За февралём грядёт весна, И неизменен ход сезонов!
(Сергей Тимшин Мартовский)
Вчера вечером слушал интервью с Михаилом Жванецким. На вопрос о том, что он думает о детях, их судьбах, их размышлениях, их учёбе, Жванецкий ответил примерно следующее:
- Дети, прежде всего, нуждаются в великих людях! Они должны знать о великих людях планеты Земля. И надо, чтобы кто-то из взрослых обязательно писал рассказы о них. Но детские кумиры должны быть достойными, ведь от того, чей великий образ в раннем детстве поразит душу ребёнка, тот образ и станет путеводной звездой всей его жизни, к этому образу он и будет стремиться всю свою жизнь.
Я припомнил в связи с этим одну из своих детских историй. В каждой семье они есть.
Очень хорошо помню, что ещё в четырёхлетнем возрасте, выбрал свою дальнейшую судьбу. Было мне тогда года четыре. Помню день, когда однажды в детсадике мы позавтракали, сидим на стульчиках, и воспитательница предлагает нам:
- Дети. Каждый из вас сейчас подойдёт ко мне и выберет для себя игрушку. А потом мы будем играть.
Все начали поочерёдно подходить и брать себе кто лошадь-качалку, кто машинку, кто куклу. Игрушек было очень много, всем не только хватало, но и столько же и оставалось, поэтому споров за игрушки между детьми практически не было. Когда подошла моя очередь, я попросил: «А дайте мне вон тот круг, который вверху качается». Воспитательница удивилась, встала на стульчик, достала сверху круг с ручками и, подавая мне понравившуюся игрушку, сказала нянечке:
- Надо же. Несколько лет корабельный штурвал никто из детей не брал. А этот мальчик взял и попросил, - и продолжила, уже обращаясь ко мне:
– Бери, бери Вова, моряком будешь наверное.
Я взял штурвал, сел в угол и долго, перебирая штурвальные ручки, вертел его, игрался. Тихо сидел, почему то в этот момент мне были неинтересны ни машинки, ни лошадь-качалка. До сих пор ясно помню, как я был рад держать в руках понравившуюся игрушку.
И ещё вспоминаю случай. В нашей семье было заведено ходить в библиотеку, брать книжки. Отец всегда интересовался нашим чтением, расспрашивал, что мы читаем, пролистывал принесённые книжки. Поэтому, по окончании первого класса, когда я научился читать, меня повели записываться в поселковую библиотеку. Показали место, где стоят книжки для моего возраста, и я начал их перебирать.
Понравилась книжка в хорошем сине-зеленом переплёте по квантовой физике для детей. Зачем я, второклассник, её взял, даже сам не понял. Вот просто захотелось. Никто меня не отговаривал. Взял и взял.
Пришёл домой, сел читать. Конечно, многое мне было непонятно. Но то, что летящий снаряд летит быстрее самолёта, я узнал из неё и, как летит ракета, я тоже прочёл. А ещё там была карта звёздного неба.
Вечером я вышел на улицу и долго разглядывал звёзды, пытаясь найти созвездия. Вышел покурить вслед за мною на крыльцо и отец. Выкурив папиросу, он подошёл и стал учить меня находить созвездия Большой и Малой медведицы. Показал и Полярную звезду.
Жили мы тогда в шахтёрском посёлке Аксуеке. Вокруг него огромные холмистые степи. Ни речки, ни озерца вокруг не было. Ближайшая большая вода была в озере Балхаш за два десятка километров от посёлка. Никогда я там до этих пор не был, только рассказы родителей слышал, да рассматривал свежую, наловленную там рыбу. Отец работал на шахте, мама швея.
И если я обо всём этом до сих пор помню и забыть не могу, значит для чего-то были в моём детстве и игрушечный тот штурвал и то звёздное небо? Куда-то они меня вели? Может именно они позвали меня на флот, когда настало время идти в Армию служить. Никто идти туда служить меня не принуждал, сам попросился. И отслужил на КТОФе положенные три года. И не жалею об этом.
-----------------
Как всё начиналось
На побелевшие волны
Старый моряк посмотрел,
Славную молодость вспомнил,
Милую песню запел.
(Песня А. Долуханяна и
М. Лисянского «Морская душа»)
Общеизвестно, что вовремя сказанное слово или в своё время прочитанная книга вполне могут направить на новый путь жизнь человека. Это самое и произошло со мной и моим старшим братом Юрием.
