19 января 1924 года в Москве, Театре Мейерхольда состоялась премьера спектакля «Лес». В этой постановке одна старенькая мелодия, которую уже все стали забывать, зазвучала вновь и дала импульс к появлению новой песни - «Кирпичики», ставшей одной из ключевых песен 1920-х годов. Как она появилась и обрела популярность среди исполнителей времён НЭПа, русской эмиграции и даже среди музыкантов-духоборов. Разбираемся в статье от «Дома винтажной музыки».
Поиск музыки
История песни "Кирпичики" началась в Театре Всеволода Мейерхольда, или сокращённо - ГосТиМ. Тогда это был один из самых влиятельных театров страны, а сам режиссёр считался главным новатором в области театрального искусства. В своём творческом подходе к режиссуре он использовал "биомеханику", а в постановках классических произведений всегда искал новое при прочтении классики. В 1924 году он решил поставить пьесу "Лес" Александра Островского. Долго работал над сценой встречи Аксюши с Петром, стараясь подчеркнуть в ней, как зарождается первая молодая любовь. Актёр Михаил Жаров вспоминал, что всё складывалось удачно, но в той сцене не хватало лирики, мечты. Нужна была музыка, но искали её долго. У Мейерхольда работало тогда три гармониста: Попков, Кузнецов и Макаров. Подбор музыки режиссёр доверил последнему.
- Макаров, сыграй какой-нибудь старый вальс.
Но вальсы Макарова не подходили. Мейерхольд ходил по зрительному залу, насвистывая и напевая сам. Все тоже усиленно мурлыкали... Вдруг Макаров, исчерпав свой концертный репертуар, тихо заиграл "Собачий вальс". Наступила тишина. Все повернули головы к сцене, затаенно слушая, и одновременно, в какую-то секунду, всем стало ясно что вот именно этот - да!.. да! - только этот вальс <...> должен звучать звучать в любовной сцене (из книги Михаила Жарова, "Жизнь. Театр. Кино")
Выбранная мелодия прочно закрепилась в спектакле. И позже все вспомнили, что в реальности вальс назывался "Две собачки", которую написал композитор Семён Бейлизон ( Simeon Bellison). Впоследствии этот вальс выпустили под оригинальным названием на Фабрике Пятилетия Октября в 1925 году.
Благодаря постановке Мейерхольда эта мелодия снова стала на слуху. Ведь каждый его спектакль был событием, посмотреть собирались и поклонники его таланта, и ярые противники. Так получилось и с постановкой "Леса". Среди зрителей был тогда молодой артист, а в будущем известный кинодраматург Алексей Каплер. Ему удалось посмотреть саму генеральную репетицию. Увидев сцену встречи Аксюши и Петра, услышав ту самую мелодию, он был поражён тщательной работой над этой сценой.
Где только отыскал этот вальс Мейерхольд? Как догадался соединить его именно с этой сценой любви, придав её вдруг такое неожиданное звучание?.. Как верно пригласил Макарова - никто иной не смог бы так сыграть эту простенькую, душу разрывающую мелодию. (из книги Алексея Каплера «Долги наши»)
Поиск слов
19 января 1924 года состоялась премьера спектакля и новости о «Лесе» стали распространяться по стране. Через три недели после того самого показа Каплер вернулся в родной Киев, где встретился со своими многочисленными друзьями. Они стали расспрашивать Каплера о московских новостях. Естественно, заговорили о "Лесе" и той самой мелодии, которая так его впечатлила. Среди гостей был поэт Павел Герман, молодой автор уже ряда известных песен. Его перу принадлежали и знаменитый "Авиамарш" (Всё выше, выше и выше...) и романсы, которые расходились большими тиражами («Дорогой длинною»). Герман предложил Каплеру наиграть эту мелодию на пианино, но у того ничего не получилось. Его выручила молодая девушка Ася, которая служила в театре Мейерхолида уборщицей. Она напела им вальс, а аккомпаниатор Дмитрий Колесаев подобрал на пианино нужную музыку. После чего сказал Герману: "Можешь сочинить слова?"
Как описывает дальше Каплер, молодой поэт-песенник ушёл в соседнюю комнату и через некоторое время вернулся. В руках он держал текст песни "Кирпичики", которым предстояло стать одним из главных шлягеров эпохи НЭПа.
На окраине где-то города,
Я в убогой семье родилась,
Горе мыкая, лет пятнадцати,
На кирпичный завод нанялась.
