ПРЕДЫДУЩИЕ ЧАСТИ МИНИ-ЦИКЛА "Россия в 1839 году" - размышления о многом" - В ИЛЛЮСТРИРОВАННОМ КАТАЛОГЕ "РУССКIЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
В предыдущей части судьбе было угодно оставить нашего путешественника на борту "Николая I" перед прибытием судна в Кронштадт, поразивший маркиза унылостью береговых окрестностей. Пока он готовится к таможенному досмотру, я приведу ещё одну из цитат де Кюстина, напрямую относящуюся к нам с вами, любезнейший читатель. Этот счастливый вывод авторский мозг произвёл во время беседы с на славу позабавившимся над наивным иностранцем князем К***
- Удивительная страна, рождающая рабов, коленопреклоненно повторяющих чужие мнения, шпионов, вовсе лишенных собственного мнения и на лету схватывающих мнения окружающих, да насмешников, представляющих зло еще более страшным, чем оно есть...
Спасибо, лестно. Остаётся лишь напомнить, что рождён этот вывод в голове уроженца страны, сперва помешавшейся на взаимном уничтожении друг друга, а после впавшей в истовое поклонение гению коротыша, решившему, что он - реинкарнация Александра Македонского и "право имеет". Чем закончилось помрачение французов - известно слишком хорошо. Несколько миллионов жертв - цифра для Европы начала XIX столетия непомерно огромная... Но ведь так сподручно делать, как говорил много позднее профессор Преображенский, выводы "космического масштаба и космической же глупости" на основании одной лишь встречи с шутником-князем, решившим попугать немного умничающего европейца!
... Да, так вот о Кронштадте. В предыдущей части мы вспомнили, какую роль сыграл он в обороне Петербурга от нашествия англо-французской эскадры. Разумеется, в 1839 году де Кюстин печального фиаско своих соотечественников даже предполагать не мог, однако же вердикт уже вынесен заранее.
- ... Крепость эта слывет неприступной. Я, впрочем, не знаю, оба ли водных прохода вдоль острова окажутся при обороне под обстрелом; русские, у которых я пытался это выяснить, не пожелали удовлетворить мое любопытство. Чтобы дать ответ на этот вопрос, следовало бы рассчитать дальность и направление полета ядер и измерить расстояние от острова до суши. Хоть я и недавно имею дело с русскими, но опыт подсказывает мне, что не следует доверять их неумеренной похвальбе, вдохновленной чересчур ревностным служением верховному правителю. Национальная гордость, на мой взгляд, приличествует лишь народам свободным...
Не станем, пожалуй, ещё раз комментировать оба неудавшихся выпада. Тем более, что История сама всё рассудила: Кронштадт никогда не был взят с моря иноземцами. Только в следующем столетии - и своими же. Но это к делу, пожалуй, не относится...
- Мы бросили якорь перед безмолвной крепостью; прошло немало времени, прежде чем пробудилась и явилась на борт целая армия чиновников: полицмейстеры, таможенные смотрители со своими помощниками и, наконец, сам начальник таможни; этот важный барин счел себя обязанным посетить нас, дабы оказать честь прибывшим на борту «Николая I» славным русским путешественникам... Русские князья проходили таможенный досмотр наравне со мной, простым чужестранцем; поначалу подобное равенство пришлось мне по душе, однако в Петербурге чиновники разобрались с ними в три минуты, меня же не отпускали в течение трех часов. Привилегии, на время укрывшиеся под прозрачным покровом деспотической власти, вновь предстали предо мной, и явление это неприятно меня поразило. Обилие ненужных предосторожностей дает работу массе мелких чиновников; каждый из них выполняет свои обязанности с видом педантическим, строгим и важным, призванным внушать уважение к бессмысленнейшему из занятий; он не удостаивает вас ни единым словом, но на лице его вы читаете: «Дайте мне дорогу, я — составная часть огромной государственной машины». Эта составная часть, действующая не по своей воле, подобна винтику часового механизма — и вот что в России именуют человеком! Вид этих людей, по доброй воле превратившихся в автоматы, испугал меня; в личности, низведенной до состояния машины, есть что-то сверхъестественное. Если в странах, где техника ушла далеко вперед, люди умеют вдохнуть душу в дерево и металл, то в странах деспотических они сами превращаются в деревяшки; я не в силах понять, на что им рассудок, при мысли же о том давлении, которому пришлось подвергнуть существа, наделенные разумом, дабы превратить их в неодушевленные предметы, мне становится не по себе; в Англии я боялся машин, в России жалею людей. Там творениям человека недоставало лишь дара речи, здесь дар речи оказывается совершенно излишним для творений государства. Впрочем, эти машины, обремененные душой, чудовищно вежливы; видно, что их с пеленок приучали к соблюдению приличий, как приучают других к владению оружием, но кому нужна обходительность по приказу?..