Сколько себя помню, в библиотеке нашего отца была прекрасно иллюстрированная, как и все лучшие детские книги в СССР, книга Зигмунда Наумовича Перля «Рассказы о боевых кораблях». В ней в форме доступной для детей и подростков рассказывалось о военно-морском флоте, о боевых кораблях, о их технике и вооружении, а также очерки и рассказы о славном историческом прошлом нашего флота, о доблести и героизме русских военных моряков в годы Великой Отечественной войны и других войн.
На иллюстрациях, я хорошо это помню, были изображены парусные корабли, крейсеры, в общем, все советские боевые корабли. Юрий, старший брат, а потом и я раз за разом перечитывали книгу, рассматривали и перерисовывали в свои альбомы иллюстрации кораблей. Именно там мы с ним впервые прочли о морских сражениях и подвигах, совершённых матросами.
Там же был и словарь некоторых морских терминов, которыми мы любили козырять в разговорах с друзьями.
Отец книги свои берёг, но никогда не возбранял брать их для чтения, поэтому «Рассказы о боевых кораблях» были нами зачитаны, как говорится, до дыр.
Теперь по прошествии почти всей жизни, когда мы, оба брата, отслужили на флоте, старший Юрий на Балтийском, я же на Тихоокеанском, то думаю, что только благодаря чтению книги З.Н.Перля мы оказались на флоте. У каждого из нас дома висят картины маринистов, барометры в морском стиле, модели кораблей. Я же даже создал настоящую морскую экспозицию в своей квартире.
Служба на море…Это были самые лучшие годы моей жизни. Улетел. А когда зашел домой ПОНЯЛ - Сердце осталось на корабле, а Душа на Тихом океане!
----------------
Путёвка в жизнь
Как важно вовремя успеть
Сказать кому-то слово доброе,
Чтоб от волненья сердце дрогнуло!
А. Дементьев
Когда мне исполнилось десять лет, родители развелись. Причина банальная – отец стал всё чаще приходить домой навеселе, попросту пил. Ссор в доме не было, скандалов тоже, просто родители стали жить сначала в разных комнатах, а после окончательного развода отец съехал от нас, стал снимать жильё. Достойно разошлись.
Но он не забывал меня, самого младшего из троих своих детей. Мы встречались, я к нему заглядывал и в гости и на мебельную фабрику, где он работал электриком. Мама нашим встречам никогда не препятствовала.
Десятилетнего меня он как-то зазвал меня к себе в комнату и спросил:
- Ты кем хочешь стать?
- Ну не знаю, батя, – неуверенно промямлил я в ответ.
- Слушай внимательно, сын. Я хотел бы, чтобы ты занимался с техникой, был технически подкован. Жить и работать с техникой это интересно.
Вот эти слова отца, чувствующего, что он ничего, кроме словесного наказа, уже не может дать подрастающему сыну, я запомнил. Запомнил на всю жизнь. А дальше мы с отцом стали жить раздельно, он выпивал всё больше и таких разговоров у нас с ним не было. Последним был тот разговор.
До сих пор помню, что был такой родной человек, который думал обо мне, о моей будущей судьбе, о том кем я хочу быть в жизни. Но маленьким я тогда ещё был, не понял разговора. Рановато он меня, десятилетнего, об этом спросил. Надо было спросить меня об этом попозже, лет так в пятнадцать-шестнадцать. Дать мне путёвку в жизнь.
Но завет его я выполнил, связал свою жизнь с техникой. И никогда об этом не пожалел. Прав был отец: жить и работать с техникой это интересно.
---------------
Призыв
Ещё не вечер,
Ещё совсем не вечер!
Всё главное быть может впереди!
Михаил Ножкин
В середине ноября 1976 года я уволился с работы, ожидая призыва в Армию, и вдруг, неожиданно, приезжает к нам с мамой в гости мой старший брат Юрий с женой Лидией и четырёхлетним сыном Алексеем. Я был свободен от всех дел, он тоже, поэтому мы с ним погуляли по Алма-Ате, посетили какую-то американскую выставку и всё время обсуждали мой призыв. Брат уже отслужил своё на Балтийском флоте, поэтому мог посоветовать что-то полезное. Конечно, и мне бы хотелось попасть во флот, но как? Брат советовал:
- Ты, главное, не дрейфь! Прямым текстом говори, что хочешь служить на флоте. Пошлют, если не сдрейфишь, если постараешься их убедить.
