Вторая часть.
Он проснулся и расчихался от острого запаха дыма, видимо, дядя жёг очередное гнездо.
Саня бросился к окну и закричал:
– Дядя Иван, я хотел осмотреть сено! На нём могли остаться нитки, волосы...
– Да я уж собрал их для тебя, – буркнул Матвеич. – Иди полюбуйся.
И он показал обрывок газеты.
Саня рассмотрел волосы – трёхцветные, в середине бурые, а на концах белёсые. И жёсткие, как щетина. Сохранились редкие пушинки подшерстка. "Всё же животное", – решил Саня, но выводом с дядей не поделился.
Потом Матвеич погнал племянника окучивать картошку на расчищенную деляночку в лесу. Саня, помахав тяпкой, навеки проклял вкусные корнеплоды, а также любимое картофельное пюре. Его покусали мошки, разнылась поясница, а руки налились тяжестью. Он подумал, что хуже ничего на свете быть не может.
Оказалось, что может. В саду нашли мёртвого Василия. Ружьишко валялось в стороне, на сером с синими губами лице застыла маска ужаса, а выпученные глаза с широким зрачком уже осваивали вездесущие мухи, копошась на засохших беловатых потёках то ли слёз, то ли пота.
Чуть в стороне от трупа ораторствовал сравнительно молодой мужчина:
– Я вам давно предлагаю с облавой идти! Помощи от ментов не дождёшься! Кому нужны дачники, которые спины гнут и вместо урожая получают пшик? Да ещё и мрут во цвете лет и сил! Облава, и только! Не поддержите – помирайте!
– Нужно подумать, – сказал Матвеич. – Ну, поймаем тварь, а дальше что? Рядком спать уляжемся? Ты, Пётр, прав в одном – действовать нужно срочно.
Пётр обернулся, глянул на Саню и гаркнул:
– Молодь, марш по избам! Здесь у нас до приезда скорой и ментов чисто мужской разговор.
И только сейчас Саня заметил рыженькую кудрявую симпатюлю в сарафанчике, как две капли воды похожую на Петра.
Девчонка улыбнулась Сане и пошла к калитке. Саня, как сомнамбула, двинулся за ней. За забором девчонка обернулась, сверкнув на Саню синими, точно море, глазами. Саня представился:
– Александр Плешков, студент второго курса ВСХА.
Приврал, конечно. Для того, чтобы стать второкурсником, ему нужно было сдать паразитологию.
– Ой, а я у вас на новогоднем вечере была! Меня Катей зовут, учусь в юридическом колледже, – ответила симпатюля. – А пошли ко мне чай пить с блинами?
Саня порозовел, как поздний пион, и забыл про окученную картошку, паразитов, тварь и труп в саду.
Оказалось, что отец Кати купил тридцать соток с домом, огородом и садом ещё пять лет назад. И с тех пор она каждое лето здесь. В курсе всех ушкуйских тайн и даже имеет насчёт них своё мнение.
– Считаю, кто-то пакостит из соседнего города, хоть он и в четырёх часах езды на поезде. Земли здесь дешевле некуда. И у городских есть мотив: снизить их до плинтуса. А потом скупить, – сказала Катя, расставляя по столу вазочки-розетки с мёдом и разными видами варенья. – Ну не за овощами же сюда они приезжают.
Саня засмотрелся на Катю и ничего не сказал: нельзя девушке с такими «морскими» глазами прозаически возразить, что у городских нет резона ночевать в дядином хлеву с поросятами, нарядившись в шкуры каких-то животных.
Наконец он выдавил из себя: «А я думаю, что это зверь...».
– Не скажи! – возмутилась Катя. – У зверей одни и те же повадки. А тут мы имеем разные способы действия: собак одурманить, яблони обтрясти, морковь украсть, грядки перерыть, людей до смерти напугать. Повторяющиеся действия, между прочим. А как это называется? Почерк преступника!
– А разве зверь не может любить яблоки и морковь, пугать людей? И смотри: собаки ведут себя так, будто чуют себе подобного. Вот ваша собака вчера воображала себя щенком?
Катя кивнула и добавила:
– Люди давно заметили, что перед такими играми со стороны горы раздаётся вой. Говорят, что это Шалая зовёт нерождённых детёнышей. Слышал про Шалую? Вот….
– «Собачка из ниоткуда», – повторил Саня дядины слова и помолчал, вновь переживая укол жалости из-за судьбы несчастной Шалой, одинокой и понапрасну сгубленной.
