- Привет! Моя Машка опять с уголовником связалась! Замуж собралась!
Мама дорогая, и зачем так орать в телефонную трубку в восемь утра в субботу?
Звонит старинный знакомый, Дима, кандидат философских наук. Дочка его, Маша, девица двадцати пяти лет, имеет странную привычку встречаться исключительно с гражданами, прошедшими суровую школу отбывания наказания в местах лишения свободы. Принцип у нее такой: "кто зону не топтал - тот жизни не видал". Такое ощущение, что ее в детстве кто-то из местных авторитетов покусал.
И, главное, я понимаю - была бы она из тех, кто распальцованные ходят - ну, типа, девчонка-воровайка, все дела, три ходки, первая по малолетке, сопли пузырем.
Нет! Всю жизнь при маме и при папе, школу закончила с двумя четверками, филологический с красным дипломом, белый верх - черный низ, юбка-карандаш, глазки-анимешки, аспирантура, кандидатская на сносях, все дела, до восемнадцати лет с мальчиками только за ручку держалась - а вот поди ж ты.
Как стукнуло Машке восемнадцать - понеслась по тем самым кочкам. Что ни парень - тот судимый, пальцы в наколках синих, оставшиеся зубы просятся на выход, "лля", да "нна".
Она когда первый раз такого пассажира в гости к себе пригласила с родителями познакомить - отца ее чуть инфаркт не шарахнул: он реально думал, что его дочку домой в качестве заложницы привели и сейчас их грабить будут. Ничего, обошлось: чайку попили душевно с конфектами шоколадными, потенциальный зять покрепче заварить попросил - привычка, говорит. У нас, говорит, на зоне, папаша, особенно уважали тех, кто чифир заваривать умел.
Гостя проводили - "папаша" напротив дочки сел, за сердце держится, спрашивает: "Маша! Ты в уме? Мне что же теперь - феню учить? "Часик в радость, чифир в сладость, ногам ходу, голове приходу, матушку-удачу, сто тузов на сдачу - так у нас теперь дома будет?"
Смотрит, а Машка сидит, глазами воловьими в одну точку уставилась и слезу пускает. Ничего вы, говорит, батюшка, не понимаете в любви. У него такая судьба, такой опыт...
В общем, кораблекрушение, да и только.
А чего делать? Запирать? Не вариант - в университет ходить надо. Разговаривать с дочкой бесполезно, у нее на все один ответ - люблю, замуж пойду и все тут. Семья культурная, пороть не принято, да и взрослая уже.
Решил с будущим зятем тет на тет поговорить - так сказать, по-мужски. Встретил вечером, тот его на корты посадил, так ему от жизни по жизни распедалил - у уважаемого КФН челюсть отпала: какой там Ницше, какие там Рёрих с Соловьевым? Там логика такая стройная - РПГ не прошибешь.
Домой пришел - а дочка вещи собирает. Глазёнки злые, губы поджала: "Ухожу я от вас к человеку любимому, чтобы вы в нашу любовь не лезли, и внуков вы не увидите никогда!"
И прожили молодые на съемной квартире, за которую Машка по ночам кассиром горбатилась, надо сказать, целых четыре месяца, пока кавалер на гоп-стоп группой лиц по предварительному сговору двух старшеклассников не взял и лыжи из нашего городка не наладил в неизвестном направлении. Машку тогда целых три раза на допрос вызывали - где, да что, да как. Молчала, как жена революционера, гордо подняв подбородок: "Нечего мне вам сказать, гражданин начальник, а и было бы - смолчала!"
И не сказать, чтобы быстро в новые отношения наладилась. Два года гордо в бобылихах ходила, однокурсников и всяких бинесменов отшивала, пока не встретила пацанчика тридцати лет, дважды судимого за кражи и один раз за грабеж - но по-маленькой.
И опять маме-папе ультиматум: не примете мой выбор - уеду с ним, куда императрица Екатерина каторжан не отправляла, хотя бы и в Кемску волость.
