Рассказ о старости, которая не сдается
Старик выключил огонь и снял с газовой конфорки чайник, заливавшийся свистом. Аромат иван-чая разлился по старенькой кухне.
— Антошка, иди чай пить, — позвал старик правнука.
В ответ тут же раздался мальчишеский резвый топот. Антон шлепнулся на табуретку, отчего она жалобно заскрипела, силясь выдержать неиссякаемый напор детства. Судя по всему, век табуретки подходил к концу. Мальчик ясно чувствовал, как время наложило свою седую лапу на нее, на пузатый чайник, на кружку в сеточке мелких трещин, на пожелтевшие обои, пытающиеся оторваться от стены, на дедушку с его морщинистыми руками и редкой шевелюрой. Все вокруг странно пахло, наверное, так пахнет старость.
Девятилетнему мальчику не верилось, что и его плеча когда-нибудь коснется седая лапа времени. Чувство жизни, вертящееся пушистым зверьком в его груди, решительно отторгало дряхлость и упадок, окружающий мальчика, отчего его мучило пока не осознанное чувство брезгливости.
Прадеда он совсем не помнил, виделись они еще в те времена, когда он раскачивался из стороны в сторону в первых робких попытках научиться ползать, — так рассказывала мама. Слишком большое расстояние их разделяло, тысячи километров суровой неухоженной земли. Многие годы, поколения людей с разными ценностями, культурой, целями. Пропасть между молодостью и старостью. Нескончаемые будничные заботы отодвигали на второй план всех родственников, дальних и не очень. Но как только весть о дедушкиной болезни достигла маминых ушей, она, заняв у знакомых денег на билеты, ринулась сквозь череду забот и километров, чтобы повидаться с дедом, скорее всего, в последний раз.
Антон тогда впервые летел на самолете, — наконец, сбылась его мечта, навеянная рассказами одноклассников побогаче. Выбраться из глуши, где они жили, можно было двумя путями: на поезде, потратив неделю на одну лишь дорогу и почти весь отпуск мамы, или на самолете, но билет на него стоил слишком дорого, при этом никто не мог объяснить, почему. Про машину и говорить нечего. Его родные места располагались ровно посредине между востоком и западом, и в ту, и в другую сторону было нелегко добраться. Тот, у кого не хватало денег, был обречен провести всю жизнь в мрачной холодной ловушке, не зная иной жизни. Дедушка когда-то сумел выбраться оттуда и жил сейчас ближе к западу, чем кто-либо из его родственников, среди цветущих абрикосов и вездесущих галок, которых он отпугивал от огорода записью криков умирающей вороны.
Покачивая ногой в россыпи синяков и потягивая остро пахнущий лесом чай, Антон был почти счастлив. Он выбрался. За окном маленького домика белели абрикосовые деревья, ветер разносил по округе их головокружительный аромат, жужжали пчелы, опьяненные весной. В его же краю только начали набухать почки, а абрикосов не было и в помине, только яблони-дички радовали глаз пару недель в конце мая.
Но над счастьем мальчика нависло невысказанное горе – он знал, что деду отведено не так много времени, как хотелось бы. Старое сердце устало отсчитывало секунды: «Тук… тук…»
— Дедушка, тебе нравится здесь жить? – спросил Антошка, чтобы развеять ставшую невыносимой тишину.
— Нравится, — сказал, немного подумав, дед. – Здесь теплее, огород побольше и все под боком. Раньше у меня квартира была, хорошая, трехкомнатная, но огород далеко, на автобусе приходилось мотаться. А чем дальше, тем сложнее, моложе мы не становимся, — дед немного помолчал, задумчиво жуя губы. — Когда шахты стали закрываться, одна за другой, город стал умирать. Работы не было, молодежь разъехалась, детей вообще не стало. Выходишь во двор – одни старики у подъездов. Дома и те стали разрушаться, и некому их было привести в порядок. Гиблое место. Нужно было уехать, пока я сам не превратился в развалину на сломанной скамейке у подъезда.
