В тот вечер мать не пришла домой ночевать. Люба прождала её до двенадцати часов, а потом, распустив цепь Дика, чтобы пёс мог спокойно ходить по двору, легла спать.
Но сон не шёл к ней. Впервые за всё время после ухода отца из семьи, она поняла, что, если и мать «устроит» свою жизнь, ей дома места не будет. Тогда, говоря матери о новом мужчине для неё, она имела ввиду нормального, непьющего человека, а не такого собутыльника, как этот новый ухажёр матери.
И сейчас у неё была одна надежда - на Макаровну. Она решила завтра пойти к ней и рассказать, что произошло сегодня. И пусть хоть иногда ей страшно становится от одного взгляда старой женщины, это всё равно лучше, чем если ей придётся жить вместе с этим дядей Лёней под одной крышей.
Она вспомнила его ухмылку и вслух с горечью воскликнула:
- Я теперь как между двух огней, и что лучше, даже не знаю! И не с кем посоветоваться, всё самой решать...
Она покрутилась в постели, повздыхала и решила — с приходом такого отчима в дом ей точно ждать хорошего нечего. А вот Макаровна, хоть она иногда и внушала страх, помогла ей преодолеть неуверенность в себе, а это дорогого стоило.
Люба всегда страдала от излишней застенчивости, робости, а с уходом отца из семьи это усилилось. А теперь она другая — решительная и смелая, и это благодаря Макаровне. Да и что может ей сделать старая женщина, которая собирается вот-вот уйти на тот свет, как она сама говорит?!
От принятого решения стало легче на душе и она уснула.
Проснулась от чьего-то пристального взгляда. Не сразу сообразила, кто перед ней, но узнав, мигом соскочила с постели. В дверях стоял дядя Лёня и в упор разглядывал её. Она, ни слова не говоря, моментально открыла окно и выскочила во двор. Пробежав по ступенькам крыльца, зашла в чулан, где хранилось дедово ружьё. Быстро загнав патрон в ствол, побежала в свою комнату. Направив ружьё на мужчину, не успевшего выйти из её комнаты, яростно выкрикнула:
- Быстро вышел из нашего дома, а не то выстрелю!
Тот, ухмыляясь, процедил:
- Стрелять-то умеешь, дурочка?
Люба, стиснув зубы, подняла ружьё, направив его в потолок, нажала курок. Раздался выстрел, и на дядю Лёню посыпалась штукатурка.
Откуда-то прибежала испуганная Анна:
- Люба, ты чего делаешь?! Ты же убьёшь его!
Побелевший дядя Лёня рванул мимо неё в дверь с криком и матом:
- Да пошли вы, чокнутые!..
Люба повернулась к матери и яростно закричала:
- Ещё раз приведёшь домой какого-нибудь своего собутыльника, убью! Я тебя последний раз предупреждаю, ты меня поняла?!
Мать, ни слова не говоря, испуганно закивала.
Люба, всё ещё кипя от гнева и негодования, зашла в свою комнату, хлопнув дверью. Села на кровать, не выпуская ружья из рук.
Немного погодя заглянула мать и виновато спросила:
- Дочка, а ты чего это на него так, он приставал что ли к тебе?
Люба подняла голову:
- Уйди! Ещё раз приведёшь кого-нибудь, я не в потолок стрелять буду.
Анна всхлипнула:
- Да что ты делаешь, дочка, разве можно стрелять в живого человека, а вдруг и вправду застрелишь? Говорила я отцу, что зря он девчонку учит не женскому делу...
- Дед любил меня, вот и научил. Как знал, что мне пригодится, - отрезала Люба.
- Выкину я это проклятое ружьё, пока ты чего-нибудь не натворила.
- Только попробуй, - вскинулась Люба, - Тогда ты меня вообще не увидишь, уйду из дома, так и знай.
- Господи, - запричитала мать, выходя из комнаты, - Что с тобой творится? И всё это из-за этой проклятой старухи, плохо она на тебя влияет!
- Она - плохо?! Да я ей благодарна, что она мне показала, какой надо быть в жизни! Слышишь, не ты, а она, совершенно мне чужой человек.
Успокоившись, они молча занимались домашними делами. Люба начала чистить картошку, но неожиданно почувствовала, что Макаровна ждёт её. Бросив всё, она стала собираться к ней.
Анна недовольно сказала:
- Может, хотя бы картошку дочистишь, потом пойдёшь?
Люба буркнула:
- Я скоро, - и выскочила из дома.
Когда она зашла к Макаровне в дом, то увидела её сидевшей за столом с какими-то бумагами.
- Здравствуй, здравствуй, - неожиданно приветливо проговорила Макаровна, - Давай садись, я тебе кое-что покажу.
Люба села напротив неё, молча дожидаясь, что хотела ей показать Макаровна. Но она, даже не глядя на девушку, спросила:
- Ты почему сегодня такая взвинченная? Дома что-то произошло?
Люба вздохнула и тихо ответила:
- Да мать хахаля привела в дом...
- И что, ты ему показала, кто в доме хозяйка? - усмехнулась Макаровна.
- Ружьё достала и пообещала пристрелить.
Неожиданно Макаровна засмеялась:
- Ну, и правильно. Если сразу покажешь свою слабость, трудно потом доказывать, что ты сильная.
И Любу прорвало:
- Бабушка Макаровна, мать спивается, вот привела собутыльника утром, а он пришёл ко мне в комнату, когда я спала. Что мне оставалось? Я, правда, выстрелила в потолок, но пообещала, что в следующий раз пристрелю. Но ведь на самом деле я не смогу выстрелить в человека. Что мне делать, ума не приложу... - она заплакала, - Мать со своей пьянкой совсем ничего не соображает, водит в дом кого попало.
Макаровна зловеще усмехнулась:
- Ничего, я тебе помогу. Ты поможешь мне, а я — тебе.
- Да чем же я вам помогу, что могу я сделать, только вот полы помыть, да в доме убраться, - воскликнула Люба.
Макаровна положила бумаги в большую шкатулку, из которой она доставала кулон для Любы, закрыла её и, положив узловатую худую руку сверху, сказала:
- Здесь всё твоё будет. Потом посмотришь, когда меня не станет. Но ты должна быть рядом со мной в мои последние минуты.
Она посмотрела на Любу так, что у девушки мурашки пробежали по спине:
- Я вижу, ты ещё сомневаешься. Боишься меня?
- Я приду, обязательно приду, - твёрдо ответила Люба, - Обещаю, я уже это окончательно решила.
***
Продолжение следует...