– Но её вой может быть ни при чём. Лучше вспомни странный сон, в который впадают люди. Разве не напоминает, к примеру, воздействие гипнотического взгляда змеи? – вдруг завёлся он.
Ему почему-то стало важно одержать верх в споре.
– Ха! А ещё студент сельхозакадемии! – обидно засмеялась Катя. – Не взгляд, а шевеление раздвоенного языка! Ты ещё многого не знаешь! Ну подумай: может ли зверь собрать за ночь все огородные пугала, утащить их в лес, расставить кругом? Да-да... Я с нашим алабаем Греем давно гуляю по лесу, хоть папа и не знает. Наткнулась на такую полянку.
Мозг Сани моментально перезагрузился. Мелькнуло нечто знакомое, читанное совсем не в учебниках... Вспомнить помешали «морские» Катины глаза и желание продолжить общение с ней.
– Далеко эта поляна? Пойдём-ка туда, – сказал Саня как можно равнодушнее.
Он просто побоялся отказа.
– А пойдём! – весело откликнулась Катя и позвала алабая: – Грей! Гулять! Лес!
И переобулась в сапоги. А свои Саня так и не успел снять после картошки.
Поляну они отыскали совсем не скоро. Из-за Грея, здоровенного добродушного алабая необычного окраса.
Ребята вошли в подлесок, весело препираясь по поводу способности животных к гипнозу, в том числе человека. Вдруг Грей заскулил, выводя тонюсенькие рулады, словно щенок.
– Ты чего, Греюшка? – Катя протянула руку к псу, чтобы погладить.
А Сане показалось, что в зарослях черёмух мелькнула другая собака. Наверное, Шалая… Кто бы другой заставил могучего пса припасть к земле и поползти в сторону густо сплетённых кустов?
Катя хотела остановить собаку, но Грей подскочил и с тявканьем бросился в гущу ветвей. Саня ринулся следом, однако запнулся о выступавший корень и шлёпнулся на землю. Когда он поднялся, подлеска уже не было….
Вокруг возвышались мрачно-зелёные ели, дыбом стоявший бурелом словно бы грозил: «Не подходи, переломаешь ноги». В просветах между опахалами мощных ветвей чернели сухие папоротники и пучки хилой травы.
Саня удивлённо закрутил головой, но тут же сжал её руками. В виски саданул невиданный приступ боли. А сердце уже заплясало чечётку, ноги сделались ватными. Снова паника… а дяди нет рядом.
Саня ощутил ещё более сильный страх, чем вчера, настоящий ужас. Непонятный преследователь всё же настиг его, из этого проклятого места ему уже не выбраться живым!.. Грудь перепоясала жуткая боль. Ещё миг таких страданий, и Саня свалится на землю. Может, его найдут охотники, а может, он так и останется гнить здесь.
И он уже был готов сдаться, потому что всякая борьба бессмысленна… Однако он в лесу не один, с ним хрупкая девчонка с глазами морской сини. Где она? Саня представил распростёртую на земле Катю, её мёртвое лицо и копошащийся на нём гнус.
Он вопреки всему попробовал стряхнуть оцепенение, вздохнуть глубже, чтобы успокоилась боль в груди. Не ради себя, ради Кати.
И тут боль и ужас отпустили его так же внезапно, как и настигли. Саня опустился на колени, давая себе передышку перед тем, как броситься на поиски спутницы.
– Ты чего землю разглядываешь? – раздался над ним голос. – След нашёл, что ли?
Саня поднял глаза: перед ним стояли хозяйка Грея и пёс, виновато пустивший голову.
– Ты где была? – спросил тихо Саня, едва шевеля губами.
– Грея ловила в кустах. Мошка его укусила, что ли, – ответила Катя. – Здесь недалеко болота, оттуда гнус налетает.
– А где… – Саня повертел головой, рассматривая подлесок, начинавшийся за ним бор.
– Что – где? – не поняла Катя.
– Да так, ничего, – признался Саня. – Упал я, наверное, сотрясение получил.
По взгляду девушки он понял, что признание в каких-то слабостях в Ушкуйке доблестью не считается.
Они двинулись дальше – сердитая Катя и виноватые Саня с Греем.
«Если бы она знала, на что я готов был ради неё», – подумал Саня, всё же осматривая внимательно землю под ногами.
