали вместе с Парамоном. Дело шло в гору. Но первый год пришлось поработать в поте лица. Здесь деньги за просто так не платят. Туристам необходимо показать, что они свои доллары потратили не зря. А конкурентам нужно доказать свою компетентность в избранной сфере. Вскоре по водным артериям Нью-Йорка бегало два, затем три, потом пять пароходиков Парамона Сандерса. На каждом судне был фотограф, готовый снимать клиента где угодно и сколько угодно, небольшой буфет, где помимо лёгкого завтрака можно было приобрести сувениры на память о Нью-Йорке. На берегу работала мастерская по производству этих сувениров. Так, расширяя и внося новые идеи в свой бизнес, шёл в гору Парамон Сандерс. Иной раз хотелось взять Джину и махнуть туристом на Родину, а то и перебраться навсегда. Но всегда что-то мешало: то поднимал своё дело, то шла холодная война. Однажды, решившись, начал хлопотать о поездке, но советские власти отказали во въезде. А как хотелось побывать в России!

- Эх, мои бы идеи, знания, силы, да на благо русского народа,- искренне признавался Парамон жене, горестно вздыхая, - Но я для них враг, хотя люблю свою Родину побольше всяких крикунов. Да, не вернулся - плохой, и после лагеря был бы плохой. Куда не кинь - всюду клин.

Детей у них с Джиной не было. Вернее, был сын Майкл, но он погиб во Вьетнаме. Живут вдвоём. На сегодняшний день у них имеется собственная квартира в Нью-Йорке, загородный дом. Парамон владел: экскурсионной фирмой в Нью-Йорке с водными и автобусными маршрутами, фабрикой по производству сувениров, гаражом прогулочных катеров, имел несколько ресторанчиков на набережной, акции какой-то пароходной компании и круглый счёт в банке. Долго он искал Якова, а теперь просит выехать в США с семьёй и взять в руки его дело, а затем унаследовать всё состояние.

Вот такую новость принесло письмо. С фотографии смотрели и улыбались крепкий с проседью в волосах дядя Парамон с немолодой, но симпатичной Джиной, на фоне своего загородного дома, который почему-то напоминал Манюковцам, обозревавшим фото, райком партии в городе. Слева, возле бассейна с ярко-голубой водой, хлопотал у столика слуга-негр.

Минуты четыре длилось ошарашенное молчание. Кто-то причмокивал губами, кто-то кряхтел, а дед Ксенофонт взмахивал руками и бил себя по бокам. При этом его рот раскрывался и закрывался, как у рыбы на суше.

2. Большой Манюковский Совет

Первой нарушила молчание Муся: Так чого ж будем делать, Яшенька?

- Да, дела,- находясь ещё в прострации духа, протянул Яков.

Все были потрясены, но не дед Ксенофонт. Он сразу уловил момент и понял, что его зять теперь большой человек.

- Ты, Яшенька, присядь, присядь соколик,- говорил он, заботливо усаживая зятя на лавочку, и передразнил Муську, - Чаво делать?. Будем совет держать с передовой обчественностью, с антиллигентными людьми. Правильно, Яша?.

- Точно, батя, надо посоветоваться с народом, - ответил тот.

Ксенофонт, почувствовав себя правой рукой у Якова, давал распоряжения: Ты, Сонька, галопом беги и срочно, поняла, коза глазастая, срочно пригласи к нам для совету председателя, Клавку, Жорку и Вадим Васильевича, да ещё кликни Сигизмунда.

- Ну вот, папаня, нам ещё твоего собутыльника в такой момент не хватало, - перебила Муся отца.

- Цыц, мышь турецкая, говоришь много и это, не по теме. Сигизмунд у беляков в штабе заправщиком шинелей был, с генералами разными знался, покеда до нас не перебёг. Всё, Сонька, живо сполняй! А ты марш в дом и сервируй стол подобно случаю,- прикрикнул Ксенофонт на дочь.

- А вы, обормоты, чего стали? - обратился он к внукам,- Быстро навести порядок во дворе.

На деда было приятно смотреть - он напоминал генерала на поле боя.

Прошёл час. Сонька точно выполнила приказ. Маркела Сосипатыча она вытащила с правления, заседание перенесли. Клавка, повесив табличку «Уехала на базу», двинулась ко двору Хрякевичей. Вскоре, на своих железных конях, лихо подъехали Жорик и Вадим Васильевич. Дед Ксенофонт в новом пиджаке, с орденами и медалями, распоряжался по дому. Яша, огорошенный новостью, задумчиво сидел у стола. А на столе, дразня и приглашая к обеду, красовались местные гастрономические деликатесы. Свежие огурцы и помидоры, редиска и зеленый лук соседствовали с яблоками и грушами, капустный салат стоял напротив, приправленной сливочным маслом картошки, жареная рыба противостояла копченому окороку, а тушеная курица домашней колбасе. Как цветы ромашки выглядывала яичница-глазунья, и, словно белый снег, освещенный желтым светом, стояла домашняя сметана. А возле стола крутилась немного уставшая, но довольная своей работой Муся. Это про таких, как она, были однажды сказаны слова: Есть женщины в русских селеньях, как – будто в китайских их нет.

Дед Ксенофонт, установив бутылки с наливками и самогоном, пригласил всех к столу. Выпили по стаканчику, закусили. Выждав, Ксенофонт встал и начал держать речь: Дорогие друзья-товарищи, Мы Вас пригласили по очень сурьёзному делу - держать совет о нашей будущей жизни.

После его слов Муся зачитала письмо дяди Парамона и показала всем фото.

- Да что ж делать-то, а? - обретя дар речи после трёх стаканчиков, Яша выжидательно посмотрел на собравшихся.

- Ты, Яков Миронович, не спеши,- заговорил председатель,- Надо все взвесить. Кто ты здесь? Человек. Дом свой, семья, хозяйство, лучшая машина.

- Дык, Сосипатыч, - встрял дед, Ксенофонт, - Пишет Парамон, что у него три автомобиля. Эти, как их, а вспомнил: Форда, Хвонда, Рой-Ройс.

- Ролс-Ройс, дедуня, - поправил Жорик.

- Во-во - это самое, - поддакнул дед.

- Правильно, Ксенофонт Ипатьевич,- согласился председатель. - Но то ж его, да и мало ли что у него есть, надо все заранее продумать. Хотя и перестройка началась, расширение контактов с западом, но буржуазные…

- Маркел Сосипатыч, - тягуче, с капризной улыбкой перебила его Клавка,- Не надо отказываться от тех благ, которые перед ним открываются, Там одни магазины чего стоят. Вот Вы бы лично отказались?

- Да я, да мы, да мне…- замялся покрасневший председатель, - Гхм. Я бы, конечно, оценил все объективно, ну а там …

- Езжай, Яша, Запад – это цивилизация и культура, а тут ещё Штаты и дядя миллионер, - высказался Жорик,

- Друзья! – поднял руку Вадим Васильевич. Шум стих, - Ехать можно, но лишь преодолев некоторые, так сказать, факторы. Первое - знание языка. Вот вы, Яков Миронович, владеете английским языком?

Яша побледнел, поняв, что это не последний довод.

- Нет, Вадик,- тихо ответил он.

- А вы, Муся Ксенофонтовна?

Муся учила в школе немецкий язык, умела считать до десяти и знала десятка два слов.

- Нет, голубчик, я владею немецким,- был её ответ.

- Это всё равно, что в Рязань поселить китайца,- парировал Жмуродонтов.

В это время Ксенофонта пробрала дрожь, по лицу блуждали нервные тики, он даже заикал. Он понимал, что началась борьба за поездку в далекую райскую страну, но сам тоже владел лишь немецким языком в пределах десятка слов, относящихся к военному времени.

- Второе - это адаптация, - продолжал бухгалтер.

- Это какая-такая адпонтация? - изумился пришедший в себя Ксенофонт.

- Это, дедуля, как ты себя будешь чувствовать в Штатах,- пояснил Жорка.

- В США совершенно другой уклад жизни,- продолжал разъяснять Вадим Васильевич, - Отношения между людьми, преступность. И еще, как ваши дети отнесутся к тому, чтобы навсегда покинуть Родину? Вы хотите уехать?

Борька с Афонькой радостными кивками подтвердили, что тоска по родным Манюковским просторам их мучить не будет.

- А четвёртое, там нет сухого закона,- вставил тихо сидящий у двери, и никем не замеченный дед Сигизмунд.

- Да причём тут сухой закон? - изумился председатель, - Они же не пить, а жить туда едут.

- Жить и пить – это одно и то же, и одно без другого не совместимо,- философски изрёк Сигизмунд, уже принявший с утра на грудь поллитровку, - Здеся за этим делом следит обчественность, милиция и так далее, а там пей – не хочу, и есть прямая угроза спивания от безконтролья.

После философских комментариев старого пастуха разговор как-то оборвался, и повисла тишина. Было слышно, как муха, обвеянная спиртопарами, настойчиво штурмовала оконное стекло.

Яша встал, медленно провёл ребром ладони по воздуху и сказал: - Не могу я, други, бросить родного дядю, да и он просит. Ну а ежели не понравится нам в этих Штатах, то заберу дядю Парамона с Джиной и вернусь в деревню.

- Ну, это вряд ли случится,- сказал Жорик.

- Почему? - удивилась Муся.

Жорик взял фотографию и сказал: - По вашему дяде не скажешь, что он из ума выжил, чтобы к нам ехать.

- Георгий, - прикрикнул председатель, – Ты мне это брось!

- Друзья,- вмешался в разговор Жмуродонтов, – Я ведь не закончил. Давайте подведём резюме.

Никто не понял этого слова, а у Маркела Сосипатыча даже мелькнула мысль, что и сам бухгалтер его не знает точно, но все с уважением обратили взоры к Вадиму Васильевичу.

- Я ведь для чего перечислял те трудности, которые вас ожидают за границей? Это был своеобразный экзамен на вашу целеустремлённость. Надо сказать, что я согласен с твоим решением, Яков и целиком тебя поддерживаю. Да и едете вы не на пустое место, а к дяде, да ещё какому! С таким тылом можно хоть куда.

Вадим Васильевич обернулся к председателю и спросил: Правильно, Маркел Сосипатыч?

Все выжидающе смотрели на Клыкана. Последнее слово в колхозе всегда было за ним. Туз – он и в Африке туз.

- Ну что ж, при таком единодушном мнении я могу только пожелать счастливой дороги,- степенно, словно давая добро, заговорил председатель, - Будем полагать так, чем больше наших будет в Америке, тем быстрее она станет социалистической.

Все с уважением и любовью смотрели на председателя, а когда он закончил, дружно заговорили:

- Езжай, Яша, езжай,- поддерживал Жорик сияющего Якова Мироновича.

- Мусенька, ты уж нас там не забывай, глянь мне кофточку покрасивше,- ворковала Клавка.

- Всё путём, всё хоккей,- смеялся Жмуродонтов, наливая в стакан настойку.

Тут, как гром среди ясного неба, раздался хриплый голос Сигизмунда: А ты чего, Ксенофонт, молчишь?

Ох, как не хотелось Сигизмунду, чтобы тот уезжал. Тогда бы он потерял старинного друга-приятеля для ностальгически – задушевных бесед и верного собутыльника – дегустатора. Все смолкли и посмотрели на старейшину.

- Я ить, Сигизмундушка, тоже дюже охочь глянуть, как енти буржуи у себя в капитализьме живут,- с виноватым видом, потупя глаза, отвечал Ксенофонт другу, – Да и приглядеть за зятем, Муськой и обормотами их надо, ведь не качан в поле – Америка.

Сигизмунд встал, крякнул:- Ну, тады не забывай нас и литруха рому с тебя американского, - закончил он, принимая от Жорки стакан с самограем.

Выпили за единодушное согласие.

- Значит, дом покудова продавать не будем – присмотрите, - заговорил Яша,- Вот скотину, мебель, вещи продать надо будет. Возьмём с собой только самое необходимое и деньги.

Тут Яша запнулся: А как же с деньгами быть, ведь у них там другие.

- Доллары,- подсказал Жора.

- Где же взять нам эти доллары, Жора? – растерянно спросила Муся.

- У валютчиков, или у знакомых.- Сейчас один доллар трояк официально,- ответил Ряшкин.

Общество заволновалось.

- Георгий, ну чего ты опять воду замутил, ведь едут-то к дяде, зачем им там доллары? Ну, так – самую малость надо, так обменяют при выезде,- говорил председатель.

- Нет, Маркел Сосипатыч, дорога есть дорога, а деньги никогда не помешают,- парировал Жора.

- Да лишнего же не дадут вывезти таможенники,- кипятился председатель.

- Так мы сховаем,- заявил довольный Ряшкин.

Председатель, собиравшийся приложиться к наливочке, чуть не захлебнулся: Я тебе сховаю по ушам! Они так вместо Нуйорка в Магадан лет на пять уедут!

Жора, подождав пока Клыкан выпьет, спокойно сказал: Зря вы, Маркел Сосипатыч, завелись. Я, когда со службы ехал, то таких трюков насмотрелся, что вам и не снилось. Да и блок сигарет я вам контрабандно привёз, а это не пачка денег.

Аргумент был сильный. Сигареты долго - три года стояли у председателя в серванте. Курил он их по праздникам, угощая лучших друзей. Только картинка казалась странной.

- Это те, где контуженый верблюд нарисован? - примирительно спросил Клыкан.

- Это как контуженый? - изумился Вадим Васильевич, которого тогда ещё не было в колхозе.

- Да нормальный верблюд – африканский, а сигареты «КЭМЭЛ» называются,- пояснил Жорик.

- Раз ты так настаиваешь, вот и поручим тебе обеспечить Якова долларами,- подвёл черту под спором председатель.

Собрание постановило: во-первых, написать письмо Парамону Моисеевичу, где уведомить его о том, что подготовка к отъезду началась и поблагодарить за заботу. Через Клавку было решено в городской комиссионке продать излишки мебели и одежды. Также Клавка взялась обновить гардероб Хрякевичей. Скотину и различные хозматериалы дед Сигизмунд взялся продать своим деревенским. Жмуродонтов получал дом для квартирования. Маркел Сосипатыч взялся оформить бумаги - документы. Всей семье Хрякевичей предписывалось ускоренно - углублённое изучение английского языка. Яков с Жорой, которого ему в помощь и для закупки валюты выделил председатель, в скором времени должны были выехать в Москву, для оформления бумаг в ОВИРе и посольстве.

После того, как Вадим Васильевич закончил писать план мероприятий, все дружно принялись за продолжение трапезы. Затем над российским раздольем полилась старинная русская песня «Ой полным полна моя коробушка». Величавая, как все большие русские реки, эта песня сменилась другой, задорной, бойкой, весёлой, как трель чистого весеннего ручейка песней «Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвела». Долго ещё неслись над деревней песни, словно родники в пруду, наполняли округу сильными, звонкими и мелодичными переливами.

Солнце заканчивало свой долгий путь. Садясь за горизонт, оно ещё играло своей улыбкой на стёклах домов, на молодой листве, на зеркальной глади пруда. Садилось, чтобы, порадовав людей в далёких странах, снова вернуться на российские просторы.

3. Москва – златоглавая.

Вагон слегка качало. Мелодичный перестук колёс аккомпанировал путешественникам. Яша, стоя у открытого окна, с удовольствием вдыхал полной грудью ароматы широких русских полей, сказочных лесов, многократно воспетых рек. Его лицо светилось от счастья. Для этого было много оснований. Это и предстоящее путешествие в далёкую и загадочную Америку. Это и встреча с дядей, которого Яков помнил по фотографиям, да по тёткиным рассказам. Детские впечатления, о геройски погибшем дяде, как и об отце, остались очень тёплыми. Со временем светлая память о них даже приобрела какой-то священный смысл для Якова. Во - вторых, приятной была сама поездка в поезде: чай в стаканах, мелькающие картинки чужой жизни и люди в поезде, объединённые общей идеей поездки. Не часто Яше доводилось ездить по железной дороге, да ещё в столицу, где он ни разу не был. И, конечно же, встреча с Москвой наполняла его душу священным трепетом. Вот в таком состоянии и обозревал Яков проносившиеся перед ним пейзажи.

Ехали они с Жориком в купированном вагоне, да ещё и вдвоём. Конечно, - это дороговато, но по совету Жмуродонтова Яков Миронович стал вырабатывать в себе стиль обеспеченного и независимого человека. На вокзале, в городе, их провожала вся Манюковская элита, все те, кто участвовал в большом совете. Все давали ему и Жоре советы, Муся, прильнув к мужу, плакала. Сигизмунд, дорвавшийся до пива, пытался засунуть им в чемодан две бутылки. Проводы получились бурными и тёплыми. При воспоминании у Якова приятно защемило в груди.

- Будут ли там, за океаном, у меня такие друзья? - мелькнула у Яши мысль. Но, помимо ностальгической мысли, в окне мелькнула половинка кирпича.

Для Жорика Ряшкина путешествие не было чем-то необычным. Служба в Германии, путь домой, учёба в городе, поездки в райцентр в отдел культуры и постоянные разъезды по ближайшим деревням, где у него была не одна подруга. Поэтому Жора спокойно лежал в купе и читал «Крокодил». Журнал купил себе в дорогу Яша, но дабы его смех не сорвал движения поездов, «Крокодил» был изъят у него другом – Жорой. Внезапно в коридоре, где находился Яков, раздался глухой удар и сдавленный крик Хрякевича.

- Не углядел, - вскакивая с места, подумал Ряшкин.

Выбежав в коридор, Жора увидел согнувшегося Яшу, а рядом лежала половинка кирпича. Вокруг собрались соседи по вагону, помогая и сочувствуя пострадавшему. Кто-то усадил Яшу на откидной стул, кто-то приложил мокрое полотенце под правый глаз, где сиял мощный, сине- красный фингал. Жорик, поддерживая друга, шептал утешительные слова.

- Любимое развлечение местных босяков,- говорил проводник,- сядут у полотна и лупят по мужикам, которые выглядывают. – Баб не трогают,- утешил он собравшихся.

Якову было больно, но не столько физически, сколько морально – были нахально прерваны его мечты. Постепенно пассажиры разошлись, кирпич выбросили. Жора увёл Якова в купе, где он впервые в жизни спокойно читал «Крокодил».

Подъезжая к Москве, Яков всё-таки не утерпел и снова занял позицию у окна. Вот она златоглавая! Теперь возле наследника заокеанского престола находился Жорик. Синяк, благодаря мази, принесённой проводником, перестал увеличиваться. Вид такого большого и многоэтажного города поразил Яшу, и, заставив забыть столкновение с кирпичом, снова вверг в радужные мечты. Поезд остановился у перрона. Яша с Жорой вышли из вагона. Многоликая и многоязычная толпа, двигающаяся во всех направлениях, объявления по радио, шум локомотивов, рёв магнитофона, крики носильщиков и провожающих – всё это одновременно обрушилось на провинциально - спокойную душу Якова. Подхваченный Жоркой он, словно перепивший заряженной воды Думака, спустился в подземный переход и, через гомонящий вокзал, вышел на привокзальную площадь. Здесь, к людскому разговору, присоединился рёв мощного автостада. Яков Миронович стоял с отвисшей челюстью, которая чудом удерживалась от дальнейшего падения жёстким воротничком - стоечкой его куртки.

Курский вокзал. Суетящиеся пассажиры южных направлений, постовые, лоточники, таксисты. Всё, как и на других больших вокзалах, но со своим колоритом.

Пистон, он же Николай Жабуков, загорал в стороне от таксоостановки в ожидании выгодных пассажиров. Он стоял и курил, прислонившись к машине, цепко рассматривая выходивших на площадь гостей столицы. Любил их Пистон, но по - своему. Приятно с ними иметь дело. Практически все они Москвы не знают, выскакивают ошарашенные, с большими глазами и сумками. И как тут можно отказаться от услуг молодого, симпатичного парня, который поможет с вещами, поддержит разговор, угостит хорошей сигаретой, или диковинной жевачкой, а затем с доброй улыбкой разъяснит интересующий вопрос. И садится народ и едет, и даже большой счёт воспринимают с радостью – этот парень с душой, а другой бы крокодил обобрал. Один такой клиент уже был у Пистона с утра. Колхозник из южного края попросил подбросить в «Золотой колос». Вот и повёз его Пистон в гостиницу через Черёмушки. Дорога с приятным водителем – это разговор. Пистон за свои 25-ть лет поколесил и повидал немало, хотя и был коренным москвичом. Вот и утром, слушая рассказы клиента о станице, о колхозе «Полный вперёд», он так поддержал разговор, что выяснилось – они с Петей земляки. Расставался Петя с Пистоном со слезами на глазах, даже не обращая внимания, какую сумму он прокатал. Но чего не сделаешь ради хорошего человека?

Пистон, увидев очередных клиентов, «лёг на курс». Проходя мимо медленно продвигавшихся Жорика и Яши, Пистон негромко, с застенчивой улыбкой неиспорченного жизнью парня, спрашивал у каждого и ни у кого: Куда ехать, уважаемые? Минимум затрат, максимум удобств и вы на месте.

Жора, хотя и был ошарашен жизнью столицы, чувствовал себя более уверенно, нежели Яков. Знакомый со светскими замашками, он медленно продвигался вперёд к остановке такси, таща за собой Яшу и, оценивая обстановку. Метро было отметено ещё при подготовке к поездке, и Жорик выбирал: стоять в очереди, или искать левака. Однако подходившие к ним таксисты не внушали ему доверия. Только обращались к ним многие, поскольку был в них некоторый колорит. Одеты они были хорошо, даже модно. Но изюминка была не в одежде. В Жорике, который с тревожным взглядом вёл за собой здоровенного детину с подбитым глазом и полуоткрытым ртом, изумлённо вертящего головой и как - бы слегка упирающегося. Таксисты, предлагавшие свои услуги, категорически решали, что без автосредства им не обойтись. Вот тут и подвернулся им Пистон.

- В гостиницу подбросите? - спросил Жорик, забывая, что в Москве их несколько десятков.

Пистон с вежливой улыбкой поинтересовался, какая им нужна. Услышав название «Золотого колоса», Николай улыбнулся ещё шире и пригласил гостей столицы в машину. «Волга» тронулась в путь. Угостив Жорика сигаретой «Винстон», а Яшу жевательной резинкой «Дональд», он начал разговор.

- Да, посмотреть у нас, конечно, есть что, да и прикупить товар хороший можно. Лето с отпускниками не началось, так что вы в самый раз приехали, - говорил Пистон.

- Да мы не на экскурсию и не в магазины, а приехали визу оформлять,- брякнул Яша, сражённый обаянием таксиста. Жора не возразил и не насторожился, так как дорогая сигарета была последней вехой на мосту доверия между ним и добродушным водителем. Пистон, удивлённо рассматривая в зеркальце лицо Яши, спросил: В командировку?

- Нет, - ответил Яша тоном, каким отвечают недогадливому ребёнку,- Уезжаем в США жить.

Мысль быстро заработала в голове у Пистона, и он продолжал: Не жалко покидать Родину?

- Жаль, конечно, но так получается, - продолжал исповедь Яков.

- Сами-то, откуда? - с сочувствием спросил Пистон.

Услышав ответ, он радостно заулыбался. Расцвели и Яша с Жориком, узнав, что Пистон их земляк, подавшийся после армии в Москву. Приятно было встретить в столице земляка, который с грустью произносил знакомые и родные названия.

- Ну, братва, вот так номер,- говорил Пистон, - Земляк с земляком в таком муравейнике встретились.

Хрякевич и Ряшкин светились радостью – теперь Коля был для них своим на 120 процентов.

- Конечно, в ОВИРе вам помытариться придётся, да и посольство тоже не фунт изюма, сказал Коля.

- Ещё надо доллары купить,- вздохнул Яша.

Пистон обернулся, сбросил газ и подал машину к тротуару.

- Ты, чего? - удивлённо спросил Жорик.

Пистон выключил счётчик и под удивлённые взгляды манюковцев пояснил: Второй раз за четыре года земляков везу. Так вам доллары нужны? Сколько?

Сумма названная в рублях и составлявшая пропорцию в валюте была приличной.

- Солидно,- присвистнул Пистон, – Вы где думаете их покупать?

- У валютчиков,- неуверенно протянул Жорик, - Там могут туфту подсунуть – фальшивку. Я ведь зачем спрашиваю, у меня знакомый один есть, вожу его частенько, так он во Внешторге работает, в командировках за границей бывает часто. Вот остатки валюты просит меня ему реализовывать, самому - то положение не позволяет. А так и ему хорошо и мне приятно. Так вот он недавно прикатил из ФРГ и, наверно, опять скоро звякнет. У него и надёжно и дешевле, чем у валютчиков. Ну, так что, договариваться, или не надо?

Для манюковцев это предложение было ещё одним сказочным поворотом судьбы. Они быстро согласились. У гостиницы распрощались, как старые друзья. Пистон подарил Яше итальянские очки, «чтобы скрасить коррозию портрета», и, условившись о встрече, они расстались.

Пистон, отложив работу в сторону, мчался в Марьину рощу на хату к шефу. Шеф, Вальдемар Алексеевич Мурый, он же Жук, был уголовным деятелем средней руки. Освободившись, третий раз два года назад Жук решил, что он достаточно «поработал» под руководством других. Пора и самому стать маленьким, но боссом. Во время командировок в недалёкие места он сумел создать там себе авторитет, расширить круг знакомых, набраться «академического» опыта. Выйдя на свободу, Вальдемар Алексеевич принялся формировать свою команду и бизнес. Правой рукой он сделал подельника по последним делам Карамболя, парня тридцати лет, жившего с ним в одном подъезде, заядлого бильярдиста. Он давно уважал Жука, а, отсидев, ещё и опыта нужного набрался.

Затем Мурый познакомился с Пистоном, который работал шофёром в ПМК. Вскоре Пистона устроили в таксопарк. Последними в группу вошли две знаменитости местного масштаба - братья Дубоносовы. Старший Стас был КМС по вольной борьбе, а младший Игорь занимался футболом. Братья исполняли роль телохранителей - вышибал, а также участвовали в массовках различных дел.

- Главное не количество, а профессиональный уровень,- говорил Жук, закончив формирование штата, - Моя светлая голова, да четыре хороших помощника, что ещё надо?

Для вспомогательных целей можно было запросто подключить мелкую блатную братию, или пацанов из компании Червончика. Те и другие считали Жука местным авторитетом. Червончик был просто рад ему чем - нибудь угодить.

Начал квинтет свои гастроли скромно. Но тут в жизни страны стали происходить изменения, начали меняться руководители, грянула перестройка. С каждым годом группа разворачивалась всё больше, пополняясь новыми участниками. Упор сделали на аферы, не брезговали кражами, операциями с валютой, и, конечно же, не забывали теневых дельцов, на которых могли замахнуться. Вальдемар Алексеевич помнил сам и учил компаньонов, чтобы они не лезли в чужие дела, уважали авторитеты. Сам он умело пользовался новыми и старыми связями, и жизнь его текла благополучно.

В местном пивном баре он был желанным гостем, в кафе «Юпитер» ему всегда были рады, как и в ближайшем ресторане. И хотя Жук был элегантным сорокапятилетним мужчиной, любил красивое, мог придумывать отличные комбинации, было в нём одно НО. Очень он был осторожен и не очень решителен. Сам он это знал и даже полагал, что именно эти минусы помешали ему в продвижении по иерархической лестнице своего мира. Нынешняя жизнь его была прекрасной. Было у него и прикрытие, но опять это НО. Сколько заманчивых комбинаций было отвергнуто, чтобы только не столкнуться с сильными мира сего. Но если на любом провинциальном базаре можно спокойно крутить свои делишки, то разве в московском муравейнике за всем уследишь? Поэтому Вальдемар Алексеевич, когда не был подвержен приступам осторожности, промышлял там, где была возможность.

Пистон подкатил к девятиэтажке. Тёмно – синяя семёрка шефа стояла на месте. Коля поднялся и позвонил в дверь. Открыл Карамболь и, поздоровавшись, двинулся в гостиную. У Пистона была хорошая однокомнатная квартира, но хата шефа ему очень нравилась. Комнаты были изолированы, и каждая из трёх просто и со вкусом подчёркивала достаток хозяина. Жук с Карамболем сидели в гостиной и играли в карты. Жук, закончив игру, обратился к нему: Что нового на белом свете, дорогой?

Пистон, сгоравший от нетерпения, рассказал, как он удачно подцепил выгодных клиентов.

- Так ты думаешь верняк? - спросил Жук разгорячённого таксиста.

- Да я же вам говорю два идиота натуральных. Жорик видно ещё три класса закончил, а этот бугай Яша, как в детстве с горшка упал и головой о пол ударился, так и остался с дебильной улыбкой на всю жизнь, да ещё и потом, наверное, не раз пыльным мешком из – за угла получал. На роже так и написано: Я ошибка советской генетики. Как они на площадь выперли – все на них так и уставились. Наверняка сегодня ещё в новостях покажут и…

- Ладно, не тараторь, а свои выводы для мемуаров оставь,- обрезал Карамболь. Дай обмозговать, - добавил он, посмотрев на молчавшего шефа.

Пистон примолк. Вальдемар Алексеевич думал. По словам Николая, выходило, что грех пропустить такой случай, а кто пропустит – тот враг народа.

- Посмотреть на них надо самому, а там решим, что с этими гусями делать. Вот и зафартило мне опять,- удовлетворённо подумал Жук.

Вспомнилось ему, как недели полторы назад их заметили ребята Кунака на своей территории. Они только готовились к «работе», разве от опытного глаза это скроешь? Пришлось вести Магомеда, подручного Кунака, в ближайший кабак и заверять в своей дружбе и уважении к Кунаку. Но после этого временно остановились. Жук прикидывал, не последуют ли какие - либо меры со стороны кавказцев.

- Вечером покажешь мне их, - сказал Жук.

- Сделаем. Порекомендовал я им посетить кабачок – там и устроим смотрины, - отрапортовал Пистон.

На том и порешили.

Для Яши и Жоры сказка продолжалась. В гостинице они отхватили двухместный номер, оставили вещи и поехали на Красную площадь.

