Четырнадцатая глава «Дневника» Саманты Маркл «Темнота и тишина» — эпизод из ее подростковой жизни, который, возможно, будет не слишком приятно читать впечатлительным людям. Роковые качели и впервые прозвучавшее предположение о недуге...
В те годы несовершеннолетним было запрещено оставаться на улице после 22.30 — но когда такие мелочи, как официальные правила, беспокоили подростков? Как и любая другая девушка ее возраста, Саманта иногда позволяла себе гулять поздно вечером, чувствуя себя взрослой, — и уж конечно, она была достаточно взрослой для того, чтобы отправиться со своей подругой Николь в поход по холмам. Итак, «была прекрасная солнечная суббота», Николь зашла за Самантой — на этот раз ей совсем не хотелось оставаться дома, — и они пошли вверх по улице, к началу маршрута.
Холм, на который им предстояло забраться, оказался довольно крутым, и чтобы добраться до его вершины, предстояло «долго карабкаться, обходя множество кустов и больших камней». Саманта была полностью уверена в себе — «Я представила, что я Чудо-женщина и не существует ничего, с чем бы я не справилась, — поэтому я рассмеялась и сказала: «Погнали!» — но очень скоро оказалось, что ее уверенность была преждевременной. Она всегда думала, что достаточно спортивна, но на полпути совершенно запыхалась, и в ее глазах заплясали звездочки. Светило яркое солнце, было очень жарко, но останавливаться она не собиралась, не желая выглядеть слабой.
Когда девушки наконец добрались до вершины холма, то с облегчением увидели, что не одни они решили дать себе серьезную физическую нагрузку — там уже была «группа взмокших подростков», которые посмотрели на них, ухмыляясь. «По их недоверчивым ухмылкам, — пишет Саманта, — было понятно, что они думали: мы девочки, а значит, недостаточно круты, чтобы покачаться на здешних качелях. Я почувствовала, что это ошибочное представление необходимо изменить».
Это подростковое развлечение соответствовало времени и месту:
«Гигантское дерево идеально подошло бы для того, чтобы построить на нем дом в стиле Робинзона Крузо. Его величественно раскинутые ветви склонялись над скалой, будто приглашая на танец всю округу. С одной из толстых ветвей свисал длинный пожарный шланг, который местные дети использовали как качели. Цель состояла в том, чтобы ухватиться за него и как следует раскачаться, а затем прилететь обратно. Я никогда не танцевала с деревом или с пожарным шлангом, но подумала, что за этим забавно наблюдать.
Николь посмотрела на меня и спросила:
— Ты уверена, что хочешь это сделать?
Мне казалось, что это достаточно просто, поэтому я сказала:
— Да я же просто Тарзан!
На самом деле мне не очень-то хотелось — но я не собиралась в этом признаваться.
Излучая ложную браваду, я ухватилась за шланг, отошла назад и пустилась бегом, а потом спрыгнула с обрыва, раскачиваясь так сильно, как только возможно. Я рассмеялась, почувствовав, как невесомо скольжу в небе над холмом и улицей. Мне очень понравилось это ощущение — мощный прилив эндорфинов. Это было так здорово, что я с нетерпением ждала возможности повторить, когда снова придет моя очередь.
Второй прыжок тоже прошел великолепно — и принес мне, по-моему, недозволенное количество счастья. Но ведь старая поговорка гласит: «Третий раз — всегда удачный». Я посмотрела на всех, кто стоял вокруг, затем на Николь и сказала:
— Ну, смотрите: учитывая мою неуклюжесть, сейчас я точно сорвусь!
На мгновение мне показалось, что все вокруг движется, как в замедленной съемке.
Николь рассмеялась. Она прекрасно знала, что я достаточно сильна, чтобы повторить это и в третий раз.
Я схватила шланг, разбежалась, крепко обхватила его ногами и почувствовала себя невесомой, когда меня слегка подняло вверх и надо мной было только голубое небо. Все, что я помню после этого, — как моя рука соскользнула. Я ничего не почувствовала, когда упала на землю. Я не видела ничего, кроме темноты, и слышала только тишину.
Я собиралась изменить чьи-то стереотипы о девочках, но вместо этого изменила всю свою жизнь».
И даже когда Саманта очнулась час спустя, она не сразу осознала, что случилось, и не сразу вспомнила падение. За это время собравшиеся на холме подростки сумели перенести ее вниз, к подножию, — и теперь, перепуганные и ошарашенные, пытались привести в чувство. Несмотря на то, что, когда пришла в себя, она не испытывала «никаких особых ощущений», кроме несильного головокружения, Николь взяла все в свои руки: кто-то из парней подогнал машину, Саманту со всеми предосторожностями усадили в нее, и Николь повезла ее к себе домой. Отца и мачехи Николь не было, и Саманта испытала иррациональное чувство облегчения: ей «не хотелось, чтобы они волновались из-за того, что несут ответственность за меня, и не хотелось объяснять, как мы развлекались».
Обработав ссадины и царапины Саманты, Николь принесла ей телефон, и она позвонила домой. Томас был в тот день на работе, поэтому она сказала Дории, что упала, и предупредила, что переночует у подруги. Томас позже рассказывал, что Дория сразу же позвонила ему на работу и передала все — но, разумеется, о какой-либо серьезности ситуации тогда никто не думал.
Заставили задуматься о том, что все серьезно, следующие несколько дней. Что-то было с левым глазом Саманты — она видела все хуже; что-то было с левой ногой — она теряла равновесие и координацию. Она чуть не упала на лестнице, поднимаясь в свою спальню, — и Томас немедленно отвез ее на обследование. Диагностические методы в то время были еще не очень хороши — но тем не менее с высокой степенью вероятности предположили РС, который «теоретически мог быть вызван падением». Это было «невероятно страшно», и Саманта изо всех сил пыталась игнорировать все неприятные ощущения, списывая их на стресс.
