И Сет отправился в свои покои.
Принял омовение, поклонившись Солнцу, в это время умирающему и возрождающемуся в царстве Дуата, в таинственной пещере бога Сокара. Поплелся в спальню.
Прилег на ложе, стараясь не разбудить мирно спящую супругу.
И долго смотрел на прекрасные, но всегда или закрытые, или холодные, глаза Нефтиды, слушал бесстрастное биение её ледяного сердца, ее слабое, как у остывающего покойника, чуть слышное дыхание, - и его мощный, всё сжигающий взор, огнём, а не кровью напоенное сердце и могучие, пламенные яйца, пред которыми трепещут пирамиды, - ничего не находили в ней.
Но когда вспомнил Анхесуту - то холодный пот прошиб его державное чело.
- Клянусь землетрясением! – прошептал зверобог, - Она краше самой Изиды! А мудростью не уступит и Тоту! Завтра же приду к ней - ибо сердце моё полно ею, и цвет груди её манит дух и плоть мои! Аромат её дурманит разум! Руки мои мечтают заключить её в объятия, и жар чресл моих стремится к тайне лона её! Аж мозги кипят…
Весь день он, послав подальше все текущие дела, шлялся по дворцу.
Томились от безделья вулканы. Грустно вздыхали сейсмоопасные зоны.
Сама Смерть от скуки едва не повесилась.
Но, едва царственное светило закатилось за горизонт, Сет облачился в лучшие одежды и, прихватив для Анхесуты подарок - пектораль в виде скарабея Хепри - едва ли не бегом устремился в храм.
Однако, пришел, вероятно, рано.
Сгорая от нетерпения, решил занять время молитвой самому себе.
Но, вот, вот она заходит в храм… Дивножоп…простите, дивноголосая красавица…
- Здравствуй, Анхесута!
- Это ты, Господи? – обрадовалась она, - Все хвалы мира тебе!
Преклонила колено, и он коснулся благословляющим жестом её чела:
- Как и обещал, я здесь! Что-то не спится…
- Я так рада тебе, возлюбленный владыка! Прости, ты пришел раньше, чем я начала молитву… Я по пути споткнулась, и несколько… эээ… задержалась… Позволь, я зажгу пред тобою благовония.
Она направилась к курительнице - действительно, слегка прихрамывая. А, не дойдя пары шагов, неловко оступилась, и не поспеши к ней и не поймай её в свои объятья Сет, упала бы лицом прямо на горячие угли.
Вся внутренность бога взволновалась, огонь страсти лизнул жаром душу - от блаженного прикосновения к её нежному, стройному, юному, одетому в полупрозрачный тонкий синий шелк, телу Сет сам едва не грохнулся на пол.
- Осторожнее! – заботливо сказал он, - Вероятно, я в твоих глазах затмеваю весь мир? Или мрак моего храма светлее солнца? Или и то, и другое? Это, конечно, очень лестно, но…
Великий бог тепло взглянул ей в глаза.
И осёкся.
Он понял, почему в прошлый раз, когда Анхесута подавала ему воду, она двигалась механически точно, но не совсем естественно, а как-то угловато. Ему стало ясно, почему она так сильно щурила глаза, почему споткнулась по пути в храм, почему, словно…
- О, Амон Непостижимый! Ты… так ты… слепая? - прошептал он.
- Да, мой бог… - вздохнула она, - С рожденья.
- Значит, ты меня не видишь? – Огнегривый поморщился: из его грозных очей, вместо молний и громов, брызнули слёзы.
- Разве взор глаз сильнее, чем взор сердца? Я вижу тебя лучше, чем ты - меня… Но позволь всё же возжечь благовония и спеть гимн.
- Да, да… как ты пожелаешь, Анхесута. Нет, погоди: я сам зажгу куфи, на тебе арфу - садись и пой.
Он осторожно отпустил её:
- Нет, не надо становиться на колени! - и усадил её на ступени святилища.
- Лоно пустыни горело
Страстью к объятьям хамсина,
Молвит пустыня несмело:
- Взвей из песка покрывало,
Ляг на горячие камни,
Ласки мне солнечной мало!
Властно возьми меня, милый,
Пусть все оазисы сохнут
В ласке твоей, о любимый!
Грустно хамсин отвечает:
- Я тебя жажду, пустыня!
Бог мой меня не пускает!
Время посева настало,
Время для жатвы – далёко,
Не шелохну покрывало!
Но за весной и дождями
Встретимся в страстном объятии
Жаркими, знойными днями!
Она пела, а грозный властитель едва не умирал от сострадания.
На прощанье он подарил ей пектораль, сам завязав украшение на её шее, и поцеловал в затылок.
