Многие годы по причинам строгой секретности участие советских военнослужащих в войне во Вьетнаме оставалось тайной за семью печатями…Гвардии

Многие годы по причинам строгой секретности участие советских военнослужащих в войне во Вьетнаме оставалось тайной за семью печатями…

Гвардии старший сержант

КОЛЕСНИК НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ

Родился 28.01.1943 г. в с. Базы, Боровского р-на, Харьковской области.

В 1959 г. окончил Горловскую среднюю школу №12, в 1961 г. – Техническое училище №15, затем работал в Горловском Наладочном управлении электрослесарем-наладчиком автоматики шахтных подъемных установок.

С 1963 по 1966 гг. проходил срочную службу в Советской Армии.

С июля 1965 по март 1966 гг. участвовал в боевых действиях во Вьетнаме. Был командиром ПУ - заместителем командира взвода, командиром взвода стартовой батареи в 236, затем в 285 ЗРП Вьетнамской Народной армии.

В 1972 г. окончил дневной факультет Московского Энергетического института.

Работал инженером-конструктором, ст. механиком-энергетиком цеха, ведущим инженером-конструктором, начальником цеха на предприятиях авиационной и оборонной промышленности, параллельно вел преподавательскую работу.

С 1994 г. по 2016 г. работал ведущим специалистом вэлектротехнической службе Государственной Думы ФС РФ.

В 1994 г. избран председателем Президиума «Межрегиональной общественной организации ветеранов войны во Вьетнаме».

Награжден орденами Красного Знамени, Серебряная Звезда «Общественное признание», Петра Великого I ст. Святого князя Александра Невского II ст., вьетнамским орденом «Дружбы» и двенадцатью медалями в т.ч. «Ветеран боевых действий», «Ветеран труда», «За укрепление боевого содружества», «За ратную доблесть», вьетнамской медалью «Дружбы», а также знаками «Воин-интернационалист», «Ветеран Войск ПВО» СССР и Вьетнама.

ТАЙНА ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

«Поедете во Вьетнам»

В феврале 1965 г. Ханой посетила советская правительственная делегация во главе с Председателем Совета Министров СССР А.Н. Косыгиным, подписавшая Межправительственное соглашение об оказании военной помощи Демократической Республике Вьетнам (ДРВ), а в начале марта наш 3-й дивизион по приказу командира 236 гвардейского Путиловско-Кировского зенитного ракетного полка полковника А.С. Побожакова снялся со своей постоянной позиции возле д. Коростово, Красногорского р-на и ночным маршем направился в Дмитровский р-н для выполнения учебных задач: радиолокационное сопровождение реальных целей, имитация пусков ракет, защита ЗРК С-75 от авиации противника.

Для отработки приемов прикрытия ЗРК ствольными зенитными средствами дивизиону была придана батарея 57 мм зенитных орудий со станцией орудийной наводки СОН-9 и ПУАЗО (прибор управления артиллерийским зенитным огнем), стоявшими на вооружении у зенитчиков Вьетнамской Народной армии.

Мы с интересом осваивали боевую работу на этой технике; учились устанавливать и заряжать орудия, пользоваться коллиматорным прицелом, вводить в прицел поправки, учитывающие курс, высоту, скорость цели и понимали, что зенитки мы осваиваем не случайно – война во Вьетнаме заставляла искать новые приемы ведения боя и эффективной защиты ЗРК от ударов авиации противника.

По окончанию учений, успешно пройдя проверку и получив высокую оценку командования 10 корпуса ПВО Особого назначения, дивизион возвратился на место постоянной дислокации. По итогам этой проверки наш взвод занял 1-е место в стартовой батарее по боевой работе, технической и военно-политической подготовке, за что мне повысили классность - «Специалист 2 класса» - и объявили краткосрочный отпуск на 10 суток с поездкой на родину.

А через несколько дней нас, пять человек стартовиков 3-го дивизиона, срочно вызвали в штаб полка. Сообщивший нам об этом старшина Шустанов, как мне показалось в шутку, сказал: «Поедете во Вьетнам».

Сказал, как в воду глянул... Вскоре это в действительности произошло.

В штабе нас уже ждал командир нашего дивизиона гвардии майор Иван Константинович Проскурнин, там же были солдаты и сержанты из других дивизионов полка.

Из нашего дивизиона почти в полном составе прибыл наш 2-й взвод стартовой батареи: 1-й номер гв. ефрейтор Рафаил (Толя) Ахунов и 3-й номер гв. рядовой Алексей Фомичев из моего расчета, а также 1-й номер гв. ефрейтор Анатолий Пшеничный и 2-й номер гв. рядовой Андрей Мерзук со второго расчета. Из других дивизионов полка были операторы ручного сопровождения СНР гв. ефрейторы Александр Бурцев, Тарзан Черквиани, оператор кабины «ПА» гв. ефрейтор Николай Гаврилюк, оператор СРЦ гв. ефрейтор Виктор Кубушев, 2-й номер стартового расчета гв. рядовой Иван Агалаков и другие ребята.

Пригласили в кабинет командира, полковника Побожакова Антона Степановича, который обратился к нам с такими словами:

- Предполагается командировка в страну с жарким, тропическим климатом для выполнения ответственного задания в условиях, приближенных к боевым. Нужны хорошо подготовленные, в совер­шенстве знающие боевую технику люди. Особые требо­вания предъявляются к

дисциплине, поэтому для выполнения этого задания предлагаются ваши кандидатуры.

