В темноте душной майской ночи на столе одиноко мерцал огонек свечи. Тамара сидела за столом над книгой. Так хотелось дочитать и, как назло, выключили электричество. Но со свечой даже интересней. Мерцающие блики отбрасывали тени на белой стене, а пламя вздрагивало от дуновения ветерка в открытом окне, обращенном в сад.
Вдали неясно доносился какой-то шум. И хотя понять было сложно с чем он связан, в сердце закралась какая-то тревога.
— Тамара! — неистово заколотила кулаками в окно, выходящее на улицу, соседка. — Тамара, открой! Ой, беда-то какая!
— Что случилось, Петровна? — пытаясь унять подступивший страх, спросила женщина.
— Там… там… ой! Горе-то какое-е-е! У Прокловых дом горит, уж во все небо полыхает. Али запах не чуешь?
— О, господи! Там же дети! — судорожно хватая ведро, выбежала из дома Тамара и застыла как вкопанная на крыльце — там на другом краю села ярким факелом полыхал дом. Ведро выпало из рук и загремело по ступенькам.
Быстро отворив калитку и не обращая внимания на охи, семенящей следом соседки. Тамара побежала в сторону пожарища. По мере приближения к дому, женщина все больше различала голоса людей и грубые окрики местных мужиков. Казалось, все село собралось поглазеть, как беспощадные языки пламени пожирали то, что раньше называлось жилищем. Когда Тамара была уже рядом, на доме рухнула обгоревшая крыша, Выстрелив тысячами искр в ночное небо.
— Живы? — Тамара схватила за руку первую встречную женщину. — Мишка с Тонькой и дети живы? — женщина пыталась перекричать ревущее пламя.
— Да кто ж его знает! Сказали, вроде, что пацаненка видели, пойди там, под грушей спроси.
Тамара метнулась через дорогу, где толпа людей была больше. Пробравшись ближе к лавочке у дома напротив, увидела Машку — медсестру с местного ФАПа. Она прижимала к себе двоих перепуганных ребят. Димке в этом году уже исполнилось десять. Он громко всхлипывал, размазывая по закопченному лицу слезы, а маленькая Настюшка, которой еще и трех нет, вращала головой во все стороны и сквозь плачь звала маму.
Тамара присела на корточки рядом с лавкой:
— Где родители?
Маша, едва сдерживая слезы, кивнула в сторону горящего дома.
Словно острая игла пронзила Тамару в самое сердце. Они с Тонькой еще со школы были закадычными подругами. Не всякие родные умеют так дружить. Женщина без сил опустилась на землю и закрыла лицо руками. Почему-то не было даже слез, только обжигающе ледяной холод в груди.
— Тетя, Тома, где моя мама? — Ревел Димка, —Она скоро придет?
— Скоро, мой хороший! — пойдем ко мне. Не надо на это смотреть. Маш, дети у меня.
Тамара поднялась с земли, подхватила на руки Настю и, взяв за руку Димку, пошла в направлении своего дома. Обмыв от копоти и грязи детей, напоила их чаем и уложила спать. Дима слегка успокоился, но даже уснув, продолжал тревожно всхлипывать. Самой же женщине было не до сна. Усевшись в свое любимое кресло, она как маятник раскачивалась взад и вперед, пытаясь осознать произошедшее. События были настолько ошеломляющими, что никак не удавалось собраться с мыслями.
«Что теперь будет с детьми? Мишка с детдома — родных нет, а у Тони старенькая бабушка да где-то в городе двоюродная сестра с семьей. Вот и вся родня… Надо хоронить… денег нет. В сарае корова… да нет там уже, наверное, никакой коровы. А Джек?» Наконец осознание случившегося потихоньку стало доходить и Тамара протяжно завыла, пытаясь не напугать и не разбудить детей. Зажав руками рот, быстро вскочила и побежала на крыльцо. И там, увидев вдали слабые сполохи догорающего дома, дала волю своим эмоциям. Усталость мертвым грузом навалилась на худенькие плечи женщины и она уселась на холодный цемент крыльца да так и просидела до утра, глядя в алеющее небо.
Встрепенулась женщина лишь когда увидела рядом с собой босоногую заспанную Настю.
— Тетя, мне надо в туалет, — сонным голосом пролепетал ребенок.
— Да-да, моя хорошая, пойдем.
Прижимая к груди девочку, Тамара понесла ее в сад. Какое-то, давно дремавшее чувство, всколыхнуло в сердце это объятие. Словно это ее ребенок. Такая нежность нахлынула в душу. Своих-то не дал господь. Уж сколько не лечилась — все без толку. Муж, когда понял, что чуда ждать не приходится, стал потихоньку отдаляться, а после прямо сказал, что для него дети — это главное в жизни. Молча собрал вещи и ушел. А позже уехал куда-то на заработки на Север. Так и жила Тамара одна, отдаваясь любимой работе — уж много лет работая мастером-тепличником.
Накормив и собрав детей, пошла в сельский совет, чтобы узнать все подробности и договориться насчет похорон.
— Проходи, Тамара, а вы пока тут на стульчиках посидите. Да глядите чтобы ни шагу, — пригрозила детям глава сельского поселения.
— Вот, ведь, беда-то какая приключилась, а? Детей теперь в детдом заберут. Кузьминичне не дадут опекунство, старая она уже. Ей самой опекун нужен. Антонину с Мишей похороним — деньги на правлении выделим. Наш тракторист Колька, мимо шел, когда дом гореть начал. Окно разбил и детей вынес. А там, где родители были, уже полыхало вовсю. Добраться не смог…
Тамара слушала, пытаясь найти хоть какое-то решение. Ей была неприятна даже сама мысль, что детей заберут в детский дом.