Через несколько дней собрали нас призывников на призывную комиссию. Собралось около ста призывников. Перед прохождением комиссии нас всех обрили, и вместо пышного французского каре я в зеркале увидал себя без волос, совсем лысого. Ну, там все стали такими, поэтому нормально нам там было. Каждого по отдельности потом вызывали на комиссию, где спрашивали: «Куда хочешь пойти служить?» А потом определяли кого куда.
Когда меня спросили, то я сразу сказал: «Я хочу на флот!» Врачи переглянулись, стали оглядывать меня. Понимаю, что им моё желание странным немного показалось, все стараются откосить от армии, а этот на три года просится служить. Но посовещались и главный из них говорит: «Что ж, давайте удовлетворим его желание. Парень неплохо сложен». И что-то там записали они у себя.
После этого распустили нас по домам. Прихожу домой, открываю входную дверь дверь, брат Юрий взглянул на меня лысого и чуть со стула не упал от неожиданности. Все рассмеялись над ним и моя неловкость быстро рассеялась. Но тут ко мне подходит малыш Лёшка, пристально разглядывавший меня, и спрашивает: «Дядя Володя, а почему ты лысый?». Все опять засмеялись, но уже над маленьким Алексеем, а Юра положил сыну на голову свою ладонь и сказал ему: «Подожди. Вот вырастешь и сам таким будешь!» И как в воду смотрел. Алексей пошёл по моим стопам, также как и я службу проходил на Тихоокеанском флоте.
На следующий день мы с братом ещё в кино успели сходить. Показывали французскую комедию «О, счастливчик!» Уж не помню, о чём она была, просто смотрел, мыслям моим было не до фильма, разбегались они в разные стороны.
Через день меня вызывают опять в военкомат к военкому. Военком поглядел на меня и говорит:
- Ты, пацан, куда лезешь?
- Как куда? По желанию. – отвечаю я.
- Пацан, бросай свою романтику. Давай я тебя на хорошее место затолкаю, отслужишь себе два года и вернёшься домой живой и здоровый.
Я немного смутился, но ответил: «Но ведь и на флоте должен кто-то служить?»
Поглядел на меня военком, опустил голову, на меня не смотрит и говорит: «Ну, иди. Явишься 18 ноября на сборный пункт. Ясно?» А что тут не ясного? Конечно, ясно. Приду. Повернулся. Закрыл за собой дверь и пошёл домой. Вот так я попал на Краснознамённый Тихоокеанский флот.
18 ноября пришёл я на сборный пункт, тут же он был в военкомате. Собралось нас, будущих моряков, 140 человек, все из Алма-Аты и Алма-атинской области. Поселили нас в двух больших залах, за забором часовые стоят. На нас, будущих матросов, смотрели тут в военкомате как на идиотов: «Надо же на три года добровольно уходят.»
А мы расположились поудобнее, сидим, делать абсолютно нечего, выйти за забор не можем. Мы уже на военной службе считаемся. Ребята, ознакомившись с соседями, уже начали снедь вытаскивать, какую им мамки из дома дали, раскладывали её за общим столом, уже кто-то и водочку достал. Весело!
Рядом со мной расположился большой крупный парень, сельский он был из Талгара, посёлок под Алма-Атой. Когда стали знакомиться, то его за большой рост стали звать Сан Санычем. Так вот Сан Саныч первым начал развязывать свою котомку.
- Ребята! На мои проводы в Армию дома кабанчика завалили. Сала у меня тут много. Давайте ешьте.
Ну, мы своё тоже достали и замолотили всё подряд: сало, колбасы, пирожки, всё, что из дома принесли. И водочка тоже появилась.
Вот так мы, 140 человек, живём уже два дня в двух залах. Все ходим навеселе, немножко пьяненькие. На третий день заходит к нам прапорщик с саквояжем дореволюционных времён, зрелый мужчина на наш молодой взгляд. Прапорщик раскрывает саквояж, ставит его перед собой и говорит:
- Ребята, я вам выпить принесу, но мне нужны деньги. Вот бросайте сюда кому сколько не жалко, – и показывает на раскрытый саквояж. Поглядел вокруг и добавил:
- Не бойтесь. Я сказал, что принесу, значит, железно принесу.
А мы, ребята все южные, горячие. Среди нас и русские и татары, и казахи и ещё какие-то. Начали деньги бросать. Кто рублик, кто два, а кто и трёшку бросил. Прапорщик собрал деньги, закрыл саквояж и ушёл. А мы что-то призадумались.