Если человек говорит, что был или собирается побывать в Москве, то у многих это ассоциируется с Красной площадью, мавзолеем, ГУМом, ЦУМом, ВДНХа и ещё десятком известных мест. На самом деле есть старая и новая Москва, Арбат с различными архитектурными особенностями, есть знаменитое московское метро с его особенным запахом, красотой подземных станций – галерей, Чистые пруды, великолепные парки и скверы, и многое другое, что является достойным обрамлением наиболее ярким памятникам и местам нашей столицы.

Всё это непрерывно, поражающе, мелькало перед Яшей. На Красную площадь он входил с восторгом, в мавзолей с трепетом. ГУМ его удивил и обрадовал своей красотой. В «Детском мире» он сам всему радовался, как ребёнок, когда выбирал подарки сыновьям. Возвращались в гостиницу на метро. С ним Яша тоже немного освоился. При входе его больше не били по ногам железные руки – он знал, что здесь кидают пятачок. На эскалаторе он не падал, давя окружающих, потому что приноровился не попадать на сгиб ленты. Много чему научился за текущий день Яков Миронович. Одним словом уставшие, но довольные они возвращались в гостиницу.

Умывшись и отдохнув, манюковцы отправились ужинать в ресторан. Посетителей в зале было немного, и они заняли приглянувшийся столик. Сделав заказ,

Жорик стал обучать Яшу тонкостям застольного этикета: Вначале рубаем немного салата, затем пьём по рюмахе. Потом отбивные. Нож держи в правой руке, а вилку в левой и действуй, как я. Практикуйся, друг, здесь, там легче будет.

- Я бы, Жора, борща рубанул, или харчо, как там, в кафе,- сказал Яша.

- Ничего, попрактикуемся ещё на первых блюдах, а я тебе двойное второе заказал, так что сыт будешь, - поучал Жорж, - Вообще – то, ты это учти, за границей мало едят, давай и твой желудок на западный стиль переводить.

- Мало - это сколько? - простодушно осведомился Яша.

- На завтрак вот такую рюмочку кофе, - стал наглядно демонстрировать Жорик на приборах.

Тут официантка принесла им заказ. Дождавшись, когда она уйдёт, Жорж продолжал: Вот такой кусочек хлеба, немного масла, сыра и вот столько салата, или пару яблок.

- И всё? ! - изумлённо спросил Яков.

- Нет, не всё. На обед немного первого, вот столько второго, а на ужин тоже, что и на завтрак, - подвёл черту Жора.

- Я так, наверное, не смогу, - заметил растерянно Яша, прикидывая в уме мизерность порций.

Молча расправились с салатом, хлопнули по рюмке. Жорик непринуждённо рассматривал зал, когда до него донёсся возглас Яши: Понял!

– Что ты понял?

– Изобилие продуктов у них на западе оттого, что они не наедаются, - сделал вывод Яков.

Тогда Жорик не спеша, стал объяснять ошибочность его взгляда. Зал тем временем заполнился наполовину. Ансамбль для разминки исполнил несколько популярных вещей. Манюковцы раздавили один графинчик и заказали другой. Яков Миронович, разобравшийся в продуктовых тонкостях Запада, с интересом рассматривал посетителей ресторана. Его внимание привлекли две красивые девушки, которые сидели через столик от них в обществе мужчины средних лет. Девушки были модно одеты, ярко накрашены и веселы.

- Слышь, Жор, вон за тем столиком, наверное, артистки сидят? - поинтересовался Яша.

Жорик глянул и ухмыльнулся, а затем пояснил товарищу род занятий этих красавиц.

- Как же так, такие красивые и непутёвые, - произнёс с сочувствием Яша, а его челюсть удивлённо отвисла.

В таком виде и предстал Яков перед Жуком. Тот издали смотрел на манюковцев и настроение его улучшалось. Последние сомнения отпали, и он теперь был целиком согласен с выводами Пистона, сделав ставку. Вальдемар Алексеевич сел в машину и, обращаясь к соратникам, сказал: Начинаем операцию под кодовым названием «Банзай». Белые начинают, вручают куклу и выигрывают. Молодец, Пистон, давно я таких перезрелых клиентов не видел. Жора видно ещё букварь читал, а Яшу не раз с русской печки головой вниз роняли – это факт. От них через стол кошёлки местные сидели с Зюзиком, так он бедный так слюни распустил, что аж челюсть отвисла.

Покуражившись ещё немного над Яшей, Жук приказал трогать домой. Через час Жора и Яша нетвёрдой походкой двинулись в номера, отдыхать от первых впечатлений.

Следующие дни прошли у Манюковцев в делах и заботах. Они посетили ОВИР и посольство. Оба посещения были связаны с бюрократической волокитой и нудной формалистикой. Столько бумаги, сколько Яша заполнил в этих двух учреждениях, он не исписал за всю восьмилетку. Зато задача была во многом решена, хотя и требовала повторных визитов в означенные заведения. На следующий день у друзей была назначена встреча с Пистоном, которая должна была состояться в центре, рядом с ЦУМом. Пистон объяснил это тем, что недалеко живёт его внешторговский знакомый, и в случае продажи или расторжения сделки он быстро вернёт деньги хозяину. Ровно в 12 часов Яша с Жориком стояли у киоска рядом с универмагом и всматривались в народные массы, бурлящие перед ними. Пистон вынырнул, как из - под земли: Привет, ребята!

- Здорово, Колёк, - радостно ответили манюковцы.

- Немного задержался, хотел ближе подъехать, да не получилось. Там один африканский друг начал свою колымагу разворачивать и пробочку сделал, - объяснил Пистон, - Ладно, пошли к машине, если не передумали.

- Что ты, Колёк, договорились же, - клятвенно заверил Яша.

Через пять минут компаньоны подошли к машине, которая стояла у тротуара между «семёркой» и «двойкой». Сев в машину, Пистон поинтересовался у друзей их успехами. Дослушав, он без слов запустил руку под сидение и достал свёрток. Развернул. Под газетой оказался пакет с долларами.

- Ты смотри и не боится в машине оставлять, - изумился Яша.

- Машина с противоугонкой импортной, да и тайничок не сразу надыбаешь, - парировал Николай.

- Ладно, давай считай наши деньги,- сказал Жора.

Рядом бурлил людской муравейник. Никто не обращал внимания на сидящих в такси мужиков.

- Всё точно, как и договаривались, - сказал Пистон, перекладывая в свою сумку деньги, - Теперь считайте вы.

Он передал Яше пакет с долларами. Манюковцы убедились в правильном количестве заокеанской валюты.

- Всё точно, - довольно сообщил Георгий, складывая купюры в пакетик.

- Фирма, - улыбнулся Пистон.

- Я и не представляю, как их вообще можно подделать,- сказал Яша.

Пистон достал из своего бумажника одну купюру и на её примере объяснил друзьям несколько простых способов проверки.

- Ладно, дома попрактикуетесь, - закончил он, доставая из бардачка газету, - Давайте я вам заверну пакет…

- Да не надо, у нас сумка есть…

- Нет, Жорж, тут уж слушайте сюда. Кто же в сумке носит деньги? Это у нас можно так в сельпо ходить. А здесь вы только ручки от неё домой принесёте. Как у вас свои бабки не увели, удивляюсь. Поэтому клади во внутренний карман и порядок. А завернуть в газету не помешает, вдруг достанете, да увидит кто. А вам, что менты, что жульё – всё одно проблемы. Так зачем они вам, если можно этого избежать? - жестикулируя, Пистон нечаянно задел локтем сигнал, который дал короткий гудок, - Вот видите, даже моя ласточка подтверждает, что я прав.

Он засмеялся, хлопая по передней панели.

- Правда, твоя, Николай, тут мы опять не догадались, - ответили гости столицы.

Жора отдал пакет, и Пистон стал его заворачивать. В это время в заднее боковое стекло раздался стук. Обернувшись, все увидели старшего лейтенанта милиции. Пистон спокойно убрал пакет за борт куртки. Но старлей, улыбаясь, попросил водителя всего лишь продвинуть «Волгу» вперёд, чтобы вывести свою машину. Между «Волгой» и впереди стоящей машиной действительно был интервал метра полтора. Пистон продвинул своё авто вперёд. Выключив двигатель, он повернулся к землякам: Пронесло, а то думал, подцепил нас мент. Доказывай потом, что я не валютчик. Вот видите – разные ситуации бывают.

С этими словами он достал свёрток, поправил газету, перетянул его резинкой, и отдал манюковцам: Прячь подальше, дорогой, пока ещё кто - нибудь к нам не пожаловал. Ну, что, порядок?

- Всё нормально, спасибо тебе помог, так помог,- хором благодарили его «земляки».

- Теперь, ребята, извините, что не смогу вас подбросить, ждёт меня посол мой, а потом вызов у меня, - оправдывался Коля.

- Какой разговор, мы всё равно прогуляться хотели, - выходя из такси, говорили мужики.

Тепло попрощавшись, и, договорившись о встрече, окрылённые манюковцы отправились бродить по столице – матушке. Пистон, отказавшись от магарыча, тронулся в другом направлении.

Утренняя работа была сделана, скотина накормлена, и в семье Хрякевичей наступило время для занятий английским языком. За обеденным столом расселись дед Ксенофонт, Муся и Борька. Во главе стола сел Афонька с видом учителя. На диване, жмуря глаза, за происходящим лениво наблюдал кот Фантомас. Рядом с ним восседал Сигизмунд, который в эти часы приходил к Хрякевичам из солидарности к своему другу и для повышения культурного уровня.

Афоня раскрыл книгу, и тоном заправского педагога начал урок: Итак, вначале повторим то, что проходили на последнем занятии.

Все, кроме кота и Борьки напряглись.

- Как по - английски будет, как дела? – спросил Афоня, - Дедуня, отвечайте.

Дед Ксенофонт напрягся, как при жесточайшем запоре, но вспомнить не смог.

- Хай вдуюю,- зашептал вспомнивший Сигизмунд.

- Дедушка Сигизмунд, не подсказывайте, тем более не правильно! – пресёк попытку Афоня.

- То исть как не правильно? - возмутился пастух.

- Повторяю ещё раз для старшеклассников,- сказал Афоня, глядя на стариков, - Хау дую ду. Повторяем за мной по слогам.

Все старательно повторили.

- Слабовато,- подытожил Афоня, - Вот учитесь. Как ты, Борька, поздороваешься и спросишь о делах у дедушки Парамона?

- Хау дую ду грэнд фазэ Парамон! - начал Бориска.

- Слышь, Афонька, - обратился к учителю Сигизмунд, - Вот ты тут всё дую, дую, а чего серьёзного и не объяснишь.

- Так мы и начинаем со знакомства и общения, возразил Афоня.

- Нет, всё это не то. Что вы с дедом поздороваться не сумеете. Да и по - русски он не разучился говорить, пишет же, что даже Джину научил. А вот, к примеру, захочет Ксенофонт рюмаху хлопнуть, что он в кафе скажет, как попросит? – заулыбался Сигизмунд.

- Всё вы к водке сведёте,- возмущённо сказала Муся.

- Ты, Муська, не перечь! Он, может быть, вводную даёт, - вступился за друга Ксенофонт.

- Да,- поддержал Сигизмунд, - Ты вот за хлебом, за конфетами пойдёшь, что скажешь в магазине?

Муся смущённо опустила глаза.

- Нечего вам зря спорить, ведь мы до этого скоро дойдём, - успокоил всех Афоня, - А теперь продолжим. Поздороваться можно одним вариантом, который у них широко распространён. Вот, например.

Во время этой речи старый пастух щекотал за ушами у кота, и Афонька решил обратиться к нему, чтобы он не отвлекался.

- Хэлло, грэнд фазэ Сигизмунд!

Старик застыл на месте, и его глаза стали расширяться. Бывало и раньше такое, что Сигизмунд чего - нибудь недослышит, а тут ещё и отвлёкся. Вот и донесло до его слуха не английское приветствие, а его русский, чем - то созвучный, вариант ненормативной лексики.

- Ты это кого, сорванец, покрыл?!- взвился он над Афонькой, который ничего не понимал.

- Ты слышал, Ксенофонтушка, как ентот шкет зелёный меня обругал? - обращался Сигизмунд к остолбеневшему однокласснику.

К слову сказать, ему с Мусей тоже послышался русский вариант заокеанского приветствия и поэтому они были поражены не меньше старого пастуха.

- Вот дожили,- продолжал набирать обороты Сигизмунд,- Получили на старости лет. Для кого революцию делали? За что кровь мешками проливали? А ты мне?! Да я под разбитые танки бросался, медаль имею за оборону Ташкента, да мы…- тут он запнулся и сел на диван.

Байки Сигизмунд любил травить, и со временем он, как и некоторые его слушатели, уверовал в свои рассказы. Вот и сейчас можно было подумать, что если бы не его героизм, то не миновала бы оккупации столица Узбекистана. Были, конечно, у него пробелы и в военном деле, и в географии, и в истории, но сейчас он был задет за живое и смешал все грани. Минут десять ушло на то, чтобы всё разъяснить и успокоить старшеклассников.

- Ну и народ,- пыхтел Афонька, - А если бы мы китайский изучали?

Муся прыснула в кулак, вспомнив вчерашнюю передачу из Клуба кинопутешествий, и сравнив пару китайских слов с русскими аналогами. Сигизмунд и Ксенофонт, расценив это, как посягательство на их авторитет, начали было возмущаться, но Афонька призвал соблюдать тишину. Постепенно все ученики угомонилось.

- Теперь поупражняемся в диалоге, - сказал сурово Афанасий, - Начнем с отстающих (Здесь прочное первенство держал Ксенофонт). Ты с кем будешь говорить деда?

- Да мне, унучок, легше будя с Сигизмундом.

Афонька кивнул, давая добро.

- Хай дуюв ду, Сигизмунд.

- Хау дую ду, Ксенофонт.

- Вочиз ё нэйм?

- Ай гоу ту зэ шоп ту зэ ром.

- Стоп, стоп,- хлопнул рукой по столу Афоня, - Ты же знаешь его имя, деда, зачем спрашиваешь? А вы переводите всё на выпивку, дедушка Сигизмунд, хотя и имеете больше способностей, чем наш дедуня.

- Дык, поэтому и имею, что постоянно прочищаю свой мозговой аппарат сорокоградусной слезой, - довольно ответил Сигизмунд.

Афоня, который был круглым отличником в школе, более этого не снёс и решил заканчивать занятия. Проговорив хором ещё штук восемь новых слов и разъяснив их значение, он распустил класс. Афоня требовал, чтобы все ученики при общении друг с другом употребляли знакомые английские слова. Все, понимая, что это необходимое дело, старались придерживаться правила. Выйдя из дома, Сигизмунд и Ксенофонт сели на лавочку.

- Да, вэри ядрёный этот инглиш, - протянул Сигизмунд, закуривая папиросу.

- Как же бедные дипломаты его учат? – изумился Ксенофонт.

- Да так же, как и мы, - отвечал ему друг.

- Ну и фэйс у тебя фрэнд Сигизмундушка был, когда мой Афонька с тобой похеловкался.

- Ладно, экскузьми.

- Хоккей, май фрэнд.

- Что-то спал я сегодня вэри бэд,- пожаловался другу Сигизмунд,- Ревматизьма крутила.

- И я почти не спал, то дог гавкал на кэтов, то пиги хрюкали и визжали, раскудрить их налево,- откликнулся Ксенофонт.

- Слышь, Ксенофонтушка, твоих что-то не видать, пошли на ривер дринкнем поллитровочку, - предложил оглядываясь Сигизмунд.

Приятели, пробираясь через огород, и гутаря на русско – английском диалекте, пошли отдыхать.

Яша с Жорой, вдоволь побродив по Москве, возвращались в гостиницу. Масса впечатлений, плотный обед в кафе – всё это сопутствовало блаженному настроению, в котором они прибывали. Поднялись в номер.

- Завтра в рейд по бюрократам и домой, - счастливо протянул Жора.

- Да, домой, - ответил довольный Яков.

К отъезду решили подготовиться заранее, тем более, что было свободное время. Упаковав в чемоданы вещи и подарки, они решили перепрятать валюту в «хлопковые сейфы» - в карманчики на трусах. Пока что армейский способ, предложенный Жорой, себя оправдывал.

- Даже, если чемоданы украдут и нас разденут до трусов, мы всё равно будем на плаву, - говорил Ряшкин.

Решили разделить доллары поровну. Яша развернул газету, открыл пакет и положил на кровать деньги. Вначале Якову Мироновичу показалось, что у него что-то с глазами. Стопочка, разъехавшись, демонстрировала очумевшим манюковцам белую начинку, прикрытую с двух сторон настоящими купюрами. Обман был на лицо.

В гостиной у Жука собралась вся компания. Настроение было приподнятое. На столе стояла бутылка столичной водки, коньяк «Арарат» и джин «Капитанский». Все дополняла добротная закуска.

- Сработали чисто, вмешательство наряда не потребовалось,- Жук посмотрел на Дубоносовых, которые в случае провала, должны были задержать «валютчиков».

- Их Карамболь своей формой крепко пуганул, - весело вставил Пистон.

Карамболь, опрокинув рюмку, зло выругался: Хорошо, что кореша не видели.

- Ладно, всё, что для пользы дела – прощается,- успокоил его Жук, - А теперь, братва, слушай сюда. Ты, Пистон, заработал хороший куш. Это тебе, Карамболь, за моральные издержки, а это ваша доля, ребятки,- положил он перед братьями стопку купюр, - Это моя часть, это на общак и на развитие производства. Коля, ты возьми недельки две отпуска и уезжай в Прибалтику отдохни. А теперь поехали дальше.

Все, кроме Игоря - водителя зелёной двойки, продолжили праздник живота по полной программе. Часа через полтора все стали собираться по домам. Оставшись один, Жук отсчитал от долларов сумму равную своей доле и спрятал в тайник. Упаковав остальные деньги в пакет, он дождался Игоря и отвёз всю сумму плюс проценты за прокат знакомому валютчику Туче. Возвращаясь домой по вечерней Москве, Жук с довольным видом хозяина смотрел на людей и город.

- Вот же волк, наколол, - тихо выдохнул Хрякевич. – Ни денег ваших, ни денег наших.

- Что же делать? В милицию заявить? – потеряно спросил Яша.

- Ты что, вместе и загудим, а если его не найдут, то знаешь, сколько нас мытарить будут? Стоп, - после небольшой паузы сказал Жорик, - Рано вешать нос, будем его искать!

- Да, он сидит и ждёт, чтобы мы его нашли, - упавшим голосом вымолвил Яша.

- Погоди, давай всё по порядку, - спокойно продолжил Жорж, - Имя мы его знаем, хотя может быть оно не настоящее. Далее, знаем, кем он работает. Ты номер машины помнишь?

- Нет, - после небольшого раздумья выдавил Яков Миронович, - Даже внимания никогда не обращал.

- Вот и я не помню, - почесал затылок Жорик.

- А говоришь, найдём, - передразнил Яша.

- Говорю найдём, - засиял улыбкой Жора, - Слушай мой план…

На следующее утро Жора, который был руководителем операции, и Яша были на Курском вокзале. Замысел их был прост. Они подходили к таксистам, интересовались личностью парня, с которым якобы ехали и забыли у него в машине портфель с документами. В министерстве эти бумаги ждут, а срок командировки заканчивается.

Таксисты, повидавшие за свою работу немало, относились к поискам по-разному. Одни действительно не знали Николая. Другие может, и знали, но не хотели выдавать брата-таксиста. У них на лбу не написано, что они ищут. Третьи вообще отгораживались от всего, решая, что их дело сторона. Наступил ранний вечер и друзья, отчаявшись в своей поисковой работе, решили двигаться в гостиницу.

Сев в такси и назвав адрес, они некоторое время молчали. Затем Яков с горькой иронией сказал: Плакали наши документы.

- Что потеряли, ребята, что так невесело вздыхаете? - шофёр – немолодой, добродушный мужик с пышными усами, посмотрел на друзей, ожидая ответа.

Жорик без особого энтузиазма рассказал ему легенду о портфеле.

- Сам он молодой, чёрненький, симпатичный? – уточнил таксист.

- Да, да, - закивал Яша.

- Справа на верхнем зубе золотая фикса есть? – пытал водитель.

- Точно, есть, как мы про это забыли! - закричал Яша.

- Тихо, парень,- успокоил его водитель, - Я знаю его. Зовут Николаем, фамилия Жабуков, в нашем парке работает.

- Батя, поехали в парк, только побыстрее, - заторопил водителя Яша.

В парке они узнали, где живёт Николай. Но огорчило их то, что он с сегодняшнего дня взял отпуск за свой счёт.

- Отец, подбрось нас к нему, - попросили манюковцы таксиста, который всё ещё стоял у проходной, копаясь в движке.

- Точно документы важные, у вас аж глаза горят, - усмехнулся водитель, садясь за руль.

- Важнее некуда, - захлопывая дверь, ответил Яша.

Машина, поколесив по Москве, подъехала к двенадцатиэтажке и остановилась у крайнего подъезда.

- Спасибо тебе, батя, - расплачиваясь с таксистом, благодарили Яков с Жорой.

Войдя в подъезд, хотели вызвать лифт, но он был занят где-то наверху.

- Давай пешком, не развалимся, - первым ринулся вверх Яша.

Их целью был седьмой этаж. Пробегая третий, они услышали шум проходящего лифта.

- Надо было подождать, - пропыхтел Жорж.

- На том свете подождём,- вбегая на пятый этаж, пробасил Хрякевич.

Лифт остановился на первом этаже, дверцы разъехались, и на площадку вышел Пистон. У него на плече висела большая спортивная сумка.

Яша первый достиг квартиры Николая и вдавил кнопку звонка. В квартире было тихо. Прозвонив минуты три, друзья двинулись к лифту. Выйдя из подъезда, они остановились на ступеньках.

- Где же нам искать этого Жабукова? - проговорил вполголоса Жора.

- Это Колю что ли? – услышали они голос старушки, которая с соседкой несла вахту на лавочке у подъезда.

- Да, да, бабуля его самого,- бросились к ней манюковские сыщики.

Старушки даже отпрянули: Да он только что уехал.

- Куда? – не отступали друзья.

- Сказал во Внуково, на отдых улетает, ответила бабушка.

Поймав такси, друзья рванули в аэропорт. Войдя в здание, решили не разделяться. Ещё с утра, на случай неожиданной встречи с Колей, были предприняты элементы маскировки в облике. Поиск начался.

Пистон спокойно сидел в ресторане и ужинал. Беготня закончилась, самолёт через сорок минут, теперь можно и расслабиться. Он расслаблялся с коньячком и отличной закуской. Время от времени его лицо озарялось лёгкой улыбкой. То он вспоминал операцию, то момент, когда «земляки» обнаружат подмену. Мелькали перед ним и перспективы шикарного отдыха, и модели машин, из которых он выбирал себе самую лучшую. Пистон, как и манюковцы, успел переодеться и несколько изменился. Но, как говорили дети капитана Гранта: Кто ищет, тот всегда найдёт. Первым Николая заметил Яша. Они с Жорой стали с двух сторон заходить к его столику. Пистон со своими воспоминаниями, как глухарь на току, и не подозревал о том, что тучи сгущаются. В это время голос диспетчера объявил посадку на очередной рейс. Несколько человек встали из-за столиков, и Пистон оглянулся. Реакция у парня была хорошая. Он быстро встал, на ходу сунул деньги официанту и, изображая опаздывающего пассажира, заспешил к выходу. На мгновение юные друзья милиции растерялись, но, через несколько секунд, бросились за ним. Пистон не бежал, не переходили на бег и манюковцы. Но вот на очередном перекрёстке аэровокзала они его потеряли. Кинулись в одну, другую сторону, но объект не обнаружили. Друзья отошли с оживлённого перекрёстка, где их толкали и бранили пассажиры, отягощённые багажом, и остановились в проходе к мужскому туалету.

- Ладно, подожди, пойду, уровень стресса сбавлю, - сказал Жора, направляясь к туалету.

- Закрыто, уборка, табличку не видишь, что ли, - остановил его возглас дюжей уборщицы.

Жорж прикрыл дверь, где под красной буквой М каким-то шутником был нацарапан оптимистический лозунг «здесь из тебя ничего хорошего не выйдет» и услышал новый крик грозной хранительницы ватерклозетной комнаты: Я тебя уже десять минут жду, а ну вылазь быстрее!

- Ладно, не шуми, уже выхожу. Видишь, болезнь прихватила, - был голос Пистона.

- Дома тогда сиди, а не по аэропортам шастай! – отозвалась уборщица.

Просидев ещё минуты три, Николай вышел из кабинки и, сопровождаемый ворчанием уборщицы, покинул убежище.

Кажется, пронесло,- подумал он. И тут с двух сторон одновременно его взяли под руки два дюжих манюковца. Пистон побледнел и слегка приоткрыл рот.

- Что же ты так долго, аж провонялся весь,- подмигнул ему весело Яша.

Пистон хотел ответить и слегка дёрнулся. Два железных тиска сдавили его руки, и с другой стороны раздался угрожающе - нахальный голос Жоржа: Потухни, урод комнатный, а то дерьмо расплескаешь.

Пистон сник окончательно. Этот неожиданный арест, этот уверенный тон поразили и удивили его. Прежде, чем садиться в такси, Жора ещё одной фразой неумышленно добил друга-Колю: Один гудок и зубы уплыли, усёк, гнида?

Пистон слабым кивком подтвердил, что принял информацию к сведению. Всю дорогу его мучили вопросы: как они на него вышли, как из безобидных овечек вдруг превратились в злых волков? Возле подъезда было тихо, и троица спокойно поднялась в квартиру к Жабукову.

- Ты неплохо устроился, земляк, - сказал Жора, оценивающе разглядывая комнату.

- Что же ты, пёс, честных людей обманываешь? - приступил к разговору Яков Миронович, - К тебе с душой, а ты…

- Ладно, хватит проповедей, - перебил Жорж. – Деньги на стол.

Пистон решил поломать комедию: Какие деньги, мы ведь рассчитались…

Звонкая затрещина оборвала пламенную речь труженика теневой экономики. Яша был возмущён, но всё же двинул слегка. Однако силы, как и отпечатки пальцев у всех разные. Пистон ойкнув, опрокинулся вместе с креслом и, дёрнув ногами, замер.

- Ты что наделал? – прикрикнул Жора.

- Пусть гад не издевается. Да жив он, сейчас оклемается, - Яша принёс стакан воды и с размаху вылил его на портрет Жабукову.

Слабым движением и мычанием Пистон обозначил причастность к живому миру. Манюковцы подняли его и бережно усадили на диван. Коля жалобно взглянул на друзей.

- Так, что с нашими деньгами, Николай?

- У меня, их нет, жалобно ответил он.

- А где же они? - елейным голосом спросил Яша.

- Может быть ты их все в кооперативном сортире просидел,- ехидно поддержал Жора, - Да вы, любезный - транжира!

- Брешет он, надо хату протрусить,- взвился Яков.

Великий, могучий, прекрасный русский язык с его различными стилями. Не всё и всегда мы понимаем в нашем родном и живом великорусском чуде. Но бывает ещё один вариант. В одном месте слово относится к одному стилю, а в другом к другому. Так и на Пистона простой деревенский говор южного края влиял под его углом. Кабак, хата, трусить. У него мелькнула страшная догадка, что это люди Кунака – это крышка.

- Стойте, ребята, я всё скажу. Зачем корешам ссориться – по одной земле ходим,- зачастил Пистон. Молчание «земляков» его приободрило: Свою долю я на сберкнижку положил на предъявителя, она в бачке в туалете.

- Где?! - изумился Яша.- Ты что, в сортир её выкинул?

Жорик хлопнул по спине Яшу, который имел небольшие познания в светских делах и предметах, и вышел из комнаты. Через пару минут он вошёл с небольшим целлофановым пакетом: Слушай, Колёк, всё-таки у тебя страсть к отхожим местам.

В пакете было три сберкнижки на предъявителя. Положив одну из них в карман, Жорж сказал: Слушаем дальше.

Пистон, как на духу, рассказал об участи остального капитала. Когда он закончил, Яша сказал: Маленький ты, но шустрый, как пистон.

Друзья весело засмеялись, а Николай покрылся холодным потом. Выйдя из дома, тормознули левака. Да так он удачно подкатил, что у Пистона мелькнула мысль, что он тоже с ними.

Жук с Карамболем смотрели на видеомагнитофоне – новым чудом техники, американский фильм. Боевик был интересным, поэтому звонок в дверь оказался некстати. Карамболь, узнав голос Николая, открыл дверь, и повернул было в комнату, но у манюковцев был разработан свой план. Яша резко толкнул открывающуюся дверь, и рванул в прихожую. За ним, держа за связанные руки Пистона, ввалился Жорик. Но и Карамболь имел хорошую реакцию и верную руку. Мгновенно сориентировавшись, он с разворота нанёс сильный удар Яше. Но при этом допустил ошибку – его кулак припечатал подбитый, и не до конца заживший, глаз Хрякевича. Пошатнувшись и дико взревев, Яша ударил в ответ. Карамболь, с памятью об ударе на лбу, влетел в кухню и, перебив собой ножки кухонного стола, затих под ним в глубокой отключке. Всё это произошло в считанные секунды. Вальдемар Алексеевич среагировал на рёв Яши и выскочил из комнаты, куда тут же был отправлен мощным ударом в ухо. Совершив, словно в невесомости, небольшой полёт, Жук врезался в стену и затих. Яков, сорвав ещё одну дверь с петель, и обойдя все комнаты, успокоился. Жорик с шокированным Пистоном так и стояли у двери.

- Яша, в тебе пропадает супермен,- тихо сказал Жорж.

- Американские боевики отдыхают, - прокомментировал с тихим восхищением Пистон.

- Да сколько же мой глазик истязать будут – тут и камень не выдержит,- с обидой в голосе пожаловался Яков Миронович.

Манюковцы связали Карамболя, привязали к креслу Пистона и посадили на диван Жука, которому помогли прийти в себя водными процедурами. Жук открыл глаза и затуманенным взором посмотрел вокруг.

- Ты ему, Яша, ещё на локатор водички плесни, а то может пожар устроить, - усмехнулся Жорж.

Действительно, ухо Жука переливалось красно - фиолетовыми разводами, напоминая затухающий костёр.

- Шеф, прости, – это люди Кунака, - виновато выдавил Пистон.

- Что ты сказал? - повернулся к нему Яша.

Но Николай молчал, опустив голову. Зато Жук, забыв про боль, ясно посмотрел на манюковцев и выпрямился.