Перед спецкомандировкой во Вьетнам.

Военный городок в Митино, июль 1965 г.

После краткой беседы нам дали время подумать. Конечно же, мы

сразу догадались, о какой стране идет речь.

Когда-то Вьетнам был известен мне лишь по школьному учебнику географии как далекая тропическая страна, недавно изгнавшая французских колонизаторов и избравшая путь построения общества социальной справедливости. Позже по Женевскому соглашению Вьетнам был разделен по 17-й параллели на две части и фактически образовались два различных по политическому устройству государства: Северный Вьетнам – Демократическая Республика Вьетнам (ДРВ), возглавляемая Президентом Хо Ши Мином - дружественное СССР государство, и Южный Вьетнам, попавший под влияние и зависимость от заокеанских «друзей», имеющих свои определенные планы. Во многом это напомнило ситуацию в Корее.

Прошло всего несколько лет и события во Вьетнаме стали развиваться по аналогичной Корее сценарию - в августе 1964 г. США развязали широкомасштабную агрессию против ДРВ. Теперь мы каждый день с тревогой читали военные репортажи наших корреспондентов из Вьетнама; Ивана Щедрова и Александра Серикова в «Правде», Михаила Ильинского в «Известиях», Сергея Афонина в «Комсомольской правде», а вечерами в программе «Время» смотрели телерепортажи о налетах американской авиации на мирные города и села ДРВ.

По разным причинам несколько человек отказались от предложе­ния (в приведенном выше списке их фамилии не названы). Остальных направили на строгую медицинскую комиссию. На медкомиссии врач-кардиолог спросил меня:

- Как переносите жару?

- Нормально переношу, - ответил я, - только в сон клонит.

- Ну, это у всех так, - успокоил меня доктор.

У стоматолога кто-то пожаловался на плохие зубы. «Новые» зубы пообещали вставить в течение недели.

Прошедших медкомиссию направили на Военный Совет армии, где беседа была ещё более краткой.

Обращаясь к нам, председательствующий член ВС спросил, есть ли у нас какие вопросы, просьбы и т.п. Кто-то из ребят обратился с просьбой починить крышу дома у престарелой матери, т.к. он единственный сын, отец погиб на фронте и больше помочь некому - в деревне мужчин мало осталось после войны. Записали адрес и обещали помочь через военкомат.

Перед дальней дорогой

С конца мая до начала июля 1965 года мы, человек около 80 отобранныхиз разных частей Московского округа ПВО, находились на сборах в военном городке нашего полка в пос. Митино под Красногорском. Занимались боевой и физической подготовкой, штудировали наставления по боевой работе и инструкции по эксплуатации мат. части.

Из некоторых частей при комплектовании группы откомандировали самых отпетых нарушите­лей, лишь бы избавиться. Несколько человек, страдая от безделья, схо­дили в самоволку. Об этом стало известно командованию. Самовольщики были немедленно отчислены из команды и отправлены в свои части. После этого ещё человека три решили не испытывать судьбу и специально пошли в самоволку, чтобы быть отчисленными из команды.

За два дня до отъезда каждому выдали дерматиновый чемодан, сухой паек на трое суток и гражданскую одежду: костюм, х/б светлые брюки, 4 ру­башки, галстук, пальто демисезонное, шляпу, плащ-пыльник, 2 пары обуви, в т.ч. высокоберцовые ботинки, 4 пары носков, поясной ремень, носовые платки и панаму, почему-то песочного цвета.

Полковник, занимав­шийся нашей экипировкой, почти с завистью сказал:

- Вам повезло, вы ещё такие молодые, побываете за границей, а это не каждому выпадает в жизни, тем более в армии.

Переодевшись в «гражданку», мы снова как новобранцы, перестали узнавать друг друга.

И только в день отъезда нам выдали загранич­ные паспорта и официально объявили, что едем во Вьетнам, но писать об этом домой строго-настрого запретили. Домой я сообщил, что объявленный мне ранее краткосрочный отпуск, откладывается в связи со срочной и длительной командировкой.

Старшим убывающей группы назначили майора Проскурнина.

После праздничного, в честь нашего отъезда, обеда, мы погрузились в автобусы и после недолгого прощания с друзьями и семьями офицеров, которые провожали нас как родных, уехали на аэродром.

Взлетали с Чкаловского аэродрома на АН-10Б. Последнюю посадку с ночёвкой сделали в Иркутске. Из Иркутска улетали на рассвете. Перед посадкой в самолёт я «на счастье» бросил одну монету на землю рядом со взлётной полосой, а вторую, такую же, положил в карман.

Взлетели. Через час с небольшим пересекли государственную грани­цу СССР с Монголией, а через два часа – границу Монголии с Китаем. Погода была ясная, и нам удалось разглядеть внизу извивающуюся темной змеей по земле Великую китайскую стену. К сожалению, стена надвигалась и в наших отношениях с Китаем…

Китай

Приземлились в Пекине. Через иллюминаторы увидели, построенные на площади перед зданием аэровокзала, отряды китайских пионеров с флажками, цветами и транспарантами. Из громкоговорителей доносилась торжественная музыка и приветственные возгласы на непривычном и непонятном нам языке.