- А как он в охраняемое место вошёл? А кто он? А не нагрели ли нас на деньги? Ну и ладно, от пары рублей не умрём. Переживём!
Но он скоро появляется. Действительно заносит нам 6 или 7 ящиков дешёвого вина, ещё и колбасы какой-то дешёвой прикупил для нас. Мы обрадовались. Кричим:
- О, братан! Спасибо!
Может он и обогатился этой покупкой, но мы были рады, что он слово своё сдержал, и были ему благодарны. Праздник наш продолжился, мы закатили для себя большой банкет. Все выпили, легко перезнакомились и к самолёту потом мы шли уже сплочённой командой.
На следующий день после банкета приехали до нас покупатели с Тихоокеанского флота. Вышли к нам двое: матрос и старшина. Оба в чёрной форме с золотыми погонами, в бескозырках. Мы, юноши степей, дрогнули от восхищенья, сердца наши при виде морской формы забились от нетерпения. За один только вид, мы все сразу захотели быть только моряками. От них мы впервые услышали морские шуточки, морской сленг.
Началась перекличка, старшина нас поочерёдно вызывает, а в ответ мы отвечаем, кто во что горазд. Первый откликнулся:
- Ну…
- Железо гну! – слышим мы презрительный комментарий от старшины и хохочем.
Или:
- Я!
А в ответ слышим:
- Головка! – и, выдержав паузу, старшина добавляет: "От торпеды!"
Вот тут мы сразу поняли, что идём не в пехоту и не в стройбат. А когда меня вызвал, то сказал: "А! Ты тот самый, что по желанию. Давай ко мне поближе становись."
Старшина этот был сигнальщиком на торпедном катере, служил давно. Он нас до самого острова Русского вёз. За время дороги я с ним подружился и при расставании подарил ему на память пару кожаных перчаток, мама мне из дома дала.
------------
Сухой паёк
Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет.
Не верьте пехоте,
когда она бравые песни поет.
Не верьте, не верьте...
Б. Окуджава
Итак, нас призывников, стремящихся на флот, набрали 140 человек. И предполагали всех везти поездом из Алма-Аты до Владивостока. Путь не близкий, поезд пассажирский, останавливается возле каждого столба. Семь суток мы будем в дороге. Определили нам семидневный сухой паёк на каждого, мы довольные расписались в его получении и стали ждать дня выезда.
Но как это всегда бывает, в последний момент как-то неожиданно нам выделили самолёт до Хабаровска. Нас быстренько построили, погрузили в самолёт, в котором уже находился сухой паёк на 140 человек.
Самолёт быстро пролетел над половиной страны и приземлился в Хабаровске. Подали трап, мы вышли с самолёта, отправились получать свой сухой паёк и оторопели! Мы были поражены его количеством: мешок с сахаром; много мешков с хлебом и макаронами; коробки с тушёнкой; какие-то брикеты; и много ещё чего. Что сказать? Государство наше очень хорошо заботилось о питании своих военнослужащих.
Нагрузились все 140 человек под завязку, несём, тащим, руки и плечи немеют от тяжести. А путь неблизкий, мы идём пешком через весь город к железнодорожному вокзалу, где нас погрузят на поезд, который и повезёт нас во Владивосток. Но допёрли, донесли. Всему приходит конец, пришёл конец и нашему пути. Наконец, сидим мы в поезде, будем отдыхать в нём двое суток. Если бы я спортом не занимался, то не знаю, как бы я выдержал с этими мешками. Думаю, что помер бы!
Уже в поезде расспросили мы наших сопровождающих и узнали, что город Владивосток мы не увидим, будем своим ходом огибать его стороной. А также пришло понимание того, что нам этот паёк придётся нести и дальше. Поэтому было принято тихое решение: от сухого пайка понемногу избавляться, т.е.обменивать паёк на выпивку. К примеру, за пару банок тушёнки нам давали бутылку вьетнамской водки, крепостью 47 градусов, хлеб просто так отдавали, его у нас было множество мешков, макароны в ресторан-буфет отпёрли. Одной бабушке на перроне предложили мешок с сахаром, килограммов тридцать в нём было. Торг происходил примерно так:
- Бабушка, возьми мешок сахара!
- Да не надо, дома есть сахар.
- Бабуля, бери! Сахар хороший, кубинский. За десять рублей бери!
