III. Украинский, по-донецки, борщ. 100-летие СССР!
УКРАИНСКИЙ, ПО-ДОНЕЦКИ, борщ. НА РИЖСКОМ ВЗМОРЬЕ.
К 100-ЛЕТИЮ СССР!
О “МЕЛЛУЖИ”.
Работали мы в пельменной по сменам. Утренняя начиналась в семь утра. Я всегда приходил раньше. Панически боялся опоздать. Один раз наш заведующий производством увидел меня, подпиравшим спиной закрытые двери пельменной, и спросил, почему я прихожу раньше. Улыбнувшись моим заботам, объяснил он мне, что автобусы здесь, в Слоке, ходят строго по расписанию. Один раз надо проехаться по своему маршруту, чтобы знать, на какой из автобусов надо сесть, чтобы добраться до работы вовремя. Я так и сделал. И был опять удивлен особенностям местной культуры. Мой автобус отходил от моей остановки, недалеко от общежития, ровно в 6.38. Так было написано на табличке расписания движения автобусов. А приходил автобус на нужную мне остановку, рядом с пельменной, после всех его остановок по пути его следования, – ровно в 6. 53. Еще несколько шагов – и я был у дверей пельменной, за считанные минуты до ее открытия. И так было до последнего дня нашей работы в Юрмале. Ни секундой раньше или позже.
Хорошо помню, с каким пылким оптимизмом мы работали. Пельмени лепили вручную. Уже бывалые технари по замесу и раскатыванию теста, мы никогда не делали его толще, чем полагалось по рецептуре. Мясной фарш, прокрученный на мясорубке из мякоти, а не из жил и мясных жилистых шкляк, и приправленный разнообразными душистыми специями, мы ничем не разбавляли. Говорю о добавке в фарш поварами-хапугами сознательно размоченного водой хлеба, в избыточном количестве. Или чего-либо еще. Типа, умопомрачительной дозы набиравшей тогда свою популярность сои. Для увеличения веса исходного продукта. Пельмени же, то есть, словами нашего повара-подводника, это - исключительно мясной фарш в тесте, в момент их приготовления. И это есть так природно-естественно, как и водный поток любой реки, обрамлённой своими берегами.
Вскоре, когда наши пельмени вышли на массовый поток, заведующий пельменной сказал нам, что посетители стали заказывать двойные порции этого блюда. Прогремевшего оглушительными хвалебными слухами по окрестностям Слоки. В разговорах людей, посетивших хотя бы единожды наше заведение общественного питания. К тому времени мы с другом уже никак иначе пельменную и не называли: наша…
Таким важным для нас признанием шефа было отмечено начало успешной работы в пельменной МЕЛЛУЖИ. И это было нам, дончанам, небезразлично. Потому что в летнее время население Юрмалы, всегда слывшей, со всеми её посёлками и городками, известным и крупным в Союзе курортом, значительно увеличивалось. Людей влекли сюда необыкновенно красивые сосновые леса, растущие на кристально чистом и мелком кварцевом песке, в шаговой близости от Балтийского моря. Лечебные минеральные и грязевые источники. И чистый целительный воздух.
Надышавшись которым вдосталь, всегда хочется сытно покушать.