- В общем так – верни наши деньги, - потребовал Жора.

Вальдемар Алексеевич встал, подошёл к окну, и, повозившись у подоконника, открыл тайник. Достав оттуда пакет с долларами, он положил его на стол: - Я думаю, мы в расчёте? - спросил он гостей.

- Рассчитывай на помощь свыше, - ответил Жора.

Яша, взволнованный бурными событиями, сунул пакет за пазуху, не считая деньги. Закрыв Жука в ванной, друзья покинули поле боя, и вышли на улицу.

Чистое небо, лёгкий, прохладный ветерок и заново обретённые капиталы создавали хорошее настроение. Пошли пешком. Улицы были малолюдны. Вошли в сквер. Сбоку, на аллее, замелькали разноцветные огни кафе.

- Слушай, Жор, что - то мне есть, захотелось, - жалобно сказал Яша.

- Так давай зайдём, - откликнулся тот.

- Да, а эта фара? Скоро вся Москва меня по фингалу узнавать будет, – показывая на синяк, возмутился Яков.

- Шутишь - это хорошо, значит всё в порядке. А то, после твоего силового дебюта в квартире, я думал, что ты встал на скользкий криминальный путь. Ладно, ладно, - пресёк Ряшкин попытавшегося возразить товарища, - Посиди пока здесь, а я что-нибудь организую для твоей изголодавшейся души.

Жорик двинувшись к пищеточке. Яков сидел, опустив голову и накрыв её горестно сдвинутыми плечами. Но его одиночество продолжалось не долго. К нему, привлечённые беспомощным видом, подошли несколько парней.

- Эй, дядя, хватит спать, лучше купи кирпич. Новенький только сегодня в жаркой печке обожгли и сразу к нам привезли. Бери не прогадаешь, так, по кирпичику, и на дом насобираешь, - нахально выдал один из них, под усмешки остальных.

Яша удивлённо посмотрел на обыкновенный красный кирпич. Вставая, Хрякевич недоверчиво спросил: - И сколько это стоит?

- Всего двадцать пять тугриков, - последовал бойкий ответ.

По наглой манере говорившего и ехидным улыбочкам компании, Яша вдруг ясно понял, что это не безобидная шутка, да ещё и цена в каких-то загадочных тугриках. Нахмурившись, выпрямившись во весь рост и расправив могучие плечи, Яков Миронович, быстро выхватил кирпич из рук парня, и разломал его на две части руками.

- Что же вы мне брак подсовываете, молокососы? - надвигаясь на парней, процедил он.

Пацаны, поняв, что не к тому обратились, бросились в боковую аллею. Тот, который предлагал кирпич, не сумел быстро развернуться, запутался в своих же ногах и упал. Яша шагнул к нему, взял за ворот курточки и поднял до уровня своих глаз.

- Дя – дя – де – чка, - заблеял обречённо парнишка, - Я – я - ни – ког – да, никог – да не бу – бу - у – ду.

Яша, ещё державший в руке половинку кирпича, поднял её над головой парня и раскрошил.

- Вот так и с твоей бестолковой головёшкой будет в следующий раз. Усёк? – мрачно поинтересовался он.

Журчание из брюк неудачного налётчика явно засвидетельствовало, что с преступным прошлым он распрощался окончательно, и в будущем, после просмотра передачи «Спокойной ночи, малыши», за порог дома ни ногой. Яша брезгливо отшвырнул его в сторону. Ещё не коснувшись земли, парень начал вращать ногами и за секунды скрылся из виду, побив все беговые рекорды настоящего и, возможно, будущего. Яша поднял вторую половинку кирпича и усмехнулся.

Вскоре подошёл Жорж с пакетом в руке.

- Ух ты, это что за лужа? Десять минут назад сухо было. А это ты для меня, друг, приготовил кирпичик в обмен на пирожки? Да, твоя нечеловеческая доброта, даже по московским меркам, зашкаливает, пошутил Жора.

Яша рассказал земляку о странной встрече.

- О, я даже испугался, когда рядом со мной это чудо по кустам пронеслось, - пояснил Ряшкин, - Да, брат, уберёг ты свой зоркий глаз от второй встречи с кирпичом.

Жора поведал другу, чем обычно заканчиваются такие разговоры с ночными продавцами стройматериалов.

Обратная дорога домой, в Манюково, прошла практически спокойно. Правда, по пути в вагон - ресторан Яша, не справившись с дорожной качкой, изобразив руками плывущую собачку, сорвал стоп-кран. Пострадавших не было, так – синяки и ссадины, а вот возмущённых – весь состав плюс поездная бригада. Возвращаясь назад в своё купе, Яша с Жорой услышали о себе много нового от взволнованных пассажиров. Хорошо ещё, что в купе они ехали только вдвоём. Доблестными стараниями Жоржа конфликта с МПС удалось избежать. Друзья договорились, что о своём столкновении со столичными жуликами дома говорить не будут, дабы не компрометировать себя и свой московский вояж. Ведь вначале их всё же обманули. Но, как они вышли из ситуации! Значит, победителей не судят.

Все необходимые документы были оформлены, билеты на самолёт заказаны, деньги имелись. Их, кстати, было даже больше, что друзья посчитали заслуженной компенсацией за переживания и свои подвиги.

- Знаешь, Жор, нам, наверное, награда от МУРа положена за ликвидацию этой шайки, - сказал как – то Яша ещё в Москве, вспоминая их приключения.

- Да – почётная грамота, несомненно, - ответил Ряшкин, - А затем, в виде премии, путёвка в магаданский санаторий строгого режима лет на восемь, за незаконные валютные операции.

По возвращению в деревню, произвели тёплую встречу - отчёт с раздачей подарков и сувениров всем друзьям, которые были недавно участниками большого совета. Остальное время перед отъездом, было занято сборами, продажей излишков, изучением английского языка. В образовательный процесс активно включился Яша, создав в группе отстающих конкуренцию Ксенофонту. Время летело незаметно.

Летнее южное солнце нежно светило манюковцам, даря ни с чем несравненное, благодатное тепло людям и земле, тепло, которое можно почувствовать только на своей малой Родине.

4. В путь - дорогу.

В день отъезда Хрякевичи встали рано. Подошли проверенные друзья-товарищи. Сообща позавтракали. Затем, по обычаю, присели на дорожку. Выходя из дома, каждый член семьи простился с родной колыбелью. Яша прижался к резным столбам навеса над крыльцом и что – то прошептал. Все поклонились и поблагодарили за тепло и уют, которое им давал этот крошечный, в масштабах мира, но огромный и надёжный, в сознании каждого из них, островок семейного счастья. Дед Ксенофонт из-под угла дома ковырнул лопатой небольшой комок земли – родной земли. Завернув его в чистое льняное полотенце, положил в маленький холщёвый мешочек. Затем взял с перила фрагмент резного наличника, снятого заранее. Сигизмунд, сдерживая скупые слёзы, которые всё равно блестели в морщинах, достал из сумки сверток и передал своему другу. В газете были большая фотография их дома, и с десяток фото поменьше, на которых красовались наиболее известные манюковские места.

- Венька – фотограф делал, чтобы это, ну, на память вам, - сказал он дрожащим голосом.

Ксенофонт крепко обнял друга. Цветные фотографии бережно передавали из рук в руки, с волнением и слезами рассматривая тысячу раз виденные места.

- Да, вот так живём и не ценим, а красота – то, какая. Одним словом – Рассея, - с чувством вымолвил председатель.

Фотографии упаковали в небольшой фанерный планшет, который смастерил Сигизмунд и убрали в чемодан.

Все вышли на улицу, ещё раз глянули на свой дом и тронулись в путь – на железнодорожный вокзал в райцентр. Маркел Сосипатыч опять отпустил Жорика с отъезжающими до самой Москвы, чтобы он, как напутствовал его председатель, поцеловал крыло самолёта. Для отъезда Хрякевичей и провожающих лиц, Клыкан предоставил колхозный автобус - пазик. Всю дорогу Муся с Клавкой потихоньку плакали. Жмуродонтов давал последние напутствия покидающим Родину, а отошедший от сентиментальности Сигизмунд персонально прощался на заднем сидении автобуса с Ксенофонтом, подливая в рюмки свой коронный НЗ, крепость которого можно было проверять даже в Арктике.

В здание вокзала вошли, как на первомайскую демонстрацию: возбуждённые, с улыбками, слегка охмелевшие, кто от нахлынувших чувств, кто от горячительных напитков. Простора для прощания в скромном зале провинциального жэдэвокзала оказалось не достаточно. Процессия выплыла на перрон, под кроны старых белолиственниц. Все жали друг другу руки, целовались, вспоминали былое. Вскоре подошёл поезд. Каждый из провожающих хотел лично внести вещи отъезжающих в купе. Проводница, повидавшая всякого на своём железнодорожном веку, была сломлена этим простым душевно – нахальным вторжением, где каждый человек из свиты Хрякевичей вначале пытался её обнять, а затем поведать историю о том, что именно он, среди всех провожающих, самый близкий друг её новых пассажиров. В пятиминутную стоянку поезда такую церемонию втиснуть было невозможно. Только при помощи проводников соседних вагонов и бригадира, ей удалось вытеснить расчувствовавшихся манюковцев на платформу. Наступил миг, когда все пассажиры на местах, всё сказано, и вот – вот поезд тронется. Народ замер.

В это время поезд тихо пошёл. В окне проплыли заплаканно - родные лица друзей, затем замелькали пейзажи малой Родины и путешествие началось. Яша, Муся и дети заняли одно купе, а Жорик с дедом расположились в соседнем. Яков Миронович, как бывалый путешественник, отвечал на вопросы семьи, показывал, как и что в купе работает. В первый час пути Яшины объяснения постоянно перебивал дед Ксенофонт, который забегал к ним с практическими вопросами по поводу оборудования вагона. Затем всё вошло в русло и до Москвы доехали спокойно, если не считать двух попыток деда вырваться и гульнуть в вагоне – ресторане, которые пресекла бдительная Муся. С Курского вокзала поехали в Шереметьево. Мальчишки вертели головой, когда ехали по столице, Муся восхищённо вздыхала, а Ксенофонт тихо восклицал: Вот это цивилизация, итить твою за ногу налево.

В Шереметьево оформили документы.

- Яшенька, ты телеграммку Парамону черкануть не забудь, - напомнил Ксенофонт.

Телеграмму дал Жора, после того, как простился с отъезжающими.

После пересечения государственной границы, Афонька с Борькой сразу пошли к сувенирным киоскам. Следом за ними отправился любопытный Ксенофонт, а Яша с Мусей сели в кресла ожидать посадки. Прошло минут пятнадцать. Вдруг у контрольного пункта послышался шум. Подбежавшие Афоня и Борис рассказали, что их дедуня штурмует пропускной пункт и пытается перейти границу в обратном направлении. Вся семья кинулась к месту происшествия. Ксенофонт, с бутылкой шотландского виски в руке, пытался прорваться к Жорику Ряшкину, чтобы передать другу Сигизмунду «сказочный напиток», о котором тот часто рассказывал. Но два прапорщика и офицер и слышать ничего не желали. Яша с Мусей принялись уговаривать деда. Чем бы всё кончилось неизвестно, но тут подошёл человек в штатском, которому капитан - пограничник доложил о случившемся. Не успел он договорить, как его перебил Ксенофонт. Увешанный орденами и медалями, он поведал о своём боевом друге, который является большим ценителем этого напитка, хотя и пил его несколько раз ещё в гражданскую войну. Вот он и добыл виски, чтобы порадовать старого приятеля, поскольку получится ли ещё, не знает. Штатский весело рассмеялся, сказал об инструкциях, затем взял коробку с бутылкой, осмотрел её внимательно и передал Жоре.

- Ну, вы, батя, выкинули номер. Мы же доллары взяли для неотложных расходов, а вы?! - укоризненно говорил Яша.

- Эх, сынок, да для Сигизмундушки это и есть самое неотложное, эта, как её - мечта, - ответил дед.

- Вот посадили бы нас всех, и сбылась бы мечта в северных краях,- кипятилась Муся.

Через пол часа объявили посадку на рейс Москва – Нью – Йорк. Для всей семьи это было первое воздушное путешествие. Муся села с ребятами, а Яша с дедом. Пассажиры расположились и затихли. Пилоты запустили двигатели.

- Дочка, дочка,- протянул руку к проходившей стюардессе дед Ксенофонт, - Мы уже летим?

Девушка с улыбкой взглянула на страдальчески – жалостливое лицо ветерана и сказала: Через минут десять, дедушка, самолет взлетит, не волнуйтесь.

- Дык эта, как же не волноваться, парашюты – то еще не раздали, а уже лететь собрались, - взволнованно ответил Ксенофонт.

- Здесь, дедушка, парашютов не выдают. Да они и не нужны – пилоты опытные, самолет новый и надежный, - ответила стюардесса, - А вы первый раз летите?

- Первый, дочка, первый, - проблеял слезливо Ксенофонт, вероятно считая этот раз и … Терзал вопрос, почему же без парашютов? Спёрли, наверное, как у нас комбикорм в коровнике, - сделал вывод Ксенофонт.

- Все будет хорошо,- успокоила его улыбающаяся стюардесса.

Самолет качнулся и двинулся по взлетной полосе. Борька с Афонькой спокойно переносили все движения авиалайнера. Муся, замерев в кресле, пыталась улыбнуться. Но на соседних креслах была другая атмосфера. Яша, удивленный не меньше деда отсутствием парашютов, застыл как истукан. Рядом сидел побледневший Ксенофонт, вцепившийся в подлокотники. Прозвучала команда пристегнуть ремни. Двигатели начали набирать обороты. Когда Ксенофонту уже казалось, что самолет вот - вот развалится, лайнер тронулся. Земные пейзажи замелькали в иллюминаторах с бешеной скоростью. Дикая икота охватила деда. Тут самолет оторвался от взлетки, и земля пошла вниз. У Ксенофонта похолодело внизу живота и ноги стали ватными. Знакомая стюардесса, проходя мимо, заметила состояние деда и принесла ему минералки. Через пятнадцать минут Ксенофонт кое – как освоился с полетом, но неясное «томление духа», как он сказал зятю, не давало ему покоя. Стюардессы стали предлагать напитки, газеты и манюковцы забыли о тревогах. «Томление духа» проявило себя над Атлантикой. Ксенофонт отправился в туалет. Дверь легко ушла вправо, и дед оказался в маленьком светлом помещении. Закрыв за собой дверь, он принялся разбираться с премудростями сантехники. Яша после ухода тестя задремал. Внезапный толчок разбудил его. В салоне наблюдались легкие приступы паники. По коридору метнулась Муся. А откуда-то доносился тоненький крик ее отца: - Помогите!

Рванувшись за женой, он увидел стюардессу, которая стояла у туалета, пытаясь объяснить что - то через дверь пассажиру. Совместными усилиями дверь открыли и все увидели побледневшего Ксенофонта. Говорить он смог лишь через минут десять, описывая жуткую историю. Дверь защелкнулась, а когда дед попытался открыть ее, она не поддавалась. Ужас обуял его. Один, в маленькой комнатке, без иллюминатора, на высоте 10 тысяч метров. Он лихорадочно стал дергать дверь, а затем кричать. Долго бы еще успокаивался дед, но стюардесса быстро решила проблему. Из кабины вышел пилот. Он подошел к старику, отдал честь, представился и поинтересовался, все ли у него в порядке? Соседи удивленно оборачивались. Ксенофонт, польщенный такой высокой честью, поблагодарил его за внимание и успокоился. Летчик, попросив стюардессу принести ветерану рюмку водки, попрощался и ушел. Дед, со смаком выпив национальный напиток, летел дальше спокойно, гордо посматривал по сторонам. Не качан в поле, сам командир корабля преподнёс.

Между тем, воздушный лайнер, пронизывая пространство и время, приближался к загадочной Америке.

5. Здравствуй, Америка.

Самолет начал снижаться. Вскоре меж облаков стала видна синяя гладь океана и корабли, подходящие к порту. Затем перед пассажирами начала открываться панорама Нью – Йорка: величественная статуя Свободы, а за ней каменные пики небоскребов.

Америка вручала приезжающим свою визитную карточку.

Ксенофонт, увидев статую, не удержался от комментария: - Ох, и вымахала, кобылка мериканская, раскудрить твою в качель.

Высказывание деда, в образовавшейся тишине, вызвало всплеск смеха среди тех, кто имел отношение к великому наследию Пушкина.

Самолёт пошёл на посадку и плавно приземлился в международном аэропорту имени Джона Кенеди. Странно, но посадку Ксенофонт с Яковом перенесли спокойно.

Пассажиры проходили таможню. Почувствовав себя на земле вновь человеком, Ксенофонт проявил самостоятельность и стал в очередь к другой стойке. Пройдя таможенный контроль, Яша с Мусей стали высматривать деда. Первым заметил родственника Афоня. Он удивлённо смотрел, как его дедушка о чем - то оживленно разговаривает с таможенником. Опасаясь международных осложнений, супруги заспешили к стойке. У Ксенофонта все было в порядке. Почтенный возраст и три десятка боевых и трудовых орденов и медалей вызывали уважение. Но на вопрос, что в бутылках, Ксенофонт честно признался, что это самогон. Приготовлением напитка, его упаковкой и оформлением он занимался под чутким руководством Сигизмунда. Идея также принадлежала старому пастуху: Пусть Парамон Родину вспомнит.

Офицер таможни имел деда моряка, который во время войны был в Союзе, в Мурманске, и пил этот «убойный напиток». Дедушка – моряк жалел лишь об одном, что не догадался взять рецепт простого в изготовлении, но крепкого алкогольного бренда.

Американский таможенник расплылся в довольной улыбке, и с восхищением произнёс: - Са – мо – хон!

После этого он тихо стал задавать деду вопросы, держа наготове ручку. Вот Ксенофонт и объяснял ему несколько способов приготовления. Но дело не двигалось. Из чего можно приготовить самогон – американец понял – здесь интересы и возможности обеих сторон полностью совпали. У деда хватило словарного запаса, а у офицера желание обрести базовые ингредиенты рецепта. Но вот на чем «гнать» его? Тут русский запас слов американца, и тип мышления были бессильны. Ксенофонт также не мог перевести на английский техническую сторону старинных русских технологий. Он, как мог, описывал ему конструкцию двух наиболее простых деревенских агрегатов. Но американец, жалостливо улыбаясь, не понимал. С таким же успехом он мог бы объяснять деду устройство компьютера. В конце концов, он вручил русскому умельцу телефон, умоляя его позвонить, чтобы встретиться. Дед так ему понравился, что он даже «не заметил» одну бутылку в его чемодане. Остальные две были экспроприированы.

- Я таких домов, как здеся, даже в Москве не видел. Как же мы Парамона в этих скалах разыщем? – растерянно бормотал любитель народного Бахуса – Ксенофонт.

Яша тоже поначалу растерялся, но московские приключения сыграли свою роль.

- Не пропадем, папаня, пошли - встретимся, - бодро произнес Яков Миронович.

Семья уверенно пошла вперёд. Ксенофонт, засмотревшись на африканца в диковинном костюме, замешкался. Оторвав взгляд от экзотики, он увидел, что родственники быстро удаляются, а его по бокам обходят чужие люди.

- Яшенька, Муся, не бросайте! – донесся сзади голос деда.

Все обернулись. Бедный Ксенофонт разводил руками в стороны, застыв на месте в растерянности. Тут к старику пришла помощь. Две девушки - стюардессы американской авиакомпании, со словами: - Велкам, мистер, велкам, подхватили деда под руки с двух сторон, и пошли вперёд. Многие пассажиры, наблюдавшие эту сцену, засмеялись. А сбоку даже мелькнули фотовспышки. Поблагодарив девушек, все направились к выходу, где, среди других встречающих, увидели крепкого пожилого мужчину, который держал небольшой плакатик с их фамилией. Рядом с ним стояла симпатичная женщина. Оба смотрели на них, улыбались и махали руками.

Встреча была бурной. Объятия, поцелуи, слёзы. Все знакомились друг с другом, плакали и снова обнимались.

Парамон, обняв внуков, двинулся к выходу. Рядом шёл довольный Яков. За ними Джина вела под руки Ксенофонта и Мусю. Джина от волнения постоянно сбивалась с русского на английский, обращаясь к родственникам. На это оперативно, с важным видом, реагировал Ксенофонт, причём исключительно по - русски: Вы, Джина, не знаю вашего отчества, можете на родном языке говорить исключительно со мной. Прошёл ускоренный курс аглийского. Муська только немецкий знает. Ну, это ж не Берлин, а Нуйорк – Ю меня андэстэнд? – засмеялся, довольный своей находчивостью и шуткой дед.

Джина счастливо улыбалась и кивала в ответ.

На стоянке их ждал микроавтобус Форд. Разместившись в салоне, тронулись в путь. Перед Хрякевичами пролетали картины первого в их жизни заграничного города - Нью – Йорка. Парамон и Джина давали пояснения, отвечали на вопросы.

Загородный дом Парамона и Джины в живую был ещё больше, чем на фотографии. Сразу за воротами, вдоль дороги к дому, росла дюжина берёз, а за ними возвышались красные и серебристые клёны. Перед домом располагалась небольшая лужайка, и слева от террасы находился бассейн, обрамлённый красивыми светлыми каменными плитами. Гостей встречало немногочисленное население дома. Парамон познакомил родственников с прислугой. Темнокожего слугу, который был на фото, звали Джеймс, служанку Бетти, садовника Тони.

- Сейчас покажем ваши комнаты, пол часа на отдых и просим всех к столу, - сказал Парамон.

На первом этаже дома гостей встретил светлый холл, большое окно которого выходило на заднюю часть дома. Половина окна была занята аквариумом. Красивые рыбки плавали между развалинами замка и водорослей, у затонувшего парусника. На поверхности покачивался на лёгких волнах небольшой пароходик. Справа от входа находились четыре комнаты для прислуги. Далее был большой гараж, где и разместились принадлежащие Парамону и Джине автомобили. Слева от холла начиналась большая гостиная, предназначенная для приёмов гостей. За ней была столовая, где обедали хозяева, и рядом находилась кухня. Второй этаж, с фасадной стороны, «принадлежал» полностью хозяевам: спальня, гардеробная, кабинет Парамона, библиотека и малая гостиная. Противоположная сторона состояла из пяти гостевых комнат, а над холлом, напротив кабинета, расположилась комната, где находился телескоп, и небольшой бильярдный стол. В полуподвальном помещении была кочегарка, как называл её сам Парамон, прачечная и четыре кладовки. На территории, у ворот, расположился небольшой дом охраны, вольер для собак, а за домом находился маленький хозяйственный ангар.

Якову с Мусей предложили комнату напротив спальни хозяев. Просторная комната была с вместительным шкафом, стоял красивый столом со стульями, межоконное пространство занимал телевизор, перед ним диван и два кресла по бокам, и большая кровать у глухой стены. С противоположной стороны находилась дверь в комнаты с удобствами. Примерно так была оборудована каждая гостевая комната. Афоне и Бориске предоставили отдельные комнаты в другом конце коридора напротив библиотеки и малой гостиной.

Семья Хрякевичей жила в своём доме, но такого простора и царской роскоши им видеть не приходилось.

Ксенофонту предоставили соседнюю с дочкой и зятем комнату. Дед внимательно осмотрел, как он выразился апартаменты. Порадовали вместительные и удобные шкафы, добротный стол, мягкий диван, царская кровать. Интерес вызвал телевизор. Дома, в Манюково, у них был большой чёрно – белый «Рекорд». Аппарат надёжный и показывал хорошо, правда, каналы, а их было всего два, переключались поворотом одной большой ручки, располагавшейся внизу справа. Здесь же, на подставке, стоял красавец с кнопочками и несколькими рычажками, причём он уже был включён в розетку, но не показывал.

- Ладно, разберёмся опосля, - отходя от аппарата, мстительно произнёс дед.

Дух исследования подвёл Ксенофонта к двери в стене. Он приоткрыл её – маленькая комнатушка с двумя дверями напротив друг друга. Дед, со взглядом первооткрывателя, приоткрыл левую дверь. Увиденное несколько озадачило его. Умывальник с большим зеркалом – красиво, унитаз, правда, без цепочки и сливного бачка вверху, немного удивил взгляд провинциала. Но вот находившийся рядом ещё один унитаз совсем непонятной конструкции вызвал недоумение. Однако русский человек не может долго находиться в этом состоянии, поскольку его острый ум всегда даст точное, по его мнению, определение увиденному. Дед постоял пару минут, заглянул в помещение напротив, где обнаружил ванну и умывальник, досадливо крякнул и двинулся из комнаты.

Он вошёл в комнату к Яше с Мусей. Дверь у них также, как и у него в комнате, была в углу и отделена от остальной части помещения декоративной перегородкой из цветного стекла.

- Яша, Муська, вы тута? – спросил с порога Ксенофонт.

- Да здесь мы, папаня, и что это за Муська, я же просила! - возмущённо отозвалась дочь.

- Ладно, Мусьён, экскузьми, - сбавил обороты дед, но воспоминания о находках в своей комнате вновь вернули ему уверенности, - Я вот по какому вопросу. У меня в апартаментах обнаружилась ванна и два унитаза. Это что, вы все ко мне будете, как в баню шастать, и мельтешить даже по малой нужде? Надо Парамону сказать, шоб комнату мне заменил и …

- Папа, да угомонитесь вы и посмотрите, - прервала его дочь, взяла за руку и подвела к точно такой же двери, открыла её и продемонстрировала аналогичные помещения со схожим оборудованием. Затем Муся тактично объяснила отцу назначение «второго унитаза» - биде.

Ксенофонт был удивлён всем: оснащением комнат, индивидуальными удобствами, их оригинальным видом и назначением, но больше всего осведомлённостью Муси.

- Это откеда ты все эти премудрости заграничные знаешь? - подозрительно обратился дед к дочери.

- Батя, Муся у нас женщина грамотная. «Клуб кинопутешествий» её настольная передача, - вступился за жену Яков.

Дед крякнул, почесал затылок, и сказал: Будя кипятиться, проверял я вас, шоб перед Джиной не осрамились. Ладно, не досуг мне с вами, пойду внучков просвещу.

Ксенофонт уже закрывал дверь, когда услышал за ней дружный смех зятя и дочери.

Стол был сервирован на русский манер. Джина и Бетти постарались на славу. Фрукты, разнообразные салаты, стейки, запеченная индейка с приправами, рыбные блюда. В самом начале застолья возник небольшой конфуз с вилками и ножами, но Парамон попросил никого не церемониться и кушать так, как им удобно. Окончательно разрядил обстановку Ксенофонт. Сев на своё место, он тревожно осмотрел стол и сказал: Как – то, Парамоша, не по - русски мы сидим. С этими словами он достал из под стола бутылку самогона, которую ему удалось отстоять на таможне.

Парамон громко захохотал, потом сказал: Да, дедушка, вы правы. Старались стол накрыть на русский манер, а самое главное забыли. Кто что будет пить?

Каждый обозначил свои алкогольные пристрастия, Афоня с Бориской однозначно выбрали кока-колу. Джеймс начал разливать напитки.

- Дедушка, а как вам удалось пронести эту бутылку? - удивлялся Парамон.

- Да, знакомый таможенник пропустил, - довольно ответил Ксенофонт.

Парамон и Джина даже рты открыли от удивления.

- А где вы его знакомился? - поинтересовалась Джина.

- Да на аэродроме, его дед к нам в войну с конвоями лэндлизовскими приходил в Мурманск. Парня зовут Рик Марш. Разговорились и быстро поняли ху из ху. А напиток этот мы тебе с другом моим старинным готовили – Сигизмундом. Отведай наш дар, - произнёс дед.

С этими словами, дед встал и пошёл к хозяину дома. Парамон быстро поднялся, пошёл навстречу и принял подарок. Все опять расселись по местам. В это время Джеймс, ожидавший окончания диалога между хозяином и его родственником, подошёл к деду, чтобы наполнить его рюмку смирновской водкой, которую тот выбрал. Налив половину рюмки, слуга стал убирать бутылку.

- Ты, Жеймс, что, краёв не видишь? - повернулся дед к нему.

После перевода улыбающегося хозяина, слуга наполнил рюмку до краёв. Парамон самогон налил себе самостоятельно.

Джеймс знал, что его хозяин - русский, но сегодня для него был день открытий этого далёкого, загадочного и сурового народа. Почтенный мистер, увешанный советскими наградами, опрокинул рюмку водки с таким удовольствием, словно это был апельсиновый сок. Да и объёмы рюмки были приличные. Хозяин также наполнил свою рюмку какой-то мутной жидкостью, запахом которой можно было уложить взвод солдат. После того, как он это выпил, Джеймс видел, как он покраснел, да и дыхание остановилось. Но буквально через несколько секунд Парамон улыбался и хвалил эту жидкость. Джеймс подумал, что время открытий только начинается.

Очередным подаваемым блюдом были лобстеры. Джеймс уже разливал русским – Ксенофонту и Яше вторую бутылку, женщины отдали предпочтение мартини с соком, хозяин же продолжал пить привезённый из России термоядерный напиток, но уже по одной трети рюмки. Хотя, как заметил слуга, его крепость и с такой дозой была ударной.

- Да, Парамоша, вот тут удивил, так удивил. Таких раков у нас нет, правда, Яш?, - оценил новое блюдо Ксенофонт.

- Это лобстеры – морские раки, если хотите. Это ещё маленькие, по килограмму, а самый большой лобстер, которого поймали, весил около двадцати килограмм, - пояснил хозяин.

- У нас, в соседнем совхозе рыбу разводят. Неучи, вот этих зверушек нужно выращивать, - изрёк захмелевший Ксенофонт.

- Нет, дедушка, не получится - это морской зверь, - ответил Парамон.

Вечер продолжился за воспоминаниями, рассказами, шутками. Подали кофе – чай. Ксенофонт взял с тумбочки фанерный планшет, и стал показывать всем фотографии, подаренные Сигизмундом.

Тут Ксенофонт предложил: А, что, Парамоша, не спеть ли нам?

- Давай, деда, начинай, - тихо отозвался хозяин дома.

Настроение у деда было хорошее, приподнятое, поэтому он затянул: Степь, да степь кругом, Путь далёк лежит, В той степи глухой замерзал ямщик…

Все, даже дети, дружно поддержали песню. На лицах у поющих появилось выражение суровой торжественности. Джина встала, подошла к слугам и, как могла перевела им слова песни, о том, что в далёкой Сибири замерзал погонщик лошадей.

