Приветствую моих подписчиков-читателей и тех, всех кто зашёл на данную страницу, посвящённую реставрации памятников архитектуры. Завершаю ряд публикаций (всего пять частей) из моей книги «Кижи. Преображение» (2020 г.) – часть третья, глава 7-я «Воспоминания участников реставрации».
Ниже Вашему вниманию предлагаю ознакомиться с «мемуарами» следующего участника реставрации Преображенской церкви на острове Кижи.
Шашкин Алексей Георгиевич – генеральный директор проектного института «Геореконструкция», доктор геолого-минералогических наук.
Родиться в Ленинграде – и не побывать в Кижах – это вещь совершенно невозможная. Впервые я посетил этот остров в детстве, когда мне было лет шесть. Отчётливо помню, как поразила меня Преображенская церковь, это чудо, напоминающее нарядную новогоднюю ёлку. Невероятный порыв ввысь. Двадцать две главки, увлекающие к ясному августовскому небу. Помню своё удивление, когда, войдя внутрь, я оказался в низкой маленькой церкви, с расписным потолком и золочёным иконостасом. Такое невероятное сочетание космического величия снаружи и камерной красоты, и сосредоточенной замкнутости изнутри.
Вспоминаю – и понимаю: я ведь ещё успел увидеть Преображенскую церковь нетронутой аварийным состоянием, которое началось уже в конце 1960-х. В 1980-х внутренний объём был разобран и по проекту Николая Ивановича Смирнова был установлен металлический удерживающий каркас, спасший церковь от разрушения. На протяжении более чем полувека мы были лишены возможности видеть внутреннее убранство храма. Выросло три поколения тех, кто не имел возможности войти внутрь церкви. И только теперь, в 2019 году, реставрация подошла к своему завершению.
Помню какое-то тревожное, щемящее чувство, когда в 1980-е годы, путешествуя по Онеге на пароходе, я снова посетил остров. Силуэт Кижской троицы – Преображенской, Покровской церквей и колокольни – изменяющийся в зависимости от ракурса наблюдения, зачаровывал. Но вход в Преображенку уже был закрыт и привкус возможной утраты окрашивал все в минорные тона.
А третья встреча состоялась уже по профессиональному поводу.
В престольный праздник 2014 года отмечалось трехсотлетие церкви. Спас яблочный. Вкус праздника начинался уже на пристани. Старые лодки были украшены красными яблоками. Яблоки были всюду – в корзинах по дороге, на скамейках. И вот показался Кижский погост. Удивительное, нереальное, завораживающее зрелище: верхняя часть Преображенской церкви парила над островом. Через разобранный средний ярус просвечивало небо.
Реставрация была задумана так, чтобы всё время сохранялся архитектурный пейзаж острова, полюбоваться которым ежегодно приезжали сотни тысяч людей. Совершенно иное ощущение теперь пронизывало пространство: чувство праздника - церковь возрождается!
Признаюсь честно, я никогда не думал, что прикоснусь к реставрации церкви Преображения Господня на острове Кижи. Ведь над проектом реставрации многие годы трудился коллектив прославленного петербургского института «Спецпроектреставрация». А я – специалист по основаниям, фундаментам и подземным сооружениям – какое отношение могу я иметь к реставрации памятника деревянного зодчества? Да и весь наш институт «Геореконструкция», где я имею честь служить директором, хотя и занимался профессионально объектами культурного наследия – возрождением Константиновского дворца, укреплением подпорных стен Большого Меншиковского дворца в Ораниенбауме, усилением Путевого дворца в Твери и множеством других памятников в Санкт-Петербурге и пригородных дворцово-парковых ансамблях, но все они были каменными строениями.