И дрогнула бабушка за десятку. Купила сахар. Потом мы в окно смотрели как она еле-еле приподняла мешок, шагнула и пошла-пошла-пошла. Поезд уже уходил и я ей долго вслед смотрел.
Но как мы ни старались, а семидневный паёк на 140 человек никак не уменьшался, много его выдали, ведь самолёт неожиданно нам выделили. Поэтому по приезду во Владивосток, нагрузились мы опять своими мешками и через весь город к берегу моря шли пешком. Там ожидал нас катер, который должен был отвезти нас, новобранцев, на остров Русский через бухту «Золотой рог».
-------------
Тушёнка
Солдаты, в путь, в путь, в путь,
А для тебя, родная,
Есть почта полевая.
Прощай, труба зовет,
Солдаты, в поход!
(Михаил Дудин)
Итак, поезд привёз нас, 140 новобранцев, из Хабаровска в Уссурийск. Дружно, разминая ноги и потягиваясь, повыходили мы из вагонов, вытащили на перрон мешки с сухпаем, огляделись с интересом по сторонам - Дальний Восток совсем не походил на тёплую Алма-Ату, он встретил нас холодным пронизывающим ветром и летящими колючими снежинками. Но, делать нечего, мы взвалили мешки с сухпаем на отдохнувшие за долгий путь плечи и за сопровождающими нас моряками отправились в свой пеший поход.
Не пришлось полюбоваться и красотами Владивостока, окружным путём вокруг города нас повели старшины. Путь наш лежал к берегу Японского моря, к бухте Золотой Рог. Там нас ожидал катер, который должен был отвезти всех нас на остров Русский.
А мы все с казахстанского юга, одеты неважно. За городом пурга метёт, вьюга, буран путь заносит. Старшины наши в бушлатах тёплых, а мы лысые и в гражданской одежде, болоньевые куртки и пальтишки на рыбьем меху, кому что в путь-дорогу из дома мамки дали. Ветер со снегом бьёт по нас, пронизывает одежду. Мы замёрзли как собаки, но деваться некуда – идём, сухпай тащим. А к вечеру и совсем замёрзли, стало совсем невмоготу идти, тяжело.
Видим, на дороге стоит какая-то воинская часть. Старшины наши решили попроситься туда переночевать. Пошли они на КП, стали там договариваться.
Естественно, на территорию воинской части нас не впустили. Но была там пара больших солдатских палаток. Каждая человек на сорок. Стояли палатки эти не внутри, а рядышком с воинской частью, просто на улице. Ну, просто в степи стояли палатки. Так вот вышел с части кто-то и сказал нашим морячкам:
- На территорию части заходить нельзя посторонним, а в палатки разрешаем. В них можете зайти и переночевать. А больше мы вам предложить ничего не можем.
Ясно, что они нас не ожидали. Старшины наши вернулись к нам и говорят:
- Ну, что есть. Все идём вперёд и заходим вот в эти палаточки.
Мы, все 140 молодых пацанов-призывников, полезли в палатки. БОльшенькими оказались палаточки, серьёзными. В каждой посередине стоит печь-буржуйка и несколько лавочек. Никаких дров не наблюдается, топить печь нечем.
Мы же пацаны молодые, быстренько все лавочки переломали и начали топить. Естественно и с улицы кое каких веток принесли. Холодно! Согреться надо же. Так вот и нагревали палатки и сами согревались.
Раскалили мы буржуйки докрасна. Стало потеплее в палатках. Старшины команду отдают:
- Доставайте сухпай и кушайте. Много кушайте, завтра дальше пойдём. Нам ещё весь день идти. Столовых же для нас не предусмотрено. Что тащили, то и поедайте.
Мы начали доставать тушёнку, ту советскую по граммов 400 в банках её было. Делали так. Ставили банку на печь. Банка разогревалась до такой степени, что вздувалась. Тогда снимали её с печи, пробивали в ней отверстие. Берёшь потом вскрытую банку, отламываешь от булки хороший хлебный ломоть, садишься в уголке и ешь ложкой горячую тушёнку с хлебом. Это было вкусно! Изумительного вкуса показалась нам горячая тушёнка с краюхой хлеба!
Когда съедаешь порцию, то встаёшь и идёшь к печи. Там берёшь следующую банку. Много ели, пока не отогрелись. Мы были неограниченны в количестве поедаемой пищи. Кто две банки съел, а кто и три. Наш Сан Саныч, уже здесь здорово отличился. В поглощении банок с тушенкой он был лидером. Плотно наелись, чтобы завтра идти не останавливаясь.