Джеймс был в шоке. Словно и не было двух бутылок для деда с Яковом, ясно смотрел по сторонам и сам Парамон.

- Кто собирался с ними воевать? Какая могла быть гонка вооружений? - озадаченно думал слуга, - Они на радостях выпили столько и трезвые. Смеялись, улыбались, и вдруг, песня про замерзающего наездника. Их понять в обычной жизни трудно, а что было бы на войне?

После первой песни, были и другие шедевры народного и эстрадного творчества, которые плавно вели семейные посиделки к полуночи.

6. Первые шаги по Нью – Йорку

Неделю после приезда семейство Хрякавичей посещало различные учреждения. Они писали, заполняли, отвечали на вопросы и снова писали. С ними везде ездил Парамон.

Афоня с Борькой, привыкшие подниматься рано, и здесь не изменили своим привычкам, Правда, вначале на распорядок дня детей и их родителей сказывалась разница во времени. Однако через две недели, все втянулись в американские ритмы.

Ребята с утра купались в бассейне, затем завтракали и выходили помогать садовнику. Тони был почти ровесником Якова, у него самого было двое детей, и относился он к мальчишкам очень хорошо. Они нравились ему своей открытостью, трудолюбием и смекалкой, которую вскоре проявили.

Так ребята предложили не закупать дорогостоящие удобрения в ярких мешках для сада, а использовать лесную подстилку, которая, распадаясь, образует отличный перегной – это значительно дешевле и полезнее. Тони поделился с Джиной предложением ребят, которое очень понравилось женщине. В дальнейшем, ближе к осени, братья за семейным ужином озвучили очередное предложение – сделать теплицу. Зимой будут свежие натуральные овощи и зелень. Джина и Парамон полностью поддержали ребят, поручив им с Тони рассчитать, что необходимо для реализации проекта.

Поработав пару часов в саду, ребята поднимались в библиотеку и до обеда занимались изучением английского языка с бывшим доцентом минского университета Михаилом Розенфельдом.

Первая неделя выдалась напряжённой для новых американцев, хотя они себя таковыми ещё не чувствовали. С Яковом и Мусей за повышение уровня языка также героически бился Розенфельд, но уже в вечерние часы.

Дед Ксенофонт, ввиду своего возраста, сразу оказался на особом положении. Он сменил выходной костюм на серые парусиновые брюки и корейскую рубашку с коротким рукавом. Голову ветерана - кавалериста украшала бейсболка «New York Rangers», на ногах, правда, босоножки фабрики «Революционный след», зато из натуральной кожи. Ни дать ни взять – американский пенсионер. В первый свободный от поездок день, дед решил осмотреть поместье, как он окрестил дом Парамона. В сопровождающих лицах были Джеймс и Афоня с Борькой. Изначально слугу попросила об этом Джина. Группа вышла на крыльцо. Пацаны ждали, что пожелает дед.

- Мистер Ксэньёофонтоф, - начал обращаться к нему Джеймс.

- Да брось ты это. Ну, какой я мистер? – повернувшись к нему, сказал с улыбкой дед, - Все люди братья, камарады. Рот фронт, - вскинул он руку с кулаком в интернациональном приветствии. - Ну, чаво застыли, переводите – практикуйтесь, - повернулся Ксенофонт к внукам.

Джеймс был культурным человеком, Парамон с Джиной общались с ним уважительно. Но он не мог себе представить, что можно вот так запросто разговаривать со своим начальством, к коему он относил и родственников хозяев.

- Да и не ломай ты язык с моим именем. Как бы это попроще, да на ваш манер? Ксендз, нет, нет, не то. Сент, вот – называй меня дед Сэм. Опять застыли – разъясните Жемсу мою задумку, - шутливо прикрикнул дед на внуков.

- Тут не всё из сказанного тобой, переводится, деда, - тихо возразил Афоня.

- Ты, не перечь, а меняй русские слова на аглийцкие и вся песня, - строго пояснил Ксенофонт.

Афоня перевёл. Джеймс захохотал. Затем резко замолчал, и, вытирая слёзы, сказал: Извините, мистер. У нас в Америке есть выражение дядя Сэм – это образ Соединённых Штатов. Дядю Сэма изображают пожилым джентльменом с бородой и в шляпе – цилиндре с американским флагом.

- Ну, что ж, так тому и быть, буду для тебя образом, - великодушно согласился дед, - внуки перевели.

Джеймс с улыбкой сказал: О кей, и группа приступила к осмотру двора.

Дед внимательно осмотрел все помещения дома, удивился, что в каждой комнате, предназначавшейся для прислуги, были удобства. Понравился полуподвальный этаж. Покрутившись около одного из окон, Ксенофонт восхищённо произнёс: Хорошая позиция для пулемёта, «Максим» поставить, и попробуй, возьми!

Джеймс, услышав перевод, слегка побледнел. К осмотру территории присоединился садовник Тони. В целом поместье деду понравилось.

В пятницу вечером, за ужином, Парамон объявил: Дорогие мои, завтра у нас экскурсия. А то вы неделю в Нью – Йорке, а города толком не видели. Всё с чиновниками общаетесь. Все выразили полное согласие.

Утром, после завтрака, к дому подъехал микроавтобус Форд. Семейство Хрякевичей и Сандерс заняли места в салоне. Экскурсия началась.

Парамон ещё тогда в сороковых годах влюбился в Нью – Йорк, а скорее всего полюбил его, как место встречи со своей первой и единственной любовью, олицетворением которой стал этот город. Ему было интересно открывать для себя улицы и районы, встречаться с людьми. Этот город разительно отличался от советских городов, любовь к которым напоминала бывшему военному моряку далёкую прекрасную звезду, которая видна, но недосягаема. Он впитывал городские истории, узнавал, запоминал факты о достопримечательностях Нью - Йорка. Такое увлечение впоследствии помогло ему и в бизнесе. Он сам отбирал экскурсоводов, уровень которых был высоким, а значит, был на высоте и престиж его компании.

Пока ехали по городу, Парамон рассказывал о наиболее значимых местах, которые проплывали за окном.

Форд подъехал к причалу и остановился у трапа небольшого парохода.

- Начнём со Статуи Свободы, которую вы могли видеть, подлетая к городу, - начал Парамон, - Кстати, пойдём мы к ней на одном из прогулочных пароходов моей компании.

У трапа их приветствовали капитан и матрос. Все поднялись на борт, и судно двинулось к острову Свободы, на котором расположилась одноимённая статуя.

- Чтобы не отрывать вас на месте от просмотра памятника, расскажу немного о нём по пути, а на обратной дороге вас сфотографируют на фоне видов Нью – Йорка, - начал Парамон, - Статуя Свободы – национальный памятник США, и одновременно символ государства и города. Статуя является подарком Франции Соединённым Штатам, в честь столетия принятия Декларации независимости США. Это событие совпало с проведением Всемирной международной выставки 1876 года, которая впервые проводилась за пределами Европы. Она проходила в Филадельфии. Некоторые эксперты считают, что именно выбор Штатов послужил признанием высоких экономических, социальных и политических достижений молодого государства. На выставке был показан только фрагмент статуи – рука с факелом, которая после окончания выставки была доставлена из Филадельфии в Нью-Йорк, Её установили в Мэдисон-сквере – парке. Через несколько лет эту часть вывезли во Францию, где соединили с остальной частью статуи.

Французы полностью сделали статую в июле 1884 года. Затем её разобрали на 350 частей. 17 июня 1885 года французский фрегат «Изере» доставил ценный груз в Нью-Йорк. Следует заметить, что строительство пьедестала к тому времени ещё не начиналось из-за финансовых трудностей. Оно началось 5 августа 1885 года, и завершилось 22 апреля 1886 года.

- От супостаты, прямо ко Дню рождения Владимира Ильича подгадали, - вставил Ксенофонт.

- Затем саму статую собирали на пьедестале четыре месяца. Торжественное открытие статуи Свободы состоялось 28 октября 1886 года, - добавил Парамон.

- Так мы с ней родились в один день, - опять весело воскликнул дед Ксенофонт.

- Папа, вы ещё скажите, что вы ровесники, - грозно цыкнула Муся.

- Статуя стоит на гранитном пьедестале, который располагается на бетонном основании, - продолжил, с улыбкой Парамон, - Из пьедестала, образуя единое целое, вверх поднимается каркас статуи. Сам пьедестал ещё является и музеем, в котором собраны все факты об этом памятнике. Размеры сооружения довольно большие: высота пьедестала – двадцать семь метров, от земли до верхушки факела – высота составляет девяносто три метра, высота самой статуи – сорок шесть метров, длина правой руки, поднимающей факел почти тринадцать метров, высота факела с пламенем почти девять метров, вся статуя покрыта медью толщиной в три сантиметра. В год Статую Свободы посещает в среднем 2 - 3 миллиона туристов из разных стран.

Тем временем пароход подошёл к причалу. Все высадились на берег и пошли к монументу. Размеры, которые назвал Парамон, при приближении к статуе, словно увеличивались вдвое. Сооружение выглядело грандиозно. Дед Ксенофонт, вспомнив, как он высказался о статуе под смех пассажиров в салоне самолёта, даже перекрестился.

Внутри пьедестала получилась ещё одна интересная картина: черезего прозрачный потолок был виден внутренний стальной каркас. Смотришь вверх, и охватывает чувство удивления и лёгкого страха. Дед Ксенофонт, после увиденного, вместе с Мусей и Джиной подался на воздух. Остальная часть мужской группы решила подняться на смотровую площадку. Вначале Парамон, Яша и мальчишки поднялись на смотровую площадку в основании короны. Им открылась большая площадка с двадцатью пятью окнами, из которых открывается отличный вид на нью-йоркскую гавань, десятки пароходов, которые идут в порт, самолёты, заходящие на посадку. Но объединённая группа Хрякевичей – Сандерс на этом не остановилась. Их потянуло на смотровую площадку в факеле, к которой можно подняться только по лестнице длиной почти в тринадцать метров. Сама лестница расположена внутри руки статуи. Восторг, который испытали скалолазы, был непередаваемым, а виды казались ещё более масштабными. К тому же через пять минут довольно близко к факелу подлетел вертолёт с яркой надписью на борту. Из открытой двери выглядывала кинокамера. Афоня с Борькой ощущали себя героями американского фильма. Дядя Парамон увековечивал все их восторги фотоаппаратом.

Уставшие, возвращались на пароходе в город. Фотограф, во время обратного пути, сделал несколько десятков фотографий всех вместе и каждого отдельно.

На причале сели в микроавтобус, который доставил их в один из ресторанов Парамона на набережной. Здесь их ждал накрытый стол. Ксенофонт, после перенесённого стресса, налегал не столько на горячее, сколько на горячительное.

- Да, дядя, это был незабываемый день, - сказал Яша.

- Не спеши, племяш, это только начало. Мы ещё посетим с вами несколько интересных мест. Потом вы и без нас будете открывать для себя Нью – Йорк, - ответил Парамон.

- Будет знать язык и есть много, что посмотреть город, - улыбаясь, добавила Джина.

- Только что – нибудь без восхождений, по сравнению с которыми Кавказ холмами кажется, - попросил умиротворённо Ксенофонт.

- Понял, дедушка, понял. Значит Эмпайр-стейт-билдинг пока отложим. Завтра едем на Кони – Айленд, - подытожил Парамон.

- Во, у вас тут и кони имеются? Вот отдохнём душой – то, - воспрянул духом Ксенофонт.

- Отдохнём, не сомневайтесь, - заверил Парамон.

Закончив трапезу, семейство отбыло в поместье на отдых, чтобы с восстановленными силами вновь покорять и открывать для себя город Нью – Йорк.

7. Американские реалии деда Ксенофонта.

В воскресенье семья съездила на Кони – Айленд, затем было восхождение на небоскрёб Эмпайр-стейт-билдинг, со смотровых площадок которого открываются шикарные виды Нью – Йорка, побывали на Таймс – сквер, прошлись по Бродвею. В основном все восхищённо молчали. Только у Ксенофонта периодически слетали с языка непереводимые на иностранные языки выражения, по поводу увиденного. Устроили Парамон с Джиной родственникам и шопинг по престижным магазинам: посетили десятиэтажный Saks Fifth Fvenue на Пятой авеню, роскошный универмаг Bloomingdale*s, затем Barneys New York и универмаг модных брендов Bergdorf Goodman. В итоге гардероб Хрякевичей заметно обновился.

Специально для ребят поехали а магазин игрушек Данкан. Здесь, в отличии от магазинов одежды, где каждого интересовал свой отдел и направление вкусов, радовалось всё семейство. Мягкие игрушки, модели машин, конструкторы, настольные игры, железные дороги, животные, фантастические герои, и много, много другого в сказочных рядах. В Москве у Хрякевичей не было времени на экскурсию по городу, поэтому уникальный московский Детский мир (ДМ), они не увидели. Соответственно этот американский магазин был для детей, да и для взрослых, сказочным замком. Хотя Яков заметил, что наш ДМ не сильно уступает здешнему. Ребята несли из магазина в машину коробки и пакеты с игрушками, Муся шла за ними и ласково обнимала симпатичного медвежонка, который напевал ей английскую песенку. Следом шествовал дед, любовно рассматривая коробку с игрушечным кольтом, который мало отличался от настоящего по внешнему виду и воспроизводимым функциям. Револьвер напоминал ему о его героической молодости и любимом в те времена оружии.

Следует отметить, что Ксенофонт, хотя и был человеком очень зрелого возраста, начал быстро адаптироваться к реалиям новой жизни. Как сказал он сам: Перестраиваться на рельсы капитализьма.

Ещё в день приезда он передал Парамону все наличные, которые они, при техническом содействии Жоры Ряшкина, сумели привезти. Сумма, с учётом компенсации от шайки мошенников, была приличной.

- Возьми, Парамоша, пристрой куда надо, чтобы деньжата работали, - попросил он родственника.

- Да вы, дедушка, прирождённый бизнесмен, да ещё с таким философским подходом, - удивился Сандерс.

Дед Ксенофонт быстро уяснил, что такое скидки в магазине. Выезжая вместе со служанкой Бетти за покупками, дед не спеша ходил по супермаркету, высматривая ценники со скидками. В советских магазинах такой системы не было, и деду очень нравилось, что здесь, не торгуясь, можно купить что-то по более низкой цене.

- Прям, как у нас на базаре, - восхищался он, когда увидел всё в первый раз.

Широкий ассортимент продукции в каждом отделе ещё вызывал удивление. Но дед, да и остальное семейство новых американцев уже понимало, что не за каждой яркой этикеткой будет высококачественный продукт. Поэтому поход в магазин был для Ксенофонта, как поездка на охоту. Ещё удивлял сам факт того, что продукты лежали перед тобой, их можно было взять, посмотреть. Такого в сельпо, да и в районном универмаге не было. Приятным сюрпризом, для деда и мальчишек, было наличие тележек. Дед уже лет десять не управлял ничем кроме тачки в своём огороде, и тут отрывался по полной. Он чинно шёл, катя впереди себя тележку, плавно огибая углы витрин, сдавая назад, убедившись перед этим, что ему никто не мешает. При этом каждое посещение супермаркета Ксенофонт заканчивал в одном и том же отделе. Он приезжал к пивным развалам, медленно шёл вдоль витрин, смотрел на эту симфонию и блаженно улыбался. Выбрав очередную понравившуюся упаковку пива, шёл с Бетти на кассу.

Иногда он посещал специализированный алкогольный магазин. В первый раз его экскурсия затянулась настолько, что продавщица подошла к нему и предложила свою помощь.

Дед, сглотнув слюну и смахнув слезинку с ресницы, ответил елейным голосом: Райские кущи, милая. Каждая ёмкость ласкает взгляд, да сердце греет. Всё такое бьютифул. Ты мне водочку заверни, ю ми андэстэнд?

Девушка, после того как получила оплату от Бетти, с улыбкой вручила симпатичному деду, явно иностранцу, бутылочку водки, на которую тот указал. С тех пор этот магазин был для него самым любимым, да и продавцы теперь знали милого русского деда.

В отличии от всей семьи, занятия английским для Ксенофонта было делом добровольным. Посетив три раза лекции Профэссора, как дед окрестил доцента Розенфельда, он посчитал себя достаточно компетентным в области владения зыком, и перестал приходить.

У деда Ксенофонта завязалась дружба с Джеймсом. В процессе общения или совместных дел они общались на смеси английского, русского и языка индейцев – жестов. Иногда дед вставлял даже немецкие слова, но это вызывало только затруднения.

Вот и начал с определённого времени Ксенофонт учить Джеймса русскому языку. Справедливости ради стоит отметить, что Джеймс привязался к этому неугомонному, неистощимому на выдумки и весёлому деду, заинтересовался он и языком.

Вернувшись в очередной раз из супермаркета, дед поднялся к внукам, взял альбом для рисования, линейку и карандаши. Пройдя к себе в комнату, он сел за стол и начал творить.

Вечером Ксенофонт поднялся в кабинет к хозяину, постучался и вошёл. Парамон сидел с бумагами. Увидев деда, улыбнулся, снял очки и отложил в сторону листы. Парамон полюбил деда. Ему не хватало здесь, в Америке, вот такого простого, затейливого, весёлого, по - детски непосредственного, но вместе с тем умудрённого определённым житейским опытом, дедушки. Дед мог пошутить, отругать, но не обидно, а как-то поучительно, с назиданием, а уж если хвалил, то устное народное творчество лилось из его уст во всей своей красе. Он был незаменим и в дни, когда радость играла всеми цветами радуги, и в дни, когда на небосклоне появлялись тучки.

- Парамоша, я вот по какому к тебе делу, - начал дед, устроившись в кресле напротив хозяина кабинета.

- Говори, дедушка, говори, - подался вперёд Сандерс.

- Скучаю я, соколик ты мой, скучаю, - жалостливо начал Ксенофонт.

- Пол года они уже жили в Нью – Йорке. Мальчишки пошли в новую школу, Яша постоянно был с Парамоном, вникал в дела, Муся занималась с Джиной, затем английским вечерами, а дед ведь один, хорошо ещё с Джеймсом сдружился. Да, мало мы ему времени уделяем, мало, - тоскливо подумал Парамон.

- По России небось взгрустнулось, по родным просторам, по воздуху деревенскому? - участливо поинтересовался он у деда.

- По ней родимой, по водице родниковой, да по напиткам старорусским, что придают душе израненной бодрости, духу стариковскому твёрдости, движениям кардиманацию правильную, а мыслям ясности такой же, какова в слезе сорокоградусной таится, - выдал свой монолог дед.

Парамон не мог удержаться и захохотал так, что слёзы выступили на глазах.

Дед встал, подошёл к столику в углу, налил воды в стакан и принёс ещё смеющемуся родственнику: Вижу, касатик, взволновала тебя речь моя печальная. А всё оттого, что иссохшийся берег моей печали не заливают живительные волны отрады вселенской, так ожидаемые человек русским.

Парамон, пытавшийся отпить из стакана воды, поперхнулся на первых словах новой речи деда. Его одновременно охватил смех и кашель. Дед участливо похлопывал его по спине: От, японский городавой, и тебе, Парамоша, простая водица не в жилу пошла.

Красный от смеха и кашля Парамон, вытирая мокрые глаза, показал деду на кресло. Ксенофонт молча сел. Парамон, подняв указательный палец вверх, выпил воды.

- Да, деда, бывал я на разных шоу, но чтобы вот так с ходу, и уморить - не было, - весело сказал Сандерс, - Только, в чём вопрос, дорогой вы мой человек? Пивом вы нас регулярно снабжаете. Водочкой тоже иногда балуете. А хотите, что-нибудь из нашего подвала достанем: джин там, ром или виски?

- Я, голубчик, на этих шо – шо – шову не бывал, не доводилось. Да и не до смеха мне. Ведь что говорю тебе. Нет в этих американских магазинах таких напитков, какие мы с Сигизмуздом делали. Это же понимать нужно! Пьёшь, а перед тобою словно симхвония звучит! - восхищённо – ностальгически произнёс дед.

- Да - это вопрос, здесь такого не продают, - озадаченно произнёс Парамон.

- Вот и я о том же, драгоценный ты мой! - засиял Ксенофонт.

- Так что же делать? - недоумённо спросил недогадливый собеседник.

- Дык, я с этим и пришёл. Давай соорудим аппаратик и сами нектар гнать будем, А уж за градус будьте – нате все довольны будут в хате! - подытожил дед.

В этот раз смех Парамона был немного тише.

- Ну, дедушка, вы настоящий бизнесмен, валяйте – делайте, - со смехом произнёс Парамон.

- Энтот бизьнес с головой надобно делать. А ты мне в помощники Жемса отряди. Хорошо? - довольный исходом беседы гнул свою линию дед.

- Ладно, берите. А где вы думаете установить аппарат? - поинтересовался хозяин дома.

- Соберём в кладовке. А вот гнать будем в ангаре. Да, за Жемса я поручиться могу, а Тони, охрана не заложат нас копам? - серьёзно уточнил Ксенофонт.

- Конечно, ваша затея и противозаконна, но мои люди меня не сдадут, - ответил Парамон.

На том и порешили.

Следующие три дня Ксенофонт дома не появлялся. В первый день он вместе с Джеймсом путешествовал по магазинам. Вечером Парамон удивлялся, как они смогли купить всё, что нужно для аппарата и непосредственно для изначального продукта – бражки. Дед по английски практически не говорил, Джеймс пока освоил с десяток русских слов и несколько выражений, среди которых было: - Чвойу дывызыю, твою дивизию - по русски. Как дед обучил его этому не ясно. Но теперь в доме можно было услышать этот оборот из уст Джеймся, причём он выражал и удивление, и восхищение, и досаду. Только эта интернациональная бригада, понимая друг друга душой, смогла купить все необходимые материалы.

Для исходного бражного продукта, дед прикупил виноград и яблоки, сладость которых его устроила.

Следующий день Ксенофонт провёл в судоремонтных мастерских Парамона, где по его чертежам изготовили сам аппарат. С ним был неизменный Джеймс и Яша. Два бывших соотечественника, трудившихся здесь, были на седьмом небе от такой шабашки, а общение с Ксенофонтом добавило им положительных эмоций на неделю вперёд. На третий день Ксенофонт привёз из мастерских аппарат. В семье никто не знал о затее старика, поэтому к просмотру аппарата был пока допущен лишь Парамон. Устройство получилось довольно таки симпатичным. Большая ёмкость и две поменьше соединялись между собой трубками и блестели в лучах полуденного солнца, светившего через окно ангара. На боку большого бака висел шильдик с надписью «Ксенофонт and company and S”.

- Вот вы и компания - это понятно, а S что значит, - поинтересовался Парамон.

- This is a friend mister Sam's, - сказал Джеймс.

Парамон удивлённо посмотрел на слугу, улыбнулся, но промолчал.

- Через пару – тройку дней стартуем, - серьёзно оповестил соратников Ксенофонт, затем улыбнулся Джеймсу и добавил, - Ну, что, дринкнем рашен ром, камрад Жемс?

- Йэс, йэс, - Джеймс подтвердил белозубой улыбкой готовность приобщиться к секретам русских рецептов.

Парамон усмехнулся, посмотрел умилённо на этот дуэт и пошёл в дом.

Через несколько дней бражный компонент был готов. В доме была только Джина, которой Парамон рассказывал о делах деда и Джеймся, чтобы она их не разыскивала, да и слугу не загружала. На тележке перевезли ёмкость с будущим напитком в ангар. Выполнив подготовительные процедуры, приступили к основному действу. В помещении было довольно тепло, чему способствовала газовая горелка под аппаратом.

- Исторический момент, Жеймс, старт зэ фёст рашен алкогол фэктори, - восхищённо прокомментировал Ксенофонт начало процесса.

- It’s fantastic, - зачарованно сказал Джеймс, смотря на двинувшуюся в путь стрелку термометра.

- Это же голова, рашн хэд мэйд ит ап. Лук, май фрэнд. Ин зыс танк брага, понимаешь, б-ра-га болин. Алкогол пар (здесь Ксенофонт, выдохнул вверх, изображая пар), комин зыс вэй (показал на трубку уходящую вверх и направо к малому баку). Хеа зэ бэд гоу эвэй, - это отработка. Нэкст кол воутер змеевик. Ин зэ энд - мэджык дрынк. Понял?1 - спросил, вытирая пот со лба, дед своего молчаливого собеседника. В это время в бутылку, стоящую у выходного отверстия аппарата, стали капать первые капли жидкости.

В глазах Джеймся застыл восторг. Наверное, именно так смотрели первобытные люди на первый, разожжённый собственноручно костёр. Его даже не смущал не слишком приятный запах вожделенного его компаньоном напитка. Зато Ксенофонт сиял – эксперимент удался. Да и как по другому? Такую пояснительную речь, которую он произнёс Джеймсу на английском языке, без должного вдохновения и не скажешь.

Подождав, когда наполнится половина бутылки, дед поставил вместо неё другую, а эту поставил на пол, при этом скривился и сказал: - Шмурдяк это, у-ти-ли-за-ция.

Джеймс согласно кивал. Первую бутылку дед выставил на морозный воздух. Наблюдая за температурой именного аппарата, получили ещё две бутылки. Дед профильтровал напиток. Прошёл ещё час. Соратники выключили горелку, промыли аппарат и присели. Ксенофонт принёс первую бутылку.

1 Русская голова придумала, Смотри, мой друг. В этом баке брага кипит. Алкогольный пар идёт сюда. Здесь плохое уходит. Далее холодная вода. И в конце волшебный напиток.

- Ну, теперича дринк – дегустация, - довольно сообщил Ксенофонт.

Вмиг на стульчике, откуда ни возьмись, появилась газета, два стаканчика, маленькая баночка маринованных огурцов и несколько кусочков колбасы. Дед, налив немного напитка в маленький стаканчик, протянул Джеймсу. Тот, с испуганным видом, стал отмахиваться, и говорить что – то про хозяина, работу.

- Да ты, чудак, пойми. Это дело обмыть надо, за удачу, - настаивал дед.

Но в ответ слышал только: ноу, ноу, и ещё массу пояснений. Вдруг, в глазах Ксенофонта мелькнула весёлая искорка. Он кое – что вспомнил. Нахмурившись, он вновь протянул стаканчик Джеймсу и строго спросил, - Ты меня уважаешь?

Джеймс замолчал. Из многочисленных рассказов деда он уяснил, а затем и выучил, что это важная фраза и каким должен быть ответ.

- Увважяешь, - ответил он тихо и кивнул.

Джеймс взял стаканчик в правую руку, в левую дед дал ему огурчик.

- Ну, вздрогнули по маленькой, - счастливо сказал дед, чокаясь с ним своим стаканчиком.

Махнув напиток, дед сморщился, затем довольно улыбнулся: Хорош, хорош, японское коромысло в дышло.

Джеймс, человек малопьющий, по примеру деда решил всё махнуть одним махом. Да и налито - то было воробью не окунуться. Он закрыл глаза и залпом выпил нектар. Чувств не было. Всё случилось одновременно: слёзы из глаз на выкате, ощущение, что в горло ливанули раскалённого железа и послевкусие, которым можно было уничтожать вредителей на полях.

- Закусуй, закусуй давай, - суетился дед, - Молодца, молодца, по - русски, одним махом, - моя школа!

Через десять минут непонятные ощущения у Джеймса прошли, в районе грудной клетки разлилось тепло и захорошело. Он сидел и улыбался.

Ксенофонт проводил Джеймса, уложил спать, и начал готовиться к вечеру.

Вечером, за ужином, дед поставил на стол бутылку.

- Вот, угощайтесь – самограй исключительного фруктового качества и свойства, причём собственного производства, - сказад он.

Об этом свидетельствовала и этикетка на бутылке. Она была нарисована фломастерами, но с узорами и названием напитка.

Семейство ахнула, Сандерсы засмеялись. Дед Ксенофонт, после того как почти все, в разных дозах правда, выпили и оценили напиток, рассказал о том, как они его произвели. Был его рассказ тёплым, душевным и радостным, потому что делалось всё с чистым сердцем и для любимых людей.

8. Нью – Йоркские будни

Довольно много воды утекло в Гудзоне с тех пор, как ступила на Нью – йорксую землю семья Хрякевичей.

После того, как закончилась основная бумажная волокита, а у них там бюрократии тоже хватает, Парамон начал приобщать Якова к бизнесу.

- Дядя, где я, а где бизнес? - спросил Парамона на второй день бывший колхозный водитель.

Но Парамон не сдавался. Яша был с ним везде: в кабинете, в судоремонтной мастерской, в офисе экскурсионной компании, в банке, на фабрике, в ресторане, причём не только, чтобы покушать. Дядя знакомил племянника с руководителями, сотрудниками своих компаний, партнёрами. К вечерним занятиям английским, в изучении которого у Якова наметились существенные улучшения, добавились занятия по экономике, маркетингу, которые проводили с ним руководители подразделений фирм Парамона.

В компаниях Парамона трудились представители разных национальностей, что для США было обычным делом. Несмотря на то, что штат составлял несколько сотен, Парамон Сандерс занимался подбором практически лично, чётко обрисовывая кандидату, которого уже почти приняли на работу, что от него потребуют, какая специфика работы, корпоративная этика, что можно и чего нельзя делать. Демократичная атмосфера, чёткие задачи и требования, корпоративная сплочённость и ответственность за себя, и своё дело, создали надёжный коллектив. От уборщицы до руководителей фирм все знали, что, прежде всего Парамон спросит со своих первых и верных помощников, которые полностью отвечают за людей и порученное им направление деятельности. Поэтому каждый начальник подразделения стоял горой за своих людей, не только отвечая за них, но веря в них, и надеясь на отдачу.

Взять хотя бы последний случай, о котором все знали и рассказывали новым сотрудникам, Около пяти лет назад Парамон встал на защиту своего рядового сотрудника – итальянца. Молодого человека задержали в баре во время драки, в которой он принимал участие, но только оборонялся. Однако двое пострадавших, которые сами бросились на него, указывали, что он был вместе с напавшими на них итальянскими парнями - представителями одного из криминальных кланов. Собственно они и пришли на встречу с теми, которые немного позже стали потерпевшими. Полиция, проводившая в это время очередную компанию по борьбе с этнической преступностью, быстро расставила акценты. Парамон подключил своего адвоката, который провёл расследование и сумел доказать, что сотрудник их компании Рикардо не виновен. Отношение к боссу всегда было уважительным. Различные случаи, а их накопилось много за время существования компаний, только укрепляли его авторитет.

