Лапки прошлись по клавиатуре, монитор ноутбука снова засветился. Разноцветные рыбки засновали между виртуальными пузырьками. Надя обернулась. Точно так же ровно год назад от случайного прикосновения засветился не только экран, но и киноплёнка всей её упорядоченной жизни. Буквы запрыгали и стали складываться в слова и предложения. Комната поплыла. Надежда сглотнула подступающую к горлу тошноту и прочла всё сообщение. Потом ещё раз. Мысли прилипли к экрану монитора.
Кофейня "Встреча", 18.30.
Она перечитала расплывающиеся слова ещё раз. Название дурацкое, пошлое какое-то — встреча.
Когда это случилось? Как давно? Как я могла не заметить? Гад. Со мной так нельзя.
Она открыла форточку, холодный январский воздух ударил в разгорячённое влажное лицо и обжигающими снежинками вернул к реальности.
Без пяти шесть Надежда уже сидела в кофейне за резной ширмой. Знобило. Укутавшись в шарф, она цедила мартини сквозь едва разжатые зубы и пыталась рассуждать логически:
— Восемнадцать лет живём. Сын. Он лучше не найдёт. Он меня любит. Любил. Я точно помню. Перебесится. Естественно, она молодая. Ну, понятно. Пройдёт.
Мы с ним почти ровесники, я даже моложе на пару лет. Спокойно, Надь. Ничего, такое случается. Но почему со мной?
Ей не хватало воздуха, она попросила официанта приоткрыть форточку.
Загуглила "почему загулял муж в 45". Кризис. Что делать? Отбить? Глупо. Как там говорят, космы повыдергать? Неинтеллигентно. Убить. Смешно. Её? Его? Самой? С чего бы? Чтоб жалел? Мелодрама, пошлость, кино. И что мне от этого? Надо поговорить с ней. Он не подарок, ну зачем он ей? Доверчивый. Увлекли, запутали. Нет, это мой крест. Он без меня не может.
Легкомысленно брякнул входной колокольчик, и вошла девчонка. Симпатичная. Пустышка. Блондинка, волосы да, красивые.
К девушке навстречу поднялся молодой парень. Обнял, помог снять пуховик. Куст в мелкую розочку вручил.
"Хорошие ребята. Глаза умные, приятные лица", —
Надя подозвала официанта и заказала ещё бокал.
На украшенной к сегодняшнему сочельнику двери кафе снова весело звякнул колокольчик. С мороза вошла женщина. Топнула пару раз, скинув снег с обуви на коврик у входа. Оглядела зал, ища глазами кого-то. Стряхнула снег с пушистого меха, прошла в самый дальний угол и повесила палантин на кресло. Сняла пальто.
Села. Поправила серебряную заколку, с трудом сдерживающую убранные назад волосы с едва поблёскивающей в тон заколке проседью. Подошёл официант и сразу вернулся за барную стойку. Женщина кого-то искала. Надежду она привлекла своим растерянным и заинтересованным взглядом.
— Наверное, тоже ждёт кого-то. А, может, и она в такой же ситуации, — представила, посочувствовала. Эта женщина, или второй бокал мартини, но Надя отвлеклась от своих тревожных мыслей.
Взглянула на руку, электронное табло умных часов высветило 18.32. Надежда заказала кофе и решила, что у мужа блажь переходного среднего возраста. Подумала — надо действовать, ещё можно всё исправить.
Именно в этот момент предательски брякнул колокольчик, и на пороге кофейни появился мужчина. До мелочей знакомый и совсем неизвестный. В нём, невысоком и немолодом, откуда-то взялись незнакомые расправленные плечи, мальчишеское озорство в морщинах возле глаз, и даже седина в волосах будто радовалась преображению хозяина. В представлении Нади адюльтер выглядел как-то иначе. Точно по-другому, она даже не хотела думать как. Мужчина светился. Если б не увидела это своими глазами, не поверила бы. С этой глупой сияющей улыбкой он прошёл через весь длинный зал и направился к той самой серебряной заколке.