Вскоре он заметил сброшенную змеиную шкуру, затем ещё несколько. Предупредил Катю об опасности, но она отмахнулась:
– Скоро будем на месте. Да, тут полно змей. Но они почему-то водятся только вокруг поляны. Там, где пугала, их нет.
«Змеи охраняют это место», – подумал Саня, но промолчал.
Как бы не опозориться ещё раз перед этой всезнайкой. Но всё же невольно вздрогнул, когда за стволами деревьев замаячили высокие фигуры в тряпье. Такие привычны на огородах и полях. А вот в лесу… Санино воображение тут же создало картинки: вот кто-то, нарядившись пугалом, охотится на него; убегает вниз по горе, заслышав собачий лай… А может, не нарядившись. Может, это и было пугало. И полностью оправдывало значение слова, которым прозывалось: кошмарило дачников до смерти.
За пугалами кто-то ухаживал: покосившиеся крестовины были подвязаны прутиками из ив, шапки и кепки примотаны ими же к шестам. Саня попинал траву возле нескольких и удивился: тряпичных обитателей поляны кто-то «подкармливал» сгнившими овощами. Нашлись и яичные скорлупки, почти свежие морковные хвостики и кругляши редиса, украденного у покойного Васильича.
В центре поляны земля оказалась взрытой. Саня поднял палку и потыкал влажные комья. Она глубоко ушла в землю, точно провалилась.
– Ну, что скажешь? – весело спросила Катя. – А здесь даже хорошо: ни мошки, ни слепней.
Саня посмотрел на неё испытующе: стоит ли доверять девчонке свои подозрения? А потом решился:
– Разбойничает в посёлке не кто-то из городских. У незнакомца связь со всеми животными. И скотина, и собаки, даже змеи и всякий гнус его любят.
– Ты по-прежнему настаиваешь, что это зверь? – ехидно спросила Катя, оглядев ещё раз пугала.
– Нет, не зверь. Но кто-то очень похожий на него. Он спит в хлеву и оставляет волосы и пух. Совсем не человеческие. Но, с другой стороны, совершает какие-то ритуальные действия, как человек. Пугала для него всё равно что другие особи. Возможно, навсегда утерянные члены племени. День проводит под землёй, причём маскирует убежище в меру своего понимания.
– Кто же это? – серьёзно, даже с опаской спросила Катя.
– Ты только не смейся. Постарайся понять: в мире много мест, где на человека накатывает ужас. Об этом я говорил с дядей. И недавно вспомнил мифологию. Слышала про Пана, бога пастухов и лесов? Кто знает, может, в легендах древних была доля правды. И есть некий дух этого леса. Ну… ещё пальцем у виска покрути. Но прежде вспомни обо всех погибших людях и пребывающих во здравии животных вместе со сгоревшей Шалой, – сказал Саня.
– Ты считаешь, что всё это, – и Катя обвела круг из чучел рукой, – сделал древнегреческий бог?
– Нет, это сделал тот, в кого воплотился бог. И необязательно древнегреческий. У каждого народа леса, горы, реки наделены хозяевами просторов, – парировал Саня. – Может, это животное. Может, потерявший разум человек.
Катя хмыкнула, но не издевательски, а недоверчиво.
– И сейчас он здесь. – Саня палкой указал на взрытую землю. – Отсиживается, пережидает жару. А ночью придёт в посёлок.
Катя раскрыла рот, но не закричала. Бросилась с поляны прочь. Саня и Грей ринулись за ней.
Саня оглянулся на бегу, и ему почудилось, что взрытая земля зашевелилась.
А с темнотой мужики вышли на облаву. Те, у кого были ружья, обходя посёлок, палили в сторону леса. Безоружные стучали в чугунки или сковородки.
Саня сидел за учебниками и не мог увидеть ни одной буквы. Он ничего не рассказал дяде. Скорее всего, зря. Воплощения богов смертны, как и всё живое на земле. Они нуждаются в пище, отдыхе. И могут пострадать от действий людей. Ещё волновали вопросы: отчего же существо пощадило его самого? Почему не трогало дядю? Да, животные были Саниной страстью. Увы, мамино здоровье не позволяло устроить в доме ни "зоопарк", ни "госпиталь". Да и Иван Матвеич заядлым охотником не был, несмотря на то, что имел ружьё. Здесь крылась нестыковка в Саниных размышлениях.
