Исследователи нацизма вроде Ханны Арендт или Джоджо Агамбена нередко удивлялись: как еврей в концентрационном лагере в Германии может добровольно идти в газовую камеру на смерть, аккуратно ставить свою обувь на входе и извиняться перед немецкими палачами за причиненные неудобства?
ИСКАТЬ НАДО НЕ ТАМ, ГДЕ СВЕТЛО, А ТАМ, ГДЕ ПОТЕРЯЛИ
Общая логика любой политической системы – хоть демократии, хоть диктатуры – была обозначена еще в XVII веке политическим философом Томасом Гоббсом в трактате "Левиафан". Она сводится к тому, что суверенное государство присваивает себе врожденные права человека, обеспечивая его доступом к коллективным благам и индивидуально выплачивая взамен денежные компенсации.
Сперва суверен отчуждает у человека право на суд, на объявление войны, на кровную месть – и в этом есть политический смысл. Общество от "войны всех против всех" переходит к цивилизованному. Но сама логика суверенности требует и дальше продолжать отчуждать права. И наоборот, сохранение прав за человеком требует специальных усилий, на которые не всякие защитники готовы.
Возвращаясь к обсуждению поведения евреев в нацистских лагерях, рискнем предположить, что вопрос прав – это не только юридический или политический вопрос. Возможно, суверенность – это также и психологический феномен. И человек, лишенный необходимой меры суверенности, может вести себя как заключенный Бухенвальда. Если мы сегодня посмотрим на фигуру современного мужчины, то увидим, что с его суверенностью не все так гладко.
В каких вопросах современный россиянин может принять окончательное – суверенное – решение? Он может принять решение об учреждении новой жизни и родить ребенка. Ему никто не может это запретить, но и принудить тоже никто не может. По всем остальным вопросам его решение не является окончательным. Практически во всех сферах – от открытия своего бизнеса до творческой самореализации – существует суверен, который устанавливает правила и может отменить принятое гражданином решение. Это особенно печально, если речь идет об отцах. Потому что в такой ситуации главой семьи является не отец, а участковый. И он, а также социальные и ювенальные работники, суды, следователи указывают как надо кормить ребенка, чему учить, как его назвать, обслуживать и все в этом роде.
Разумеется, лишенный даже минимальных суверенных прав гражданин нередко ведет себя как бухенвальдский заключенный: он пользуется одним из двух своих последних оставшихся суверенных прав и выбирает не рожать. Мужчина полагает, что не стоит производить на свет новые жизни, так как этот мир неблагополучный, от отдельного человека тут ничего не зависит, он не принимает ни по какому вопросу окончательного решения.
В разных цивилизациях этот вопрос решался по-разному. В Древней Греции политическая жизнь афинянина начиналась, как только он переступал порог своего дома. Однако в личную жизнь человека город не мог вмешиваться ни под каким предлогом. Англичане ответили на эту проблему созданием сильного гражданского общества. Внутренняя свобода граждан Туманного Альбиона держится на системе прочных горизонтальных социальных связей. Американцы приняли Вторую поправку от 1791 года, гарантирующую право на оружие и, следовательно, сопротивление. Так они в случае необходимости могут защитить себя от государства.
ОДНИМИ ДЕНЬГАМИ ДЕМОГРАФИЮ НЕ ПОПРАВИТЬ
В 90-е годы от продолжения рода в основном отказывались женщины – "не хотели плодить бедноту". Оглядываясь на практику применения материнского капитала, можно утверждать, что в большинстве случаев его получают те, кто и так бы родил то количество детей, которое необходимо для его получения. То есть это, скорее, прекрасная практика поддержки семей с детьми, но не самый действенный стимул рождаемости.
В наше не хотят детей уже и мужчины. Сегодня отец находится в подавленном положении – как социальная фигура. Он по большому счету ничего не решает, не обладает особым достоинством. Деньги этому не способствуют, поэтому "отцовский капитал" вряд ли приведет к какому-то всплеску рождаемости. Не помогают и меры по защите семьи, так как "защита семьи" чаще всего понимается как защита женских привилегий.
Возможно, мужчин к деторождению подтолкнет укрепление привилегий отца. Причем таких, которые он смог бы еще и передать по наследству. Практика привилегий российскому законотворчеству не такая уж и чуждая. Прямо сейчас депутаты обсуждают решение предоставить участникам боевых действий возможность получать оружие без юридических проволочек. Речь идет о покупке боевого оружия без предварительного обучения и стажа.
Начать можно с чего-то, что и так хорошо зарекомендовало себя в нашей же, отечественной истории. Например, в Российской империи сын мог за казенный счет получить профессию, в которой работал его отец. Почему бы не возродить эту практику, которая бы гарантировала не только то, что сын не останется без высшего образования, но и то, что отцу не придется за это платить? Это способствовало бы появлению профессиональных династий, которые не только накапливают интеллектуальный, социальный и репутационный капитал в определенной сфере, но и позволяют работать на стабильность российской экономики.
СЕМЬЯ - СУТЬ ДЕМОКРАТИИ
Глубинный смысл демократии заключается в том, что облик будущего должны формировать те, кто родил детей и хотят, чтобы эти дети это будущее населяли. А те, кто не хочет рожать детей, не должны отвечать за то, каким это будущее станет, так как они действуют в интересах настоящего, и ради своих сегодняшних интересов готовы разбазаривать ресурсы, необходимые будущим поколениям.
Да, это полностью противоречит тому пониманию демократии, которое нам навязывали все эти тридцать лет. Сейчас для россиян вновь пришло время в корне поменять свое представление о власти народа. Например, ввести нормы, что рождение детей должно гарантировать отцу представительство, расширение политического участия и учет интересов.
С одной стороны, стоит подумать о том, чтобы создать особые структуры, позволяющие отцам участвовать в принятии определенных политических решений. Этакие "синьории", без голосования в которых те или иные законодательные инициативы или даже законопроекты не получают дальнейшего развития.
С другой стороны, при этом сам отцовский статус необходимо институционально учитывать в целом при определении карьерных перспектив. Это помогло бы не только с демографией, но и, например, с переводом фигуры отца из объекта политики в субъекта политики – к той самой "национализации элиты", при которой власть в стране со временем перейдет к той социальной группе, которая хочет здесь жить и наследовать свои достижения, а не уезжать на Запад. Пока что этический герой политики – это self-made-man (сделавший-себя-сам), и его добродетели не гарантируют личной ответственности за страну. И этот герой не торопится заводить детей.
В статье использована информация из Взгляда