Марина с едва сдерживаемой улыбкой наблюдала за мужчиной, сидевшим напротив нее за столиком. Анатолий комкал в руке салфетку, что-то невнятное бормотал себе под нос, а на лбу у него выступила испарина.
«Надо же, какой хилый попался!», - усмехнулась про себя Марина, а сама продолжила внимательно наблюдать за мужчиной. Ей было не привыкать видеть вот эти виноватые лица, слушать глупые, а порой совсем идиотские слова оправданий, что-то придумывать на ходу, а потом путаться в собственной лжи.
Отношения с Анатолием были непродолжительными: от силы пару месяцев они пытались что-то склеить, как-то найти точку соприкосновения и создать хотя бы видимость отношений, похожих на романтические. Нет, снова ничего не вышло, очередная промашка.
И вот сидит сорокалетний мужчина, заместитель какого-то крупного управленца, краснеет и бледнеет, комкая в руках несчастную ресторанную салфетку, а сам и двух слов связать не может.
- Толик, может быть, ты хоть что-то скажешь? – спросила Марина, а тот даже вздрогнул от неожиданности. Затравленно посмотрел на собеседницу, неуверенно мотнул головой.
- Так я… В общем, Марин, - его слова были похожи на лопотанье маленького ребенка, едва научившегося разговаривать, а лысина еще больше делала его похожим на ребенка. Эдакий сорокалетний недозрелый пацан, оказавшийся один на один со строгой училкой.
- Ты куда-то уезжаешь? У тебя дела? Проблемы какие-то возникли? – уточнила Марина, а потом увидела на лице Анатолия невероятное облегчение. Ну, конечно же! Она сама помогла ему найти выход из положения.
- Командировка, - выпалил он и вытер уже заметно помятой салфеткой свой лоб, - на два месяца. В Москву меня отправляют.
Марина улыбнулась. Пусть будет командировка, на этот раз в Москву. Год назад про отъезд на Дальний Восток и уход за больной матерью ей соврал Геннадий, которого Марина встретила спустя месяц в соседнем супермаркете. До Геннадия был Петр, у которого была диагностирована болезнь, лечить которую следовало непременно в Израиле. Только вот абсолютно здорового Петра рядом с какой-то пышногрудой блондинкой Марина встретила ровно через две недели после его слезного признания о неизлечимой болезни.
Это была закономерность, поэтому неожиданным признание Анатолия не стало. Его мягкотелость и неуверенность в себе выглядели смешно, когда он с облегчением говорил про командировку. Видимо, идя на прощальное свидание с Мариной, мужчина так и не придумал повода, из-за которого им нужно было расстаться. Но расставание было неизбежным, и Марина лишь слегка ему помогла.
Мужчины из ее жизни исчезали, как только она заговаривала о серьезных намерениях. Поначалу ни к чему необязывающие и легкие, эти отношения вдруг превращались в опасность для мужской свободы, а не каждый мужчина был готов этой свободой пожертвовать.
У Марины был ребенок, а еще она была самодостаточной и уверенной в себе женщиной, поэтому не могла позволить себе тратить время впустую. Каждый мужчина, отношения с которыми продолжались более двух месяцев, подлежали обязательной проверке, как правило, оканчивающейся разрывом.
- Ты хочешь детей? – спрашивала Марина, и ее голос звучал как ни в чем не бывало. – Задумывался ли ты о том, чтобы создать семью, жениться?
Эти вопросы выбивали мужчин из колеи. Вдруг выяснялось, что легкая на подъем и такая простая Марина может претендовать на их свободу, а они этого не хотели.
Марина тоже не хотела, просто проверяла мужчин на серьезность намерений. Не нужна ей была свадьба, муж тоже был не нужен (один уже имелся в далеком прошлом), совместная жизнь тоже виделась мало похожей на радужную перспективой, зато хотелось иметь рядом мужчину, готового на серьезный шаг ради нее. Но таких не оказывалось.
Они растворялись в тумане, придумывая глупые отговорки и даже страшные болезни.
- Ты красивая, ты сильная, - однажды сказал ей один из ее ухажеров, - но жить с тобой будет очень непросто. И я не готов мериться с тобой силами, потому что не уверен в том, что одержу победу.