— А сестра двоюродная может оформить опекунство?
— Ну, в принципе, наверное, может. Знаешь, я не сильна в этих вопросах. Ни разу не приходилось сталкиваться. Надо в район позвонить.
— А можно пока дети у меня побудут? Тоня мне была как сестра…
— Да знаю я, Томочка. А что ты надумала? Сестру разыскать?
— Да я себе хочу их забрать, насовсем.
— Вот тебе и на… а оно тебе надо? — подавшись вперед сидя за столом, заговорщицки сказала глава.— Ты же молодая еще, замуж выйдешь. А с детьми кто же тебя возьмет?
— Я не могу их бросить — мне Тоня не простит. Не отговаривайте. Я так решила. Может это и есть мое счастье?
— Ну смотри сама. А сейчас я обязана сообщить в опеку. Решение-то им принимать.
Тамара нетвердой походкой вышла из кабинета. События прошлой ночи отняли у нее все силы. Дети сидели на стульях, прижавшись друг к другу.
— Пойдемте домой, — протянула руки Тамара.
— Я никуда не пойду, — нахохлился Димка. — Где наша мама?
— Пойдем, Дим! Дома поговорим. Там задашь мне все свои вопросы. Здесь я тебе ничего не скажу. Пойдем!..
Мальчик нервно вырвал руку и насупившись пошел на выход из конторы.
Дома Дима встал в позу:
— Ну, где мои родители? Говорите! — глядя в упор выкрикнул мальчик.
— Дим, ты уже взрослый. И сам своими глазами ночью все видел. Они остались там, в доме.
— Они что, умерли? — закричал ребенок и скорчившись словно от боли, согнулся обхватив живот руками.
Он громко рыдал, то приседая, то снова разгибаясь. Тамара пыталась успокоить, но он враждебно отталкивал ее, выкрикивая, чтобы она ушла. В это время в дом зашел ночной спаситель детей Колька.
— Это что тут за нарушение спокойствия? Ты чего это, брат? Ты же мужик! А ну-ка прекрати, а то сестру до смерти напугаешь.
Тамара благодарно глянула на него, потому, что уже даже не представляла что же ей делать. Кое-как успокоив ребенка, они сели за стол.
— Я хотела их у себя оставить, если позволят, а вот теперь, даже не знаю. А ну как не справлюсь?
— Да это стресс у него, потом все уляжется. Всем тяжело сейчас, а ему так и подавно. Шутка ли родителей потерять? Оклемается. А то, что решила это хорошо — благое это дело. Я сам детей люблю. Нас-то у мамки пятеро. Детей в семье должно быть много.
На следующий день к дому Тамары подъехали глава поселения и представители опеки. Грузная женщина вальяжно вывалилась из автомобиля и направилась к дому.
— Здравствуйте! Собирайте детей. Мне Татьяна Васильевна сказала, что вы решили оформить опекунство. Ну что ж. Если нет других дееспособных родственников и ваши жилищные условия и доход позволят, мы только за. Вот список необходимых документов, которые нужно подготовить. А там все на усмотрение суда. А пока дети поедут с нами. Можете их проведывать, препятствовать никто не будет. Стоявший в дверях мужчина, взял за руки детей и они пошли к машине.
Тамаре было так тяжело на душе, что не было сил что-то возразить или попросить оставить детей. Надо было готовиться к похоронам. Когда за ними закрылась калитка и машина скрылась за изгибом улицы, Тамара опустилась в кресло и тихонько запела их с Тоней любимую песню. Только теперь в ней не было юношеского задора — а только тягучая грусть по тем временам, которых уже не вернуть.
Ой, по полю-полюшку
Ходят хлопцы молодые.
Ведут бравы парубки
Под уздцы коней...
Песня оборвалась и затихла, а Тамара задремала беспокойным сном.
Ближе к обеду в окошко робко постучали. Тамара открыла калитку и увидела Николая.
— Том, впустишь? Я мороженое купил, боюсь растает. Говорят оно настроение поднимает.
— Проходи, раз уж купил. Не пропадать же добру.
Дома Колька достал целый пакет пломбира.
— Да куда столько? Я же ангину схвачу.
— А я помогу. Знаешь как я люблю мороженое. Том, ты это… если надо помочь, ну в район там съездить, чтоб бумажки собрать, говори. Мой Жигуль еще ого-го! Мухой домчит.
— Спасибо тебе, Коль… хороший ты. Повезет твоей жене.
— Не, не повезет — я храплю.
Тамара впервые за эти дни улыбнулась.
— Том! Я давно хотел сказать да к тебе же на хромой козе не подъедешь. В общем, нравишься ты мне очень. Может сладится у нас? Я не тороплю и ухаживать буду — все как положено, ты только сразу не прогоняй. И мальцов поднять помогу. Я знаю, что неподходящее время выбрал. Но хочу чтоб и в горе и в радости, понимаешь?
***
По проселочной дороге к дому мамы Томы и папы Коли шагает бравый солдат с белыми аксельбантами, а навстречу несутся трое сорванцов в грязных рубахах:
— Мамка, Димка из армии вернулся! Настя догоняй! — обгоняя друг-друга голосит ребятня.
Димка сгреб в охапку братьев и полной грудью вдохнул родной деревенский воздух. Наконец-то он дома!..