Много блюд готовили мы в МЕЛЛУЖИ и из отварного мяса. Но после его варки в кастрюлях оставался бульон. С которым потом местные повара не знали, что делать. Так как супы, как таковые, никогда здесь не варились. И у посетителей не пользовались спросом. Хотя, и промелькнули, невзначай, такие дни, как сказал нам наш заведующий производством, когда супы в пельменной некоторое время всё же варили. И связано это было с особенностями латышской кухни. Всегда отдававшей предпочтение блюдам так называемого холодного стола. Две трети его – это рыбные и мясные холодные блюда, свекольные салаты, обилие молочных продуктов: сыр, творог, кисломолочка. Объясняется это влиянием на местную продуктовую необычность влияниями эстонской, шведской и немецкой кухонь. Так как некоторые земли Латвии долгое время входили в состав различных государств. К слову, Меллужи и соседний Пумпури, земли которых были раньше частной вотчиной хозяина немецкого происхождения, и назывались раньше Карлсбадом. Или, город – в честь Карла. А у местных крестьян, батрачивших на господ от темна до темна, не оставалось много времени на приготовление еды. И это исторически выработало у них привычку довольствоваться готовой, но холодной едой. Изобилующей и сегодня копчёным салом и холодным мясом. С последним, и сегодня, делают в Латвии супы. С добавлением к ним отварных овощей и путры. Путра – есть овоще-зерновая кашица, приправленная салом.
Вооружившись такими познаниями и огорчившись по поводу отсутствия у латышей национального горячего блюда, как говорят специалисты поварского дела, решились мы однажды приготовить в пельменной, на оставшемся после варки мяса бульоне, настоящий украинский борщ. По уже опробованному в Донецкой учебке рецепту нашего институтского преподавателя-подводника.
Все необходимо-обязательные овощные ингредиенты для приготовления борща, узнали заранее, можно было купить на местном рынке. Оставалось только определиться, стоило ли было добавлять к ним фасоль. Чтобы уже получился борщ, так получился! Чисто по-украински, запоминающе смачным. Решили – с фасолью! И со свежими помидорами, как у нас, в Донецке! И с салом, растёртым в деревянной ступке, с чесноком.
На подачу первого борща пригласили Инвара. С ним, часто лакомившимся у нас нашими пельменями, мы уже крепко-основательно сдружились. Он привёл с собой свою подругу и друзей. Помню, все посетители пельменной, которые приходили к нам в тот день, дебютный для нашего борща по-Донецки, останавливались в дверях, осматривались по сторонам. И жадно вдыхали запах свежеприготовленного и уже настоявшегося в большой кастрюле блюда. Борщ, наше детище, блюдище!, вобравшее в себя всю солнечно-магическую вкусность нашей Украины, мы щедро разливали для гостей пельменной в глубокие тарелки. К слову, тогда впервые все глубокие тарелки в пельменной, все - до единой, пошли в ход. После многих лет(!!!) своей ненужности. И не востребованности.
И от души заправляли мы, щедро, по-украински, настоявшийся ароматный борщ, необходимый акцент для завершения свершившегося поварского волшебства, сметаной…
Энергетика вкусно приготовленной украинской еды существенно разнообразила меню пельменной. И развеселила своим тёплым, томатно-алым дыханием Юрмальскую дождливую погоду, ершистую и зыбко-прохладную.
Успех нового для пельменной горячего блюда был ошеломительным. Первыми его оценили Юрмальские таксисты и работники милиции. Они съезжались со всей Юрмалы намеренно только к нам, в МЕЛЛУЖИ, на обед. Милицейские БОБИКИ, с красными мигалками на крышах машин, таксистские жёлтые ВОЛГИ, с белыми шашечками по бокам, они выстраивались шеренгами возле здания пельменной. Затем потянулись сюда и местные жители. Образовывая в зале пельменной невиданные здесь никогда очереди.