Это был единственный честный ответ, в остальных случаях с ней расставались, придумывая наиглупейшие причины. Анатолий не стал исключением, а скорее подтвердил уверенность Марины в том, что настоящие мужчины перевелись.
Так бы и текли ее дни и дальше если бы не случилось «ЧП».
После ресторана она отправилась домой. Нужно было заехать в магазин, купить хлеба и молока, а еще готовый завтрак для Даньки. Сын любил есть по утрам шоколадные шарики или медовые хлопья, залитые молоком, никаких бутербродов и йогуртов на дух не переносил.
Пока Марина выбирала на полке подходящий завтрак, изучая надписи на коробках и определяя, больше ли калорий в клубничных колечках или космических звездочках, зазвонил ее телефон. Это была классная руководительница Данила, звонившая редко, но всегда по делу. Марина внутренне напряглась, но голосом этого не показала:
- Мария Игоревна, добрый вечер! Что случилось?
- Здравствуйте, Марина Ивановна, - голос учительницы был усталым и как будто безжизненным, - беда у нас. Данил подрался с Костиком, сидят у директора оба, ни один не хочет признаваться в том, что стало причиной ссоры. Приезжайте.
Марина взглянула на часы: половина восьмого. Она была уверена в том, что сын был давно дома, уроки второй смены закончились еще в шесть, а выяснилось, что Данька снова начудил. В школе ее сын не дрался, такое было впервые, и Марина была уверена в том, что ее сын просто дал обидчику сдачи. Ну не мог ее спокойный и идеально воспитанный ею самой сын проявить агрессию.
Пришлось отложить покупку сухого завтрака и поехать в школу. За все время учебы Данила в школе это был второй вызов Марины по причине его поведения. В первый раз ее сын случайно уронил шкаф, но вот, чтобы драться…
Уверенной походкой Марина вошла в здание школы. Направилась к кабинету директора, а в приемной увидела Данила и его «подельника» по драке: оба сидели насупленными, демонстративно не глядевшими друг на друга. Марина только успела заметить разбитую губу у сына, а у Костика – розовеющий синяк на щеке. Да уж, мушкетеры двадцать первого века, не иначе.
Данил посмотрел на мать испуганно, но тут же сделал надменное лицо, так он обычно делал, когда не чувствовал за собой вины, но перед матерью трусил. Она ничего не успела сказать, потому что из кабинета директора вышла Мария Игоревна, а за ней и сама директор – тучная женщина с идеально уложенными волосами.
- Что случилось? – спросила Марина без предисловий, но после вежливого приветствия.
- А вы спросите у парней сами, - ответила классная руководитель и многозначительно посмотрела на десятилетних ребят, сидевших рядом друг с другом и надменно молчавших.
- А вот и Егор Валентинович, - проговорила Мария Игоревна, а Марина машинально обернулась и увидела высокого мужчину лет сорока пяти, лицо которого выражало крайнюю степень беспокойства. Да уж, такой беспокойный папаша вряд ли мог воспитать уверенного в своих силах и поступках сына, мелькнула в голове у Марины мысль. У нее, негативно настроенной против всех мужчин мира, начиная от своего первого мужа и по совместительству отца Данила, этот Егор Валентинович не вызывал никаких положительных эмоций. Обычный папаша, готовый зубами грызть каждого, кто тронет его сыночка. Что же, Марина, хоть и являлась матерью-одиночкой и не имела рядом надежной мужской спины, готовой ее заслонить, все равно была настроена также решительно.
- Константин, что произошло? – мужской голос заставил Марину вздрогнуть. Почему-то она была уверена в том, что мужчина начнет сюсюкать, сетовать из-за подбитого сыновьего глаза, а тот, напротив, был строг и сух в отношении сына.
- Он меня первым ударил, - насупившись, ответил Костик и снова отвернулся в сторону.
- Мы не видели, что произошло, - пояснила Мария Игоревна, - ребят привели к директору старшеклассники, они их и разнимали. Причины конфликта до сих пор неизвестны. Молчат как партизаны.
Марина решила, что будет молчать. Раз уж Костик заговорил, может быть, он и раскроет завесу тайны этой драки века. Егор подошел к сыну, присел на корточки и заглянул ребенку в лицо. Цокнул языком, оценивая ущерб, нанесенный физиономии сына, потом улыбнулся и посмотрел на Марину. От этой неожиданной улыбки Марина даже опешила.