В компаниях Парамона не было сокращений, поскольку просчитывалась не только прибыль и оптимизация технологических процессов, как например, на сувенирной фабрике, но и потребность в кадрах, их обучение. Было мало увольнений. В ответ на такое отношение рабочие и служащие платили искренним уважением и преданностью. Два раза сотрудники вычисляли тех, кто устроился, чтобы передавать информацию конкурентам. Несколько раз работники докладывали о том, что представители других фирм предлагали им вознаграждение за информацию. Да, было всякое. Парамон подходил ко всем открыто и справедливо, поэтому был в своих людях уверен. Ему платили тем же, рассказывая о справедливом боссе родным, друзьям и знакомым. Причём родственники, которых не выбирают, и друзья у всех были разные. Парамон мог появиться в Гарлеме, где у него были знакомые. В латинских кварталах Бронкса его также знали некоторые известные личности. В Квинсе, в итальянских или китайских кварталах, он тоже мог найти общие темы для разговоров, и, естественно в Бруклине, особенно на Брайтон – бич, где обитало много соотечественников. Такое отношение – это, несомненно, следствие интернационального воспитания ещё союзного периода жизни, и становление на американской земле после того, как он решил остаться в Америке. Приходилось работать в разных районах и с разными людьми. Поэтому Парамон, прогуливаясь по Нью – Йорку, мог запросто поздороваться с крёстным отцом итальянского клана, уличным продавцом – афроамериканцем, служащим мэрии ирландцем, хозяином магазина евреем.

Жизнь Якова по напряжённости и насыщенности можно было сравнить с заключительным этапом строительства БАМа – самой грандиозной стройки СССР. Доходило до того, что он даже не мог ехать в поместье, а оставался на городской квартире Парамона, которая находилась недалеко от офиса на Манхэттене в Мидтауне. Прошло две недели в таком ритме. В субботу вечером Яков поднялся в кабинет к Парамону.

- Дядя, я больше так не могу. Мне трудно разобраться в премудростях бизнеса. Понимаю, что подвёл тебя, но может мне чем – нибудь другим, простым поручишь заниматься? - виновато заговорил Яша.

Парамон спокойно смотрел на племянника. Хороший мужик, честный работящий, открытый. Жил просто, детей воспитал достойно, да и сейчас ведёт себя по - мужски. Будет толк, будет, чутьё меня не подводит. Повезло мне с родственником, даже со всеми родственниками. Так подумал Парамон, выслушав Яшу. Его лицо озарилось доброй, светлой улыбкой.

- Понимаю, что виноват, что это смешно … - начал Яша.

- Что ты, родной мой человек, - перебил его дядя, - просто думаю, что повезло мне с родственниками.

Яша недоверчиво посмотрел на Парамона, а тот продолжал: Не можешь, понимаю – трудно. Мне, Яша, было ещё труднее. С одной стороны Джина – родной человек, счастье начинали своё создавать. С другой стороны я как Колумб Америку открывал. Нет, ему, скорее всего, было легче. За ним держава, команда. А я был один, Джина в этом плане не в счёт. Свою Америку я должен был открыть сам, понимаешь? Вчера это была не очень дружественная нам страна, сам воспитывался и жил по другим законам, а сегодня, словно жизнь начал писать с чистого листа. Очень это непросто. За мною только Джина, а ещё за плечами у меня страх был. Скажу тебе это честно, даже ей об этом никогда не говорил. Терзал меня вопрос: кто я, предатель или нет, долго терзал. Потом уже понял, что никого я не предавал. Воевал честно, как здесь оказался я тебе написал. Добавить особо нечего. Встретил Джину и захотел с ней остаться, потому, как к нам бы её не пустили. Да и мне бы точно срок дали. Теперь видишь, всё меняется и выглядит по – другому. Но я давно для себя всё решил и не жалею ни о чём. Жаль, конечно, что Майкл погиб. Был бы тебе надёжным другом. Даже полегчало немного оттого, что выговорился. Так вот я о чём, Яша, - год с небольшим я по Нью – Йорку работал где придётся. В разных районах и на разных должностях. Был грузчиком на складе, рабочим на стройке, кочегаром, даже садовником. Всё искал, чем бы заняться? Вот в сорок шестом как-то с Джиной на остров Свободы отправились. Прямо как с вами. Вот тогда меня и осенило, что я хочу. Идём мы на этом катерочке, а я уже вижу, что будет у меня, чего не хватает. Одним словом начал план созревать. Потом на «Кондоре» ходил, каждый доллар откладывал. Спасибо капитану Джону, и в рейсе помогал, чем мог, да и потом, когда первый пароходик покупал, помог. Да и с документами много чего подсказал и надоумил. Моё желание – это пять процентов, а всё остальное – оформление, лицензии, разрешения и так далее. Вот где голова пухла. За советом обратиться не к кому. Джон вскоре в рейс ушёл. Вот и бился и пахал одновременно. Штат взял минимальный. Директор сувенирной фабрики Марио – это и есть тот мальчишка итальянец, с которым начинали ещё на первом пароходике. Вечером приходим домой, душ примем, поужинаем и тихий час на один час. После встаём, достаём заготовки, и пилим, вырезаем, выливаем, красим – сувениры делаем. Ты их в музее видел. Смех и грех, ассортимент мизерный, качество слабое. Но это по началу. Научились, развернулись, поднялись и закрепились в бизнесе. Ты думаешь просто было, палки в колёса не вставляли? Через всё прошли и выстояли. Зато теперь нас уважают и считаются.

Парамон налил себе и Якову воды и продолжил: А теперь вспомни, что ты знал о нашем бизнесе несколько недель назад? Ничего. А какими знаниями обладаешь сегодня? Разница есть? Существенная! Вот тебе и ответ. Трудно? Да. Дальше ещё труднее будет. Так ведь и знания, база твоя будут расти. А мои помощники тебя не бросят и не подведут. Да и я ведь буду всегда рядом. Передам тебе дела со временем – обязательно. Только без дела сидеть не буду. Буду с тобой, как штурман с капитаном. Так что осваивайся спокойно.

После этого разговора, у Якова Мироновича стало на душе спокойно. Прокрутив, как советовал дядя, события назад, а затем вперёд, он с удивлением отметил, что он уже не тот Яша, который жил в Манюково, не тот, который приехал первый раз в Москву. Отличается он и от того, который делал первые шаги по новому городу. Значит, есть толк?

Яша встал, подошёл к дяде и неуклюже обнял его. Постояв так немного, он пошёл к двери, обернулся. Парамон, прикрыв лицо ладонью, помахал ему другой рукой. Яков тихо закрыл дверь и направился в свою комнату. Парамон достал из кармана платок и вытер слёзы, которые выступили от нахлынувших тёплых чувств.

Жизнь большой семьи продолжалась по спирали, которая закручивалась вверх. С того разговора прошло несколько месяцев,

Яша осваивался с делами. Он уже мог разобраться в ряде вопросов без помощи, а где – то принять решение, которое неизменно согласовывал с Парамоном. Дядя, да и его подчинённые отмечали у Якова прогресс в корпоративных делах.

Практическая сторона дела, когда вопрос касался технических моментов, Яковом Мироновичем была освоена гораздо быстрее. Его дебют состоялся в первый же месяц. Когда они с дядей приехали в судоремонтные мастерские, проверить ремонт одного из прогулочных пароходов, то увидели, что работа остановилась. Директор производства пояснил, в чём причина поломки. Остановка в том, что фирма, поставлявшая запчасти, заказ приняла, но срок доставки немного увеличился из-за забастовок, прокатившихся по стране. Яша с Парамоном и рабочими спустились в машинное отделение. Осмотрев агрегат и неисправность, Яша задал несколько вопросов мастеру.

- Не переживайте, дядя, это всё поправимо, - сказал, улыбнувшись, Яков, - А вы, мастера народные, не могли сообразить, что на что заменить?

Вопрос был адресован к двум рабочим, тем самым русским, которые создавали аппарат для Ксенофонта. Быстро обрисовав им задачу, он попросил принести сюда необходимый инструмент.

- Василий, що вы смотрите на нас, как Дюк на английский пароход? Не видите, мы с Яковом Мироновичем немножечко в ожидании? Таки несите инструмэнт бекицер (быстро), - сказал один из них, которого звали Сёма, и чьё бывшее место жительства не вызывало никаких сомнений.

Его напарник, рослый здоровяк из небольшой тверской деревеньки, довольно улыбнулся и не спеша пошёл к трапу.

- Нет, он таки ещё может себе позволить улыбаться, как будто здесь есть место для смеху, - с деланным возмущением добавил одессит.

Яша, мастер и Сёма обсудили процесс работы.

- Полдня точно уйдёт, этот узел придётся снимать, потом подгонка, - сказал Яша, показывая Парамону на двигатель.

- Делайте, как закончите, приезжай в офис, я там буду, - ответил дядя.

В это время появился довольный Вася с двумя чемоданчиками инструментов.

- Василий, мы уже скучаем, Ви там немножечко заснули? - поинтересовался Сёма.

- Не ворчи, я туда и обратно, как пуля, - добродушно пробасил здоровяк.

- Що вы о себе всё думаете? Мы ещё будем посмотреть, как ваш талант развернётся, - нравоучительно ответил одессит.

Принялись за работу. Дело спорилось. У Якова «чесались руки» по работе, два напарника оказались также толковыми помощниками. Через несколько часов неисправность устранили.

- Да, Яков Миронович, быстро чётко и с приличной экономией, - заметил восхищённо мастер.

В офисе Парамон, уже поговоривший по телефону с мастерскими, горячо поблагодарил племянника, озвучив при этом приятную сумму, которую сэкономили благодаря его предложению. Вот так и продолжал работать Яков, постепенно проявляя себя.

В пятницу у Парамона в кабинете только что закончилось совещание, когда секретарь доложила, что к нему пришёл ведущий программы «Новые лица» телеканала «SMMS» Макс Фройндер. Парамон пару раз смотрел его шоу. Обычно ведущий вёл беседу с приглашённым, часто задавая разные каверзные вопросы, касаемые его жизни или рода деятельности. Гостями шоу были люди из разных слоёв общества, но с интересной, на взгляд телеканала, биографией. В кабинет вошёл человек лет тридцати пяти с искорками звёздности в походке и глазах. Познакомились.

- Мистер Сандерс, я пришёл, чтобы сделать предложение и пригласить вас участвовать в моём шоу. Вас, как гостей, а мистера Быкоффа, как участника, - сказал он так, словно вручал престижную премию, - Прошу вас помочь мне встретится и переговорить с мистером Быкофф по поводу условий его участия в моём шоу.

- Вот так дела, - сказал по – русски Парамон, и добавил по – английски, обращаясь к Фройндеру, - Господин Ксенофонт Быков сейчас находится в другом месте, у него свои дела. Я расскажу ему о вашем предложении, а он примет решение участвовать ему в шоу или нет. Однако, почему вы решили пригласить именно его?

Шоумен достал из портфеля несколько фотографий и выложил на стол. На фото был дед Ксенофонт, которого брали под руки две стюардессы американской авиакомпании в день прилёта в аэропорту имени Джона Кенеди. Как давно это было!

- О, так это же деда! - восхищённо воскликнул Яша.

- Мне эти фотографии отдал один знакомый, который был в тот день в зале аэропорта. Ему очень понравился ваш родственник. Фотографии оставляю вам. Я заинтересовался, как сложилась судьба русского эмигранта, такого заслуженного в Советском Союзе человека. Вот об этом и будет наша программа. Вот необходимые бумаги, где всё написано, включая и сумму за участие в шоу мистеру Быкофф.

Парамон взял папку.

- Мы обсудим ваше предложение, - ответил он.

Договорились созвониться на следующей неделе и расстались.

- Вот это номер, дед Ксенофонт – телезвезда, - задумчиво протянул Яков.

- Да ты не спеши, может быть, он ещё не согласится, - заметил Парамон.

- Не согласится? Да вы, дядя, ещё его не знаете. Ему что с одной шашкой на танки бросаться, что в телешоу поучаствовать - всё одно. Ему в жизни события нужны, а тут их искать и не надо, - ответил племянник.

Родственники, обсуждая неожиданное предложение, поехали домой.

У Ксенофонта действительно были свои дела. Пятницу он посвящал любимому занятию – включал аппарат и наслаждался процессом. В остальные дни недели, за исключением праздников, он себе этого не позволял, даже сократил походы к пивным полкам до минимума. Он стал много читать, занялся гимнастикой у – шу, начал позади дома строительство бани или как он его окрестил – БК – банный комплекс. Но пятницу, день после трудовой недели, он посвящал ностальгическому занятию. Верным спутником во всех делах, и, естественно в этом, был Джеймс. Они оборудовали себе место в ангаре. Рядом с аппаратом поставили столик и два стула, рядом небольшой стеллаж с фирменной тарой и местом под ёмкости с бражинкой. Вот и сейчас, пока шло таинство приготовления, Ксенофонт ждал и вёл беседу с американским другом, часть которой и услышали Яков с Парамоном, остановившись у ангара.

- Это же процесс, Жеймс, - говорил загадочно дед, - Путешествие в закромные уголки души. Здеся важно с кем гутарить будешь, кто он таков, шоб не нарушить хрупкую хармонию путешествия.

Дед загадочно поднимал палец и слегка закатывал глаза. Джеймс заворожено слушал Ксенофонта. Так он не слушал даже в детстве сказки, которые ему рассказывала его бабушка.

- И вот наступает момент истины, когда души собутыл …, нет, нет, я хотел сказать собеседников достигают высшей точки взаимопонимания. Тогда што? - обратился он к довольному Джеймсу.

- Ю ми увважяешь? - спросил Джеймс с видом первоклассника, отвечающего у доски.

- Ноу, ви синг а сон, - ответил дед с видом человека, открывающего истину заблудшему. (нет, мы поём песню)

- На-ка вот текст я тебе его уже перевёл. Давай прорепетитируем, чтобы ты в нужный момент не подвёл, - добавил Ксенофонт, вручая листок Джеймсу.

- Чьто эта пьесьня петь? - поинтересовался собеседник по поводу содержания.

Дед, как мог, описал ему события. Двое влюблённых в шторм на парусной лодке выходят в море. Женщина обвиняет мужчину в измене и бьёт его ножом, а сама бросается в морскую пучину. Если бы Джеймс выпил, то после рассказа деда протрезвел бы точно. Он опять удивился содержанию песни, которая исполняется в момент душевного подъёма.

- Вьесёлый пьесьня петь есть? - спросил он удивлённо.

- Ну, не сразу и не после первой, а попозжа, как разойдёмся. Ты давай не отвлекайся – начинай, - нетерпеливо сказал дед.

- Охрасылсья мьесьяц бахрьянцам,

Хдэ вёлны сумельи ву шкаль.

Пайэдэм красьотка катачша,

Тавно йа тьебья патжыдаль.

(Окрасился месяц багрянцем,
Где волны шумели у скал.
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.)

На этом месте Парамон и Яков, уже не сдерживая смех, вошли в помещение. Джеймс испуганно вскочил, но Сандерс усадил его на стул.

- Вот, Парамоша, поём. Слышь, Яшенька, изучаем наше народное творчество. Песенке той, наверное, уже лет триста, а вон оно, как вчерась было. Вот и Жеймса приобщаю, пристрастился он к нашему …, - начал было Ксенофонт.

- Смотрю он пристращается к другому, - прервал Яков, показывая на аппарат.

- Нет, нет, - твёрдо сказал Ксенофонт, - Этого он себе не позволяет. Не его напиток, сильно млеет с него, - с сочувствием добавил он.

Парамон рассказав деду о приглашении на шоу, и что там будет, поинтересовался о его желании. Дед задумался, почесал затылок, и выдал: Шову говоришь? Дык, посмотрим, чем его запивают. Я согласен.

Поговорили ещё немного о делах – заботах. Тут Ксенофонт, хлопнув в ладоши начал петь: На закате ходит парень возле дома моего, Поморгает мне глазами, И не скажет ничего. ...

Яков с Парамоном подхватили. Акустика в ангаре была приличной и песня звучала, словно с концертной площадки. А со второго припева: И кто его знает, чего он моргает, в стройный хор добавил свой голос и Джеймс. Одна задорная народная песня сменяла другую, разливаясь и заполняя вечерние американские просторы русской удалью.

9. Американское шоу на русский лад

После обеда в понедельник Фройндер позвонил Парамону. Договорились о встрече в среду в офисе. Юристы Сандерса просмотрели бумаги, которые оставил журналист, и внесли несколько корректировок.

В среду в офис приехали вместе с Ксенофонтом. Вскоре прибыл Макс Фройндер. Обменявшись приветствиями, приступили к делу. Журналист ознакомился с правками, предложенными Парамоном. Согласился, за исключением одной. Обсудили ряд моментов. Ксенофонт держался спокойно.

- Итак, господа, через две недели встречаемся. Формат шоу – беседа с гостем. Нам нужны яркие и быстрые ответы. Вы предоставили биографические данные мистера Быкофф, фотографии, которые мы будем использовать во время программы. Вариант одежды также согласовали. Вместе с нашим героем на программу приглашаются шесть членов его семьи – вот пригласительные. Я принял ваше условие по личному переводчику мистера Быкофф. Хочу заметить, что на программе будет присутствовать и наш переводчик. Если он посчитает переводы вопросов или ответов гостя не очень точными, мы заменим вашего протеже. Дальше будет работать наш человек. Так же аудитория студии может задать вам несколько вопросов. Остальные вопросы, отражённые в представленных бумагах, у нас не вызвали разногласий. Вы должны прибыть в студию за два часа до начала эфира, вас встретят и проводят, - подвёл итог Макс Фройндер.

Закончив все вопросы с бумагами, журналист, лучезарно улыбаясь, попрощался и уехал.

- Не передумали, дедушка, выступать на телевидении? - спросил Парамон.

- Дык, отступать поздно, да и дюже меня заинтересовало энто действо, - ответил Парамон, - А с деньжатами не надуют?

- Не беспокойтесь, - ответил Сандерс, - Теперь о главном. Это шоу имеет небольшой скандальный оттенок. В Союзе, слава Богу, таких передач нет, там люди добрее. Так что будьте готовы, что будут неудобные, а может быть провокационные вопросы. Тут мои люди проработали данное шоу. Этот Фройндер любит покуражиться над своими гостями, Зато и популярность растёт …

- Это, стало быть, насмехаться надо мной? - вскинулся Ксенофонт.

- Может быть и такое, поэтому я и сказал, чтобы вы были ко всему готовы, - спокойно ответил Парамон.

- Да я этого коня трелёвочного с лестницы спущу, - хмуро выдавил Яков.

- Вот этого ни в коем случае нельзя делать. Тебя могут наказать по закону, а рейтинг – популярность шоу взлетит, остановил порыв племянника дядя, - Верю я, дедушка, что всё у вас получится. Главное не заводитесь, а смекалка не оставит. С вами поработает Розенфельд, подучит немного, к вашей манере разговора приноровится, к словам. Ему же вас переводить. Вы тоже помните, что не всё из сказанного вами можно перевести на английский. Если что-то в словах или действии ведущего или зрителей не понравится, то говорите: - На провокационные вопросы не отвечаю или, на какое – то действие, - это провокация, - закончил Парамон.

Две недели до съёмок Ксенофонт занимался с Розенфельдом, смотрел выпуски «Новых лиц», с комментариями Джеймса, одним словом готовился. Ради такого момента даже две пятницы прошли всухую, ну прямо сухой закон вернулся.

Готовился и Макс Фройндер. Он давно искал такой колоритный персонаж, который сможет «оживить» его шоу. Да ещё и тема новой волны эмиграции из Советского Союза набирала популярность. Он надеялся поднять рейтинг и развеять однотипность героев передачи. Когда ему показали фото русского деда в аэропорту, он загорелся сделать с ним новый выпуск шоу, которое станет очередной ступенькой в его карьерной лестнице. Смотрев в офисе на Ксенофонта, он убеждался, что это его клиент.

Выход выпуска широко анонсировали. Он должен был выйти в прямом эфире.

В назначенный день и время Ксенофонт Быков в сопровождении семей Сандерс и Хрякевичей прибыл на шоу. Их встретили. Ксенофонта с Розенфельдом провели в гримёрку, остальные остались в холле.

После грим - процедур, Ксенофонта проводили за кулисы, где с ним немного пообщался Фройндер. Макса немного удивил, отличный костюм деда с синим галстуком от BRIONI. Строгие ряды орденов и медалей по обе стороны пиджака, а их было десятка три, показывали, что дедушка прожил насыщенную жизнь.

- Родственники постарались придать дедушке вид, - с усмешкой подумал Макс. - Ничего, я этот наряд сброшу. Он пошёл в студию.

Ксенофонт остался ждать своего часа. Тем временем в зал входили и рассаживались зрители, операторы и помощники заканчивали последние приготовления.

Прозвучала команда, зазвучала музыкальная заставка и на подиум, в центре, буквально взлетел улыбающийся голливудской улыбкой Фройндер.

- Дамы и господа, я - Макс Фройндер рад приветствовать вас на шоу «Новые лица».

Снова брызнула музыка.

Фройндер остался в центре подиума и, купаясь в лучах софитов, продолжил: Соединённые Штаты – великая и открытая страна, которая даёт возможность не просто жить и работать, а воплотить в жизнь каждому, над кем развевается звёздно – полосатый флаг свободы, американскую мечту: и американцу, и тем, кто приезжает из других, менее благополучных и цивилизованных стран. Новые граждане Штатов с благодарностью принимают такой дар от великой державы. В последнее время в нашу страну стало приезжать много советских граждан, которые выбирают не коммунистический, а настоящий рай – Соединённые Штаты Америки.

Зал, под табличку «Аплодисменты», поднятую ассистентом, захлопал.

- Сегодня новым лицом в нашей стране стал человек, который приехал несколько месяцев назад из СССР …

Ксенофонт уже стоял у выхода в зал. Он был спокоен и даже немного весел. Рядом стоял и переживал ситуацию Розенфельд, который переводил ему его же краткую биографию, которую, на фоне выплывающих на экране фотографий, расписывал залу ведущий шоу.

- Мистер Ксеньёфьйонт Быкофф, - объявил Фройндер.

Под музыку и аплодисменты, Ксенофонт, за которым с видом оруженосца следовал Розенфельд, вошёл в студию и проследовал на место возле столика на подиуме. В первом ряду он увидел своих родных и помахал им рукой. Макс жестом приглашал присаживаться, но Ксенофонт выставив в его сторону ладонь, повернулся к залу и выдал: Гуд ивнин, леди энд джентльмены. Ай эм глэт ту си ю (Добрый вечер … Я рад видеть вас).

Образ деда никак не сочетался с тем, что он знает английский и студия взорвалась аплодисментами даже без напоминания. Фройндер немного опешил – его начало сбилось. Тут дед, присаживаясь в кресло, показал на соседнее Максу.

- Да кто у кого в гостях! - возмутился про себя ведущий и, чтобы выровнять ситуацию, остался стоять.

- Мистер Быкофф прибыл со своим переводчиком – мистер Розенфельд.

- О*кей, - присаживаясь, продолжил ведущий, - Почему вы, вместе со своей семьёй, эмигрировали в Соединённые Штаты? - спросил довольный Макс.

Как переводил нижесказанное доцент минского университета история умалчивает, а вот слова Ксенофонта сохранились доподлинно.

- Дети решили поехать в Нуйорк, надо же было за ними присмотреть, - откликнулся дед.

- У вас маленькие дети? - смеясь, спросил Фройндер.

Дед, показывая в сторону первого ряда, перечислил тех, с кем прилетел. По залу прокатился весёлый смех.

- Вы поддерживаете перестройку? - серьёзно спросил ведущий.

- Дык, без таких, как мы она бы уже ласты склеила, - доверчиво ответил дед.

Розенфельд перевёл почти дословно. Зал оживился. У Фройндера вытянулось лицо, и он тихо переспросил переводчика: Перестройка в ластах? Это точный перевод?

- Абсолютно точный перевод русских выражений, - бодро ответил доцент.

- Хорошо, ещё вернёмся к этому, - подумал Макс и бросил следующий серьёзный вопрос: Вы не остались в Советском Союзе, несмотря на то, что являетесь заслуженным человеком, потому что там тяжело жить?

- Да, что ты! Рассея – это же сказка. Выйдешь утром на улицу, воздух такой чистый, что его пить можно, деревья на лёгком ветерке листочками шелестят, словно доброго дня тебе желают. К речке подойдёшь, а там рыба гуляет, а над речкой лёгонький туман стелется, а волны уже начинают искриться в лучах солнышка. С пригорка родничок течёт, журчит, как жаворонок летом, а водица такая, что пьёшь, и силы возвращаются.

Как удавалось всё выше и нижесказанное максимально точно, с эмоциональной окраской и сохранением интонации, переводить Розенфельду - профессиональная тайна, но зал, даже те, кто воспринимал только перевод, заслушались.

Фройндер, увидев, что задуманная тема не развивается, словно стряхивая гипноз, бодро произнёс: Но вы покинули Родину, даже, несмотря на все её прелести. Я слышал, что у вас в магазинах пустые полки?

- Иди ты, это кто тебе такое сказал? - удивлённо спросил дед.

- Мне ходить никуда не надо, об этом говорят многие корреспонденты, побывавшие в России, - сказал Макс.

- Бре-шут, не слушай ты их, - добродушно – нравоучительно, как маленькому, сказал Ксенофонт, - И откуда вы таких кариспантентов выкопали? - вдруг вспылил дед.

- Я их не откапывал - это мои, как у вас говорят товарищи по перу, - недоумевал по поводу переводимой речи Макс.

- Ах, уже и товарищи? Так вы, мил человек, коммунист? - с усмешкой спросил Ксенофонт.

Фройндер даже побледнел, а дед, заметив его растерянность, заговорщицки спросил: - С какого года в партии, товарищ?

Макс отрицательно и неуклюже замахал руками, что вместе со словами деда вызвало смех в зале. Ксенофонт, обращаясь к зрителям и указывая на Макса, добавил: - Точно партейный, на все вопросы молчит, как рыба об лёд.

Волна смеха прошла по залу. Фройндер, справившись с волнением, опять заговорил: - Вы пытаетесь увести зрителей от темы, но мы вам не дадим этого сделать. По вашим наградам видно, что вы воевали, где именно?

- Первой - финская война была. Жаль не смогли в их столице побывать, - начал Ксенофонт.

- В Стокгольме? - с умным видом уточнил Макс.

- Стокгольм в Швеции, дорогой ты мой, а я про Финляндию говорю, у них Хельсинки столица была, да и остаётся, - ответил удивлённо дед.

По залу прошёл смешок.

- Потом Великая Отечественная с первых дней и до Победы, - продолжил Ксенофонт.

- А что у вас за награды мистер Быкофф? - перебил Фройндер.

- Ордена – две Красные Звездочки, Отечественной войны. Медали вот «За отвагу», «За оборону Москвы», эта «За оборону Сталинграда», и далее за освобождение Варшавы, Будапешта, за взятие Берлина, За Победу над Германией, Японией, за работу, - указывая на ту или иную награду, говорил Ксенофонт.

- Так много наград, значит вы – герой? - вкрадчиво поинтересовался ведущий.

- Ну, герой не герой, а не лыком шит, - довольно ответил дед.

Розенфельд несколько дольше, показывая жестом рук, процесс добывания лыка и шитья, переводил предложение. В зале, русскоговорящие, которые понимали оба языка, весело засмеялись.

Даже после пояснений переводчика, ведущий недоумённо посмотрел и спросил: - Вот? (Что?)

Розенфельд попросил Ксенофонта ответить по - другому, поскольку американец не понимает его ответ.

- Да это, пожалуйста. Скажи ему, что дед Ксенофонт на войне не лаптем щи хлебал, - закончил он фразу под хохот зрителей.

Доцент пристально посмотрел на дедушку, и начал новую фазу толкований фразеологических оборотов великого русского языка. Хохот продолжался. Теперь к нему присоединились и те, кто слушал перевод фразы в английской трактовке Розенфельда.

Голливудская улыбка Фройндера сползла ещё минут пять назад, её место заняла маска недоумения. Его заклинило. Шоу было в опасности.

Дед Ксенофонт тоже осознал драматичность момента, и, чтобы помочь, решил разрядить ситуацию, обратился тихо к переводчику: Скажи ему проще, ухарь я на фронте был ещё тот – подмётки на ходу рвал.

Микрофон, закреплённый на лацкане пиджака, выдал в зал его очередной экспромт. Зал упал! Теперь хохотали все: и те, кто мог оценить последнюю реплику деда, и остальные, ещё не понимая значения сказанного – автоматически.

В это время, очень кстати, подошло время рекламного блока. Макс рванул за кулисы. Он стоял и тёр виски ладонями. Тут появился Ксенофонт с переводчиком.

- Вы, вы, так не должны говорить, Я не понимаю, я вас поменяю, - начал, заикаясь, говорить Макс.

- Стоп, - твёрдо остановил его Розенфельд, который решил отстоять свою профессиональную позицию, - Я перевожу дословно или максимально близко к сказанному речь своего клиента. У вашего переводчика есть претензии?

Штатный переводчик, подбежавший к ведущему ещё в начале разговора, был здесь. Он тоже не понял многого из последних слов Ксенофонта. Но ему не хотелось, чтобы усомнились в его компетентности, поэтому он пожертвовал Фройндером, подтвердив, что понял почти всё.

- Вот видите, ваши претензии необоснованны, - жёстко закончил Розенфельд.

Добрый, мягкий, интеллигентный доцент с немного удивлённым еврейским лицом сейчас был полон решимости подавить любого, кто «бросит в него камень». Это был ещё один удар Максу, который не ожидал подобного отпора от этого пухлого, как медвежонок, человека.

- О*кей, о*кей, - растерянно говорил он, обречённо прислонившись к колонне.

- Накось, успокойся, дринкни чуток – рашен виски, - достал из кармана пиджака небольшую флягу с гербом Нью – Йорка Ксенофонт.

