Река Ангара по-прежнему катит свои прозрачные воды, наполненные птицами и рыбой, а сверху всё это парит и выглядит торжественно. Выше - берега, присыпанные куржаком по утрам, по небу ходят огромные облака, похожи на горы, а морозный воздух летит над водой быстро-быстро... но появилась в нём морозная свежая нота февральского ветра и талой воды (и безызбежно стынет кончик носа в такой морозец!)...
И виды с косы на Новую набережную и каток:
В заводях, впрочем, появилась сетка гигантских классиков - словно сеть кто-то бросил на чуть застывшую воду...
И лучше меня об этом давным-давно уже написали другие:
-"Кое-где видна живая вода, почему-то совсем золотая под серебром льда, так что похоже на оклад с огромного образа. И вот эти кусочки фольги - воды - дымятся, от них идёт пар, сливаясь с туманом. Вообще - красиво, только трудно терпеть такой холод."
Ариадна Эфрон
Один из не туристических, но любимых маршрутов: вниз от остановки Волжской - по бульвару Постышева до Верхней и Новой Набережной, а потом по косе и... обратно. Там, на косе, нужно замёрзнуть, а потом пойти вдоль кафешек - туда, где кубики новостроек сменяют сгоревшие деревянные дома, дома под снос, бродячие собаки со щенками (в развалинах), крутые откосы, мостик на острова, лестница вверх - на 6-ую Советскую. По тихой 6-ой Советской (там пахнет дымом, лают собаки) до военных дореволюционных домов, до кирпичной трубы, района шиномонтажек - по Дальневосточной... и до больницы на 8-ой Советской. Шлагбаум, переход, Харратс Паб, переход, кинотеатр Баргузин и... домой.
Но можно (и нужно!) зайти в кафе и выпить чего-нибудь согревающего:
Или даже волшебного:
Согреться, ожить для дальнейших глупостей, сфотографироваться:
И пойти любоваться Иркутском дальше:
На закате все города хороши, наш - не исключение:
Ариадна Эфрон писала Пастернаку про то, что вода, оправленная в лёд, напоминает ей старинные оклады на иконах. Никогда не встречала более точного определения. И как-то мне хорошо при мысли, что таким вот нехитрым географическим образом я с Алей всю жизнь связана, и что Ангара несёт мои мысли об образах к тому же Енисею, и совершенно не имеет значения, что сейчас в Туруханске нет никакой Ариадны Эфрон (и слава Богу, что нет), но в разреженном морозном воздухе время перестаёт иметь значения. Как когда я смотрю, ковыляя во тьме, с сумками, в чёрное небо с лодочкой месяца, то вспоминаю, как ковыляла, трёхлетняя, по двору, держась обеими руками за бабушкины руки - мы отчего-то ждали маму во дворе, где в глубине переливалась крашенными лампочками ёлка. И каждый раз, во тьме зимы, я себя ощущаю всё той же трёхлеткой, возле ёлки, т.к. ничего не изменилось. Ибо времени нет. Всё происходит одновременно; и так я в три года смотрела в ночную морозную тьму, обращась к маме, запаздывающей с работы, так буду обращаться к маме, которой уже не будет; так - обращаюсь ко всем, кого нет; более того, тех кого нет в моей жизни, я просто поместила туда, куда все они, рано или поздно, попадут:
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной
блестящей рекою.
Иосиф Бродский
Правда, красиво у нас?.. хоть и холодно.
Цветок чугунный в городской
Ограде льнет к пальто под локтем,
Дыша проезжею тоской:
Резиной, мглой, бензином, дегтем,
Окурком, снегом, колесом,
Копытом, прочерком, трамваем,-
Во всем, воистину во всем,
Свободный гений узнаваем.
Одежды стали тяжелеть,
Крупней раскрой, грубее ткани,
И нежно розовеет медь,
Перчатку чувствуя в кармане.
Юнна Мориц