- Вы простите Костика, он у меня эмоциональный. Весь в мать.
Марина пожала плечами. Вечно все недостатки детей списывают на матерей, как банально! А ведь Марине была приятна его улыбка, жаль, что этот Егор оказался банальным женоненавистником.
- Ваш сын сказал, что я – безотцовщина! – неожиданно для всех голос подал Данил. Вскочил со стула, забегал по приемной, а потом показал Костику кулак. – Есть у меня отец! Просто не живет с нами.
«Да уж», - подумала про себя Марина, - «и не живет, и жизнью сына не интересуется. Как сбежал десять лет назад, роняя тапки, так ни разу и не объявлялся. Тоже мне, папаша!»
- А ты! – Костик тоже подскочил со стула и встал в позу готового к драке бойца. – Ты сказал, что у меня мамы нет! Тебе какое дело до меня?
Марина и Егор переглянулись. На мужском лице снова появилась улыбка, на этот раз еще более широкая и… какая-то теплая.
- Причина конфликта стала очевидной, - подвел итог мужчина, - предлагаю нам разойтись, а дома поговорить с ребятами на тему полной семьи и того, что отсутствие одного из родителей – это не повод для оскорблений.
- Егор Валентинович, - директриса сложила руки на груди, - вы уж поговорите с ребятами по-мужски. Уже почти восемь вечера, все хотят домой, а школьный психолог будет только завтра.
Все разошлись. Марина, взяв сына за руку, тоже вышла на крыльцо школы, вдохнула свежий морозный воздух, потом покосилась на разбитую губу Данила.
- И стоила ли честь твоего отца таких жертв?
- Я не безотцовщина, - отозвался Данил.
На крыльце показалась вторая сторона конфликта в составе Костика и его отца.
- А не посидеть ли нам в кафе напротив? – неожиданно спросил Егор, и этот вопрос оказался еще более приятным, чем его улыбка. Марина, злясь на себя за собственную мягкость, согласно кивнула. Пусть эти посиделки будут только ради детей, чтобы все обсудить и предотвратить конфликты в будущем.
Егор оказался чудесным собеседником. Мальчишки были увлечены пиццей и картошкой фри, больше не ссорились, даже обсуждали какую-то компьютерную игру, с интересом и без намека на скандал.
- Тяжело пацану без матери, - сказал Егор, - почему-то принято считать, что мальчику обязательно нужен отец, а я считаю, что мать обязательно должна участвовать в воспитании. В идеале, конечно, полная семья, но их сейчас по пальцам пересчитать можно. Моя жена уехала из роддома, оставив сына, Костик с детства не знает, что такое женская рука в воспитании. Бабушка не заменит матери.
Марина кивнула, а сама не сводила взгляда с Егора. Не было в нем никакого женоненавистничества, просто он был одиноким отцом, старавшимся дать своему сыну все. И Марина старалась дать своему ребенку все, и тоже была одинокой.
Расходились почти друзьями. Костик и Даня весело хохотали, прыгая по замерзшим лужам, а Егор шел рядом с Мариной и вдруг спросил:
- А вы не задумывались о том, чтобы попытаться создать семью? Родить еще одного ребенка? Я вот часто об этом думаю, и очень этого хочу.
Марина замерла. Егор задавал ей те же вопросы, которые она много раз использовала для проверки уровня мужской смелости и ответственности. Теперь эти вопросы были заданы ей.
- Задумывалась, - ответила она коротко, а потом решила улыбнуться. Ей казалось, что она выглядит сухой и равнодушной в глазах этого мужчины, а ведь он ей понравился.
- А насчет того, как провести ближайшие выходные не задумывались? – снова неожиданный вопрос от Егора, сбивший Марину с толку. – А-то я все хочу сходить в кино, а пригласить некого. Друзья с семьями, вечно заняты, а одному идти не хочется.
- Я согласна, - ответила она, вкладывая в свои слова самый сокровенный смысл.И на кино она согласна, и на семью. Может быть, с этим мужчиной что-то получится? Ведь ответы на проверочные вопросы от него Марине уже известны.