Итак, наш славный маркиз обиделся. Рюриковича князя Козловского таможня терзала всего три минуты, аристократа из страны, разлившей "свой яд по Европе" - три часа. Вежливо. Но - три часа. Немедля заклеймить чиновников, всего лишь исполняющих служебные обязанности "деревяшками" и "автоматами"! Можно подумать, таможенные службы, скажем, в Англии в аналогичной ситуации просто машут руками и говорят: да что вы, что вы, проходите, пожалуйста, какой досмотр, какие вопросы!.. Любезный маркиз, тут дело вот в чём! Времена, когда всякого пройдоху иностранца с занятной музыкальной шкатулкой в багаже принимали с распростёртыми объятиями, давно миновали. С тех пор мы поумнели, окрепли, мы - государство-победитель, гнавшее вашего стратегического гения пинками до самого Парижа. Заодно недурно бы вспомнить, сколько ваших соотечественников, пятьдесят лет назад в ужасе бежавших от ужасов ВФР, обрело в России вторую родину: воспитатели в богатых домах, учителя танцев, языка, "собеседницы", гувернантки и гувернёры, просто проходимцы... Но стиль де Кюстина - помрачнее и погуще плескать чернилы - работает безотказно и, кажется, как раз на том самом "автомате", которым он попрекает ни в чем не повинных службистов. Внимание - вот оно! Лицемерие плюс заведомая ложь плюс пафос.
- При виде всевозможных шпионов, рассматривавших и расспрашивавших нас, я начал зевать и едва не начал стенать — стенать не о себе, но о русском народе; обилие предосторожностей, которые здесь почитают необходимыми, но без которых прекрасно обходятся во всех других странах, показывало мне, что я стою перед входом в империю страха...
"Стенать о русском народе"!.. Каково? Боже, какого удивительного гуманиста занесло в чудовищную "империю страха"!.. Где мой клетчатый фуляр, я сейчас разрыдаюсь!..
- В результате долгого допроса, которому меня подвергли вместе с другими пассажирами, у меня отобрали паспорт, а взамен выдали карточку, предъявив которую я якобы смогу вновь обрести свой паспорт в Санкт-Петербурге
Ну, маркиз, отчего же сразу "якобы"? Получите установленным порядком, сами же обзываетесь "деревяшками" и "автоматами", у автоматов сбои крайне редки, поверьте! Всё непременно будет хорошо!
А теперь - на мой взгляд - откровенная инсинуация. Абзац, в котором автор, сам того не подозревая, жестоко подставляется в своём желании сгустить краски. Сперва вчитаемся в описанную ситуацию.
- ... Наконец нас оповестили о причине столь долгого промедления. Главный из главных, верховный из верховных, начальник над всеми начальниками таможни предстал перед нами: его-то прибытия мы и ожидали все это время, сами того не зная. Верховный этот владыка ходит не в мундире, но во фраке, как простой смертный. Кажется, ему предписано играть роль человека светского: для начала он стал любезничать с русскими дамами; он напомнил княгине Д*** об их встрече в доме, где княгиня никогда в жизни не бывала; он стал толковать ей о придворных балах, на которых она его ни разу не видела; одним словом, он ломал комедию перед всеми нами, а более всего передо мной, чужестранцем, даже не подозревавшим, что в стране, где вся жизнь расписана, где место каждого определено раз и навсегда его шляпой и эполетами, человек может притворяться куда более влиятельным, чем он есть на самом деле; впрочем, по сути своей человек везде одинаков… Наш светский таможенник меж тем, продолжая блистать придворными манерами, изящнейшим образом конфискует у одного пассажира зонтик, а у другого чемодан, прибирает к рукам дамский несессер и, храня полнейшую невозмутимость и хладнокровие, продолжает досмотр, уже произведенный его добросовестными подчиненными...