- Неужели нас так торжественно встречают? – недоумевали мы.

Спускаемся по трапу и видим, что к зданию аэровокзала подходит северокорейская делегация. Теперь все стало на свои места.

Нас же встречали работники советского посольства и китайские представители. В ресторане накормили отменным обедом (не менее 10-ти блюд), с традиционными тостами о дружбе. На это ушло более 3-х часов. Затем пришлось ждать в аэровокзале ещё около 2-х часов. Потом нас повезли в город. Разместили в прекрасной гостинице в двухместных номе­рах, с напольным вентилятором, ванной и радиоприёмником, что по тем временам в Китае было необычайной роскошью. Радиоприёмник почему-то не работал. Вечером нас повели в летний театр на концерт китай­ских артистов. Зал уже был заполнен, и когда мы вошли, нас встретили сдержанным оживлением. Было очень душно, и приятно было освежиться пропаренной махровой салфеткой, выданной каждому на входе в театр. Программа концерта состояла из китайских народных песен и танцев. Мы как бы перенеслись в другой, сказочно необычный мир; таким Китай мне представлялся ещё в детстве, при чтении китайских народных сказок.

Ночь прошла быстро. Утром мы группами пошли в город. Китайцы, немного сторонясь, смотрели на нас с нескрываемым интересом. В магазинах полно различных товаров, но никто ничего не покупает - всё очень дорого, потому никаких очередей нет. В каждом магазине портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и самый большой – Мао Цзэдуна. Удивило нас наличие в продаже боевого оружия: автоматов АК, карабинов СКС китайского производства и боеприпасов к ним.

Во второй половине дня нас отвезли в аэропорт. День стоял жаркий, и наш самолёт так накалился на солнцепеке, что вполне напоминал сауну. Взлёт задержали почти на час, и нам пришлось изрядно попотеть в духоте салона. Но это была лишь легкая репетиция тех испытаний на жароустойчивость, которые позже нам пришлось выдержать во Вьетнаме.

Наконец взлетели. Часа через три начали снижаться и приземлились в аэропорту города Чанша. Посадка была не­запланированной. Мы должны были лететь без посадки до Ханоя, но в тот день был массированный налёт на территорию ДРВ, и китайцы, заботясь о нашей безопасности, не разрешили нам пересечь границу с Вьетнамом.

Нас посадили в автобусы и повезли в город. Город, конечно, ни в какое сравнение с Пекином идти не мог. Ни того великолепия древней архитектуры, ни исключительной чистоты улиц, ни бесчисленного множества велосипедистов. Сравнительно небольшой и довольно грязный городок с редкими грузовиками модели ЗИС-150 китайского производства и полным отсутствием на улицах урн для мусора. Купив для интереса китайское мороженное, я несколько кварталов нес в руке пустую упаковку, но так и не найдя урны, вынужден был бросить её в кучу мусора на обочине тротуара.

Пока для нас в срочном порядке освобождали гостиницу, нам организовали экскурсию на фабрику художест­венной вышивки. Некоторые служащие фабрики в своё время учились в Советском Союзе, хорошо говорили по-русски и были рады нашему приходу. Мастера художественной вышивки, в основном женщины, охотно показывали свои неоконченные работы и приёмы вышивания. По отношению к нам они были доброжелательны и предупредительны. Трудно описать словами их изумительные картины: вышитые тончайшей шелковой нитью цветы, животные, птицы, растения как живые шевелились на шёлковых полотнах при малейшем дуновении. У меня до сих пор перед глазами стоит вышитый светло-серый котёнок, на ко­тором каждая шерстинка казалась настоящей, а усы как будто бы ше­велились.

На вопрос, где продаются их работы, нам ответили, что почти всё идёт на экспорт, на внутренний рынок идут только огромные портреты Мао Цзэдуна и полотнища с вышитыми столбцами иероглифов его алле­горических стихов. Мы узнали, что за свою ювелирную работу вышивальщицы получают в месяц не более 40 юаней, при этом к 40 годам теряют зрение и лишаются возможности работать как художники ручной вы­шивки. Остаётся только вышивать иероглифы стихов великого кормчего.

После посещения фабрики мы прибыли в совершенно пустую гости­ницу. Всех проживавших в ней делегатов провинциальной профсоюзной конференции срочно переселили в другую гостиницу попроще, как мы поняли, с целью недопущения контактов с нами.

Днем было очень жарко (температура воздуха в то время держалась выше +30оС), а ночью душно, но китайские товарищи «успокоили» нас тем, что «во Вьетнаме еще жарче».

На следующий день, ожидая посадки в самолёт, мы видели работающих на поле рядом с аэродромом китайских крестьян и были поражены, как при такой жаре, на солнцепёке они без отдыха в течение более 1,5 часов мотыжат пересохшую землю, синхронно взмахивая мотыгами, как наши косцы взмахивают косами, идя друг за другом в загонке покоса. В этом небольшом эпизоде мы увидели трудолюбие и организованность рядовых китайских тружеников.