Вдруг среди удаляющейся какофонии облавы раздался отчаянный собачий вой. Псы голосили так, будто прощались с жизнью. Развизжались поросята, коровы трубно замычали.
– Существо ранили или убили случайным выстрелом, – отчего-то подумал Саня.
Затрещал крепкий дядин забор, послышался удар чьей-то туши о землю.
«О нет! – мысленно завопил Саня.
Он был не готов встретиться с существом лицом к лицу.
У двери заскулила собака. Или две, три – Сане было не до этого. Псы – ерунда. Чего не скажешь о существе. Вот почему всё плохое тут же сбывается?
Раздались сильные шлепки по оконному стеклу. Саня вздрогнул и замер. Потом всё же на ватных ногах подошёл к окну и приоткрыл плотную занавеску. Увидел лишь кровавые отпечатки громадных ладоней. Когти оставили на стекле длинные багровые полоски.
«Бориски» в хлеву замолчали, но стали дружно похрюкивать. И снова разразились визгом, будто их не кормили три дня.
«Существо пошло туда, где ему было так комфортно отдыхать рядом с "друзьями"», – подумал Саня. – Но ничего, закончится облава, дядя вернётся и разберётся с раненой тварью. И неожиданно пришла в голову мысль:
Больно... очень больно... нет сил... пора умирать...
Саня, как заворожённый, отпер дверь, вышел на веранду. Темнота корчилась от чьей-то боли, непонимания, готовности к смерти...
«Это существо мучится, оно нуждается в помощи человека. В убежище нуждается, в лечении. Оно явно не поняло, за что его убивали», – подумал Саня и направился к хлеву. Ему больше не было страшно, он знал: существо не тронет его. Он и раньше никого не трогало из людей. Просто не могло догадаться, что только его вид может убить тех, среди которых оно поселилось.
Саня включил рубильник на стене хлева и осторожно заглянул внутрь. «Бориски» столпились возле какой-то туши, гораздо больше их упитанных тел, похрюкивали, толкались.
Саня растолкал подсвинков, нагнулся над лежавшим и вздрогнул не от страшных окровавленных ран, а от взгляда совершенно белых, слепых глаз. Понятно, это существо было ночным. Белки в алых прожилках уставились в низкий потолок хлева, громадные лапы схватились за обломок дядиного забора, торчавшего из вздутого брюха с вполне человеческим пупком. Короткие мускулистые ноги с огромными когтистыми ступнями дрожали от невыносимой боли. На плечах -- дырявая шкура какого-то животного. Башенный череп разбит. Чудовищные лопоухие уши пульсировали закрытыми слуховыми ходами. Из оскаленного рта сочилась сукровица. С одной стороны – зверь из-за уродств, с другой – человек из-за анатомического соответствия виду сапиенсов. Зверочеловек.
«Больно... очень больно... нужно уходить... сил нет... помощь... где же помощь...
Заснуть... нельзя заснуть... помоги...» – сверлила мозг чужая мысль.
Саня, учившийся кое-как и прогуливавший практику, решился на отчаянный шаг. Ему стало всё равно, что скажут дядя и жители Ушкуйки. Этот зверочеловек пришёл к нему за помощью, и он её получит. Саня сбегал в дом, нашёл ножницы, бутылку самогона, иголки с нитками, прихватил чистые простыни. Где уж было знать ему, как удалять обломок, шить кожу, обрабатывать раны... Но он это сделает!
Саня опёрся ногой в исполинскую ляжку, всю в синяках и ссадинах, и рванул обломок. Сразу же вылезла тёмная петля кишки. Саня вправил её и кое-как большими стежками ушил рану. Обмотал вздутое пузо простынями.
Зверочеловек затих.
«Оставить меня... оставить... уйду...» – снова ударило в виски.
Саня вышел из хлева, глянув на «борисок», которые привалились к телу зверочеловека боками. Они собирались спать. «Значит, всё в порядке», – подумал Саня.
Мужики всю ночь отмечали облаву, и дядя вернулся только к утру. Он внимательно оглядел хозяйство, засохшую бурую лужу в хлеву, кровавый след на стекле, дрыхнувшего без задних ног племянника и по обыкновению никому ничего не рассказал.
Саня и Катя, которой будущий ветеринар доверил ушкуйскую тайну, понапрасну исходили все доступные леса в поисках нового логова зверочеловека или его тела. На поляне пугала повалились от дождей и ветров, взрытая земля поросла травкой.
А однажды ребята там пережили настоящий шок.