Хотя нет, с одним уникальным памятником деревянного зодчества нам пришлось поработать. Это деревянный Каменноостровский театр, построенный Смарагдом Шустовым в 1828 году как временное сооружение и дошедший до нас через все превратности судьбы, невзгоды революций и огонь войны. Заброшенное, никому не нужное строение было, казалось, обречено на разрушение. Но, к счастью, в 2006 году решением правительства оно было передано Большому драматическому театру в качестве второй сцены. Для того, чтобы в исторические стены вдохнуть жизнь современного театра, потребовалось прямо под памятником устроить подземное пространство, вчетверо превышающее площадь деревянного театра. Там удалось разместить всё то, что необходимо театру сегодня: сценическое оборудование, склады декораций, подсобные и технические помещения, просторное зрительское фойе и гардеробы. Здесь мы познакомились с Владимиром Степановичем Рахмановым, известным архитектором-реставратором, руководителем мастерской «Спецпроектреставрации», который на подряде у нашего института взял на себя разработку проекта реставрации деревянных конструкций. Наша совместная работа увенчалась успехом: Владимиру Степановичу удалось сохранить более 70% подлинного исторического материала, а нам – благодаря развитому подземному пространству приспособить памятник к новой театральной жизни. Но это – другая история, которую мы с Владимиром Степановичем и Верой Анатольевной Дементьевой, председателем комитета по охране памятников и нашим весьма и весьма профессиональным заказчиком, описали в книге «Каменноостровский театр. Синтез достижений реставрации и геотехники».
Признаюсь, что совместная работа с Владимиром Степановичем меня многому научила. Я понял, что в деле сохранения архитектурного наследия главное – глубокое погружение в памятник и бескомпромиссное отстаивание его прав (на «презумпции невиновности» памятника мы говорили подробнее в главе «Теория реставрации»). Я понял, что имею дело с совершенно необычным человеком и специалистом в деле сохранения памятников. Он ЗНАЛ, как спасти памятник. Его решения были очень точны и практичны. Можно даже сказать, что они оказывались единственно верными.
Я знал тогда, что на протяжении многих лет Владимир Степанович занимается Кижами. И вот однажды, в конце 2012 года, ко мне приехали Рахманов и директор «Спецпроектреставрации» Владимир Васильевич Фомин. Фомин сказал, что выиграет очередной конкурс по Кижам, но зарплату, похоже, заплатить не сможет, поскольку институт купили некие (не будем говорить какие) люди. А Степаныч учудил: чтобы в Кижах не пропал очередной реставрационный сезон из-за задержки в финансировании проекта, он заложил собственную квартиру и полученными деньгами оплачивал работу своих сотрудников. Так что, если «Геореконструкция» не возьмётся выиграть конкурс, то Степаныч ещё и без квартиры останется.
Что же тут можно было ответить? Конечно же, пришлось согласиться.
Так институт «Геореконструкция» неожиданно стал генеральным проектировщиком Преображенской церкви в Кижах. Но команда разработчиков проекта осталась той же, состоящей из Владимира Степановича Рахманова и его учеников. Практически той же, что и на Каменноостровском театре.
Предстояло разработать рабочий проект реставрации четвёртого технологического пояса. Он пришёлся как раз посередине высоты церкви. Деревянные элементы сначала исследовались на объекте в исходном состоянии, затем в течение короткого северного лета вынимались и отправлялись под крышу, в плотницкий центр. Там в течение долгой зимы каждый элемент детально исследовался в разобранном состоянии, когда его можно было рассмотреть со всех сторон, разрабатывался подробный проект его реставрации. Выявлялись повреждённые и разрушенные участки, определялось, где требуется протезирование. Затем в специальном ангаре проводилась пробная сборка отреставрированных элементов. И только после этого они устанавливались на памятнике.
Таким вот образом на протяжении многих лет проводилась скрупулёзная реставрация церкви, по методике, разработанной Владимиром Степановичем совместно с Николаем Леонидовичем Поповым и Иосифом Кирилловичем Рашой. Об этих замечательных специалистах – разговор особый (см. главы «Проект реставрации» и «Усиление и укрепление конструкций»).
Так было отреставрировано четыре технологических пояса, снизу вверх. На примере реставрации четвёртого технологического пояса я убедился в том, насколько эффективна и хорошо продумана технология последовательного обследования, проектирования и реставрации. Так бы и продолжалось до самого завершения – планомерно и всесторонне обоснованно. Пока в далёком (или недалеком) московском начальстве не завелись нетерпеливые люди, которые решили: сколько это может продолжаться? Хотим иметь рабочий проект на всё – и до конца! На резонный аргумент Владимира Степановича: «Я не птичка, летать не умею» (вокруг церкви ещё не было лесов для осмотра, да и наружное освидетельствование без разборки могло дать только малую часть информации о состоянии деревянных элементов) - они отвечать не захотели. Не для того они стали начальниками, чтобы слушать специалистов!