Наконец наш самолет выруливает на взлётную полосу. Взревели турбины двигателей, разбег, взлёт, набор высоты, и самолет берёт курс строго на Юг. Минут через 20 слева неожиданно появилась пара истреби­телей, летящих параллельным курсом и делающих разворот с набором высоты. Мы забеспокои­лись: кто знает, чьи это истребители, и какие намерения они имеют. Но тревога сразу рассеялась, когда мы увидели на крыльях опознавательные знаки китайских ВВС и узнали силуэты наших МиГ-17. Они развернулись и, покачав крыльями, пошли обратным курсом. Это были китайские истребители сопровождения, охранявшие нас до границы с Вьетнамом. Дальше наш самолёт приняли под охрану вьетнамские истребители.

На вьетнамской земле

Уже около получаса летим над Вьетнамом. Идём на снижение. Через иллюминаторы с интересом всматриваемся в залитое солнцем, пёстрое лоскутное одеяло земли с преобладающими изумрудно-зелёными прямоугольни­ками рисовых чек. По ним, словно луговые опята, разбросаны светло-желтые конические шляпы работающих крестьян. Они отрываются от рабо­ты, поворачивают лица в сторону нашего самолёта и приветливо машут нам руками. С разворота заходим на посадку и с ходу садимся. По тому, как мастерски это делает экипаж нашего самолета, понятно, что Ханойский аэродром Залам и здешняя воздушная обстановка ему хорошо известны.

И вот мы впервые ступаем на землю Вьетнама. Нас встретил строй воинов Вьетнамской Народной армии. Стоя в строю напротив, мы с интересом рассматривали друг друга. Бросились в глаза необычная военная форма, головные уборы, знаки различия. Непривычный для нас тип лица вьетнамских воинов делал их похожими друг на друга, как будто они братья-близнецы.

«Как же я их буду различать?» - подумалось мне. Позже выяснилось, что мы для вьетнамцев тоже были «все на одно лицо» и единственными отличиями были возраст и некоторое разнообразие в нашей одежде.

После взаимных приветственных докладов командиров, вьетнамский строй троекрат­но прокричал нам короткое отрывистое приветствие «Синь тяо!», сопровождавшееся энергичным вскидыванием вверх правой руки, сжатой в кулак. На этом короткая официальная церемония встречи была закончена, и нас пригласили пить чай. Хотя часы уже показывали 6 часов вечера по местному времени, было невыносимо жарко. Мы расположились под огромными «зонтами», сделанными из куполов американских парашютов, высоко поднятых на бамбуковых шестах. Стропы были растянуты в стороны, а их концы закреплены на вбитых в землю колышках. Чай был зеленый, без сахара, в маленьких пиалах - мёд. Для нас это было непривычно, но позже мы поняли и оценили исключительное преимущество такого напитка в утолении жажды.

Необычность обста­новки и всего окружавшего нас усиливалось особым запахом знойного тропического воздуха, густо наполненного влагой и непрерывным звоном цикад.

За чаем состоялись первые знакомства, завязался разговор через переводчиков. Вьетнамцы задавали традиционные вопросы: «Как Вас зовут? (Ань тэн зи?)». «Сколько Вам лет? (Ань вао ньеу туой?)». «Вы женаты? (Ань ко во тиа?)». «Как Ваше здоровье? (Ань ко во тыа?)». «Сколько у Вас детей? (Ань ко кхое кхонг?)».

К концу короткого чаепития я уже знал, как по-вьетнамски произно­сится «здравствуйте» (синь тяо) и «до свидания» (там биет). Так под куполом амери­канского парашюта состоялся мой первый урок вьетнамского языка.

К месту нашего будущего расположения мы добирались на машинах довольно долго, т.к. дорога была изрыта глубокими воронками от бомб, и водителю всё время приходилось искать объезды.

Вьетнамский пейзаж отличается каким-то спокойствием и гармонией. Поля, расчерченные прямыми линиями насыпных тропинок-меж и неширокими каналами поливных систем, с фигурками работающих крестьян в конусообразных шляпах. Стадо буйволов, спрятавшихся от жары в воде неглубокого озера, окаймленного рядом стройных пальм с пышными шарообразными кронами и бамбуковыми зарослями. Небольшие деревни с деревянными постройками, покрытыми пальмовыми ветками и кладбищем на околице. Каждая усадьба густо обнесена живым частоколом бамбуковой изго­роди с высокими воротами-аркой на входе и обязательными, расположенными за ними, рыбным прудом и бассейном для дождевой воды.

На протяжении всего многокилометрового пути мы с интересом смотрели на проезжаемые деревни, на крестьян, устало возвращавшихся с рисовых полей, и ребятишек, едущих верхом на круторогих буйволах. Всё казалось таким мирным и таким далёким от войны, если бы не бесчисленные воронки...

Ещё меня поразили заросли лотоса, которые густым ковром нежно-розовых цветов покрывали большие, но неглубокие озёра. Была пора их цветения.

На подъезде к Ханою нашу машину остановил контрольный пост. Проверяли документы, но узнав, что в машине «льенсо» (советские), только что прилетевшие из Москвы, проверку прекратили и, приветливо улыбнувшись, предупредили, что днём дорогу бомбили и нам придётся делать большой крюк.

Через час с небольшим мы, наконец, подъехали к мосту через Красную реку. Мост огромный, трёхлинейный, длиной около двух километ­ров, построенный ещё французами по проекту знаменитого инженера Эйфеля. Прямо на ограждениях моста, образующих на всём протяжении сплошную арку, через каждые 50 м установлены зенитные пулемёты... Сопровождавший нас лейтенант Туан, объяснил, что этот мост один из глав­ных в ДРВ. Через него на юг страны идут почти все грузы, поэтому защита моста является делом государственной важности. Зенитные расчёты, охраняющие мост, дежурят круглосуточно.