Антошка молчал и пытался представить умирающий город, который населяют одни старики и где больше не рождаются дети.
— И тебе не хотелось бы вернуться?
Дед резко поставил кружку на стол.
— Ты допил чай? Пойдем, кое-что покажу.
Мальчик поспешил за дедом прочь из дома, по натоптанной тропинке в сторону маленького домика, выкрашенного синей краской. Антон думал, что это какой-то сарай, где дед сваливает дрова, вилы и топоры. Дед открыл дверь, в темноте домика что-то поблескивало. Солнце прорвалось сквозь приоткрытую дверь и осветило небольшую черную машину, вроде бы русскую, мальчику была знакома эмблема у нее на капоте.
— Долго на нее копил, — с гордостью сказал дед. — Вот ты спрашиваешь, хочу ли я вернуться. Хочу, конечно, но только на ней. Чтобы друзья-старики так и попадали со своих скамеек. Ни к чему мне эти поезда да самолеты. Настоящее путешествие – это когда ты сам за рулем.
Дед устало вздохнул.
— Здоровье уже не то, чтобы на самолетах летать. А на машине отсюда дней пять. Без остановок. Один я не доберусь, без напарника. Но где ж мне его найти…
Антон с горечью осознал, что дед находится в такой же ловушке, как и все его знакомые, оставшиеся далеко позади. Только тянет его совсем в другую сторону, обратно к умирающему городу, высоким пихтам и мутным холодным речушкам. Зато родным. Антон понял, что дедушка собирается в свое последнее путешествие, другим казавшееся авантюрой. Но, кажется, мальчик понял, почему для деда это было так важно.
На стене маленького гаража, среди инструментов, старых покрышек и хлама, понятного лишь настоящим мужчинам, висела фотография. Мужчина обнимает женщину в свадебном платье. Их улыбки несли сквозь время ощущение счастья, и, казалось, будто фотография не пожелтела, а светилась изнутри. В улыбчивом мужчине Антон увидел знакомые дедушкины черты, те же глаза, только сейчас они уставшие и печальные, а волосы седы. Но, несомненно, это был он, — та же сила во взгляде, гордая осанка. Время не согнуло упрямую спину, но украсило черты лица опытом и мудростью. А когда-то, миллион лет назад, дедушка был таким же, как Антон, мальчишкой с ногами в синяках и всклокоченными волосами. Может, тот мальчишка до сих пор живет в дедушке, запертый в старом неуклюжем теле, не в силах вырваться? От этой мысли у Антона даже дух захватило.
Это мальчишка-в-старике мечтает все бросить и мчаться дни и ночи без сна навстречу приключениям. Вот он подъезжает к своему покинутому дому, который навсегда останется его домом, ведь столько всего в нем произошло, хорошего и не очень. Старые друзья вскакивают с насиженных скамеек, выглядывают из окон, не веря своим глазам. Весть о его триумфальном возвращении, сквозь тысячи километров в одиночку, моментально разносится по маленькому городу. Все подбегают к нему, чтобы пожать руку, похлопать по плечу, одобрительно кивают и расспрашивают, как ему это удалось. Мальчишка-в-старике, не успевая отвечать на рассыпанные в воздухе вопросы, чувствует себя так, словно ему только что поставили памятник из бронзы и стали — «Путник возвращается домой».
Об этом мечтает мальчишка. Но рассудительный голос взрослого говорит ему: «Нет! Это безумие!», и мальчишке приходится подчиниться, в конце концов, он всего лишь ребенок.
Видя, как дед почесывал пробившуюся за день седую щетину, как гасла в его глазах надежда при всяком взгляде на машину, Антон не выдержал и закричал
— Дедушка, я буду твоим напарником! Я помогу тебе доехать домой. Ты только потерпи немного, я скоро вырасту и поеду с тобой, обещаю! Ты только дождись меня, дождись, хорошо?
Дед словно очнулся от грустных раздумий, и на его удивленном лице впервые за долгие годы проступила по-настоящему радостная улыбка.