Саня и Катя почему-то решили поправить чучела. Сначала заново вкопали древки, Саня укрепил крестовины. Грей тоже помогал – кружил по поляне и никуда не убегал. Внезапно он заскулил, поджал хвост и почему-то спрятался за Саню.
– Грей, что с тобой? – спросила Катя, делая шаг к псу.
Алабай попятился. Саня и Катя обернулись.
К ним приближалась Шалая. Точнее, то, что осталось от Шалой.
На собачьем остове обвисала шкура, вконец облысевшая. Обтянутый кожей в язвинах череп скалился пастью с громадными тёмными клыками. Из пустых провалов глазниц вылетал таёжный гнус. Чёрный и сморщенный язык тряпкой вываливался из челюстей.
Саня выступил вперёд, заслоняя собой Катю и алабая, медленно нагнулся, поднимая палку.
– Брысь, Шалая! – властно сказал он, хотя боялся отчаянно.
А вдруг эта пропастина набросится на них? Кто знает, какая зараза таится на её выщербленных клыках. И потом, как объясняться в больнице – нас покусала дохлая собака?
Но собачьи останки продолжили медленное наступление.
Тут Саня размахнулся, но его рука застыла в воздухе. Завалившись набок, Шалая вытянула шею и выдвинула нижнюю челюсть. Было такое впечатление, что дохлятина собралась завыть. Понятно, это ей не удалось. Зато вовсю постарался Грей.
– Саня, она не напасть хочет, а позвать нас за собой! – сказала Катя.
Очень медленно, щёлкая костями, Шалая поднялась, развернулась и, по-прежнему норовя завалиться набок, на «деревянных» лапах поплелась куда-то. Грей стал напрыгивать то на хозяйку, то на Саню: ну что же вы стоите, идёмте скорей!
Ребята пошли за ней.
Но дойти до какой-то цели не удалось: Шалая упала на землю и больше не поднялась. Саня рассмотрел труп: сквозь дыры в шкуре между рёбер поднялась травка. Вот же чёрт, по виду останки провалялись здесь не меньше двух недель! Они кишмя кишели опарышами. Тогда как удалось Шалой добраться до них и не глюки ли то, чему они только что стали свидетелями?
– Пойдём в этом направлении, – решила Катя, а Саня не стал спорить, он и сам так думал.
Примерно через двадцать метров в одном овражке они нашли кучу земли и рядом – следы собак, копытных животных и, кажется, даже медведей. Над могилой кружились шершни и осы. Они в передних лапках носили частички земли, садились на кучу и улетали за новой землёй.
Катя даже всплакнула над участью зверочеловека.
Потом пришло время горячих дебатов, когда друзья ссорились и объявляли друг другу, что эта размолвка на всю жизнь. Катя полагала, что зверочеловек, как и говорят предания разных народов, был сыном духа или бога от смертной женщины. Саня, забыв, что он первым ударился в мифологию, утверждал, что существо было продуктом генной инженерии. Он прошерстил интернет на эту тему, но пришёл к выводу, что ни один НИИ области не мог вести опытов по созданию подобных существ. И государству не было выгоды заниматься этим. Если только какому-нибудь богатею захотелось позабавиться в частной лаборатории... А потом или игрушка надоела, или толстосум разорился. А может, человеческая натура взяла верх над звериными повадками. И зверочеловек ненадолго вырвался на свободу.
– А как же это существо... то есть зверочеловек научился внушать людям мысли и страх? – спросила Катя.
– Науке пока неизвестны возможности сознания, запертого в изуродованном теле без органов чувств, кроме обоняния, – важно ответил Саня. – Может, нам довелось увидеть только часть их.
После возвращения он вгрызся в учёбу, как голодная собака в кость. Его не оставляла ещё одна проблема: что значили для зверочеловека пугала? Может, это инстинкт тяги к себе подобным? Тогда у этого существа можно поучиться некоторым людям.
Дядя Иван Матвеич почему-то распродал кур и «борисок». А весной прислал племяннику письмо. Он зазывал его на каникулы. Оказывается, в Боголюбке, которая находилась в ста километрах от Ушкуйки, произошли странные события. Вроде объявился охотник, пропавший десять лет назад. Многие его видели, но он на контакт не шёл. По необычному совпадению, на частной звероферме резко возросла смертность работников. Это было странно, подозрительно и пугающе. А полиция, как и в Ушкуйке, оказалась бессильной.