Не помню откуда у нас были ложки. Может они прилагались к сухому пайку, а может мы их из дома брали. Но хорошо помню, что горячую тушёнку ели все ложками.
Вот так мы ночь скоротали. Поели, покемарили кто где прилёг. Утром пошли дальше. Идти предстояло весь следующий день, полностью мы огибали весь Владивосток. Далеко нас с поезда всё-таки высадили, километров за тридцать от берега.
Шли мы не строевым шагом, а кто как мог. Болтали про то как дома хорошо, тепло и вообще здорово, поэтому не особенно спешно получалось. Старшины наши смотрели-смотрели на то как мы идём, потом остановили нас и говорят:
- Ну-ка самые большие, человек десять, становятся вперёд строя. Остальные за ними по росту выстраивайтесь.
Построили они нас. Пошли мы дальше. Впереди своими огромными шагами шагали высоченные призывники, а задние, которые были небольшого роста и шаг у них соответственно был небольшим, чуть ли не вприпрыжку побежали.
Вот так без отдыха и шли-шли-шли мы весь день, нигде не останавливались. Опять тащили свои мешки с сухпаем. И всё вспоминали, какой же вкусной была вчера тушёнка с печки, да с краюхой хлеба в придачу. Кто-то сказал даже, что вот когда вернусь домой, так же разогрею тушёнку на печке и с хлебом съем.
И я тут себе зарок такой же дал:
- Когда вернусь со службы, куплю пару банок тушёнки, разогрею на печке и наемся как вчера было.
К вечеру мы подошли к бухте Золотой Рог, там погрузились на катер, который и отвёз нас на остров Русский.
Получается, что все три года службы я помнил о своей мечте поесть горячей тушёнки. Поэтому, когда я вернулся домой, дня через три пошёл в магазин за тушёнкой. Оказывается, купить её было сложновато, но нашёл всё-таки я в одном из магазинов такую же. Вернулся с нею домой, поставил банку на печку разогреваться. Хлеба нарезал. А когда банка разогрелась и вздулась, открыл её ножом, сел и съел.
Съел, сижу и смотрю на пустую банку – А НЕВКУСНО! Еда мне показалась обычной. Обыкновенное мясо, обыкновенный хлеб.
Вот та тушёнка была вкуснее. Возможно, те экстремальные условия сделали её такой необыкновенно вкусной? Всё может быть.
Вкусная была тушёнка та, которая кушалась взахлёб на земельном полу под завывание приморской пурги! Я и сейчас через сорок лет хорошо помню её вкус.
-------------
Остров Русский
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далёко
Подальше от милой земли.
(Л.Утёсов)
Из Казахстана, где октябрь достаточно тёплый месяц, мы выезжали налегке, во Владивостоке же встретила нас настоящая метель. Многие без тёплых вещей, мы все позамерзали и старались идти спорым шагом, чтобы хоть как-то согреться.
Уже темнело, когда, наконец, мы погрузились со своими вещами на катер, который нас должен отвезти на остров Русский, в школу мичманов и прапорщиков, про которую ходила не добрая слава. Все пошли в каюты, чтобы согреться. Я один вышел потом на верхнюю палубу и стоял там долго-долго. Впервые в жизни увидел я, житель казахстанских степей, большую воду. Смотрел как большая волна била о борт, потом я, конечно, узнал, что это была совсем слабая волна. Не в открытом же море были, в бухте Золотой рог.
Когда катер прибыл на остров Русский было уже за полночь, но нас сразу повели получать аттестат. Аттестатом называется солдатский вещевой мешок, в котором должны помещаться все солдатские вещи: шинель с бушлатом; бескозырка; тельники тонкий и толстый; ботинки – их на флоте называют прогарами; носки с нижним бельём. То есть – полный аттестат!
После бани переоделись мы во всё чёрное, свою одежду побросали за ненадобностью, стоим все 140 человек перед старшиной. Один из нас, как сейчас помню, спрашивает старшину:
- А куда это нас привезли?
- На остров Русский, - отвечает тот.
- Что это такое остров Русский? – опять вопрошаем мы старшину.
Старшина пренебрежительно оглядел нас и внушительным голосом отвечает: «Кто был на острове Русском , тому Бухенвальд не страшен!»
- Оооо! – выдохнули мы и опасливо переглянулись.
