1. «Для философа есть два вида консеквентности: (1) последовательная верность своим идеям и (2) последовательная верность их воплощению. Критерий первой есть совпадение ума философа с идеями. Критерий второй есть совпадение творения с идеей замысла. Никакой любви к идеологическому отуземливанию и риторической профанации идей или к не совсем подходящему исполнителю воплощения идей ни в каком случае не требуется. Вся сила такой безыдейной любви философа — от его человеческой слабости. Эмпирическую слабость животной природы Homo sapiens sapiens следует отличать от чистой, — ещё никак не воплощённой ни в Мартина Хайдеггера, ни в Фридриха Вильгельма Ницше, ни в какую другую алмазную или золотушную Заратуштру, — идеи философа».
Это мною писано 2020.05.11 в заметке со сходным названием «4455. ФИЛОСОФ И ВЛАСТЬ...». Есть повод вернуться к данной теме. Ибо к философам Института Философии Российской Академии наук ширнармассы надысь предъявили требования быть с народом, быть со страной, быть с государством в то время, когда что называется «Капиталистическое Отечество в опасности!»
2. Если всё же обращаться к туземной эмпиричности, то стоит сказать, что большинство катедер-философов — более стояки за кафедрой, чем философы-стоики. То есть у них нет никаких идей, которым они готовы быть верны и консеквентны, зато присутствие при кафедре оплачиваемо, что для них крайне важно. В этом случае проблема отношения идеи и эмпирии бытия философа решается просто: что велят хозяева, то и будет учёный раб вещать с кафедры.
3. Тут в качестве символического казуса весьма характерна супружеская пара Пиамы Павловны Гайденко и Юрия Николаевича Давыдова. Последний всю жизнь критиковал Франкфуртскую школу, а под конец жизни почувствовал «больше социализма» и стал уже не критиком, а полупроводником идей Франкфуртской школы. Полупроводником — потому, что франкфуртцы по-русски в изложении Ю. Н. Давыдова нафиг никому не нужны, когда имеются и переводы, и оригиналы их литературной продукции, которые русскому человеку не нужны чуть менее, чем сам мэтр Ю. Н. Давыдов с его литературной требухой. Женская половина этой супружеской пары была существенно умнее мужской, поэтому всем излагаемым ею идеям хранила объективистскую верность: старательно или не очень их излагая, была совершенно к ним безразлична. Так было с изложением Иоганна Готлиба Фихте, так было и с изложением других. Беда или счастье такой позиции «этой дамы» в том, что в ней, позиции, нет философии и собственно философа, каковая философия и философ реализуется в отношении Я и не-Я и без личностного Standpunkt’а, то есть собственно Я, как бы эмпирически-телесно или возвышенно-трансценденталистски это Я ни понимать, не существует. То есть П. П. Гайденко воплотила в жизнь идеал катедер-философии: излагать чужую философию без своей философии и не будучи самой философом. Что-то вроде определения Украины одним комментатором YouTube: «Украина — это страна, в которой люди без совести объясняют людям без штанов, как здорово жить без памяти».
4. Чуть более сложно обстоит дело тогда, когда идеи у философа всё же имеются.
(1) Если философ живёт в обществе и свободен от общения с властью или любым иным хозяином средств существования, то всё в порядке: философ «землю попашет, попишет стихи...»
(2) Если же связь с держателем акций бытия всё же имеется, тут необходима свободная конвенция философа и государственной власти или тот или иной компромисс философа с властью. И в этом случае совсем не исключено, что власть от присущей ей придури или от тонкого изощрения ума потребует от философа обслуживания её идеологических проблем.
(2.1) Если такое обслуживание власти совместимо с идеями самого философа, он это сделает, сделает, возможно, не без таланта, а то и с блеском.
(2.2) Если не совместимо, но всё же делать будет, держа философскую фигу в философском кармане, то он в этом деле философской пропаганды перестаёт быть философом, а фига с карманом перестают быть философскими, каковыми, впрочем, никогда и не были.
(2.3) Если не совместимо и ничего подобного философ делать не будет, тогда ему остаётся лишь отправиться на Елисейские поля блаженства или заливные луга свободы и на последних косить, как Ясь, конюшину.
5. Нет ничего чудовищного в требовании всенародного невежества к наполнителям своими телами сотрудникам Института философии Российской Академии наук во время Специальной военной операции идеологически окучивать и культивировать минные и мирные поля страны.
Тут даже не о чем думать. Давно пора философам ИФРАН не думать, а трясти. Случай, когда Марина Дэвовна Лошак, свеженазначенная в своё время на директорство Государственного Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, оттяпала здание Института философии на Волхонке, д. 14, под свои нужды, а директор ИФРАН Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов при этом только кланялся и извинялся, и лишь сотрудники более низкого ранга вслух сдержанно кряхтели и про себя очень недовольно бубнили, показателен тем, что если уж не трясти то, что велят, то трястись от страха катедер-философу совершенно необходимо. Тем паче — этику А. А. Гусейнову.
2024.01.18.