Подруга Инвара, Илзе, родом из Литвы, проходила в то время обучение в Латвийской консерватории, в Риге. Она очень серьёзно отнеслась к нашим пробелам в знаниях о культуре Прибалтики. Мы действительно ничего о ней не знали. Разве что, в ушах, время от времени, жужжали мотивы некоторых эстрадных песен. Автором которых был известный во всём Советском Союзе композитор Раймонд Паулс. Вот поэтому и устраивала Илзе для нас, вместе с Инваром, интересные просветительские встречи-беседы. Как ни странно, но без их волонтёрского рвения быть нам, обаявшим их нашими поварскими умениями, по-своему полезными, я бы никогда и ни услышал о симфонической музыке Чюрлениса. Не только композитора, но и художника, поэта, философа. Объединившего своим творчеством национальные культуры Балтики. Запомнились характерные названия его картин, альбом репродукций которых с лёгкой подачи Илзе оказался в то лето в моих руках: “СОНАТА СОЛНЦА. СКЕРЦО”, “СОНАТА ЛЕТА, СКЕРЦО”. “ТОСКА”. И название симфонической поэмы “МОРЕ”…
Картина Чюрлениса “РАЙ”, с момента, как я увидел её репродукцию, всегда остаётся для меня на той же смысловой воспринимаемой высоте, что и избранные картины Ивана Айвазовского. Которые перед отъездом удалось увидеть в постоянно действующей экспозиции Донецкого Художественно Музея. Помню, как склонив смиренно голову в кричащем душевном восхищении перед мастерством и по сей день не превзойденного никем в мире художника-мариниста, запоминал их названия: “ОБЛАКА НАД ТИХИМ ОКЕАНОМ”, 1873 “ЛАЗОРЕВЫЙ ГРОТ”. ФЕОДОСИЯ, 1911, “МОРСКОЙ ПЕЙЗАЖ”, КОКТЕБЕЛЬ, 1880.
Нет в этих картинах прошлого. Как и самого понятия времени. Они, эти картины – всего лишь тщательно отретушированные мастером красочные кисти мгновений жизни. ВолевО и на грядущие века собранные художником краски природы на его холстах. Природы, прочувствованной его душой. Мгновения огрубевшей, на ощупь, вечной и постоянно обновляемой жизни. Непрерывно возрождающейся взглядами людей, смотрящих на эти акварельные мотивы. Жизни – лишь немного вчерашней. Но и одновременно впечатляющей – сейчас, в сию же минуту. И, стоит только отвратить свой взор от картин, как они - уже в будущем. Готовые выплеснуть на нового зрителя звуки яростно бушующего моря. И трель унисонно-мелодической неги закатного солнца… Над устало дремлющей водной стихией… Уходящей за горизонт по просоленной морем узкой лунной дорожке своего вечного прощания с людьми. Всё это есть так непостижимо впечатляюще и сверх меры правдоподобно, что вспоминаются без труда слова Михаила Ломоносова о великой магии искусства: везде исследуйте всечасно, что есть велико и прекрасно…
А у Чюрлениса в его художественно-философском “РАЮ”, без труда и трений сомнений проникаешь в бесконечность. Цепляясь обостренным слухом за слышимые в её прозрачной невесомости и приблизившиеся к тебе, но никогда не могущие быть материализованными, мотивы хорального пения из Вселенной. Укрощённые, однако, в навечно заземленных нотах. В симфонической поэме “МОРЕ”.
С интересом узнали мы с друзьями, что присущи были Балтийскому творцу необычные гипнотические способности. Которые позволяли ему слишком много видеть того, что не всем дано узреть. И слишком много знать. И, следуя за живущей в его душе обострённой интуицией, вписывать поражавшую его воображение зрительную Балтийскую реальность в музыку, им сочиняемую. Насыщенную звуковыми красками и ничуть не страдающую от присутствия в ней вечно настороженно-нервных полутонов, из нераскрытых тайн Земной жизни.
Все эти знания, с которыми Илзе поделилась с нами, так потрясли моё воображение, что именно с их краткого конспектирования началась в Юрмале моя общая тетрадь. А вскоре научился я различать в своеобразной Юрмальской природе живые красочные оттенки. Которые, Земным духом и веками, объединяют между собой холодную голубизну Балтийского моря и каскады многослойных облаков Балтийского неба. То плотно и зловеще сгущающихся в вышине, то, на глазах, редеющих, до размеров быстро растворимых. Или гуськом разбегающихся по небесным сторонам туч. Когда в игру такой природно-красочной полифонии вступают прямые и блеском золотым гудящие над Балтийским морем лучи Балтийского солнца. И тянутся к нему своим породистым благородством Балтийские сосны. Которые, бывают такие дни, достают до него своими тонкими игольчатыми верхушками.