Время позднее, поэтому завели нас тут же на складе в соседний коридор и сказали: «Подождите здесь до утра». Хотя и холодновато было, но уставшие после быстрой ходьбы, ошалевшие от новизны впечатлений, 140 молодых призывников надышали, обогрели своим дыханием полученное помещение, расположились по-походному, и прямо в новых шинелях завалились спать, подложив под головы свои аттестаты. Вот так я провёл свою первую ночь на Русском.
В 6-00 утра подъём! Мы не выспавшиеся, руки-ноги болят. Еле-еле глаза продрали и видим перед собою орущих во все глотки:«Подъём! Подъём!» пятерых сержантов. Они же начали поднимать пинками и тычками тех, кто медлил выполнять команду. Сержанты нас построили, привели в огромную казарму, в которой по правую и по левую руку у стен стоят кровати, а центральный проход между ними, объяснили нам, называется центральной палубой, а если коротко, то ЦП.
Вот тут мы начали понимать, что на флоте пола нет, а есть палуба. И кухни нет – есть только камбуз. Мы разошлись по кроватям, возле которых оставили свои аттестаты, и нас строем повели на завтрак.
Идём, оглядываем друг друга и не узнаём. Все в одинаковых шинелях и одинаковых шапках – неузнаваемыми стали те, кого знал. Один лишь Сан Саныч возвышается выше всех. Начали приглядываться, кто как шапку носит, у кого какой изгиб тела. Нашли своих, обрадовались.
Накормили нас, потом комиссия определила всех в школу мичманов-прапорщиков проходить курс молодого бойца. Позже мы узнали, что разные школы были на острове Русском: морских пловцов, диверсантов, подводников, морской пехоты и другие. После комиссии нас опять построили и вывели на плац. Началась муштра. До самого обеда мы топали по плацу строевым шагом, отрабатывали повороты направо-налево, снова топали. Сержанты командовали и мы, помня утренний подъём, старались слушаться. У них не забалуешь.
На обед было много толчёной картошки и чай с хлебом. Сытно наевшись, мы предвкушали расслабленный послеобеденный отдых адмиральского часа. И нам даже в страшном сне не могло привидеться, что с нами сейчас будет.
А было вот что. По окончании обеда сержант прокричал:
- Быстрое построение в казарме на центральной палубе!
Мы поднялись и вразвалочку двинулись из столовой. Поглядев на нас, сержант командным голосом повторил: «Быстрое построение в казарме на центральной палубе! Считаю до ста! Уже 99! Последнего пииинаааю!
- Тов. сержант, но последний кто-то же будет?
- ИСПОЛНЯТЬ!
Вот после этих слов все мы сразу поняли, что перемещаться здесь надо только бегом и побежали в казарму. Там наши сержанты вынимают из картонной коробки маленькие стёклышки и раздают нам по одному. А потом объявляют: «Этими стёклышками во время адмиральского часа вы будете до белизны драить Центральную палубу, сокращённо - ЦП!».
Мы встали на четвереньки, взяли поудобнее в руки стёклышки и начали счищать с пола чёрные следы, оставленные нашими ботинками. Чистили, действительно до белизны деревянного пола. После, конечно, отмывали водой с мылом тряпками безо всяких швабр. Некоторые работали молча, а некоторые ворчали понемногу, но отдраили палубу так, что ни соринки не было видно.
Тут нас опять строем вывели на плац. Муштра возобновилась. До ужина топтали наши ноги, осваивали строевой шаг.
На ужин была та же толчёная картошка, хлеб и чай. Но мы, уставшие, были рады еде и возможности сидеть. Месяц длилось обучение в школе, весь месяц еда не отличалась от первого дня. Физический труд на свежем воздухе, рацион, состоявший в основном из картошки, и мы все прибавили в весе.
После ужина опять построение. Нас завели в казарму, дали иголки, нитки и всем приказали обшиваться. Учили нас пришивать погоны к шинелям так, чтобы спичка не проходила. Пришивали подворотнички и укрепляли пуговицы, у кого слабо пришиты. Шить учили так, чтобы зубами не оторвать было. Потом чистили прогары, то бишь ботинки.
На построении перед отбоем сержант спросил:
- У кого-нибудь водительские права есть? Надо ночью поездить на автомашине, зато днём отдыхать будете весь день.
Человек 8-10 несмело подняли руки. Прозвучал отбой, мы легли спать.