Это был подарок Джеймса ему на день рождения. Отправляясь на телевидение, дед, чисто для страховки, наполнил её своим фирменным напитком. Фляга была полной наполовину. Ещё ожидая выхода в зал, дед решил немного хлебнуть для храбрости. Но желание в один глоток не уместилось. Розенфельд, наблюдавший дозаправку деда, пытался возразить, но тщетно.

Макс, находясь в растерянности и в своих мыслях о ходе передачи, увидел флягу со знакомым гербом, услышал слово виски, взял ёмкость. Уже на втором жадном глотке он понял, что этому напитку далеко до виски, вернее наоборот, особенно, по крепости. Дальше для Ксенофонта не было ничего нового: - Синдром Жеймса, - прокомментировал он внешний вид красно – задыхающегося ведущего и махнул рукой.

Макс подскочил, такого он не пробовал никогда. Фройндер подбежал к ассистенту и выхватил у него пакет, из которого торчало горлышко бутылки, и в три жадных глотка выпил содержимое – но это было пиво. Режиссёр начал было отчитывать ассистента, но тут рекламный блок подошёл к завершению. Все участники быстро вернулись на свои места.

Прозвучала музыка. Ксенофонт, Розенфельд и зрители смотрели на Макса, который ещё не собрал мысли в кучу (хорошо, что это выражение ему не переводили).

- Вот так и воевали, - вдруг неожиданно начал Ксенофонт, пихнув под столом Макса ногой. Посыл был воспринят. Глаза ведущего обрели смысл.

- О*кей, о*кей, мы видим у вас и американскую медаль? - преувеличенно бодро спросил Фройндер.

- Да, это медаль Серебряная звезда, - ответил дед.

- За что вы её получили, - прозвучал, спасительный вопрос из зала.

- Да, да, за что вас наградили? - поддержал Макс.

- Это интересная награда, - начал тихо Ксенофонт, - Война уже закончилась, было 12 мая. Наше отделение направили доставить груз в небольшую деревню Шамберхофф. Там стоял американский госпиталь. Приехали мы туда на двух грузовиках, разгрузили всё. Охрана там небольшая стояла. Только значит сели за стол, чаю с кофеем попить, подъезжают три американских танка. Они в этих местах искали немцев, которые не сдались после капитуляции Германии. Да и немцы были не простыми – эсэсовцы, у них руки по локоть в крови. Так что фашистам терять было нечего, они, как бешеные собаки искали, где укрыться, уничтожая всё на своём пути. Вот ваши и прочёсывали районы их возможного появления. Только мы с танкистами переговорили, как к госпиталю подъезжает на велосипеде запыхавшийся немец – местный антифашист, и говорит, что по лесу к деревне идёт большая колонна эсэсовцев. Это они! Немец рассказал, что их человек триста, пять танков, несколько бронемашин и три мотоцикла. Что делать? Силы неравны. Госпиталь охраняло два взвода солдат, в деревне стоял взвод, мы и три танка. Тут наш взводный – лейтенант быстро всё сообразил и взял командование на себя, хоть и был ваш начальник госпиталя по званию полковник. Но не спорил американец, понимал, что боевой офицер лучше справится. А взводный наш к тому времени почти год воевал. Он один взвод оставил на охрану госпиталя, а остальные два и нас повёл на окраину деревни. Там, между ней и лесом, было поле с кустарником в пол километра. Вот тут, на краю Шамберхоффа, и решили бой принять. Только в открытую нельзя. Один танк взводный поставил в центре, там как раз подходящая ложбинка была. Два других стали по краям. Замаскировали технику. Два американских взвода расположились справа и слева от въезда в деревню, а наше отделение в центре.

В зале стояла тишина. Передача получилась необычной. Невероятным был и сам рассказ этого весёлого русского деда, который, оказывается, воевал с немцами.

- Полковник – начальник госпиталя пытался подмогу вызвать. Только им добираться к нам надо было около часа, а фашисты будут минут через пять.

Мы услышали рёв моторов и на дорогу, двигаясь к нам, вышла немецкая колонна. Володька - наш сапёр успел поставить на дорогу мину. Три мотоциклиста проехали видно мимо, а вот танк подорвался на наше счастье. Немцы вояки сильные, и быстро перестроились из походного порядка в боевой, наступая на деревню. Дали несколько очередей, а мы молчим. Метров через пятьдесят они остановились. Их заминка нам на руку. Минут пять посовещались и видно решили, что мина случайная была. Только теперь вперёд выслали мотоциклистов. Был у нас в отделении Коля Николаев, якут – охотник. Вот он, когда немцы ближе подъехали, и снял первым выстрелом водителя, вторым пулемётчика, а третьим выстрелом немца со второго мотоцикла. Быстро стрелял, фашисты ничего не успели понять. Тут и танки залп дали. Удачно – два немецких танка подбили. Да разве эсэсовцев этим удивишь? Они быстро перестроились и пошли в атаку. Их поддержали огнём два оставшихся танка, пулемёты с бронемашин. Накрыли нас свинцом плотно. Никому не хотелось умирать после Победы, когда мирные дни уже начались. Но и отступать нельзя – в госпитале врачей и раненых около пятисот человек было, их бы не пощадили.

Фашисты подбили наш танк справа. Один за другим замолкали бойцы. Немцы поняли, что нас мало и рвались вперёд, не обращая внимания на своих убитых и раненых. Второй наш танк загорелся. Нас с немцами уже разделяло меньше ста метров. Ещё минут пять, и смяли бы всех. Тут и пришла помощь, откуда не ждали – вынырнули из-за леса наши штурмовики, которые прошлись по немецким рядам прямо перед нами слева направо. Самолётов было много. Они беспрерывно атаковали немцев, которые теперь рвались назад, в спасительный лес. Только вскоре и оттуда их стала выбивать подоспевшая американская часть. Вот за этот бой меня наше командование наградило орденом Красной Звезды, а вскоре и от американцев пришла награда - медаль Серебряная звезда. Вот так.

Зал встал и взорвался аплодисментами. Дед Ксенофонт растерялся, поднялся с места и, приложив руки к груди, кланялся. Овация продолжалась несколько минут.

Макс, несмотря на то, что его разморило от выпитого коктейля под софитами, понял, что шоу закончено. Никакую другую тему ему теперь не продвинуть. Оставалось ещё немного времени, которое необходимо было заполнить. Неожиданно ему на выручку пришёл Ксенофонт, найдя нестандартный ответ на вопрос.

- Война – это бои и потери, - начал неуклюжую импровизацию Макс.

- Война – это жизнь, которую мы прожили, которой гордимся, помним и ценим. - перебил его Ксенофонт, - А ещё - это … Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой …

Песню начал петь Ксенофонт. С третьего слова его поддержали Розенфельд и родственники, затем подключилась русскоговорящая аудитория студии, а потом и все остальные. Простая и мелодичная Катюша завладела всеми, объединяя и окрыляя, делая причастным к чему – то большому и светлому.

В поместье Ксенофонта и сопровождающих лиц встретили домочадцы, которые смотрели шоу и переживали за деда. Ксенофонт был весёлым, шутил.

- Ну, что Парамоша, теперича и по маленькой можно, а? Ты, Жеймс, с нами не желаешь? - спрашивал он друга.

Ужин превратился в вечер воспоминаний. Обсуждали передачу, поведение Фройндера, находчивость Ксенофонта, артистизм Розенфельда. Джеймс записал всё шоу на кассету, на память о том, как простой русский дед провёл яркое американское шоу с русским размахом, порадовав родных, друзей и удивив Америку.

10. У каждого свои заботы

Если верить в народную мудрость: икаешь, значит, тебя вспоминают, то у Фройндера в этот поздний вечер на данный временный недуг должна была выработаться стойкая аллергия. Но ему было не до икоты.

Такого фиаско он не испытывал никогда. Его – великого Макса Фройндера, его план, программу – раздавили. И кто?! Русский дед, на примере которого он хотел высмеять его соотечественников, стремящихся в райскую страну – Америку. Собирался показать, насколько далеки они от цивилизации. Но он не смог задать серию своих забойных вопросов. Ответы на те, которые он успел вставить, были в пользу мистера Быкофф. Этот дед повёл шоу! Его шоу!

Карьера рухнула. Макс, одурманенный адским зельем, которое ему подсунул тот же русский дед, «убитый» провалом шоу, сбежал после его окончания. Ему не хотелось видеть никого – даже Билла, своего босса. В квартире он отключил телефон и заснул.

Утро не принесло Максу облегчения. Кое – как восстановив себя к обеду, он включил телефон. Автоответчик аппарата живо воспроизвёл несколько коротких и настойчивых требований босса прибыть к нему. Фройндер собрался и поехал за приговором.

- Что это вчера было, Макс? - с иронией спросил Билл.

- Извините, босс, я, я, в общем, ничего не мог сделать. Эти русские такие неуправляемые. Они, мне, на них не действуют цивилизованные правила, - замямлил Фройндер.

- Мне давно не приходилось видеть такого шоу, Макс. Нас уже упомянули в утренних газетах. Также мне сказали о потоке звонков на канал. Рейтинг порадовал, - медленно перечислял Билл.

Фройндер недоверчиво поднял голову: Верить или это просто изощрённая насмешка босса.

- Ищи, парень, ещё таких героев и всё будет о*кей и у тебя и у канала, - продолжил босс.

Макс расправил плечи, но поспешил.

- Но помни, шоу ведёшь ты, а не твой гость. Поэтому ещё одна ошибка, и мы с тобой расстанемся, - закончил Билл.

Для настроения, с которым вышел Фройндер из кабинета босса, в английском языке определения не было. Его оставили, но условно, как-то так.

Здесь реальную помощь, пока ещё ведущему, мог бы оказать Ксенофонт, поскольку в его лексиконе было определение для данного состояния: Недо-пере-пил. Но деда рядом, к счастью Макса, не было. Да и Фройндер шёл и клялся себе больше никогда не приглашать на роль гостей шоу русских – опасно для карьеры, здоровья и положения в обществе. На что ему тот же дед сказал бы: Носа по ветру не держать – фанерой над Парыжом пролетать. От такой фразы, на сто процентов, американец впал бы в очередной ступор!

Со словами нашими справиться не могут, а туда же – выступать против нас!

В другой части Нью – Йорка, у Ксенофонта было лирическое настроение. Участием в шоу он остался доволен. Только дед сожалел, что не видели его манюковские друзья – товарищи, особенно Сигизмунд. При воспоминании о друге закадычном, дед достал из шкафа шкатулку. Здесь Ксенофонт хранил памятные вещи. Он вынул несколько писем с Родины. Вот первое, от Сигизмунда. Дед начал перечитывать его в очередной раз.

… Благодарствую, друг мой любезный, за шотландский вискарь. Рассказал мне Жорка, какой шухер ты на границе устроил ради меня. Приятно. Только боле так не рыскуй. Перестройка перестройкой, а могут и не понять позывы наших душ. Магадан - он не только на карте. Но виски - штука забавная. Угостились напитком заморским всем правлением, а в бутылку теперича наливаю самограйчик, уже по нашему рецепту. Даже название для него придумал, при помощи Вадика Жмуродонтова - «Ностальгия».

Часто вспоминаю нашу с тобой дружбу. Расположимся вечером на крыльце втроём: я, рядом Барбоска приляжет, да Фантомасик на руках мурлычит, и перебираем случаи разные. Помнишь, как у прошлом годе на рыбалку ходили? Я тогда ищё икспириментальную бутыль - трёхлитровку прихватил. Ну, откушали мы с тобою нектар благодатный. Потом, когда рыбачить стали, вёсла лодочные пороняли в воду. Припомни, как ты SOS на берег турыстам городским посылал, а после их лодку надувную багорчиком пробил. А они, родимые, оказалось, плавать-то не умеют. А ведь учёные каких-то наук были, в очках все. Вот весело - то было…

Слеза скатилась по щеке Ксенофонта, когда он представил идиллическую картину на знакомом крыльце друга, которому оставил на сохранение самую ценную живность – пса да кота. Дед читал и грустил.

Водоворот событий в природе продолжался.

Через две недели на другом конце Земного шара, в деревне Манюково, начинался новый день, причём стремительно. Председатель колхоза Маркел Сосипатыч Клыкан срочно собирал приближённых в конторе. Колёса у велосипеда Соньки – почтальонши немного задымили.

Оперативно собрался весь состав Большого Манюковского Совета. Слева от председателя сидел бухгалтер Вадим Жмуродонтов, рядом с ним Клавка – продавщица. По правую руку расположился Жора Ряшкин. Сигизмунд сел независимо - на другом конце стола напротив председателя.

В облике собравшихся присутствовали модные тенденции, которые не поступали ни в Клавкино сельпо, ни в районный универмаг.

Через две недели, после прибытия в Нью – Йорк, Ксенофонт поднял вопрос о посылках друзьям – товарищам. Вечером составили список, а с утра поехали на шопинг, мероприятие, которое нравилось всем, кроме Яши. В итоге подарки были куплены. Председателю, Маркелу Сосипатычу, выслали три рубашки, галстук, настольный набор, а также кофту и косметику для Груни, сувениры с фабрики Парамона. Жмуродонтову приобрели рубашки, галстук, калькулятор, сувениры. Клавдии прислали три кофточки, шикарный набор косметики, колготки, бельё, сувениры. Жорика обрадовали джинсовым костюмом, бейсболкой, рубашками, блоком жевательной резинки и сувенирами. Ксенофонт вечером лично составил список для Сигизмунда. Но в магазинах ему постоянно казалось, что друг обделён. Поэтому он хотел купить ему всё, что считал необходимым. В итоге самая большая посылка для Сигизмунда включала: три рубашки, джинсовый костюм, сувенирную флягу с гербом Нью – Йорка (шоб, как у меня было), бейсболку, ковбойские сапоги и шляпу, кожаный ремень, и, естественно, сувениры. Для четвероногих друзей положили домик - лукошко для кота и кость для зубов пёсику. Также у каждого в посылке были буклеты и рекламные проспекты компаний Парамона, фото с экскурсий семьи по Нью – Йорку.

После этого ещё по посылке всем пришло к Новому году.

- Други мои, собрал вас в экстренном порядке, - начал было Клыкан.

- Сосипатыч, кто в каком порядке, не понял я чего – то, - перебил, оглядываясь по сторонам, сонный Сигизмунд.

- Спешно значит, не терпит это событие промедления, - пафосно продолжил Клыкан, - Вчера был я в районе. Вот и купил там газету. Прочитал и ахнул. Вернулся вчера поздно, тревожить вас не стал, но вот с утра решил оповестить, Читай, - протянул он яркую новомодную газету Жоржу.

Жорик взял газету в руки и начал читать с заголовка на первой полосе: - Тараканы – гастролёры терроризируют московскую многоэтажку…

- Да нет, нет, не это. Дальше листай, дальше, это жёлтая пресса – самое интересное там внутри, вот, видишь? - спросил он, указывая на фотографию, под заголовком «Знай наших!»

На фотографии оператор с камерой снимал трёх человек, которые сидели за столом, сзади была видна часть зала со зрителями. Жора начал всматриваться в лица на фото, но тут остальные стали торопить его с чтением.

Он начал: Интересный случай произошёл две недели назад в Нью – Йорке на шоу «Новые лица» телеканала «SMMS». Герой передачи, эмигрант из Советского Союза, Ксенофонт Быков устроил ведущему Максу Фройндеру настоящий разгром, Господин Быков с первых минут перехватил в разговоре инициативу, завладел вниманием зала и своими остроумными ответами поверг Фройндера в шок. Однако руководство компании эту информацию не подтвердило, ссылаясь на то, что всё шло по задуманному сценарию. Но мы с вами знаем, что всё было иначе, вопреки плана американского шоумена.

Необходимо заметить, что Макс Фройндер имеет богатый опыт журналиста и шоумена, ведёт шоу «Новые лица» уже три года, до этого работал в других американских телекомпаниях. При этом он оказался бессилен перед напором русского ветерана, который пришёл в студию со всеми боевыми наградами. Среди них есть даже американская медаль Серебряная звезда, которой он был награждён от имени командования США за то, что уже после капитуляции Германии участвовал в бою, защищая американский госпиталь от эсэсовского батальона фашистов, которые не сложили оружие даже после взятия Берлина.

Ксенофонт Быков так понравился зрителям, что они аплодировали ему стоя, когда он покидал студию. Как стало известно нашему корреспонденту, русский эмигрант после этого звёздного вечера, уже получил несколько интересных предложений от американских СМИ. Господин Быков, жил в южных краях в деревне Манюково, приехал в США к своему родственнику бизнесмену Парамону Сандерсу, у которого и проживает.

Наш человек всегда и везде себя покажет! …

Во время чтения, по мере развития событий, все слушали по – разному. Жора читал так эмоционально, что его можно было принимать в театральное училище. Председатель так и остался стоять, причём по стойке смирно. Выражение лица было таким, будто ему вручали высокую правительственную награду. Жмуродонтов принял информацию близко к сердцу. Он, то хмурился, то начинал улыбаться, при этом на протяжении всего чтения статьи сжимал кулаки. Клавдия сидела с лицом, по которому разлился восторг, как только услышала знакомое имя в начале статьи. Она тихонько повизгивала и беззвучно хлопала ладошками. Чувства не захлестнули – накрыли Сигизмунда. Он, услышав имя друга, словно перенёсся в ту далёкую американскую студию, где дорогой его сердцу Ксенофонт вёл неравный бой с этим шоваменом. Он, по мере раскручивания сюжета, то вскакивал со стула, то приседал, словно укрываясь от пуль.

- Что взяли, аспиды? - тихо бросал реплики старый пастух в глухую стену, за которой, по его мнению, была американская студия.

При этом руки Сигизмунда вытворяли замысловатые движения, а на глазах блестели слёзы.

Да, они все искренне переживали за Ксенофонта, и были рады, что о нём написали в газете. Жора закончил читать.

- Вот тебе и фунт изюму, - показывал кому-то кулак довольный председатель, - Дают наши жару капиталистам, аж сюда слышно. Когда – то Никита Сергеевич им обещал, а Ксенофонт Григорьевич показал - таки кузькину мать!

- Ой, ой, это ж надо, на всю страну прославился наш дедушка Ксенофонт, - умилённо защебетала Клавдия.

- Берыте шыршэ, - пародируя голосом действующего генсека страны, радостно добавил Жмуродонтов, - на две страны.

- Дедушка Ксенофонт всегда боевой был, с детства помню, - тихо поделился Жорик.

- Вот тебе и господин Быкоф, - глубокомысленно сказал Сигизмунд, - Обломал рога энтому прохиндею заморскому. Был, всегда был в Ксенофонте стерженёк. Взять хотя бы тот случай с бригадой шабашников, помнишь Сосипатыч, как он первым на их драку у магазина наскочил, да и усмирил всех разом, а их бригадиру – пьянчуге палкой в лоб двинул, тот и отключился. Во, аполадировали стоя, как генералу!

- Да и в работе всегда первым был, - поддержал председатель.

- Вот я всё думал, чтой – то неспокойно мне? Да и Барбос с Фантомасиком как – то странно себя вели. Ан, вишь – чуяли мы, что супостаты Ксенофонту свинью хотят подложить, Но не получилось, Не таковский он, чтобы вокруг пальца можно было бы обвести, - продолжал делиться своими переживаниями Сигизмунд, - Ты это, Жор, вечером зайди, прочтёшь газетку ещё раз для пса с котом – пусть порадуются за хозяина.

Никто из присутствующих не удивился этой просьбе, поскольку все знали, как привязались животные к старику. Они даже стадо пасти ходили с ним вместе, а уж о том, как понимали его, даже и говорить нечего – с полуслова. Они заменили старому пастуху семью, которой у него уже давно не было.

- Обязательно сходи, Георгий, почитай. Это люди, … то есть, - председатель запнулся, тактично подыскивая слова, - Братья наши меньшие, которые помнят и любят Ксенофонта преданно, да как и Сигизмунда собственно говоря.

- Слушай, Маркел Сосипатыч, надобно по такому случаю, - начал, было Сигизмунд.

- Нет, нет, нет, никаких распитий не допущу, - попытался возразить председатель.

Но тут случилось невероятное, по крайней мере раньше такого никогда не было. Сигизмунд привстал и хлопнул ладонью по столу. Стало тихо, как ночью в бане.

- Мы хоть на северном, но всё же на Кавказе живём. Старший – младший соблюдать нужно, - начал Сигизмунд сурово, - Ты дослушай в начале, а потом тормози. Случай – то особенный, и отметить надо его обязательно. Вот вы все вечером ко мне и подгребайте на ча-е-пи-тие и только. И точка! В девятнадцать ноль - ноль жду, - выдал старый пастух, - Засим желаю всем здравствовать.

Сигизмунд поднялся и вышел.

- Зацепило Сигизмунда, крепко зацепило, - сочувственно произнёс ничуть, не обидевшись на него председатель.

На том и разошлись.

Вечерком ко двору Сигизмунда сходились гости. Председатель пришёл первым и принёс пирог с яблоками. Жмуродонтов достал где – то коробку шоколадного зефира. Клавдия, как работник торговли, отметилась конфетами «Алёнка», «Мишка косолапый» и «Гулливер». Жорик к столу доставил пряники. Каждый из гостей не забыл и младших членов семьи старого пастуха. Кто косточку, кто рыбку, кто кусочек колбаски принёс, чтобы и у них был праздник.

Стол под старой яблоней встретил гостей медным самоваром, новым чайным сервизом в красный горошек, с большим заварным чайником, из которого шёл аромат душистого чая. По столу были расставлены вазочки с янтарным мёдом, абрикосовым и клубничным вареньем, румяными бубликами и вкусным печеньем. Возле стола гостей встречал нарядный хозяин.

Долго ещё под старой яблоней лилась тёплая дружеская беседа. Воспоминания сменялись весёлыми историями из прошлой жизни. Потом приходило место планам на будущее. Затем всё повторялось сначала. Каждому было, что вспомнить и сказать, о друзьях – товарищах, своей жизни, о работе, о добром и хорошем, чем щедро одаривала их родная благодатная земля.

11. Русская душа – загадка природы

В пятницу Ксенофонт вместе с Джеймсом занимались в ангаре текучкой, в прямом и переносном смысле.

Три месяца назад в поместье появилась настоящая русская банька. Теперь по пятницам, после трудов праведных, мужики шли вечером в баню. Душистый пар, берёзовые и дубовые венички, деревянная кадка с водой, полки и стены, которые словно дарили тепло дерева и каменная горка в углу, придавали баньке деревенские мотивы. После неё, отдыхали в предбаннике. Какой же отдых без маленького стаканчика, на любителя. Поэтому одни выбирали чаёк, другие что – нибудь посущественнее. Вот и текла огненная вода, как иногда на индейский лад, именовал свой напиток дед, в приготовленные бутылки. Обычно дед делал всего две – три штучки. Со временем в кладовке даже образовался небольшой запас.

- Это же хэнд мэйд*, а его много быть не может – исклюзив, - делился он с верным Джеймсом.

- Интырэсный в Расия банья традишн: жаркий дом и крэпкый вьотка, - стал рассуждать Джеймс, наблюдая, как тонкая струйка самограя течёт в бутылку.

- Много ты понимаешь в русских обычаях, - ворчливо парировал Ксенофонт:

- Россия - словно сказка на яву,

Россия - ширь родных просторов.

Россию я единственной зову,

И сердце ей любовью вторит!

- Васхытытэльнё, - оценил Джеймс, стихотворный шедевр деда.

- Вот, то – то же, сам сочинил, учись, - довольно ответил дед, - Тебе, как потомку Пушкина, пригодится. А то ты всё Америка, Америка, - заладил одно и то же не остановишь.

Джеймс даже не упоминал ничего об американском континенте, но с улыбкой выслушал очередную реплику Ксенофонта. Вообще их дружба - союз разных личностей. Дед небольшого роста, а Джеймс выше и крупнее. Ксенофонт этакий живчик, а новый друг отличался спокойным характером. Сам Джеймс до сих пор не всегда мог понять, когда дед сердится по - настоящему, а когда просто весело ворчит, Из – за этого он часто смущался, чем ещё больше веселил русского друга. Со стороны это выглядело комично: маленький сухощавый дед грозно «отчитывает» улыбающегося детину.

- Щас сымем пробу и всё, к вечеру готовы, - довольно объявил дед, заканчивая процесс.

- Сэм, а пачьему руски мноко пить? - задал Джеймс вопрос, давно интересовавший его пытливый ум.

Дед всплеснул руками, оглянулся по - сторонами и набросился на друга: Что ты меня капраминтируишь? Да не приведи Господи, услышит кто! Ты мне здесь не очень – то критику наводи! Что ты, Жеймс, вообще о себе думаешь?

Как это часто бывало, Джеймс из всего сказанного понял самую малость.

- Карошо думать сэбьйэ, - ответил он.

- Какого ты о себе мнения хорошего! - продолжал возмущаться дед, - А в языке слабоват. Да и традиции русские плохо уяснил. Ты определись, хочешь приобщиться к великой русской культуре или нет?

- Хачу, - виновато ответил Джеймс.

-То - то, тогда стремись, постигай, ведь учу, учу тебя, а прогресс минимальный. Вообще вы местные нас не уважаете совсем, мало кто по - русски говорит и понимает. Безответственно! Надо в ООН написать, пусть они вас пропесочат.

Пока Джеймс осмысливал свою провинность, дед снял пробы, крякнул от удовольствия и присел за столик.

- У вас здеся пьют не меньше, просто ты не замечал, - начал дед, - Возьми хотя бы того офицера с таможни Рика Марша, ну которому мы схему аппарата отвозили. Первый американец, офицер и разговор про алкоголь. А может это у него увлечение такое, как у друга моего Сигизмунда?

Джеймс вспомнил, как они, ещё в первый месяц после приезда, были в гостях у приветливого парня – таможенника.

- На твой необдуманный вопрос я отвечу, - продолжил дед, - Русские никогда не пьют! Они могут выпить, но только в трёх случаях.

- Чры, как ф шкашке, - заулыбался Джеймс.

- Три у нас вообще популярное число. Вот мы и выпиваем: во - первых, когда у нас радость. Во – вторых, когда, не дай Бог, горестно. В – третьих, когда нас не понимают. А правительство нас частенько не понимает.

Джеймс слушал очень внимательно. Ответ его удивил и рассмешил.

- Во, уже и ты меня понимаешь, потому как пропитываешься русским духом, - довольно резюмировал Ксенофонт, потрясая булкой, - И в прямом, и в переносном смыслах.

Друзья, продолжая обмениваться мнениями, двинулись к дому, ждать возвращения семьи.

Парамон и Яша пропадали на работе от зари до темна. Дядя первый месяц держал племянника возле себя. Со второго месяца Яков начал работать в разных структурах Сандерса. Месяц в экскурсионной фирме, следующий в судоремонтной мастерской, затем на сувенирной фабрике, потом в ресторанах.

- Посмотришь, как работает бизнес на земле, кто, с кем и каким образом взаимодействует, - напутствовал Парамон племянника.

После «стажировки», Яков вновь вернулся в головной офис. Только теперь он имел представление о структуре и некоторых особенностях компаний дяди. Прошло ещё пару месяцев, и Яков втянулся в дело, почувствовал интерес, стал зарабатывать авторитет среди сотрудников компаний. Всё чаще Парамон направлял его на переговоры, ставил перед ним вопросы, требующие принятия взвешенного решения. Сандерс убеждался, что Яков справляется.

Яша так же почувствовал не только силы, но и вкус к работе. Получалось, что дядя «разбудил» его дремавшую тягу к знаниям.

Да, была когда – то школа, затем служба в армии. Вернулся домой и пошёл работать водителем – надо было себя обувать и одевать. Потом женился на Мусе, которая работала секретарём на молокозаводе. Тут вскоре и дети пошли. Детский садик, потом школа у них начались. Яше нужно было кормить семью.

Всё нравилось Якову, только временами накатывала грусть – тоска по Родине. Даже снились места до боли знакомые несколько раз. Может пройдёт?

Джина занималась своим бизнесом – клуб для женщин. Здоровье, танцевально – спортивные занятия, консультации, общение. Уже три месяца здесь работала администратором Муся. Ей нравилось открывать для себя новую форму организации досуга женщин, знакомиться с людьми. Немного не устраивало, что стала меньше видеться с мужем и детьми. Была ещё одна тайная причина, о которой Муся боялась говорить даже Яше, - ностальгия. Да, этот старинный национальный недуг, который поражает русских вдали от Родины, затронул и её душевные струны. Она видела, что у всех идёт подъём, рост в работе. Даже у отца, постоянно были какие – то дела. С их приездом преобразились и Парамон с Джиной, с которой она подружилась. Муся и в себе замечала разительные перемены. Поэтому она, как любящая дочь, жена и мать, не хотела портить своими переживаниями общий положительный настрой семейства.

Афоня и Борис влились в новый коллектив. Афоня был ответственным пионером в Союзе. Такой настрой он привёз и в местную школу. Он верил, что пионер – всем ребятам пример. Афанасий сразу показал высокий уровень знаний – советская школа. Во многих случаях, когда остальные искали ответы на вопросы в энциклопедиях, он выдавал чёткую информацию, с именами, датами, координатами, характеристиками и т.д. Учителя постоянно восхищались его эрудицией. Среди одноклассников он стал лидером. Горячая любовь к Родине проявилась у Афони в том, что он создал в школе общество американо – советской дружбы, связав новых американских товарищей с бывшими одноклассниками из советской школы. Учителя были от него в восторге.

Младший – Борис аналогичных чувств, среди американских педагогов, не вызывал. Учился Борис хорошо, схватывал всё на лету. Если Афанасий пословицу - делу время потехе час воспринимал в реальном формате, то Борис в оптимальном, для себя. Он не был хулиганом, но его неуёмная энергия и фантазия, которая разительно отличалась от американских одноклассников, требовала постоянного выхода. Маленькие американцы только после практического показа понимали и оценивали гениальность очередной идеи нового одноклассника. Вот он и старался. Учитель с криком вскакивает с кнопки на стуле. Класс в восторге! Из ящика стола доносится кваканье лягушки. Учительница открывает ящик и с визгом запрыгивает на свой стул! Смех до небес! Учитель берёт книгу со стола, но не может её, ни поднять, ни открыть – всё приклеено. Шоу комика Энди Кауфмана отдыхает! А забег четырёх пронумерованных белых крысиков по классу с номерами 1 и 3. Одноклассники, которым Бориска поведал всё изначально, падали от смеха, когда весь педагогический коллектив искал животное под номером 2.