Река Красная – одна из главных рек Вьетнама и хотя её берега покрыты зарослями бамбука, а не берёзовыми рощами, она чем-то неуловимым напоминает нашу Волгу, - такая же полно­водная, величавая и плавная. Даже в темноте её вода имеет коричнево-красный оттенок. Это оттого, что течёт река по глинистым, красного цвета, землям.

Вечерний Ханой встретил нас многолюдьем нешироких улиц. Нескончаемые потоки людей, многие на велосипедах, двигались в противоположных направлениях, наполняя пространство людским говором, часто перекрываемым резкими сигналами автомашин. В большинстве это была молодёжь. Изящные, миловидные девушки с косичками, почти все в белых блузках и чёрных развевающихся брюках из тонкой ткани, у каждой за спиной конусообразная шляпа «нон». Юноши - в белых навыпуск рубашках и тёмных брюках, многие в военной форме. Казалось, что война не мешает им развлекаться и любить.

Улицы Ханоя в целях маскировки ночью почти не освещались, и по­тому в темноте трудно было рассмотреть город, но всё же просматри­вались необычные для нас контуры его архитектуры. Пока мы ехали по городу, Ханой уже начал готовиться к отдыху пос­ле жаркого трудового дня. Многие люди укладывались спать прямо во дворах своих домов и даже на обочине тротуара под домом. Я спросил Туана:

- Почему они спят на улице?

- Потому, что каменные дома днём сильно нагреваются и ночью в них очень душно, почти невозможно уснуть, поэтому в жару многие пренебрегают крышей. Для вьетнамца двор и улица - это продолже­ние дома, - объяснил он.

В ту же ночь мы сами убедились в справедливости его слов. Пока мы ехали в машине, встречный ветерок немножко освежал нас, и мы не очень страдали от жары. Но уже через полчаса после того, как мы, наконец, добрались до места ночевки, наша одежда стала мокрой от пота, как будто бы мы её выстирали и, не высу­шив, надели на себя.

Мы надеялись, что нам ещё удастся увидеть Ханой днём, и потому старались не надоедать вопросами Туану, который добровольно взял на себя обязанности гида. Оказывается, он коренной ханоец. До войны учился на четвертом курсе Ханойского педагогического института. Готовился стать преподавателем русского языка. Война помешала Туану полу­чить диплом, но он твердо убеждён, что после победы обязательно завершит своё образование, к тому же работая с нами, получит отличную практику русского языка, что очень важно для преподавателя.

Проезжая по улицам Ханоя, мы обратили внимание на круглые колодцы, расположенные через каждые 4-5 м по бокам тротуаров ближе к проезжей части улиц. Думая, что это обычные колодцы для ремон­та подземных коммуникаций, мы никак не могли понять, почему их так много, притом на обеих сторонах улицы? Туан объяснил нам, что это не колодцы, а индивидуальные бомбоубежища для прохожих, на случай если во время бомбардировки кто-то из них не успеет укрыться в капитальном защитном сооружении. Ими пользуются также бойцы отрядов самообороны, которые прямо из этих убежищ могут вести прицельный огонь по низколетящим американским самолётам из стрелкового оружия.

В будущем многим из нас пришлось укрываться в этих нехитрых, но надёжно защищающих от осколочных и шариковых бомб укрытиях, вырытых на обочинах всех основ­ных дорог Северного Вьетнама.

Первая ночь в тропиках

В первую тропическую ночь почти никто из нас не спал. Опустив натянутые над деревянными топчанами противомоскитные сетки, обливаясь потом, мы изредка переговаривались, делясь своими впечатлениями последних суток. Я лежал на спине, положив на голову мокрое полотенце, чтобы хоть немного охладиться, и смотрел через проём окна на незнакомое южное небо, вслушиваясь в непривычные звуки тропической ночи.

Только к утру мне удалось наконец-то уснуть. Утром мы с удив­лением обнаружили, что наша раз­вешенная для сушки одежда за ночь нисколько не просохла...

Оказывается, что в этот период года влажность воздуха настолько высокая, что даже на солнцепёке выстиранная одежда полностью не просыхает, если нет ветерка. Единственный способ высушить одежду – направить на неё поток воздуха от вентилятора, но в походных условиях использовать вентиляторы не было возможности – жить большей частью нам приходилось в прорезиненных «зимних» палатках или под бамбуковыми навесами. Из-за высокой влажности воздуха лужи после ливня месяцами стоят, не высыхая.

Днём стало ещё жарче. Если ночью температура была всего около +30°С, то к 12 часам дня она поднялась до +37°С в тени. Наши ребята, прибывшие из Союза раньше нас, сказали, что это ещё не самый жаркий день, бывает и жарче. Пот из нас лился ручьями. Было такое ощущение, будто мы круглосуточно находимся в жарко натопленной парилке, а сердце колотилось так сильно, что его удары мощными толчками отдавались в висках.