Тут родители репу почесали - не-не-не, мы через это проходили, лучше пусть под бочком, да под присмотром. Тем более, что квартира большая, четырехкомнтатная, еще Димкиным отцом, царствие ему небесное, от парткома за профессорское звание полученная.
И ничего - год прожили. Парень, вроде, приличный оказался - Диму "папашей", по крайней мере, не называл, и столовое серебро из буфета тыбзить не пытался. Собирались уж и заявление подавать - а тут идут вечером домой, а навстречу женщина с двумя детьми - мальчик и еще мальчик: "Вот он ваш папа-алиментщик, дети, познакомьтесь! Нашелся!"
Не простила Машка - не сам факт наличия детей, а то, что "за базар не отвечает, у детей своих крысит". Выгнала.
После третьего Машкиного кавалера из опытных, судьбой ужаленных, которого в воронке архангелы за торговлю наркотой увезли, Димка меня попросил с ней поговорить: "Объясни ты ей, Геннадич, в конце концов, как опытный человек - она тебя с детства знает и уважает! Саму же закроют поздно или рано!"
А чего я ей объясню? А? Она на меня глазенками честными уставилась и спрашивает: "Дядя Антон, вы ж в тюрьме были - там заключенных бьют?"
Ну, бывает, говорю.
А чего я - врать ребенку буду, что ли? Мне врать совесть не позволяет! Иной раз не просто бьют, а фигачат, несмотря на гуманизацию пенитенциарной системы!
Смотрю - а у Машки слёзы уже до подола. Сидит, пальцами бусики перебирает, подвывает тоненько. Ты чего, спрашиваю, Мань?
Бедный вы, говорит, бедный, досталось вам. И глазами так - у-у-у-у!
Стоп, говорю, Маша. Я человек глубоко и счастливо женатый, и потом, я тебе в папы гожусь, ты глазами на меня не блымай, а лучше говори - какого тебе от этой жизни добра молодца требуется и почему ты постоянно с уголовниками общаешься? Тебе что - мало на кафедре докторов наук молодых, да красивых?
Не понимаете вы, говорит, ничего. Ни вы, дядя Антон, ни папа, ни мама. Что мне доктора эти? Они шконку не нюхали, баланду не хлебали, их пальцем ткни - они развалятся, в карцер законопать - в сознанку пойдут, рукой замахнись - все висяки на себя возьмут. Вот вы разве в сознанке были?
Я, говорю, не был. Был бы в сознанке - лет на шесть раньше бы к тете Гале домой вернулся.
А сам понимаю - всё. Дальше разговаривать бесполезно: эта патология не лечится в принципе.
По какой причине у Маши выработался образ идеального мужчины в наколках и наручниках - мне неизвестно. Может, ее действительно кто-то из братвы покусал, пока папа с мамой отвернулись, а может - просто культура и излишняя вежливость, принятые в их семье, обрыдли. Бывает такое, когда ребенка слишком в большой строгости воспитывают, на "здрасьте", да на "пожалуйста" разговаривать учат, бонжурами-тужурами всякими мучают, а он потом раз - и на феню переходит.
Факт остается фактом: другие мужчины Марию Дмитриевну не интересуют в принципе. Подавай ей возлюбленного с прошлым, с тайной мужской, с лишениями и без зубов - она его будет лечить, спасать и защищать от несправедливостей людских.
Года полтора после третьего залета жили - не тужили. Заезжий молодой профессор Михаил недавно начал к Машке туловище подкатывать, и даже три раза уже на чай приходил: маме цветы, папе коньяк, очень приличный молодой человек, и даже с зубами и в чищеных ботинках. После второго визита Димка валокордин на ночь пить перестал, пару раз в храм заехал - свечку поставил Николаю Чудотворцу и какому-то незнакомому батюшке на церковном дворе на радостях руку облобызал: говорит: я в кино видел, что так делать надо.
И что? Неделю назад дочь его заявляет, что собирается замуж. Он мало что на колени перед ней не бухнулся: доченька, радость-то какая, зови Мишу, будем помолвку назначать!