Текст "Кирпичиков" стал распространяться по стране. В Москве музыку к песне аранжировал Валентин Кручинин, музыкальный оформитель бродячего кабаре "Павлиний хвост". Именно здесь эта песня прозвучала в столице, которую тут же подхватили другие исполнители. Её пели в питейных заведениях, на эстраде, на её мотив куплетисты распевали свои новые юмористические экспромты. Дошло дело даже до экранизации. А в 1925 году в советский кинопрокат вышел одноимённый фильм "Кирпичики".
Премьера его состоялась в кинотеатре "Арс" на Тверской и сопровождалась песней на мотив тех же "Кирпичиков":
На окраине где-то города,
Где всегда непролазная грязь,
При кирпичики фильма новая,
В Межрабпроме Руси родилась,
В ней как в песенке вы увилите,
Как влюбился в Марусю Семен,
И Поповою, и Бакшеевым,
В ней наш подлинный быт отражен!
(из книги Глеба Скороходова "Тайны граммофона")
Фильм критика хвалила: «сама жизнь простых рабочих людей страстно осуждает трухлявую старину и агитирует за борьбу, революцию и светлое будущее» («Рабочий и театр», 1926, №3). Но саму песню «Кирпичики» критика приняла в штыки, особенно возмущалась Российская Ассоциация Пролетарских Музыкантов - РАПМ. В различных изданиях выходили острые статьи, в которых песню ругали за упаднические настроения, мещанство, когда стране нужны жизнеутверждающие и бодрые песни о строительстве нового мира.
Вальс Белейзона «Две собачки» канул бы в вечность; он уже был забыт, как всякий «дешевый вальс», но аранжировка этого вальса в руках Кручинина с приложенными к нему словами «Кирпичики», сразу же вызвала нужный рефлекс. Никому ненужная музыка была протащена под маркой «советских слов» в толщу рабочих и крестьянских масс. Она нашла себе дорогу в самые низы. Характерно, что для «Кирпичиков» была взята самая слабая часть вальса, построенная на убогом примитиве, совершенно не отражающем преподносимых слов и сюжета. Слушая музыку «Кирпичиков», вы отчетливо угадываете в самом себе упадочность,—сумму рефлексов, вызванных минорной пессимистической мелодией. (Александр Любимов, "Музыка на эстраде» / журнал Новый зритель, 1928. №33-34.)
Шум из-за критики вокруг «Кирпичиков» и подобных песен стал таким большим, что уже стали говорить как Мейехольд использовал мелодию «Кирпичиков» для своей постановки «Леса»! Причём обвинения выдвигала та же самая строгая пресса. В 1931 году, когда НЭП уже был закрыт, а РАПМ готовил реестр запрещённых песен, газета «Пролетарский музыкант» пишет, что используя мелодию некогда популярного вальса в своём спектакле, Мейерхольд таким образом пропагандирует неугодные «Кирпичики»! Хотя мелодия была выбрана им до того как появилась сама песня.
Успех за рубежом
Пока песня подвергалась нападкам в СССР, она получила широкую популярность среди русской эмиграции. Не смотря на то, что многие отвергали советский строй, песенки НЭПа со своим ренессансом жестоких романсов очень пришлись по вкусу многим исполнителям. Звезда дореволюционной эстрады Юрий Морфесси пополнял свой репертуар за счёт нового советского репертуара. Песня "Кирпичики" не стала исключением, только в своей версии Морфесси исполнял песню от лица мужчины, а действие перенёс в родную Одессу.
За Морфесси эту песню подтянули другие певцы-эмигранты, как правило это были женщины: Люба Весёлая, Алла Баянова, Маруся Сава. Вокруг "Кирпичиков" стала складываться слава новой популярной русской песни, наряду с "Очи чёрные", "Бубличками" и "Калинкой-малинкой", а её основной музыкальный мотив неоднократно переигрывали разные музыканты. Например, немецкий оркестр Ефима Шахмейстера записал "Кирпичики" в ритме модного тогда фокстрота.
Но самое оригинальное звучание песня получила в исполнении Фрэнка и Руби Конкин, которые спели её в стиле американского кантри. Они были популярными певцами среди других русских эмигрантов - духоборов, которые ещё до революции эмигрировали в Канаду. Здесь, на специальном лейбле "The Tovarischi" Фрэнк и Руби записали "Кирпичики" и множество других русских песен. Послушать их можно на сайте «Мир русской грамзаписи».