Исчезновение Тарзана

День прошёл без каких-либо происшествий, если не считать того, что перед самым обедом неожиданно куда-то исчез наш всеобщий любимец и весельчак ефрейтор Тарзан Чирквиани. Немного подождав, послали двоих на поиски. Они вернулись ни с чем. На обед пошли без Тарзана. Пообедали, вернулись обратно - его нет. Забеспокоилась... Начали вспоминать, кто и когда видел Тарзана последним? Оказалось, что виде­ли его минут за 30 до обеда. Ничего особенного - жаловался на жару и жажду, мечтал о «Боржоми». В ответ на реплику:

- Тебе ли, Тарзан, на жару жаловаться? Ты ведь с Кавказа…, - сказал:

- Что ты! Кавказ по сравне­нию с Вьетнамом - это как Якутия с Ташкентом зимой.

Разбились на три группы и обошли всю близ­лежащую территорию вьетнамского сада, в глубине которого находи­лись одноэтажные кирпичные постройки, отведенные нам для проживания. К саду прилегал довольно большой водоем с мутноватой водой. На подходе к нему стоял вьетнамский часовой внутренней охраны. Знаками спросили: «Купался ли кто-нибудь из наших в водоеме?»

Как и следовало ожидать, ответ был отрицательным, т.к. накануне нас строго предупредили, что купаться здесь нельзя из-за большой опасности заражения кожными и желудочно-кишечными заболеваниями. В общем, поиски не дали результатов. Тарзан как в воду канул...

Так оно на самом деле и было: спасаясь от жары, он забрался в стоящую под навесом возле столовой бочку с водой и, почувствовав приятную прохладу, спокойно уснул в ней... Только через час его случайно обнаружили вьетнамские повара, набиравшие из бочек воду для мытья посуды и поливки бетонных полов в зале столовой. Наш новоявленный «водяной» не знал, куда деваться от смущения. Желание избавиться от невыносимой жары привело его к конфузу, и этот случай ещё долго был поводом для шуток, которых зачастую нам так не хватало.

Особенно тяжело переносили жару полные и люди с болезнью почек, хотя раньше они о ней даже и не подозревали. К концу второго дня я подсчитал, что за день выпил около 8 литров воды, но жажда всё равно не переставала мучить, а вот аппетит пропал совершенно и не только у меня. Первое мы ещё кое-как съедали, в основном жидкость, а вот второе оставалось почти нетронутым, так как после первого сразу принимались за третье, если это был компот или лимонад. Ну а пиво, как и положено, выпивали перед обедом. Пиво, кстати, было хорошее («Чук бать» или «Ханой»), но, как правило, тёплое и не утоляло жажду, поэтому большинство из нас предпочитали лимонад или компот из плодов, названных нами «Бычий глаз». По вкусу они напоминали белые сливы, а по виду большой бычий глаз с прозрачной толстой оболочкой-мякотью и чёрной косточкой-зрачком.

Ну а чаще всего мы пили чай, тот самый знаменитый зеленый вьетнамский чай без сахара, которым нас впервые угостили на аэродроме. По утолению жажды с ним может конкурировать только «Боржоми», о котором мечтал не только грузин Черквиани. Только спустя две недели мой организм постепенно перестроился на тяжелый тепловой режим; я стал меньше потеть без физической нагрузки, потребление жидкости снизилось до 3- 4-х литров в сутки, появился аппетит.

Ночами нас здорово донимали москиты - «мой», от которых не спасали даже противомоскитные сетки. После их укусов на теле образуются волдыри-припухлости, и появляется сильный зуд. Человек невольно расчёсывает места укусов, и они превращаются в сплошную язву, которая из-за пота, высокой влажности и бактериальной насыщенности среды не заживает неделями. Москиты отличались таким зверским аппетитом, что кусали через одежду, и как мы шутили позже, даже через задний карман брюк и подошвы ботинок. Кстати, ботинки вскоре пришлось сменить на более мягкую обувь – купленные в магазине вьетнамские резиновые сандалии, метко названные кем-то из нас «мокроступами». Они вполне соответствовали условиям длинного вьетнамского лета с его дождливым и сухими сезонами.

Через день нам выдали ещё один, так необходимый в той обста­новке предмет снаряжения: каждый получил стальную защитную каску-шлем нашего советского произ­водства. И кто знает, отнесись я тогда к этому древнему воинско­му головному убору пренебрежительно, быть может, и не пришлось бы мне писать сейчас эти строки.

Эти стальные, выкрашенные в зелёный защитный цвет, добротные солдатские каски, спасшие на фронтах Великой Отечественной войны не одну тысячу жизней советских солдат, и во Вьетнаме зарекомендовали себя с лучшей стороны. Они надёжно защищали наши отчаянные головы от осколков амери­канских бомб и ракет класса «Воздух-земля». Получение касок напомнило нам о войне... Да и сама война не замед­лила напомнить о себе.

Ночной налет

Ночью нас разбудили тревожные, частые удары по выпот­рошенному стальному корпусу американской фугасной бомбы, под­вешенной к дереву и используемой для подачи сигнала «Воздушная тревога». Услышав сигнал, я схватил одежду, каску и вслед за другими, через откры­тое окно, выпрыгнул на улицу. Передо мной темнота, а надо мной черное тропическое небо с дрожащими точками ярких звёзд, и какой-то зловещий, леденящий душу вой, стремительно надвигающийся на меня сверху.

«Бомба» - промелькнуло в сознании.