Много ещё разных шуток из своего богатого советского опыта показывал он новым товарищам. В итоге родителям русского мальчика частенько приходилось бывать в школе. Учителя начинали беседу с восхвалений Афони, а заканчивали проделками Бориски, которые иногда имели определённые финансовые расходы для семьи. Чаще в школе приходилось бывать Яше. После таких визитов обычно была классическая домашняя беседа: отцы - детям. Бориска «затихал» на неделю – две, а затем приступ самореализации вновь звал его к новым приключениям. Дед Ксенофонт, узнавая про очередную проделку внука, обычно довольно улыбался и говорил: - Весь в меня, пострелёнок, такой же затейник!

Правда говорил он это дальновидно - в отсутствии внука, чтобы не окрылять того на новые подвиги.

Вот в таких новых и весёлых ритмах продолжалась жизнь большой, дружной семьи.

За вечерним чаем Парамон сказал: - Дорогие мои, сегодня мне звонил Соломон, хозяин ресторана «Маленькая Россия». Это в Бруклине на Брайтон бич – русский район. Я вам рассказывал. Он звонил уже пару раз, да я всё за делами забывал сказать. Приглашал приехать. Предлагаю завтра совершить мини – экскурсию на Родину.

- Вид парадный? - уточнил Ксенофонт.

- Как удобно. Вначале прогуляемся по Брайтону, потом поужинаем у Соломона, - ответил Сандерс.

Ксенофонт глубокомысленно поднял указательный палец вверх, обозначив, что сделал выводы.

На следующий день, после завтрака, семья отправилась в Бруклин.

Русские с давних пор осваивали североамериканский континент. Появились они здесь ещё в 18 веке. Хотя можно вспомнить Аляску. Имеется ряд предположений, небезосновательных, что к её берегам ещё в 1648 году, через Берингов пролив, подходила экспедиция русского землепроходца Семёна Дежнёва. В 1732 году моряки российского судна «Святой Гавриил» стали первыми представителями Старого Света, которые прибыли на Аляску. Впоследствии в Российской империи даже было обозначение заморских владений – Русская Америка. В неё входили североамериканские территории: Аляска, Алеутские острова, архипелаг Александра и крепость Форт - Росс, находившаяся на тихоокеанском побережье Калифорнии, в восьмидесяти километрах от города Сан – Франциско. Ещё была Елизаветинская крепость на острове Кауаи, входящего в Гавайский архипелаг. Да, да на тех самых курортно – туристических островах. Это было время первых немногочисленных переселенцев из России. Со временем все владения были утрачены.

Затем трагические события революции 1917 года и последующей Гражданской войны в России, прибили к берегам далёкого континента очередную волну беженцев, которая пополнилась в годы Великой Отечественной войны.

Целенаправленно Брайтон – Бич выходцы из СССР стали заселять в семидесятых годах двадцатого века. Район находится на юге Бруклина и выходит к Атлантическому океану. Место довольно таки хорошее, но в тот период бедное. Брайтон – Бич был застроен в основном не высокими каменными многоквартирными домами, которые возвели ещё в двадцатых годах и одноэтажными деревянными, построенными в то же время. Это обстоятельство сыграло главную роль в выборе бывших граждан Союза – низкие цены на жильё. Затем в Нью – Йорк потянулись новые эмигранты. Немного парадоксально, но именно волна 70 – 80 – х годов дала второе дыхание району, возведя его со временем в степень благополучных мест Нью – Йорка. Можем ведь, когда прижмёт!

С приездом русских, вернее русскоязычных граждан из СССР, кварталы Брайтон – Бич стали покидать афро и латиноамериканы.

Русские эмигранты, стремясь в сказочную Америку, выезжали из страны, которая не смогла им дать того, чего они ожидали. Но в Америке им не хватало атмосферы, менталитета, образа жизни, который взрастил, воспитал и сформировал их, как личности, в Советском Союзе.

В самом Нью – Йорке существует много мест компактного проживания евреев, китайцев, индусов, греков, ямайцев, итальянцев, ирландцев, мексиканцев и так далее. Эти маленькие «государства» имеют свой колорит. Но среди них выделяются Чайна – таун – китайский квартал и Брайтон – Бич, который смело можно назвать маленьким СССР.

Для многих русский Брайтон – Бич ассоциируется с одноимённой авеню под эстакадой метро, где сосредоточена основная деловая и культурная жизнь русскоговорящей диаспоры. В районе расположена основная часть русскоязычных фирм, русские магазины разного профиля, рестораны, кафе, редакции газет, образовательные учреждения, культурные центры, телестудии и радиостанции. Одним словом здесь к вашим услугам вся сфера обслуживания на русском языке, со своим менталитетом, который поддерживают эмигранты. При этом некоторые из них могут месяцами не выезжать, как они говорят: - «в Америку». Многие любят критиковать местных – так здесь называют американцев и эмигрантов из других районов за неправильное, с их точки зрения, поведение, решение проблем района.

Брайтон - Бич имеет свои особенности, красоту, выход к Атлантике, простор дощатой набережной – «бордвок», по местному, которая идёт вдоль океана. Именно такая ширь и необходима русской душе, которая постоянно ищет какой – то выход для своей неуёмной энергии.

Весь колорит района оценили Хрякевичи. Было непривычно и приятно видеть вывески, объявления на родном языке, слышать вокруг русскую речь. В магазине семья набрала пару пакетов продуктов, напоминавших Родину.

- Смотрите, сгущёнка, - восторженно восклицала Муся, показывая на жестяные баночки, с синим рисунком, знакомым всем с детства.

- О, русский ржаной хлеб, - удивился даже Яша, который с интересом зашёл в магазин, сделав исключение из правил.

- Вот это находка! - засиял Ксенофонт, взяв баночку рыбных консервов «Килька в томатном соусе», - возьму для истосковавшейся души и Жеймса порадую.

Парамон с Джиной также сделали небольшие покупки. Вышли на набережную. Ласковое солнце, лёгкий бриз и лениво переливающийся волнами океан вызывали умиротворение. Присели на скамью. Поблизости не было никого, и создалось впечатление, что каждый находится наедине с величественным зрелищем вселенского масштаба.

- Парамоша, стало быть, там, за окияном, Родина? - негромко обратился к родственнику Ксенофонт.

- Да, там, на северо – востоке, - показал он рукой вдаль.

Семья встала, чтобы лучше рассмотреть родные дали, и устремила в том направлении трепетные взгляды, наполненные воспоминаниями. Сам того не желая, Парамон нечаянно обострил ностальгические чувства родственников, показав рукой в небо: А вот и самолёт из Москвы на посадку заходит.

Все подняли взоры вверх. Советский пассажирский самолёт медленно плыл в небесной синеве, словно давая бывшим соотечественникам налюбоваться его очертаниями, прикоснуться взорами и мыслями к кусочку родной земли.

Парамон понял, что затянувшаяся немая сцена переживания, которая напоминала бесконтактную встречу мужа с женой в одном популярном советском фильме, может окончательно расстроить его родственников.

- Так, дорогие мои, время воспоминаний на набережной закончено, - начал он бодро, - пора восполнить силы у Соломона.

Островок далёкой самобытной страны - ресторан «Маленькая Россия», встречал своих гостей солидным русским колоритом и отменной кухней. Заведение было местом встреч, общения и культурных мероприятий. Всё сделано добротно, красиво и к месту.

В ресторане бывали многие известные представители эмиграции, гости из СССР, о чём свидетельствовала фотогалерея на стене в холле.

Уютный зал венчала со вкусом оформленная невысокая эстрада. Живая музыка - неизменный атрибут заведения. Здесь можно отведать традиционные блюда русской кухни, которые готовятся по уникальным рецептам, о чём свидетельствует их неповторимый аромат, оригинальный вид и неповторимый вкус.

Гостей встретил сам хозяин ресторана, проводив к заказанному столику. Официанты быстро подали блюда и напитки. Сандерсы и Хрякевичи, отдавая должное превосходной кухне, не спеша приступили к трапезе.

Конферансье продолжал сыпать шутками и анекдотами с эстрады, объявлял номера и заказанные песни. Зал был заполнен больше половины разнообразной публикой. В исполнении ансамбля, затронув душевные струны, прозвучало несколько эмигрантских и советских эстрадных хитов.

Вдруг с эстрады раздалось: Дорогие друзья, сегодня мы рады приветствовать в нашем зале господина Ксенофонта Григорьевича Быкова, ветерана, о котором все недавно узнали из программы «Новые лица» телеканала «SMMS». Незабываемое выступление Ксенофонта Григорьевича на американском телешоу показало, что в Америке находится много наших уважаемых соотечественников, которые не афишируют свою яркую биографию. Они были заслуженными людьми в Советском Союзе и в Нью – Йорке сумели проявить себя с самой лучшей стороны. Ксенофонт Григорьевич, мы просим вас подняться на сцену, - закончил конферансье.

Ксенофонт растеряно встал, рядом с ним уже стоял официант, который следуя рядом, проводил его к эстраде. Дед в лёгком сером костюме, с орденом Отечественной войны 1 степени на лацкане пиджака и внушительным квадратом орденских планок на другой стороне груди, под аплодисменты зала поднялся к ведущему.

- Дорогой, Ксенофонт Григорьевич, мы рады вам и от всей души поздравляем вас с наступающим Днём Победы! - начал конферансье, его прервали аплодисменты.

- Мы благодарим вас за светлое небо, которое сегодня над нами, за то, что отстояли русскую землю и сохранили улыбки наших детей, счастье в наших семьях, - слова ведущего вновь утонули в аплодисментах.

- От всей души желаем вам крепкого русского здоровья, океан счастья и удачи в ваших делах! - сказал ведущий, продолжив после рукоплескания,

- Позвольте вручить вам от нашего ресторана «Маленькая Россия» пригласительный билет на торжественный банкет, который состоится накануне праздника Победы и фирменный сувенир.

Ксенофонту вручили небольшую цветную коробочку с изображением ресторана.

- Дорогой, Ксенофонт Григорьевич, скажите нам несколько слов, - попросил конферансье, подавая микрофон.

Ксенофонт уже оправился от первоначального смущения и начал уверенно: За почёт и уважение благодарствую сердечно, уважаемые господа – товарищи. В этом тёплом зале, в русской атмосфере, приятно чувствовать поддержку земляков. Не имеет значения, из каких они краёв и областей нашей страны. Важно другое – нас объединяет общая история, боль и радость, любовь нашей Родины, которую мы ценим и проявляем к ней, не зависимо от того, где находимся, потому что она всегда в наших сердцах.

Зал зааплодировал стоя, так всех зацепили слова деда. От разных столиков начали вставать и произносить здравицы в честь Ксенофонта.

Тут из-за столика справа поднялся человек среднего роста с бородкой и выкрикнул: Виват, мистеру Быкову, сумевшему утереть нос америкашкам и краснопузым кацапам …

- Кто это? - обратился Ксенофонт к конферансье.

- Профессор философии Треплов из Москвы, работает в мэрии, - быстро ответил тот.

Ксенофонт поднял вверх руку и гаркнул в микрофон: Стоп!

Затем, обращаясь к профессору, сказал: Вы мистер, человек учёный, по всему видно. А степень учёную в Советском Союзе получали? - Треплов недоумённо поддакнул. Ксенофонт продолжал, - Да и здеся не бедствуете, работаете на американское правительство. Собеседник опять закивал. Тут дед взорвался: Так какого же лешего хаете Советский Союз, давший вам звание профессора, почёт и уважение?! Профессор попытался было возразить.

- Молчать, когда с тобой советский орденоносец говорит! - рявкнул в микрофон Ксенофонт так, что даже зафонило. Треплов вряд ли имел отношение к армии, но почему – то вытянулся по стойке смирно. В зале повисла тишина. Казалось, что и на улице остановились машины и сабвей – метрополитен.

- Вас в Рассеи уважали, зарплату, небось, получали приличную, а всё вам не так! – кипятился дед, - Таких в поле надо на несколько месяцев или в шахту определять, чтобы учились Родину любить! Так и здеся на тёплом месте штаны протираешь, а тебе опять плохо! Вы сами, где родились? - внезапно сбавив тон, поинтересовался Ксенофонт.

- В Москве, - ответил бледный профессор.

- А папа с мамой, откуда? - допытывался серьёзно Ксенофонт.

- Москвичи они оба, - проблеял Треплов.

- Так почему же ты, бацилла комнатная, своих родителей обзываешь и позоришь принародно?! - взвился Ксенофонт, - Себя непонятно кем выставляешь?

Профессор, осознав свою промашку, стушевался, и, неуклюже прижимая руки к груди, кланяясь - извиняясь, покинул зал.

- Помнить надо, что мы люди большой страны, с такой летописью и культурой, которая никому и не снилась. Значит, должны вести себя подобающе, - закончил он тихо.

Зал вновь приветствовал деда стоя. Ксенофонт прошёл на своё место за столом.

Конферансье объявил: Мы приготовили для нашего дорогого Ксенофонта Григорьевича ещё один подарок – песню «Казаки в Берлине» в исполнении несравненной Надежды Волгиной!

Зал приветствовал популярную певицу. На сцену вышла миловидная женщина лет тридцати с небольшим, поклонилась зрителям. Персонально, положив руку на сердце, отвесила поклон Ксенофонту. Дед встал и отвесил галантный поклон в ответ. Зазвучали первые аккорды, и певица запела приятным голосом:

По берлинской мостовой, коней вели на водопой,

Шли, потряхивая гривой, кони - дончаки.

Напевает верховой: - Эх, ребята, не впервой,

Нам поить коней казачьих из чужой реки.

Припев знакомой многим песни, подхватил зал: - Казаки, казаки, едут, едут по Берлину наши казаки.

Дед Ксенофонт, который любил эту песню, также подпевал, размахивая в такт рукой и вспоминая героическую молодость.

Когда вышли из ресторана, дед попросил: - Парамоша, давай ещё набережную посетим.

Ветерок посвежел, чуть больше стала волна в океане, но это им не мешало. В лёгкой дымке солнце клонилось к закату, навевая каждому свои мысли, которые уносили в такие дали, которых мгновенно достичь нельзя.

Прошла неделя. Хрякевичи вновь приехали на полюбившуюся набережную, затем ещё раз и ещё. Каждый раз океан катил волны времени, а ветер - чародей подхватывал затаённые мечты, поднимая их ввысь.

Парамон готовил документы на Якова, планируя официально провести определённую реорганизацию, в результате которой племянник получит значимый пост и власть в их компании.

Вечером к нему в кабинет вошёл Яков. Он присел напротив.

- Дядя Парамон, я благодарен вам за всё, что вы для меня делаете, но этого назначения принять не могу, - спокойно сказал он.

Парамон пристально посмотрел в глаза племяннику. Он вспомнил их разговор, который состоялся ещё в первый месяц пребывания Хрякевичей в Нью - Йорке. Тогда Яша был неуверен, сомневался, не владел ситуацией. Сегодня он знает, о чём говорит. Значит сказанное хорошо обдумано.

- Яша, - начал Парамон, - Я с уважением и пониманием приму любое твоё решение, поскольку ценю и люблю тебя. Мы с Джиной узнали и привязались к твоей семье. Ваше отношение к нам стало самым ценным приобретением за последние годы. Такое надо беречь.

Они смотрели друг другу в глаза, словно делясь заложенным в душе теплом.

- Ты не обижаешься? - в вопросе вновь проступил облик того, только что приехавшего в Америку Яши.

- Нет, ни в коем случае, - тихо ответил Парамон, - но у нас ещё есть время – взвесь всё и обдумай.

За открытым окном ветерок, как озорной мальчишка, тихонько шелестел в кронах деревьев, перескакивая с берёз на клёны и обратно. Привычный шум в этот раз не приносил желанного спокойствия хозяину дома, а навевал разные мысли.

12. Вот так бывает

Весёлое летнее утро обнимало землю приятным тёплом. Жара, которая стояла последние две недели, прошла, и августовский день разворачивался во всей красе ярких южных красок.

Сигизмундыч «был на точке» - пас стадо в поле за деревней. Он чинно расположился на пригорке, наблюдая за подшефными. Рядом, неизменной компанией, сидели верные четвероногие друзья: Барбос и Фантомас. Пастух вёл с ними задушевную беседу.

- Я всё равно буду настаивать на своём мнении, слышь, Барбос, Фантомасик – что – то поменяется, - рассуждал Сигизмунд.

Питомцы, услышав свои клички, обозначили причастность к беседе повизгиванием, мяуканьем и покачиванием мордочек. Пастух же расценил эти озвученные телодвижения, как начало дискуссии.

- Не верите?! - даже немного привстал Сигизмунд, - Вот увидите, клянусь всем святым, увидите, вернётся Ксенофонт, вернётся. Ох, и заживём тогда!

Пёс и кот, которые от возмущения пастуха даже опустили мордочки, при последних словах завиляли хвостами, выражая, каждый на своём языке, поддержку сказанному.

Солнышко, сменяя утреннюю прохладу, немного пригрело. Сигизмунд, время от времени затрагивая в беседах со своими спутниками различные темы, обозревал окрестности. Идиллическое спокойствие царило в округе.

На дороге, которая вела из райцентра, показался грузовой ГАЗон Лёшки - рыжего. Он не спеша приближался. Барбос вскочил и бросился к дороге. Кот припустил следом рысью.

- Ну ладно пёс рванул машину облаять, ты - то куда? - возмущённо крикнул пастух.

Машина тем временем подъехала ближе. Сигизмунд увидел, что в кузове сидят люди. Вдруг ГАЗон остановился и люди начали соскакивать на землю. Рядом прыгал Барбос.

- Японская свиноферма! - крикнул, вскакивая Сигизмунд, - Никак стряслось чего!

Он поспешил к дороге, заметив, что и к нему кто – то быстро идёт навстречу. Через десяток шагов пастух встал, как вкопанный.

- Не могёт энтова быть, - удивлённо бормотал он, - Видения, итить их за ногу налево, видения начались. Пора бросать, пора.

Сигизмунд протёр глаза, но видение не исчезло. Оно подходило, приобретая до боли знакомые очертания. Тут пастух кинулся навстречу.

Сигизмунд и Ксенофонт крепко обнялись, расцеловались трижды по – русски.

- Покажись, покажись, господин Быков, - немного отстраняясь, говорил пастух, - Ты ли это? Надолго? На чём? Как ты? Как вы?

Ксенофонт, улыбаясь и одной рукой вытирая глаза, только и отвечал: Я, я это, не сумлевайся, я.

В это время к ним подбежали остальные: Яша, Муся, Афонька, Бориска с котом на руках, и Барбос. Объятия, слёзы, смех, вопросы, повизгивание – всё смешалось в радостный хоровод, который излучал неимоверное количество положительных эмоций. Удивительно, но даже стадо, которое разбрелось до этого момента по полю, собралось вместе и наблюдало издалека картину встречи.

Лёшку – водителя с вещами отправили к дому, чтобы ждал всех там, а сами направились к деревне пешком, открывая для себя после разлуки, родные места. Вон показался сад, мигая меж листьев яркими боками спелых яблок. Вдоль дороги, при въезде в деревню, почётной шеренгой стояли пирамидальные тополя. Справа заиграл сотнями солнечных зайчиков на синеве воды старый пруд. Меж камышей на помосте кто – то сидел с удочкой, поднимая и опуская удилище. Вот и первые деревенские дома. Видно Лёшка ехал не спеша, успевая проинформировать всех о значимом событии. Возле дворов стояли земляки. Деды, бабушки, ребетня, а кто – то просто был в это время дома. Встречали, как говорится, всем колхозом. С каждым надо было поздороваться, ответить на вопросы и, переходить к соседнему двору. Скорость продвижения резко снизилась.

Тут к собравшимся подъехали новые Жигули ВАЗ – 2101. Из салона выскочил председатель.

- Дорогие мои, - распахнув объятия, направился Клыкан к Хрякевичам. Обняв каждого из них, обратился к деревенским: Всё, всё, товарищи, давайте отпустим людей отдохнуть. Встречу, даже, я бы сказал творческую встречу, организуем, обязательно в клубе. Давайте в автомобиль.

- Что же телеграмму не дали, встретили бы в районе с комфортом и почётом, - спросил Маркел Сосипатыч, когда поехали.

- Да не стали беспокоить, - ответил Ксенофонт, - На привокзальной площади Лёшку – рыжего увидели – вот и попутка образовалась.

Возле родного двора стояли соседи, Клава – продавщица, Жорик и, естественно, квартирующий в их доме Жмуродонтов. Процесс встречи повторился вновь со всеми атрибутами.

- Так, давайте пока отдыхайте, а вечером мы к вам нагрянем, - распорядился председатель, - За стол не переживайте, это мы организуем в лучшем виде, как для партийного актива!

Семья вошла во двор, который не изменился за год. В доме Вадим Жмуродонтов квартировал только в гостиной, которая была рядом с кухней. Остальные четыре комнаты были закрыты. Яша с Мусей открыли свою комнату. Лёгкий слой пыли не смог заглушить знакомого родного запаха. Комната казалась больше, чем была когда – то, поскольку из мебели остался только шкаф и кровать. Ещё осталась их атмосфера, которая создавала семейный уют.

Афоня с улыбкой осматривал свой родной уголок. Вот политическая карта мира над столом. Он подошёл к ней. Как недавно это было. Он смотрел на карту и грезил о путешествиях. Вот наклеены маленькие красные треугольнички на города, в которых хотелось побывать. Нью – Йорк – город сбывшейся мечты, город, в котором открылась ещё одна страничка его жизни. Взгляд переместился к маленькому красному кружочку, который обозначал его деревню – его Родину.

Бориска с котом на руках быстро обследовал свою комнату. Всё на месте, будто и не уезжал. В тайничках, чтобы не нашли отец с матерью, лежало с десяток рогаток, изготовленных из разных материалов. Приятные воспоминания наполнили душу.

Когда он первый раз принёс в американский класс рогатку из алюминиевой проволоки с тонкой резинкой – ему не давали прохода, всем хотелось пострелять. Он дал стрельнуть всем желающим, снабжая каждого стрелка маленькой туго скрученной бумажкой, согнутой в виде буквы С. Восторг был неописуемый! Ещё бы – всё так просто, но интересно!

На следующий день Бориска принёс в школу пару десятков рогаток и запас «боеприпасов» к ним. Как только его просили стрельнуть, он тут же предлагал желающему приобрести в собственность уникальную штуку. Три доллара за неё и десять пулек. Все экземпляры, заготовленные им накануне, разлетелись, как билеты на престижную премьеру в театре «Маджестик» на Бродвее. Школьники, увидевшие рогатки у друзей – знакомых, ринулись к Бориске. В итоге в этот день он получил заказ на новую большую партию. Бориска недоумевал, почему они не сделают себе сами такие же? Но озвучивать вопрос потенциальным клиентам не стал, дабы это не отразилось на прибыли. Дома, в поместье, ещё лежала проволока в ангаре, а Бетти пару дней назад дала ему моток резинки. На партию из первых двадцати штук у Бориски ушло полтора часа. Причём работал он с чувством, толком, расстановкой. Над новым заказом мальчик трудился три часа – опыт! Его даже посетила мысль, не внедрить ли ему своё изделие на фабрику сувениров дедушки Парамона? Потом рассудил, что его предложение вряд ли пропустят. Хотя по себестоимости и выручке получался – класс!

Сгубила Борю не жадность. Вторую партию он продал по той же цене. Просто, снабдив до уроков всех желающих, предложил устроить битву класс на класс во время ланча – обеденного перерыва. Свой класс он назвал – русскими. Одноклассники, вставшие под его знамёна, не возражали. Соседний класс были немцами – сказывалось советское деление в играх. Противники пообедали за пару минут, а затем на свежем воздухе началась баталия. Дети разошлись не на шутку. Пыл отдельных атак перешёл внутрь школы. В итоге «армию» с трудом успокоили и стали искать виноватого. Много времени не потребовалось, поскольку в толпе находился Бориска. Да и само изобретение не входило в привычный игровой ассортимент американских школьников. К тому же были раненые, хорошо, что не в глаз. Имел место и небольшой материальный ущерб. Затем была вечерняя беседа с отцом, который своим появлением и компенсацией с трудом уладил вопрос. Зато к Новому году Бориска купил всем подарки за свой счёт!

- Да, есть, что вспомнить, - подумал с улыбкой Бориска, перебирая свои мальчишеские богатства.

Ксенофонт медленно вошёл в свою просторную комнату. Он не стал ничего продавать при отъезде, поэтому всё осталось. Появилось чувство, будто он вышел отсюда только вчера.

Со стены смотрели старые фотографии. Вот он, после выписки из госпиталя после боя у Шамберхоффа. Это его американский корреспондент фотографировал после вручения Серебряной звезды. Да и фото потом привёз. Молодец! Не стал он на шоу говорить о ранении. Зачем? В начале боя американцев было около восьмидесяти человек вместе с танкистами, да наших бойцов десяток. Это против трёхсот пятидесяти отборных фрицев. Тридцать восемь американцев полегло под той немецкой деревушкой, и трое советских солдат. Стоило ли говорить, что и он был ранен? Кроме него из отделения было ещё три раненых, а у союзников вообще двадцать три человека отправили в госпиталь.

Вот шашка в ножнах висит на ковре, кровать с никелированными спинками и панцирной сеткой. Отвык маленько уже от неё. Дальше картина «Утренняя Москва», из столицы привезённая. Грамоты в рамочках. Среди них памятное фото – они с Сигизмундом на Первомайской демонстрации. Над комодом настенные часы с кукушкой – ещё от отца достались. Одним словом – антикварьят. Ксенофонт завёл часы. Небольшой резной маятник раскачиваясь, наполнил комнату приятным звуком, которого так не хватало. Дед присел в кресло и довольно оглядел комнату. Он дома!

Так получилось, все тихо вышли из своих комнат почти одновременно, вошли в гостиную и обнялись. Они в родном доме, который их ждал!

За домашними заботами пролетело два часа. Яков с сыновьями выносил из сарая скамьи и устанавливал во дворе. Деда Ксенофонта с Мусей отрядили в магазин за покупками. Слово председателя железное, но и они свою лепту внесут непременно. Вскоре подъехали помощники: Вадик Жмуродонтов, Клава и Жорик, подошли соседи. Каждый приносил что – нибудь вкусное, национальное, чтобы порадовать дорогих земляков, истосковавшихся на чужбине по родной кухне.

Жмуродонтов накупил в магазине десяток банок рыбных консервов. Жора привёз килограмма два корейки и три кольца домашней колбасы. Клавдия, как интеллигентный торговый работник доставила к столу две палочки копчёной колбаски, килограмм голландского сыра, по коробке шоколадных конфет для мальчишек и бутылочку армянского коньяка.

Земляки шли во двор, выставляя на стол: жареных кур, запеченных гусей, котлеты, баклажаны с чесночком и сметанкой, фаршированный болгарский перец, голубцы. Армен – бригадир садоводов притащил кастрюлю с шашлыком и бастурму. Бабка Маланьиха сделала большую миску пельменей. Яблоки с кулак, янтарный виноград, сочные душистые арбузы так же нашли своё место на праздничном столе. Председатель лично завёз большую кастрюлю бефстроганова, пюре, помидоры с огурцами, которые можно было отправлять на выставку, пять бутылок магазинной водочки и грузинский коньячок. Остальное принесённое горячительное было представлено шедеврами местных производителей.

Ребятам сделали отдельный стол, который ничем не уступал взрослому, за исключением напитков. Да Бориска угощал всех прибывших мальчишек и девчонок разными жевательными резинками.

Пир горой – таким выражением можно сказать об этом вечере во дворе Хрякевичей.

Начал, как положено, председатель: Дорогие друзья. Сегодня у нас торжество! Вернулись из Америки на родную землю наши дорогие земляки. Почти год, вдали от дома, в логове капитализьма они вели непростую жизнь. Внедря …, я хотел сказать вживались, и постигали азы американской жизни. Из писем и прессы, при этих словах Хрякевичи, особенно Ксенофонт насторожились, мы знаем, что Нуйоркская жизнь была у них полна событий. Ну, всё в прошлом. Так поднимем же бокалы за главное событие – возвращение домой!

Водопад тостов обрушился на хозяев дома. Застолье разворачивалось.

- Дедушка Ксенофонт, расскажите, как вы в Москве в аэропорту через границу прорывались?

- Яша, а ты какую у Парамона должность занимал?

- На каком языке вы с американцами изъяснялись?

Вопросы сыпались, как очереди из пулемёта Максим. Разомлевшие хозяева не успевали ответить на один вопрос, как звучал следующий.

Слово вновь взял председатель: Товарищи, угомонитесь. Я же сказал – будет специальная встреча в клубе. А так вы галдите и себя и хозяев не слышите. Что толку? Богатый опыт добыли наши земляки – вот и поделятся с нами. А вы, чтоб было всё чинно и благородно, как у светском обществе, запишите свои вопросы, только чётко и без ошибок, на бумаге. Перед встречей в клубе отдадите их Георгию. Он отберёт достойные вопросы и принесёт на брыфинг.

- Маркел Сосипатыч, так что за финт в клубе будет? - удивлённо спросила Маланьиха.

- Ой, темнота, брыфинг – это значит пресс – конхверенцыя, - пояснил председатель.

Собравшиеся продолжали переваривать услышанное.

- Сосипатыч, мы токо начали, а впечатление, что второй день бухае …, в смысле отмечаем, - возмутился Сигизмундыч, - Какой пресс, какую – такую конвенцию ты удумал с Ксенофонтом и семьёй его сотворить?

- Э – эх, уважаемые люди, а не поймёте! Всё почему? Расти надо над собой! Держать ногу в стремени жизни, - сокрушённо пояснил председатель, - Тьфу ты, руку на пульсе времени! В клубе Ксенофонт, Яша и Муся расскажут нам о своей заокеанской жизни, а вы письменно спросите, что вас интересует. Вот это мероприятие и называется - пресс – конхверенцыя. Одним словом – культура!

Председатель многозначительно поднял указательный палец вверх. Теперь все конечно осознали, какое мероприятие их ожидает в субботу.

- Жаль, что не увидим как вы, Ксенофонт Григорьевич, на шоу выступали, - обратился к деду председатель.

- А вы откуда про это узнали? - опешил Быков.

- Прэсса сообщила в скором времени после события, - заулыбался председатель, - Читали всем в клубе.

