Детский сад- самое одинокое перенаселенное место на свете. Марьяна возилась в траве и поймала божью коровку. Коровка ползала по растопыренным пальцам и оставляла оранжевые лужицы на коже. Марьяна наблюдала, проживая миг за мигом захваченность моментом. Она была не одна! И тогда в новый и очень чувствительный мир влетело на кирпичных в черную точку крыльях желанное слово «друг». Это был друг. Марьяна играла с коровкой всю прогулку, и голоса ребят, шуршание машин, ветер в листьях, сплетни воспитательниц, облака на синем, деревяшки беседки, цемент песочниц, щербатый, местами покрытый жилистой краской, пустые трубки полукруглых лесенок, холодных, забирающих тепло, шершавый асфальт- все утратило важность. Она больше не была без друга, вброшенной среди неживого, вещей. Она нашла себе настоящую коровку, которая бегала по своим собственным законам.
- Эй, что у тебя там?- прозвучало сверху.
Из высокомерно- белой панамки на нее уставилась самая авторитетная девочка группы.
- У меня тут...просто,- опасливо ответила Марьяна, как бы не начали отнимать.
- Слышь, отдай ее нам, а мы будем с тобой дружить,- девчонка протянула жадные руки .
Марьяна задумалась. Дружить с ними было заманчиво. Значит, принадлежать. Но и тут, в траве, случилось что-то по-настоящему важное.
- Нет.
Марьяна опустила голову и продолжала приглядывать за коровкой, давая понять: разговор закончен. Она узнала в тот день, что наблюдать за кем-то с восхищением и интересом- занятие увлекательное, восторженное. С виду и не похожее на действие, а на самом деле еще какое активное.
Когда очень хочешь любви, наблюдать, бездействуя, сложно. Временами вдохновение посещало Марьяну, и она могла брести по миру, как странница, не пытаясь владеть людьми. Прикасаться и не брать. Но очень часто ей хотелось вцепиться в брючину, как котенку, и висеть на когтях так, что невозможно было стряхнуть. Марьяна ясно представляла себе это: мужские серые брюки с проглаженной полоской по центру – и серый полосатый котенок, как хамелеон, цепко маскировавший свое присутствие. Котенку в ней важнее всего было принадлежать. И Марьяне казалось, что никто в мире не знает, как это выматывает: висеть на мужской штанине, кроме нее.