Я упал, уткнув­шись подбородком в тёплую, влажную траву. Надеваю каску на голову, зажимаю уши руками, жду взрыва. Что-то огромное, с прон­зительным злобным воем несётся прямо на меня. Я лежу, плотно прижав­шись к земле в каком-то оцепенении. Кажется, проходит целая вечность.

«С какой же высота сбросили эту проклятую бомбу, если она так долго падает?» - подумал я, и машинально начал отсчитывать секунды:

- 121, 122, 123…

Вдруг жёлтые языки пламени одновременно высвечивают длинные стволы зенитных орудий чуть правее меня. Резкий, оглушительный звук артиллеристского залпа больно бьёт в уши и на мгновенье заглу­шает этот пронзительный вой.

- 124, 125, 126...

Глухие хлопки разрывов в воздухе, один почему-то сухой, как удар хлыста. Воющий звук неожиданно меняет свой злобный тон на жалобно-затихающий и, как будто обессилев, смолкает. С удивлением вслушиваюсь во внезапно наступившую тишину.

«Значит это не бом­ба», - понял я.

- Самолёт подбили! – закричал кто-то, - Ура!

Медленно поднимаясь, вижу как что-то, пылающей свечой, стремительно несётся к горизонту.

Взглядом сопровождаю его до самой земли. Яркая вспышка на миг осветила небо. Затем донесся глухо охнувший звук далёкого взрыва....

Минут через 20 дали отбой, и мы, возбужденные, в каком-то нервном ознобе, устало разбрелись по своим местам, надеясь, что до рассвета еще, быть может, удастся уснуть. Утром стало известно, что сбитый во время ночного налёта американский самолёт, упал в 8 километрах от нас. Его пилоту катапульта не понадобилась. Так закончился ночной полёт одного из воздушных асов США, нашедшего бессмысленную смерть за многие тысячи километров от своего дома в жарком небе Северного Вьетнама, на землю которого он нёс смерть и страдания.

Ещё недавно сообщения об американской агрессии во Вьетнаме - жестоких бомбардировках городов и мирных объектов ДРВ, о числе жертв, о количестве американских самолётов, сбитых вьетнамски­ми зенитчиками при отражении налётов, воспринимались нами как что-то страшное, но далёкое и поэтому неопасное, как кинокадры воен­ного фильма: смотришь, искренне переживаешь страдания и гибель героев, но всё время помнишь, что это не на самом деле, а только на экране. И вот теперь война с экрана воображения как будто шагнула прямо в зрительный зал, и мы из зрителей превращаемся в участников этой войны, ещё до конца не сознавая тяжести всех предстоящих испытаний.

Я навсегда запомнил эту тревожную ночь. Шла первая неделя нашего пребывания на вьетнамской земле и наша первая встреча с жестокой войной...

Война в моём сознании с детства представлялась каким-то злобным и страшным чудовищем. Слово «война» всегда заставляло вспомнить другое слово – отец, которого отняла война.

Мой отец - Николай Дмитриевич Колесник, гв. ст. сержант, командир орудия 186-й Краснознамённой танковой бригады 10-го танкового корпуса погиб 30 октября 1944 года, освобождая латвийский город Лиепая, где и похоронен на Приекульском братском воинском кладбище, вместе с более 23-мя тысячами советских воинов. Было ему тогда 20 лет.

Начало обучения

Через два дня в пригороде Ханоя Хадонге мы получили технику – шестикабинный вариант ЗРК С-75, провели расконсервацию, контроль функционирования систем и приступили к выполнению своей главной задачи: в форсировано короткий срок подготовить воинов Вьетнамской Народной армии к боевой работе и ввести в строй первый вьетнамский зенитный ракетный полк. Задача очень сложная, учитывая уровень технической подго­товки обучаемых и общение с ними только через переводчиков. Ведь среди солдат были деревенские ребята, ко­торые до этого сложнее велосипеда техники не видели.

Во время проведения расконсервации и проверки техники мы поближе позна­комились с командиром 61-го дивизиона Первого (236-го) зенитного ракетного полка ВНА капитаном Хо Ши Хыу, с вьетнамскими офицерами и расчётами стартовой батареи. Командир дивизиона отлично говорил и писал по-русски - в 1964 г. он окончил Военную командную академию Войск ПВО в Советском Союзе.

Учебный процесс был организован следующим образом: боевую технику развернули на хорошо замаскированной под жилые и хозяйственные постройки площадке, недалеко от Ханоя. Там же в походных условиях, в палатках и в легких бамбуковых навесах располагались вьетнамские расчёты. Наше место оби­тания пока оставалось прежним.

Ежедневно подъём у нас был в 5-00, в 5-30 завтрак, с 6-00 до 12-00 занятия: изучение материальной части, наставлений по боевой работе, затем практическая работа на технике - боевая работа, отработка нормативов, проведение регламентных работ.

С 12-00 до 14-00 - в самое жаркое время суток - обеден­ный перерыв.

С 14-00 до 17-30 - продолжение занятий: пов­торение, опрос.

В 18-00 ужин, с 20-00 до 22-00 - самоподготовка.

В воскресенье занятия были только до обеда.

Конечно, такой распорядок выполнялся не всегда. Были отступления, связанные с проведением собраний, приездом представителей командования ПВО, с погодными условиями, а чаще с налётами американской авиации. Но всё равно работать приходилось не меньше десяти часов в день.