Итак, на глазах мало того, что иностранцев, так ещё и нескольких российских аристократов, среди которых, между прочим, и бывший дипломат князь Козловский, и ещё какие-то неназванные князья и княгини, большой таможенный чин конфискует "зонтик", "чемодан" и "дамский несессер". Он, позвольте поинтересоваться, клинический идиот - чтобы на виду у всех с наглостью цыгана на ярмарке откровенно красть понравившиеся ему безделицы? Не станем вдаваться в детали, но, кажется, у большого таможенного чина во все эпохи были более скрытные и уж точно куда действенные способы для обогащения. Но так рисковать собственной головою - ради, извините, зонтика... Как там всё у того же Булгакова? "Поздравляю вас, гражданин, соврамши!" Стыдно-с, маркиз! И как же теперь воспринимать ваши "стенания" прикажете? Может быть, хоть долгожданный Петербург заслужит вашу благосклонность?
- Петербургские улицы непривычны для французского глаза; я попытаюсь описать их вам, но вначале хочу рассказать о виде на Петербург со стороны Невы. Вид этот славится во всем мире, и русские по праву им гордятся; впрочем, мне показалось, что восторги зрителей в данном случае слегка преувеличены. Несколько колоколен, предстающих взору издалека, вызывают не столько восхищение, сколько удивление. Узкая полоска земли на горизонте кое-где утолщается — вот и все, а между тем эти еле заметные неровности почвы суть грандиозные памятники новой российской столицы. Кажется, будто видишь линию, проведенную неуверенной рукой ребенка, обучающегося геометрии. Подплыв поближе, вы начинаете различать колокольни православных храмов, позолоченные купола монастырей и творения менее давнего времени: фронтон Биржи, белые колоннады школ, музеев, казарм и дворцов, стоящих вдоль гранитной набережной; уже в самом городе вы проплываете мимо сфинксов, высеченных также из гранита; размеры их колоссальны, облик величествен. Как произведения искусства эти копии античных творений не стоят ровно ничего, но мысль выстроить город, состоящий из одних дворцов, великолепна! Тем не менее подражание классическим памятникам неприятно поражает вас, когда вы вспоминаете о том, в каких широтах находитесь. Впрочем, очень скоро взор ваш поражают многочисленные и разнообразные шпили, башни, иглы; тут, по крайней мере, вы знакомитесь с национальной архитектурой. Вокруг Петербурга расположено множество просторных построек, увенчанных колокольнями, — это монастыри, священные поселения, опоясывающие поселение мирское. Русские церкви сохранили свой самобытный облик. Не русские изобрели тот тяжеловесный и прихотливый стиль, что именуется византийским. Но религию свою русские получили от греков; с Византией их связывают национальный характер, верования, образование, история, поэтому заимствовать что-либо у Византии для них совершенно естественно; что ж, пусть берут за образец архитектуру Константинополя — но не Афин. С борта корабля петербургские набережные кажутся величественными и роскошными, но, ступив на сушу, вы тотчас обнаруживаете, что эти самые набережные мощены скверными булыжниками, неровными, уродливыми, столько же неприятными для глаза, сколько и опасными для пешеходов и экипажей. Несколько золоченых шпицев, тонких, словно громоотводы; портики, основание которых едва не уходит под воду; площади с колоннами, теряющимися среди громадных пустых пространств; античные статуи, чьи черты, стиль и облик так разительно противоречат здешней почве, цвету неба и климату, а равно лицам, одеждам и привычкам местных жителей, что статуи эти напоминают пленных героев в стане врага; здания, стоящие не на своем месте, храмы, неведомо отчего перенесенные с вершин греческих гор в лапландские болота и утратившие все свое величие, — вот что прежде всего поразило меня в Петербурге.
Ну что ты будешь делать?! И тут потрафить капризному маркизу не вышло! Немного отвлекусь... В совершенно уникальном в своём роде фильме-путешествии по Эрмитажу Александра Сокурова "Русский ковчег" наш герой - есть. Он никак не поименован, но угадывается именно де Кюстин. Роль его с безбожным роскошеством исполняет ушедший от нас совсем недавно Сергей Дрейден. Весь узкий, изломанный, затянутый в узкий же сюртук, с брезгливою физиономией он бродит сквозь века по залам Эрмитажа, бормоча еле слышно: "Да-да-да... варварство.., Византия... да-да-да..." Сокуров гениально угадал его визуальный образ. Если вы, уважаемый читатель, ещё не смотрели по каким-то причинам "Русский ковчег", для понимания фигуры маркиза это - бесценное подспорье.
А мы сегодня заключим наши чтения искромётной мазуркой Глинки из "Жизни за царя", да и будем готовиться к следующей части путешествия по 1839 году.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