И наблюдают за всем этим люди. Во всю эту Балтийскую красоту влюблённые…
Наборы открыточных репродукций Чюрлениса и книги о нём мы с друзьями купили в Риге. И с тех пор я начал собирать альбомы репродукций картин известных художников. Среди них – каталог картин из Киевского дома-музея семьи Ханенко, Богдана и Варвары. И каталог работ нашего Донецкого художника Равиля Акмаева.
…Однажды, придя на работу, увидели мы с другом на входной двери пельменной огромный плакат, с написанной на нем, вручную, жирной надписью:
- ДОНЦЫ!!! – первая половина плаката.
- ДОНБАСС!!! СПАСИБО!!! – вторая половина.
Под словами этими разноцветными буквами, большими и маленькими, следами разноцветных паст из шариковых авторучек, роились имена и фамилии людей, пожелавших таким необычным образом поблагодарить нас, Донецких студентов-дипломников, за наш труд.
Три восклицательных знака после каждого слова… И сами слова, устойчиво большие, громкие, огромно цельные, по-человечески - Земные, сказанные вслух десятками бьющихся в одном благодарственном порыве сердец. Слова, наполненные глубоким смыслом хорошо знакомых и избитых-перебитых истин. О настоящей дружбе между людьми. Не искалеченной формальной абстракцией обыкновенного подлого приспособленчества к обстоятельствам. И не той, что кишмя кишит безнравственными сухими протоколами переписывания безвкусного словесного ширпотреба с одного листа, вытащенного наугад, а там – все такие, из завалявшейся где-то пыльной папки, одна на другой.
Или штамповать тарабарщину на новых листах, из хрустящего пакета. Надо же… Купить новые листы, чтобы поганить девственную белизну их белоснежно-стерильного безмолвия протокольно-привычной лапшой очковтирательства на уши...
…Но говорю о дружбе. Простой, бесхитростной, тогда нам в такую поверилось… В которой навсегда сближаются люди, не знакомые друг с другом. Прочувствовавшие свою исключительную человеческую сущность. Высвободившуюся из мрака бурно взращённой лжи притворно-подлых условностей.
Всё это навсегда осталось в нашей памяти… Всё это произошло при определённых обстоятельствах. Которые очень хочется мысленно рассматривать, опять и опять. Под разными ракурсами. Прекрасно понимая, какими бы они ни были, никогда не придётся испытывать чувства сожаления. Потому что именно так всё получилось. Потому что прекрасным выдалось то далёкое время. Прекрасным образом организованное. Замечательным образом запомнившееся. Время, когда нашим адресом был не дом или улица, а когда была им огромная и красивая страна – СОВЕТСКИЙ СОЮЗ!!!
Уезжая после нашей летней преддипломной практики из Юрмалы, мы с друзьями хотели забрать тот плакат с собой, в Донецк. Эх… Принести бы его было в деканат нашего факультета! Или развесить на входной двери главного корпуса нашего института... Чтобы все, входящие в институт, или выходящие из него, задержали в лёгком удивлении свои шаги у плаката. И увидели, как мало надо, чтобы понимали люди друг друга. Лишь бы – поменьше слов. Да побольше дела. Но как раз накануне нашего отъезда тот необыкновенный и очень знаковый в судьбе каждого из нас плакат аккуратно и бесследно исчез. Вместе с маленькими гвОздиками, которые поддерживали его человеческую многоименную огромность на входной двери пельменной МЕЛЛУЖИ.
Кто-то в Слоке оставил плакат себе на память… Вот уж точно… Тихо плещется вода, голубая лента… Вспоминают в Юрмале, пусть даже иногда, Донецких студентов.
Никаких нет сомнений у меня на этот счёт. Вспоминают. Добрыми словами.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.