Занятия прово­дились отдельно с личным составом стартовой и радиотехнической батарей. На занятиях должен присутствовать весь личный состав, за исключением больных и находящихся в наряде. Перед началом занятий старший офицер строил группу и докладывал о готовности к занятиям. После приветствия развешивались плакаты, схемы, открывались изучаемые блоки и начинались занятия.

За каждым советским расчётом был закреплён вьетнамский, а в стартовой батарее, из-за нехватки людей, за каждым расчётом был закреплён взвод. Командиром первого обучаемого мной расчёта был сержант Ван Тхань. Уроженец Юга (его родной город Сайгон), он выделялся среди других высоким ростом, крепким телосложением, собранностью и аккуратностью. Лицо у Тханя было строгим и мужественным, и его нисколько не порти­ли чуть заметные оспинки на подбородке. Тхань самостоятельно изучал русский язык, и вскоре мы с ним легко объяснялись без переводчика. Он очень быстро схватывал суть изучаемого, будь то механизм или электронный блок, и потом, уточняя у меня отдельные моменты, сам объяснял всё своему расчёту. Интересно, что в жару Тхань потел, так же как и я - во время боевой работы рубашку можно было отжимать через каждые 10-15 минут. Меня это удивило и я спросил:

- Тхань, ты же вьетнамец, а потеешь так же сильно, как и я?

Он, улыбнувшись, ответил:

- Здесь на Севере очень жарко, а у нас на Юге климат суше. Там я никогда так не потел, правда, я не был на родине уже пять лет.

1-й номер - ефрейтор Шон - был скромным, симпатичным, и очень старательным юношей. Его глаза всегда щурились в застенчивой улыбке, но, несмотря на некоторую медлительность, он научился выполнять нормативы боевой работы значительно быстрее, чем пер­вые номера других расчётов батареи, и его все уважали за это. На последнем, перед выходом на боевую позицию, зачёте расчёт Тханя, благодаря чёткой работе командира и первого номера, пока­зал отличное время.

2-й номер - ефрейтор Тиен невысокого роста, быстрый, цепкий, знающий себе цену. По возрасту он был старше Шона и третьего номера

Лая. Ему, как и Тханю, было 20 лет, а Шону и Ламу исполнилось только по 18. Но дело было не в возрасте.

До формирования первого зенитно-ракетного полка ВНА Тиен служил в танковом полку, воевал на Юге, с уважением относился к броне, надёжно защищающей во время боя, и был недо­волен переводом его в ракетчики. К ракетной технике Тиен вна­чале относился с недоверием и особенно не любил тяжёлые, изну­рительные тренировки по переводу пусковой установки из поход­ного в боевое положение и обратно. В этом его можно было понять - даже для советских расчётов этот норматив был предельно тяже­лым и изматывающим, а при сорокоградусной жаре тем более. А с танком ведь никаких проблем: запустил дизель и - поехали. Но, несмотря на это, Тиен, как самый смекалистый и технически подготовленный среди номеров, быстро понял, что мы с Тханем не намерены отпускать его обратно в танковый полк и постепенно сми­рился с участью ракетчика ПВО. Позже, в боевой обстановке, он действовал исключительно быстро и грамотно. А после первых сбитых нами американских самолётов Тиен зауважал и ракеты.

Командир пусковой установки Ван Тхань, 1965 г.

3-й номер - рядовой Лай, выше среднего роста, худощавый, до призыва в армию окончил 10 классов и занимался мелкой частной торговлей в Ханое. Был он парень любознательный, но с ленцой. В первое время, на любую команду, он отвечал репликой и даже пытался вступать в пререкания с Тханем, но Тхань твердо и спокойно настаивал на своем. Об аргументах Тханя я мог только догадываться, так как на мой вопрос:

- В чём дело, Тхань?

Он неизмен­но отвечал:

- Всё нормально, Николай.

В конце концов, Лай с недовольным видом, что-то бормоча про себя, всё же выполнял то, что от него требовалось. Но уже к концу второй недели осложнения с Лаем сами собой прекратились. Он, как говорится, «понял службу» и с интересом старался вникнуть во все премудрости ракетной техники, между делом иногда «профессионально» интересуясь, сколько стоит тот или иной блок ракеты, пусковая установка, вся ракета. Узнав приблизительную стоимость, сравнивал со стоимостью американского самолёта. По этому поводу я как-то пошутил:

- Лай, не собираешься ли ты стать торгов­цем ракетами?

На что Лай ответил:

- Нет, мне просто жалко, что такое умное и дорогое оборудование ракеты будет уничтожено после ее взрыва, а я давно мечтаю о простом радиоприёмнике для больной мамы. Она почти не видит и не может сама прочитать газету, чтобы узнать последние новости и то, что теперь у нас есть ракеты.

Должен заметить, что первый зенитный ракетный полк ВНА формиро­вался из людей, имеющих образование не ниже 8 классов и в какой-то степени знакомых с техникой. Среди офицеров были бывшие артиллеристы, танкисты и даже авиационные техники. Некоторые закончили военные училища. Но большинство прошли подготовку на краткосрочных офицерских курсах и военную науку постигали на практике. А вот среди рядовых солдат встречались ребята, не имевшие никакого опыта обращения с техникой. С ними, конечно, было трудно... Но, как говорится, всё можно постичь, было бы же­лание.