Та женщина закрывала глаза, будто прислушивалась к себе. Негустые длинные ресницы на время прикрывали сияние. Уголки её губ дрожали в улыбке. Так случалось каждый раз, когда он как бы случайно прикасался к ней — возвращая зацепившуюся за ресницы прядь волос обратно в причёску или поглаживая морщинки на сгибе её пальцев. Она не спешила открывать глаза. Хотя со стороны это были лишь какие-то секунды, Надежде показалось, для женщины в эти моменты время зависало и растягивалось словно резиновый шарик, медленно наполняющийся водой. Казалось, она напитывалась тёплым дыханием мужчины через его взгляд и его пальцы. Он же рассматривал её лицо и руки, словно знал их давно, всегда знал, хотя увидел, судя по сообщению в ноутбуке, всего лишь неделю назад.
Для Нади же каждая минута казалась вечностью. Она засмотрелась на эту притягательную пару. Это ужасно, но она не могла оторваться от созерцания трепетной нежности, которую всегда считала компонентом сопливых бабских мелодрам. Но именно между этими двумя немолодыми мужчиной и женщиной, их взглядами, молчанием и будто бы даже безнадежностью она почувствовала ту юношескую, почти шекспировскую чистую, даже детскую неслучившуюся любовь.
Чёрт побери, это было красиво и трогательно.
Полгода назад Наташка, школьная подруга, она же психотерапевт, вынесла ей неутешительный диагноз:
"Нет ни миллиметра пространства, куда бы ты могла впустить мужчину. Прости меня, конечно, неебабельная ты, как в кино, понимаешь? Вот ты всем своим видом демонстрируешь лёгкость, а это видимость одна. Надь, это считывается же, а сама застёгнута на все пуговицы. И даже сама себе в этом ни за что не признаешься. Да потому что так тебе спокойнее. И дело не в мужчине рядом, а в тебе. Я с людьми работаю, поверь, редко кто замечает эту связь: всем и всему нужно пространство. Вот мы стараемся, чтоб не было пустоты, осуждаем это. А до краёв заполненная женщина всегда в состоянии тотального контроля. Всегда. Ведь пустота непозволительна, она рождает хаос, который может обернуться болью. Ты же придумала свой идеальный мир и думаешь, что на всё влияешь, всё под контролем, ты в безопасности". Тогда она на подругу обиделась и стала избегать общения.
Мужчина и женщина смотрели в окно сквозь густой снег на свет уличного фонаря, как на рождественское чудо. Снежинки кружились в танце морозного воздуха. Человеческими руками такого не создать. Как и любовь. Наде нравилась неторопливость в скромных ласках этих двух немолодых возлюбленных. И если бы этот мужчина не был её мужем, она бы могла порадоваться за пару. Но это был муж, смотревший полными тоски и нежности на абсолютно постороннюю женщину.
Оставаться здесь не было смысла.
Надежда увидела в этой паре то, о чём неоднократно читала в книгах. Будучи женщиной неглупой, она к своему сожалению, всё поняла. Нельзя спасти то, чего нет, а, может, и не было. Но можно спасти отношения. Она расплатилась по счёту и, не опасаясь быть замеченной, взяла пуховик в руки и вышла на мороз. Снежинки тут же вонзились острыми иголками, лицом к лицу столкнув с новой реальностью. Она обернулась на столик в окне. Две соединенные руки мужчины и женщины стали одной. Горло сдавила удушающая зависть. Надежда отвернулась и пошла, хватая холодный воздух открытым ртом. Новый порыв колючего январского ветра окончательно унёс все её иллюзии. На ходу надев пуховик, наглухо застегнула молнию, натянула капюшон, и пошла жить, намотав вокруг шеи колючий шарф.
Люди в окнах готовились праздновать Рождество. Семьи, полные новых надежд, дарили подарки и угощались. В новую жизнь шла и Надя. К подъезду она пришла с сугробом на капюшоне, ведя внутренний диалог с мужем, прикидывая, как всё объяснить сыну. Пока искала в сумке ключи от домофона, под ногами раздался почти бесшумный писк. Долго вглядываясь, Надежда увидела на снегу белого котёнка.
— Снежок, ты опять голодный? Ты посмотри на себя, за год пухляком стал. Слезь со стола, кис-кис, Снежок, на. А ты куда?
— Мам, я к отцу зайду, потом с парнями встречусь. Через пару часов вернусь. Вы с тётей Наташей тут не очень наотмечайтесь, ок.
Входная дверь хлопнула, из коридора потянуло прохладой.
Снежок спрыгнул на пол, потёрся о ногу хозяйки, благодарно мяукнул и побежал к миске с рыбным паштетом.