- Да мы всё шоу вам показать можем, его нам на кассету записали, - ответил Яков.

- Понимаешь, - начал Жора, с осуждением посмотрев на председателя, - нет пока у нас финанс …, видеомагнитофона, не на чем смотреть.

- Да мы привезли и видик и телек с собой, так что посмотрите, - заулыбался Яша.

- Так, а что писали то? - поинтересовался Ксенофонт.

- Знал, знал, что пригодится, - ответил довольный Клыкан, доставая из портфеля газету.

Шум стих и над столами зазвучала история о выступлении на заморском телеканале земляка, который сидел рядом и внимал статье, вспоминая прошедшее событие.

Торжество продолжилось, и было здесь место историям и шуткам, воспоминаниям и спорам, душевным тостам и рассказам, потому что собрались родственные души. Манюковцев объединяли работа, заботы, будни и праздники, одним словом – их жизнь.

Половину следующего дня семья отдыхала. С утра Муся стала заниматься домом, а Яков с дедом и мальчишками прошлись по родным просторам. На улицах вновь были приветствия и разговоры с земляками.

Вышли к пруду. Запах воды, лёгкий ветерок, лягушачьи перекликивания и шелест камыша окружили их. Присели на лавочку, стоящую недалеко от воды.

Так повелось, что места вокруг водоёма были чистыми. Приучали детей сызмальства – отдохнули – уберите за собой. Были здесь мужики, соображающие на троих, парни, отмечавшие что – нибудь, ребятишки, которые купались и подкреплялись какими – нибудь вкусностями – все, всё и всегда за собой убирали. К пруду было приятно приходить. Поэтому здесь появилось несколько лавочек в разных местах, которые поставили сами деревенские.

Рядом с берегом, прямо перед сидевшими на лавочке людьми, спокойно проплывали дикие уточки. В разных местах расходились круги по воде от гулявшей рыбы. Лёгкие облачка, медленно плывшие по небу, дополняли красивый вид.

Вечером на чай вновь собрались друзья – соседи. Жора специально привёз из района три торта. Задушевные посиделки вновь затянулись.

- Завтра, Яков Миронович, с утра жду в правлении, - уведомил сразу по прибытии председатель, - Будет серьёзный разговор.

- Дык, мы все к тебе собирались прибыть, - вставил Ксенофонт, - Бумаги не ждут. Сегодня были в районе, процесс пошёл, как говорит наш главный.

- Точно, приходите все, - ответил Клыкан, - Но вначале мы с Яковом переговорим тет – э – э – тет!

- Сосипатыч, я понимаю, что ты готовился к встрече с Яшей и его семьёй, - ухмыльнулся Сигизмунд, - Но они родного языка не забыли, а мы из твоих высказываний уже второй день не всё понимаем …

- Это слово французское, Сигизмундыч, - серьёзно отвечал председатель, - Новое мЫшление, как говорит генеральный, должно быть во всём, учитесь!

- Георгий, а ты афишу на субботу сделал? - строго спросил он у Жоры.

- Всенепременно, Маркел Сосипатыч, - ответил Жорик, - Даже развесил везде.

- Молодец, оперативно сработал, - похвалил председатель, и повернулся к хозяевам, - В субботу в клубе ваше выступление, как и договаривались – «Нуйорк глазами земляков» так сказать. Видево зарганизуйте, как положено.

- Посмотрели мы с Яшей их видик и телек – японский класс! - сказал Ряшкин, - Подсоединим всё. Да ещё и мой новый телевизор поставим. Так что будем смотреть на два экрана.

- Ну, хорошо, хорошо, - одобрил председатель, - Только давай это, как его – панибратство на людях того, убирай. Не Яша, а Яков Миронович, привыкайте.

Все присутствующие удивлённо посмотрели на Клыкана, но спрашивать ничего не стали.

Утром всей взрослой частью Быковы – Хрякевичи пожаловали в правление. Яша зашёл к председателю.

- Хочешь верь, Яков, хочешь нет, - начал Клыкан, - Но идея появилась у меня давно, ещё когда вы в Америке обретались. А после вашего возвращения, и разговора с тобой, понял – не просто так она родилась на ниве моих мозгов. Вижу на месте председателя только тебя!

Яша немного удивился, сделал движение. Клыкан расценил это по – своему: Возражений не приму! У тебя такой опыт, что не в каждом университете дают. Не сразу, конечно, пару месяцев вспомнишь дела колхозные, поднатаскаю тебя, в правление войдёшь, а там и руководи.

- За честь – доверие благодарю вас, Маркел Сосипатыч, только я о таком повороте не думал, - ответил Яша.

- Так что же тебя, руководителя нескольких компаний, водителем, что ли ставить? - весело парировал Клыкан, - Тут думка впереди тебя бежит. Ты вспомни, сколько за последнее время у тебя перемен было, и все в тему! Так что, верю, за поворотом тебя ждут новые горизонты. Ты с документами пришёл?

Яша подтвердил, доставая из портфельчика бумаги.

- Нет, нет не надо, - попросил Клыкан, - Вот тебе записка, иди, оформляйся, там Степановне отдашь. Как закончишь эти дела, выходи – жду!

Яков вышел из кабинета, пригласив войти родственников.

- Чтой – то ты тут Яше наговорил? - поинтересовался Ксенофонт у председателя, - Какой – то он озабоченный вышел?

- Всё в порядке, - довольно улыбаясь, ответил Клыкан, - Теперь всё в полном порядке! Так, теперь с вами. Муся Ксенофонтовна, наслышан и о ваших американских успехах. Не знаю, что вы планировали, но у меня к вам предложение. Что, если ваши навыки, применить у нас на практике?

Муся засияла: Так я к вам с таким вопросом и пришла!

- Вот, я хоть и старый, но ситуацию вижу! - довольно поддержал Клыкан, - Надо молодёжь удерживать, а то много соблазнов в городах появляется. В клубе и развернётесь. Очаг культуры всё - таки. Будем менять облик нашей деревни, обязательно будем! И молодёжь останется, и другие к нам потянутся! Мы перестроимся не только в борьбе с алкоголем!

- По последнему предложению, Сосипатыч, ты бы не рубил с плеча, - обеспокоенно вставил Ксенофонт.

- Да разве ж я этого желаю, - сокрушённо ответил председатель, - Вон, видите, генеральная линия. Клыкан показал на экран телевизора. А там, как обычно выступал САМ!

- Пьянка, понимаете ли, была везде. И на производстве, и на кафедрах. Это я ещё знаю по работе Раисы Максимовны. Но мы ещё углУбим и расширим этот вопрос, - вещал в новостях «гениальный» секретарь страны.

- Натуральная провокация! - возмутился дед.

- СпокойнЕй, спокойнЕй, Ксенофонт Григорьевич, переходим к вашей кандидатуре, - заулыбался Маркел Сосипатыч.

- Ты чего удумал, председатель? - подозрительно спросил дед.

- Думаю, Яков Миронович моё предложение вам озвучит лично, - начал Клыкан, - с Мусей Ксенофонтовной тоже договорились. Вам, как человеку, проявившему себя в этом, председатель даже глянул в бумажку, шову – бизьнисе, теперь прямая дорога в культуру!

- Будете рядом в дочкой работать, возглавляя клуб этот, как его, Клыкан вновь сверился с бумажкой, вот – Кому за 60!

- Это, что и с чем едят? - удивился дед.

- Предлагаю охватить все слои населения, чтобы культурная жизнь била неиссякаемым ключом, - пояснил председатель.

- Если в этих смыслАх, то всегда пожалуйста, - довольно отозвался дед.

- Не поняли вы меня, - огорчённо добавил Клыкан, - Клуб – это развивать интересы у населения. Песни. Фольклор, а вы в нём специалист большой. В концертах – мероприятиях участвовать на разных уровнях.

- Вон оно как, - глубокомысленно отозвался Ксенофонт, - Это мы могём заделать!

На этом и порешили, обговорив формальности.

В субботу в клубе собрались практически все манюковцы. На сцене, перед столом установили два телевизора. За столом сидели: Ксенофонт, Яков с Мусей, Клыкан и Жора Ряшкин.

- Дорогие односельчане, - начал председатель, - Такое собрание у нас впервые. Вначале наши дорогие земляки ответят на вопросы, а затем просмотр американского шоу с участие Ксенофонта Григорьевича. Зал зааплодировал.

- Вот спрашивают Якова Мироновича, кем он работал у своего дяди? - зачитал Жора записку.

- Знаете, мне за это время многому пришлось научиться, - сказал, вставая Яша, - Жалею, что раньше в себе такой потребности не открыл. В первые месяцы думал, что голова взорвётся. Днём на предприятиях, в банках, на встречах с дядей Парамоном хватаю премудрости его дела. Вечером занимаюсь английским, экономикой, маркетингом. Прошло, наверное, месяца четыре. Ложусь спать, и вдруг мысли закрутились, как можно усовершенствовать один процесс в судоремонтных мастерских. Потом такие предложения чаще стали рождаться. Тут я понял, что опыт начал себя проявлять. У дяди я был помощником. Два месяца назад он захотел поставить меня во главе всего бизнеса, но я отказался. Очень нас домой потянуло. Со страшной силой.

Яша смутился от откровенного ответа и сел на место.

Жора зачитал следующий вопрос к Мусе Ксенофонтовне. Она кратко обрисовала свою работу в американском центре Джины.

- Позавчера Маркел Сосипатыч предложил мне организовать женский клуб, - продолжила Муся.

- Это что за диво? - спросил тракторист Федя.

- Это - здоровье, танцевально – спортивные занятия, консультации, общение, - быстро ответила Муся, - Вот вы мне при встрече кучу комплиментов наговорили, Какая ты стала …

- Ну, с нас такого не получится, - протянула доярка Сима.

- С тебя с любого боку ничего не получишь, - пошутил Сигизмунд под общий смех.

- Кто будет ходить – будет толк, - уверенно ответила Муся, - Месяца через три ваши подруги, которые на печи останутся, будут вам завидовать.

Зал зашумел, женская половина заволновалась.

Тут поднялся Ксенофонт: Имею добавить инхформацию. Мы тут с председателем посоветовались и решили открыть клуб «Кому за 60»! Я тут прикину, как это всё устроить, оповещу вас, и со следующей недели, по вечерам жду всех, кто подходит по возрасту, дни и время укажу.

Старшая половина зала довольно захлопала.

- Так мы получились обделёнными? - возмущённо выкрикнул, вставая Лёшка – рыжий. Поднялся шум.

- Ты это почему? - возмутился председатель, - Ну – ка цыц мне здесь, я кому тебе говорю! Ишь, распоясАлись!

Шум стих. Тут неожиданно поднялся Сигизмунд: Шо, без мамок да жинок скучно будет вечерами? Расшумелись, обормоты! То – то, ценить их научитесь, - назидательно произнёс старый пастух.

- Признаю, соглашаюсь, упустили такой момент, - примирительно заговорил председатель, - Доработаем, мужики, честное партейное слово!

Прозвучало ещё несколько бытовых вопросов, ответы на которые показали в виде фотослайдов. Дом Парамона снаружи и внутри, экскурсии по Нью – Йорку и фотографии на фоне достопримечательностей, в магазинах, компанию Парамона. Народ безмолствовал – яркие фотографии всех поразили. На них была другая, недосягаемая жизнь.

- Что вы примолкли? - обратился к землякам Яков, - В Нью – Йорк столько денег вкладывается, что представить невозможно. Но я вам заявляю, что и у нас в Манюково скоро будут такие изменения, что остальные от зависти с копыт слетят!

Народ в единодушном порыве поддержал сказанное. Ради справедливости стоить отметить, что слова с делами в Манюково не расходились!

- А теперь премьера, смотрим и не трепыхаемся, вопросы потом, - строго объявил председатель.

Перед манюковцами развернулось действо, не виданное доселе под диковинным названием – шоу. Такого в СССР не было, по крайней мере, пока. Чёткая картинка, хороший звук и началось! Слова Ксенофонта, выражение лица Фройндера, комичные переводы Розенфельда, смех студии – кинокомедия, да и только! Несмотря на предупреждение председателя, сеанс три раза прерывался для разъяснений текущего момента.

После окончания показа, посыпались вопросы: Почему ведущий из – за кулис какой – то пришибленный вышел?

- Это я его своим напитком угостил, - солидно ответил Ксенофонт.

- А где ж вы его взяли, дедушка? - звучали уже мужские заинтересованные голоса.

Дед не спеша рассказал, как наладил производство широкоградусного горячительного в поместье. Все восхищённо внимали.

Вопрос затронул профессиональный подход к делу Сигизмунда: Ксенофонт, так чей нектар лучше?

Дед хитро улыбнулся и ответил: Конечно твой, Сигизмундушка, он ведь не только с душой сделан, но и на две дружеские персоны, а это крепости придаёт!

Вечер вопросов и ответов длился ещё два часа.

Прошло почти два месяца. За это время в деревне действительно произошли маленькие изменения, предвещавшие большие перемены.

Яков Миронович взялся за дело по - хозяйски. В правлении заканчивали ремонт. Здание так преобразилось снаружи и внутри, что на него даже приезжали смотреть из соседних сёл и станиц. В работе колхозных структур будущий председатель выявил много недочётов, которые начали устранять. Как следствие – поднялась рентабельность, появились новые заказчики и подросла, пока немного, прибыль. В районе это заметили.

Муся, словно цветок весной, расцвела в делах. Женщина вначале всё организовала, привлекая к этому процессу односельчанок, а затем развернула работу. Уже через месяц её клуб «Ромашка» стал неформальным местом сбора женской половины деревни. В него стали проситься женщины из других населённых пунктов.

Афоня и Бориска вернулись в свои классы. Афоня, как и раньше учился на отлично. Бориска таких успехов добился только в английском языке, хотя по другим предметам был твёрдым хорошистом. Афоня продолжил работу в обществе «Советско – американской дружбы», только теперь на территории СССР. Бориска, наверное, перерос или переосмыслил своё житие, поэтому направил свою неуёмную энергию на полезное – вместе с учителем труда создал авиамодельный кружок. Правда, в определённые моменты, прорывался прежний забавный характер. Одно слово – гены!

Дед Ксенофонт полностью посвятил себя своему клубу. Да так взялся за дело и раскрутил его, что стал набирать популярность. Опыт шоу не прошёл даром. О нём уже знали в районе. Дед говорил, что это только начало. Сомнений не было. Верным помощником в организации работы, встречах и выступлениях у него стал друг Сигизмунд. Когда они первый раз приехали в районный отдел культуры, специалисты обалдели. К ним вошли два деда: Ксенофонт в солидном костюме, с портфелем и в бейсболке, к которой он привязался. Сигизмунд в фирменном джинсовом костюме и ковбойской шляпе. Первые внешние впечатления закончились содержательным разговором. Немаловажно, что дедушки просили только моральную поддержку, а всё остальное они обеспечат. Да, с идеями у них дефицита не было! Взять для примера тот первый районный фестиваль «Пенсионная осень», проведённый в деревне. Такой новинки район ещё не видывал! Да что там район – край, и даже …! С тех пор все начинания манюковской культуры в районе поддерживали безоговорочно.

- Мы с Сигизмундушкой свою кипиративную нишу отворили, - говорил Ксенофонт, - Культура – вот это двигатель, даже без дозаправки. Ну, за исключением трёх случаев!

Население Манюково, благодаря таким преобразованиям, оценило свои возможности и взглянуло на житие свое по – новому. Молодёжь, которая училась в районе, стала чаще приезжать на выходные домой. Её интересовало, что ещё тут нового появилось? Те, кто собирался поступать, стали зондировать, на какую работу можно вернуться после окончания училища, техникума и даже вуза.

Однажды тёплым октябрьским вечером семья Хрякевичей ужинала в беседке, с ними принимал трапезу Сигизмунд. Заходящее солнце раскрасило край безоблачного неба причудливыми сине – оранжево – фиолетовыми узорами, которые медленно менялись, радуя всех, кто созерцал картину.

- Яша, надо бы с телефоном поторопиться до холодов, - обратился Ксенофонт к зятю, - Мало мы с Парамоном и Джиной обчаемся.

- Приедут ставить на той неделе, - отвечал Яков, улыбаясь - А что вы про Джейма промолчали?

- Дык, я всех имел ввиду, - парировал дед, - Жеймсу в первую очередь надо, чтобы от языка не отвык.

- А с Парамоном, Джиной, думаешь он не говорит по – русски? - лукаво улыбаясь продолжил допытываться зять.

- Не то это, не то, - грустно ответил дед, - Они обоамериканились. А Жеймсу живой язык нужон! Эх, Сигизмундушка, Жеймса бы выписать сюда, какое у нас бы триво образовалось! - мечтательно протянул Ксенофонт, обращаясь к другу.

- Да, нормальный парень, тут верю тебе безоговорочно - ответил Сигизмунд, - И помощником был тебе в ответственных делах! Это говорит само за себя!

- Душа у него наша – рассейская, как у Пушкина, - добавил Ксенофонт.

Стали пить чай. Разговор переключался с одной темы на другую.

- Афоня, а в какой стороне отсюда Нуйорк находится? - вдруг спросил внука Ксенофонт.

Афоня встал, осмотрелся и показал рукой на запад. Все задумчиво посмотрели вдаль, туда, на заполненную и закрытую страницу своей жизни, полную воспоминаний! Там в летопись семьи добавились строки открытий и переживаний, встреч и расставаний. Незаметно, лёгким ветерком, над семьёй пролетела ностальгическая нотка, задев струны широкой русской души.

Впереди перед Яковом, Мусей, Афоней с Бориской, Ксенофонтом и Сигизмундом открываются чистые страницы жизни. В них будут вписаны новые главы простой, самобытной и яркой жизни этой замечательной семьи, которая, как и многие другие семьи, строит своё маленькое счастье на большой русской земле.

12 - Бис или мини - истории и пожелания героев.

Возможно, кому – то из уважаемых читателей, понравились герои повести, заинтересовала их насыщенная событиями и приключениями жизнь. Каждый может относиться по – разному к рассказанному. Было или не было?

Это Россия – здесь всё может быть!

Наши мечты всегда стремятся ввысь!

В них, обязательно с надеждою поверь,

С улыбкой исполнения волшебного дождись!

Однако участникам повествования, которые в вашем лице нашли благодарных друзей, принимавшим их грусть, переживавшим за них, разделявших радость, хочется адресовать вам свои небольшие пожелания от души или поделиться мыслями…

Яков Миронович Хрякевич: У нас получилось, как в пути: крутой вираж и впереди новая дорога, которая стремительно несётся навстречу, преподнося приятные и не очень сюрпризы.

Благодаря всему, что произошло, я, нет, точнее будет – каждый в нашей большой семье сумел найти и открыть в себе неожиданные способности, качества, а может быть и таланты, которые лежали где – то в глубине. Не случись этот неожиданный поворот в нашей судьбе, мы жили бы спокойно и счастливо дальше. При этом мы вряд ли испытали радость от больших взлётов. Мы, конечно, после Штатов немного изменились, но в лучшую сторону. По – новому смотрит на жизнь Муся, могли сравнить и оценить людей и образование двух стран Афоня и Бориска. Значительно преобразился Ксенофонт Григорьевич, у которого в США открылось второе дыхание. Поэтому не бойтесь смотреть, что там за поворотом.

Муся Хрякевич: Я поняла, насколько может быть богатой в духовном плане жизнь женщины, большим её круг интересов. Такое открытие я не смогла бы сделать без помощи своей большой русско – американской семьи.

Афоня Хрякевич: Есть ли разница между нами и американскими школьниками? По большому счёту нет. Совпадают интересы, желания, вкусы. Вот только ценности имеют ряд отличий. Но я выстраивал взаимоотношения на сходстве, а не на различиях между нами. Поэтому и сумел сделать много интересного и полезного для своих новых американских друзей, которые теперь воспринимают русских с уважением. При любом знакомстве находите общее.

Бориска Хрякевич: Ну, допустим, меня в классе тоже уважали. А уж кто больше интересного показал, так это мы ещё будем посмотреть. Не всегда понимали меня американские учителя. Так, это, как его – менталитет у нас разный, во! В Америку я привёз русские шутки – весело было. Есть, о чём вспомнить! Только почему мои думают, что из Нью – Йорка я ничего не привёз? Наивные!

Дед Ксенофонт: Вот как жизня повернулась. На старости лет в Америке побывал, посмотрел, как там и что. Жаль, друга Сигизмунда не успел вызвать на искурсию. Вот бы мы с ним гульнули на Брайтоне! Показал бы ему Нуйорк с достопримечательностями! С людями хорошими познакомил. А если бы мы с ним на шову совместно прибыли?! Вот это была бы передача. Мы энтот, как же его, а – Оскара бы точно взяли! Ну да, ничего, здеся наверстаем. Мы с Сигизмундушкой и ранее были неразлучны, как эти - молочные братья. Теперича, вообще не расстанемся надолго.

Только мысля меня одна, занимает. Как бы сюда Жеймса выписать. Да, знаю, семья у него. А то бы здеся женили. Вон у нас на выданье и Клавка, и Сонька. Красавицы первостатейные. Это уж мне поверьте. Насмотрелся я на этих красоток американских. Не стояли и рядом с нашими девками. Да, ситуация с Жеймсом. Только заметил я, что тянется он всей душой к культуре нашей самобытной. Да и постигал он моё учение толково. Значит, у его в энтом потребность имеется. Может его предки из России? Да, какое бы замечательное триво у нас здеся образовалось! Пей не хо …. Нет, нет, не туда мысля скаканула! Пой, не хочу – вот так как-то.

Ничего, компания «Ксенофонт and company and S” будет над энтим вопросом ещё думать. Крепко будем мозговать, шобы Жеймса вызывать.

Во, опять стишки пошли! Надо, ой надо мне пробу пера устроить! Однако, и других пирспиктивов впереди у нас с другом моим - море. Мы теперича не то, что давеча! Такие темы с клубом замутили – телеканалы «SMMS» обзавидуются! Вот что значит, наш тандем с Сигизмундушкой восстановить! Так что жизня продолжается и разворачивается!

Пёс Барбос и кот Фантомас находились рядом. Повизгиванием и мяуканьем выражали полное согласие со всем сказанным их обожаемыми хозяевами,

Пастух Сигизмундыч: Пока все заняты радостными переживаниями и не слышат, скажу одно: Знал, чуял, что вернётся мой Ксенофонт. Почему? Закваска у его таковская, что не могёт он долго обретаться без мест наших славных, без общения со мною душевного, которое подпитывается источником народным. Ну, пусть энтот источник у меня в сарае журчит. А вот без друга верного даже обмелел малость. Зато, какой заряд бодрости в итоге получаем мы с ним из трёх составляющих: место, понимающий собеседник и нектар старорусский. Разве такое ещё где – нибудь сыщешь? Шиш с маком! Только у нас в деревне и персонально в моём дому. Это вам хвилософия народная – супротив неё не попрёшь! Ох, и развернёмся мы под энто дело с Ксенофонтом! Только помните, дорогие мои, всё хорошо, что в меру! Ведь у вас такой закалки и стажу, как у меня с Ксенофонтом нету? Вот и не увлекайтесь.

В жизни много чего есть прекрасного – открывайте для себя и своих близких. Культуру, например. Помните чаепитие под яблоней? Во, и все его вспоминают, потому как культурненько и приятно!

Маркел Сосипатыч Клыкан - председатель колхоза «Млечный путь»: Вот ведь, как бывает. Поманило Хрякевичей заморское счастье, а они не поддались. Почему? Закалка наша – советская. Да и Родина у нас такая, что оставить её невозможно – эта, как её болесть зовётся, о которой Ксенофонт толковал – ностальгия замучает. Такие люди нам самим нужны. Теперь я их никуда не отпущу! Это точно – не шучу!

Клавдия Ивановна продавщица: После рассказов Яши и Муси, а особенно дедушки Ксенофонта, который стал настоящим экспертом в торговом деле, поняла – у нашей торговли горизонты ещё и не открывались!

Жора Ряшкин: Всякое бывало раньше в моей жизни. Но такой водоворот приключений, в которые мы попали с Яшей, многое значит. Что опыта, что воспоминаний – море. А его американский вояж только укрепил нашу дружбу.

Вадим Васильевич Жмуродонтов – бухгалтер: Переживал, надеялся, верил, берёг дом – всё чётко и без эксцессов, как в бухгалтерии.

Соня Копытёхина – деревенский почтальон: А всё ведь началось с меня. Потеряй я, к примеру, то письмо – и всё, не было бы никакой истории для Яши и его семьи, для колхоза нашего. Вывод – цените своего почтальона!

Парамон Сандерс: Необходимо искать и не пасовать перед трудностями, если у Вас есть серьёзная цель. Мне это помогло обрести большое счастье в лице моих родственников, которых я никогда не видел, но с которыми теперь, несомненно, не расстанусь никогда. Я был обеспеченный, в смысле материальном, и остался таким. Только теперь я богатый человек, потому что все мои суммы в банках, фирмы, дома ничего не стоят по сравнению с тем, что я получил – радость для сердца и души! Понимающие и ценящие тебя родные люди – вот настоящее сокровище!

Джина Сандерс: Моя радость и радость мужа, от встречи с родственниками превратилось в счастье. Далёкие русские родственники стали самыми близкими для меня на свете!

Джеймс (Жеймс): Раньше я такого себе и представить не мог, что настолько подружусь с человеком, которого не знал, который старше меня, из другой страны, не говорит по – английски, любит горячительные напитки. Обаяние Ксенофонта – Сэма безгранично. Его шутки, насколько я научился их понимать, остроумны и поднимают настроение. Его мысль может создать такие вещи, за которые у нас могут дать либо Нобелевскую премию, либо срок в тюрьме. Буду рад, если он вернётся или просто приедет к Сандерсам. Буду ждать.

Бетти служанка: В доме тихо и днём и вечерами – непривычно.

Тони – садовник: Вроде бы и сад, и вся территория стали лучше, а с отъездом русской семьи, особенно мальчиков, стало как – то пусто.

Джон - капитан «Кондора»: По стариковски иногда приезжаю пройти на пароходике Парамона по Нью – Йоркской акватории. У меня золотой билет, который даёт мне право на бесплатное посещение экскурсий в его фирме. Познакомился с его русскими родственниками. Давно понял, что русские – надёжные и благодарные люди.

Михаил Розенфельд - репетитор по английскому бывший доцент минского университета: Знакомство с господином Ксенофонтом Быковым напоминает Формулу 1 - это высший класс гонок, но чем они закончатся – одному Богу известно. Приятная семья у них. Пообщался с ними и как – будто дома в Союзе побывал.

Марио - директор сувенирной фабрики – мальчишка итальянец, с которым начинал Парамон на первом пароходике: Русские с итальянцами очень похожи. Наверное, поэтому мы и сошлись с Парамоном, а потом и с Яшей подружились. А дедушка Ксенофонт вообще настоящий неаполитанец – темпераментный, эмоциональный, решительный. Подозреваю, что у него есть итальянские корни!

Сёма – одессит - рабочие судоремонтной мастерской: У нас даже сделалось грустное настроение, когда Яков Миронович отбыли на историческую Родину. Я не сильно умею сказать, шо хочу, но тут добавлю - шоб я так жил, такая биография с узорами, как кошки у мясного ларька Розочки на Привозе. А какой был начальник! Вот я молчал, но вам скажу – ценный! Он, как не будем сказать кто, не морочит то место, где спина заканчивает своё благородное название! Мы все здесь теперь сами себе немножечко сочувствуем.

Рик Марш: офицер таможенник: Русские – удивительный народ, говорю вам как офицер таможни. Таких трюков я даже в цирке Дю солей не видел. Причём мои выводы сделаны, только на основании увиденного. А сколько мы не нашли? Фантастика – это не книги, это то, что могут придумать русские, причём, иногда экспромтом.

Аппарат, чертежи которого мне привёз мистер Быков, я сделал. Продуктом, который «вьигналь», угостил своего деда - моряка. Ему понравилось, но в России было лучше. Это он так сказал. Тогда я ему предложил попробовать бутылочку, которую презентовал мне мистер Быков. У деда был восторг! Буду ещё учиться.

Говорят, что у русских лучшие в мире ракеты и балет. Первого, слава Богу не видел, второе не довелось посмотреть. Но вот, что ваш самодельный напиток – супер, - это бесспорно!

Пистон - таксист: Зря я связался с Жорой и Яшей. После них масть в делах вообще не шла. Зато теперь я могу подробно и живописно описать все красоты Магадана и его окрестностей, которые буду изучать ещё 3 года, правда, на ограниченной территории. Правильно говорят: - Толкая на улице незнакомого прохожего, рискуешь упасть на тротуар от его кулака. Вот мне и не подфартило. Поэтому – думайте наперёд.

Шеф, Вальдемар Алексеевич Мурый, он же Жук: Ну, что ж – кто – то теряет, а кто – то находит. Не нами придумано, не нам отменять. Пусть сегодня кунаковским ребятам повезло. Но, Фортуна – дама капризная. А завтра, как карта ляжет, так и сыграем партию.

Карамболь - заядлый бильярдист: После того, как вышел из больницы, где меня восстанавливали после контакта с Яшиным кулаком, решил завязать. Сейчас открыл бильярдный клуб, заходите, сыграем партию в американку, нет, нет, лучше в русскую пирамиду - безопаснее.

Братья Дубоносовы. Старший Стас был КМС по вольной борьбе, а младший Игорь занимался футболом: Ушли на тренерскую работу и не жалеем.

Макс Фройндер - ведущий программы «Новые лица» телеканала «SMMS» - Общение с русскими - это шок для меня. Сейчас работаю журналистом, но всегда отказываюсь от встреч, интервью, репортажей с участием русскоговорящих. А вас всё больше и больше в Америке! Кто виноват и что делать? Вот, уже даже мыслю русскими стандартами! С кем поведёшься … Опять эти русские обороты!!! А всё этот дед!!!

Билл - босс телеканала «SMMS» - А я вам скажу однозначно - русские – это тема на все времена! Вот увидите!

Прочитав как – то в газете вышеозначенные слова Билла, дед Ксенофонт загадочно улыбнулся. О чём он подумал? Решайте сами.

Вот и закончилась история о событиях, которые случились в простой русской семье из обычной сельской местности. Хотя, почему закончилась? Они живы и здоровы, и у них впереди новые планы! Удачи им и всем вам!