Она, обернувшись, благодарно упала головою ему на плечо…
Покинув храм, Сет, удрученный и мрачный, бесцельно бродил по бесконечным лабиринтам Песчаного Дворца.
- Анхесута! Любимая моя! Если б я мог, то отдал бы тебе свои собственные глаза! - в изнеможении от нежности и горя, произнес он, -Так, надо что-то выпить…
Сет стал навещать девушку почти каждую ночь: слушал её чудное пение, в беседах рассказывал о непростой, но довольно насыщенной и, подчас, забавной жизни господина всяких демонов, стихийных бедствий, цареубийц и тиранов, пиратов и контрабандистов, шулеров и, - как ни странно в этом списке! - отшельников-аскетов.
И вот, наслаждаясь как-то ночным разговором с девушкой, да за амфорой старого дорогого вина, Господин Красных Земель шумно вздохнул:
- Да, есть тайны, которые способен благословить разве только мрак…
- Что ты имеешь в виду, повелитель?
- Мне стыдно перед тобою, Анхесута! Я должен признаться, что ты вот так, легко и беззаботно, обнимаешь меня, а у меня тут, между ног…
- Огнегривый! - улыбнулась служанка, нежась в его объятьях, - А с чего ты решил, что я тебя не вожделею? У меня тоже между ног не покойница!
- Да!?..
- Видимо, глаза есть не только у сердца… - смущенно констатировала она, сильнее прижимаясь к нему.
Что произошло между Анхесутой и Сетом в ту ночь - читатель догадается и сам: по личной просьбе Повелителя пустыни, именно эта эротическая сцена из романа вырезана.
Иначе он грозился вырезать все возможные эротические сцены из моей жизни.
Хвала ему, милосердному и целомудренному!!! Продолжим.
На утро Огнегривый проснулся в настолько хорошем настроении, что пустыня расцвела дивным благоухающим садом, а Песчаный Дворец сиял ярче Золотого Чертога - резиденции царя богов, Самозачатого и Саморождённого Ра.
- Как же ей помочь?.. Как сделать её зрячей?.. - ломал Сет голову, и едва и в самом деле не сломал… Но тщетно: вместо мыслей в его голове крутились только слащавые любовные песенки, задница Анхесуты и опухший от засосов язык.
Влюбленному до архиодурения Сету ничего не оставалось, как призвать на помощь Хатор – свою верную подругу, Великую Возлюбленную всей Вселенной и Незаселённой.
- Яви свой свет, дай слышать чудный голос,
Что мрачной бездне сладостен и мил!
Ты, из зерна, дарующая колос!
Ты неустанно тем, Златая, внемлешь,
Кто дел Любви не знает выше дел!
И слышишь даже, если спьяну дремлешь!
Хатор, надо отметить, тем и отличалась от всех других исчадий расы нэчэру, что всегда, по первому зову своих преданных, или друзей, или врагов, незамедлительно им являлась.
Иногда нескольким, в разных частях Вселенной, причем одновременно.
- Владыка Пустыни! - улыбнулась она, - Как тебя от любви-то колошматит, а! Прими миллионы моих поклонов!
Однако, она и кивнуть, к слову сказать, не соизволила.
-А ты - миллиарды моих, Дивнобедрая! - в ответ задрал нос он.
Немая минута соревнования очумелой гордости двух божественных взглядов…
Наконец, оба рассмеялись и по-приятельски обнялись.
- Чем я могу услужить тебе? - спросила, всё ещё смеясь, Златая Владычица Наслаждений.
- Тут такое дело… - он сам никак не мог отсмеяться, -Я, видишь ли, влюбился…
- Надеюсь, в свою жену?
Снова дружный pжaч.
- Да ладно, не мучай себя и меня рассказами о том, что я уже давно знаю… Анхесута – славная девушка, и достойна такого воздыхателя, как ты!
- От тебя, о Золотая заноза в простате всех богов, ничего не скроешь!
- Спасибо… Итак, ты ломаешь голову, как исцелить её?
- Именно…Мне так её жаль… Сострадание угнетает меня… Посоветуй… Могу я, например, выдрать глаза у жены и вставить ей?
- Сет, ты от любви несколько… - Хатор хотела сказать «охренел», но, зная вспыльчивый нрав друга, вовремя подыскала другое слово, -…эээ…снизил эффективность работы мозга. Ни к лицу тебе жене фишки тырить!
- Ну, хотя бы один глазик?
- Женись на Анхесуте, олух! Тогда, по законам мироздания, она станет богиней, а боги не бывают слепыми! Кстати, если успеешь, и ребенок богом родится!...