Мне пришлось уговаривать Рахманова: Владимир Степанович, Вы уже знаете все болезни памятника, которые вылечили на четырёх нижних ярусах. Теперь остаются три верхних. С третьим работаем по старой схеме, а на последние два придётся аппроксимировать накопленные знания. И потом, уже при разборке, уточнить решения по месту в зависимости от состояния элементов. Покряхтел Рахманов, но согласился. Понимал, что не может он оставить Преображенку. Что же делать, памятник не виноват, начальство не выбирают.
Да и давно уже мы с Рахмановым решили, что для нас клиент не заказчик, а памятник. И действовать мы должны в интересах памятника.
С таким настроем институт «Геореконструкция» стал победителем следующего конкурса на проектирование завершения реставрации. По мудрому решению московских руководителей (которым всегда всё виднее) нам предстояло разработать проект реставрации трёх верхних ярусов всего за полгода. Ещё год отводился на согласование с министерством культуры (не правда ли, разумное расписание).
И здесь случилось несчастье - заболел Владимир Степанович. Сначала он жаловался на кашель, который что-то всё не проходил. «Продуло на Преображенке», - говорил он. Но это была не простуда. Тяжелый недуг поселился в теле и начал свою разрушительную деятельность. Но Рахманов отмахивался от лечения: нет на него времени! Больше всего он сетовал на то, что болячки мешают работать на полную мощность. И только когда совсем слёг, согласился на терапию.
Однако авральные сроки проектирования не позволяли останавливаться. К счастью, Рахманов вырастил отличную команду специалистов. Он взял их к себе студентами второго курса Санкт-Петербургского архитектурно-строительного университета. Они прошли с ним школу реставрации на Валааме, где Владимир Степанович был федеральным архитектором-реставратором. Они вместе прошли Каменноостровский театр и отреставрировали Грановитую палату в Кремле. Они много лет занимались с Рахмановым Преображенкой. Это Олег Тиунов, Владимир Шабарин, Стас Генсировский, Вадим Исаков, Олег Берюхов.
Как руководителю института мне пришлось включиться в процесс завершения проекта (этого просто не потребовалось бы, будь Рахманов в полном здравии). Я почти не касался содержательной части проекта, но вынужден был вместе с Олегом Тиуновым заменить Рахманова в диалоге с заказчиком и министерством. А для этого пришлось глубоко погрузиться в проект.
Поначалу ученики Рахманова говорили: мы ждём решения Владимира Степановича, а он ещё не придумал, а вот это – собирался сделать собственными руками. Мне приходилось их убеждать: вы уже более десяти лет с Рахмановым, знаете его методологию принятия решений. Поэтому – действуйте, а результат приносите Владимиру Степановичу на согласование. Берегите его силы!
Так и шла разработка завершающего проекта. Надо сказать, что боевые качества соратников Рахманова проявились в полной мере. Они научились принимать решения и отстаивать их на всех уровнях согласования проекта.
Владимир Степанович продолжал работать каждую минуту, как только ему становилось легче. Ни одно проектное решение не обходилось без его благословения. В результате проект удалось выдать на согласование музею почти без нарушения директивно заданных сроков, в конце 2015 года.
Согласование с министерством прошло на удивление гладко. Большую поддержку оказал научно-методический совет по реставрации, особенно руководитель секции деревянного зодчества Ирина Генриховна Семёнова, а также эксперт совета Татьяна Ивановна Вахрамеева.
Но самым непростым делом неожиданно оказалась приёмка проекта музеем. Несмотря на одобрение вышестоящей организации, музей ещё 9 месяцев забрасывал нас многостраничными замечаниями. Их суть сводилась преимущественно к требованию детализации и пояснению тех или иных проектных решений. Могу сказать авторитетно, что специалисту совсем непросто добиться того, чтобы его понял неспециалист. Приходилось объяснять и разжёвывать то, что совершенно излишне для профессионального реставратора. Владимира Степановича мы, конечно же, оградили от этого непродуктивного и весьма энергоёмкого занятия.
Рахманов тем временем стал поправляться, лечение помогало. Он беспокоился больше всего о том, что время проходит, а реставрация церкви почему-то затормозилась.