Не выйдет, говорит Машка, никакой помолвки, батюшка - и вовсе я не за Мишу замуж выхожу. Я Мише от нашего дома три дни как отказала.
Избранник у нее новый на зоне для второходов образовался - это там, где ранее судимые, да с рецидивом в основном, сидят. Женятся они - и все тут.
Отец на дыбы - дочка тоже. Опять за рыбу деньги, старая история: не мешайте нашей любви, звери вы, а не родители, всю жизнь мне сломаете, все равно я счастливая буду.
Мать-мать-мать.
В общем, милое у меня неделю назад выдалось субботнее утро. Приятель в трубку завывает, как бизон в ляжку раненый, у меня, как на грех, голова трещит по известному поводу.
- Чего ты орешь? Может, нормальный мужик еще. В конце концов, надо же ее уже действительно за кого-нибудь замуж выдать...
- Да? Нормальный? Ты знаешь, сколько у него срока? Небось, как у дурня махорки! И вообще, как нормальный мужик может оказаться на зоне для рецидивистов? Позвони ты ей, поговори!
Звоню, чего уж тут. Чего, спрашиваю, Маша, твой папа мне в трубку орет, как будто его двое с носилками и один с топором за дверями поджидают? Зачем ты родителей до стенокардии доводишь? Чего тебе вдруг замуж замстилось так быстро? Попереписывались бы, что ли, с полгодика.
Не могу, говорит, я с ним просто переписываться - я к своему суженому-ряженому на свиданку длительную завалиться хочу, а туда незамужних не пускают: только официальных жен.
Как, спрашиваю, его фамилия? Давай я тебе без брака свиданку устрою: есть, с кем поговорить.
Ой, говорит, дядя Антон, вот спасибочки-то! А то до росписи еще больше месяца ждать, а это долго! Вот вам его ФИО драгоценные, вы уж будьте-нате, и тете Гале привет от меня!
Угу. Стану я тебе свиданку устраивать и тетю Галю в такую рань будить заради приветов. Мне персональные данные твоего Ромео для других целей нужны.
Позвонил тому, с кем в тех местах беседовать можно и должно, отрекомендовался, интересуюсь: знаете такого?
Знаем, говорит.
Сколько сидит?
Пятый год.
А за что?
Соседей - бабушку с дедушкой - сразбойничал и убил.
А сколько сидеть еще?
Да у него сроку двадцать три года. Не был бы в сознанке - на ПЖ поехал бы, а тут явка, чистосердечное, сотрудничество со следствием и прочие плюшки.
Ну, и последнее: сколько раз он в зоне женился?
Смеется, говорит: паспорт уже два раза менял, так что раз шесть точно будет. А чего? Дамочки ездят, покушать возят, на свиданке приласкивают.
Харроший зять Димке корячится.
Повиси, говорю, мил человек на трубочке. Машу в конференции набрал, спрашиваю: он тебе чего наговорил? Сколько у него сроку?
А она мне очень романтическую историю рассказывает: сидеть-то ему по его версии осталось всего ничего, пятерик, и сидит он за ограбление ювелирного магазина: хотел своей возлюбленной прежней кольцо подарить с изумрудом, да свинтили его, не дали голубю уйти, а любимая бросила.
О как. Тут мой собеседник с другого конца провода к разговору подключился, похихикал, и всю историю ее возлюбленного ей в душевном разговоре выложил. Спрашивает: позвать его к трубочке, чтобы он сам за вранье повинился?
Не надо, говорит красна девица. А у самой голос сиплый стал, будто простудилась.
Ото ж.
Звоню Димке, говорю: спортил я твоей дочке настроение, кажется, и жизнь в очередной раз покалечил - звони профессору, пускай ее утешает, пока теплая.
Всех дел-то на час получилось, а субботнее утро безвозвратно утрачено.
Эх, жисть! Такую любовь разрушил...
Адрес электронной почты для связи с автором находится в шапке канала.
Подписаться на телеграм-канал "Юрист-юморист: будни" можно здесь.