Наконец, в 2017 году, начался заключительный этап реставрации (тоже, надо сказать, в авральном режиме - как любят большие начальники, но совершенно противопоказано памятникам). И Владимир Степанович снова окунулся в неё с головой. При работе с двумя верхними ярусами приходилось на месте решать множество частных вопросов, которые были в большинстве своём порождены волюнтаристским изменением планомерного поярусного процесса проектирования и реставрации. Рахманов забирался на открытую всем ветрам церковь в любую погоду, забывая обо всём прочем, кроме Преображенки.
Такая самоотверженная работа архитектора-реставратора в нашей стране торжественно называется Научным Руководством и Авторским Надзором. И на эту деятельность предусматривается целых три копейки бюджета. При этом текст государственного контракта на авторский надзор гласит, что ты останешься должен заказчику до самой смерти. Удивительное сочетание бесконечной ответственности исполнителя и издевательской оплаты со стороны заказчика.
Прочитав контракт, я предложил музею заключить договор дарения: институт «Геореконструкция» выполняет работу на совесть, но ничего не просит и никому не должен. Так и шла работа до самого окончания реставрации в ноябре 2019 года.
В промежутках между мучительными процедурами Рахманов снова и снова устремлялся на остров. Казалось, Преображенка наполняла его энергией.
Помню, сколько острых споров шло вокруг усиления исторических конструкций. Два мэтра – Рахманов и Раша сходились в профессиональном поединке (подробнее об этом см. главу «Проект инженерного усиление»). Но как ни жарок был спор, он никогда не выходил за рамки этики и добрых отношений. Так умеют спорить только высокие профессионалы.
Так уж повелось, что в нашей стране ни одно благое дело не проходит безнаказанно. Через три с половиной года после передачи проекта музей вдруг вспомнил, что сумел принять проект спустя долгих 9 месяцев, потраченных на бесконечные и непродуктивные переписки и разъяснения. Мы-то думали, что это музей так непродуктивно работает. А оказалось, это мы непозволительно долго доказывали, что проект хорош. Поэтому музей выставил нам иск ценой в добрую половину стоимости проекта. «Мы иначе не можем!» - уверяли они. «Мы вас ценим, но вдруг у нас случится проверка! Нас будут ругать, и оставят без сладкого!» - сокрушались они. Может быть, я ошибаюсь, но главной задачей разумного руководства мне всегда представлялась защита творцов от произвола бюрократии. Увы, так думают не все.
Несмотря на такую вопиющую несправедливость, Рахманов продолжал ездить на остров («наш клиент – Преображенка!»). В последний раз он приехал в сентябре 2019 г. На объекте случился переполох: исторический иконостас никак не становился в объём отреставрированной церкви. Что же случилось? Владимир Степанович коротко прокомментировал: «Проблема с мозгами!»
Дело в том, что в процессе реставрации особое внимание уделялось поправлению геометрии церкви. Это делалось очень тонко и деликатно, ровно настолько, насколько позволял сам памятник. Расписной потолок («небо») и иконостас, относящиеся к XIX веку, некогда были вписаны в деформированное сооружение того времени. Когда же элементы внутреннего убранства церкви, хранившиеся в запасниках, попытались установить на своё родное место, пространство оказалось уже несколько иным. «Меня спрашивали: иконы, что ли подпиливать? Но я нашёл простое решение», - рассказывал Рахманов. КАКОЕ? Конструкции потолков было решено устанавливать не в их последнее положение, а в историческом уровне XVIII века. Опыт предков по исправлению положения потолков в связи с деформацией сруба и светлая голова главного архитектора помогли быстро и красиво исправить и эту ситуацию. Владимир Степанович был мастером находить простые и верные решения.
В конце ноября, на рабочую комиссию, организованную для сдачи объекта по завершении реставрации, Рахманов уже не поехал – снова захворал. Организм, ослабленный недугом, потерял иммунитет к сквознякам. Ветер, да легкая одежда в очередной командировке («Нет, чтобы взять свитер, да шерстяные носки, - ругал себя Владимир Степанович. – Все думаю, что ещё молодой!») привели снова на больничную койку. Декабря одиннадцатого дня 2019 года Рахманова не стало. Одно из самых главных дел жизни было завершено.
В своём последнем интервью Владимир Степанович открыл секрет успеха реставрации Преображенской церкви: «Тут нужен был простой человеческий пахарь. Мы пахали. И вот результат».
Добавлю, что пахарь этот был милостью Божьей Мастером.