В полночь сержанты двоих, из вызвавшихся, подняли. Дали им в руки огромную швабру, снизу которой прибит большой чурбак, с привязанной старой шинелью. Один матрос должен стоять на шинели, а второй таскать её за собой по палубе. Таким вот образом они шинельным сукном до блеска доводить должны были нашу центральную палубу. Это и был обещанный им транспорт, микроавтобус «Машка»
Когда эта пара, наездившись, выдыхалась, то сержанты отправляли их спать и поднимали следующую пару. И так за ночь по очереди все водители отъездили на «Машке». Обещанного дневного отдыха ребятам не дали. Утром их, как и всех, подняли на строевую подготовку. Мы расценили произошедшее как издевательство, и ни на какие работы сами потом не напрашивались.
Вот так и пошла наша служба с названием «Курс молодого бойца». Ели, землю топтали на строевой, по вечерам обшивались или учили Устав и слова Присяги, спали, ходили на работы: уголь грузить в кочегарке; брёвна таскать; в общем, скоро узнали, что круглое надо носить, а квадратное катать.
Когда я таскал бочки в паре с одним матросом, то сорвал спину так, что даже табуретки не мог поднять, еле передвигался. Меня поставили для восстановления на камбуз тарелки мыть, столы вытирать, в общем, на лёгкий труд. Через три дня спина восстановилась, и я присоединился к своим ребятам.
Некоторые начали роптать, что мы работаем как рабочие лошади, на что сержанты отвечали: «Вы просто не знаете, как другим приходится». Потом мы узнали от ребят из других школ, что и им приходилось несладко, всем было тяжело. Были и такие, которые, выходя от нас, говорили:
- У вас очень хорошо! Рай по сравнению с порядками в наших школах! Вам бы нашего старшину. Вот бы вы взвыли от его зуботычин и толчков дубиной!
На флоте рукоприкладство запрещено и сильно каралось. А когда на тренировках у морских пехотинцев инструктор ходит с дубиной, это считалось нормальным. Потому, что здесь их учили драться, защищать себя. Через год после таких тренировок молодые матросы становились умелыми бойцами.
После таких отзывов мы успокоились. Мы поняли, что на флоте, как и во всякой Армии, нужна беспрекословная дисциплина. В дальнейшем я неоднократно в этом убеждался.
Остров Русский готовил нас к флоту ещё и тем, что помимо тяжёлых работ и топанья ногами плаца, нас начали ставить на кое-какие вахты. Как-то нас по трое начали ставить на четырёхчасовую вахту в кочегарку. Мы должны были кидать уголь в топку и этим поддерживать тепло в казармах.
Некогда нам было присесть, отдохнуть. Мы всё время были в движении, работали и, на удивление, никто из нас, невзирая на тяжёлую работу, не заболел. Кормили очень здорово, все укрепили свои организмы и поправились на несколько килограммов. Я лично поправился на 6 кг.
Центральную палубу стёклышками драили ежедневно, а ходить по ней воспрещалось. Ходили сбоку возле кроватей. Мы этому удивились и как-то спросили:
- Почему мы её каждый день драим, а ходить нам по ней нельзя?
На что сержант ответил:
- Палуба для моряка это святое место! Чистить можно, а ходить нельзя. А, если прошёлся, то садись на микроавтобус «Машка» и езди на нём до тех пор, пока палуба не заблестит.
Были у нас и отдушины между работами. Кто в это время бегал в киоск за лимонадом, кто ходил фотографироваться в морской форме. Я свою первую фотографию в морской форме отослал домой маме отсюда, с острова Русский. Многие ребята здесь делали первые свои военные фотографии.
Прошёл месяц. По окончании школы, привели нас на врачебную комиссию, которая должна была распределить нас по кораблям. Всю комиссию я прошёл легко, оставался последний врач-отоларинголог. Я зашёл к нему и громко сказал: «Здравствуйте!»
- А ну быстро скажи: «Триста тридцать третий артиллерийский батальон!», - повернулся ко мне врач-отоларинголог.
Он заинтересовался моей картавой дикцией и объяснил, что на подводных лодках мне делать нечего, потому что когда подлодка уходит на глубину даже нормальные голоса ломаются. А уж из-за моей картавой дикции моя команда может быть неправильно понята и истолкована, что недопустимо.
Вот так он меня и забраковал. Одних бойцов определяли они в экипажи на подводные корабли, а меня определили на надводный флот. Да я и не стремился в подлодку, поэтому не расстроился.
Через месяц мы торжественно приняли воинскую Присягу. А после этого, прямо перед Новым годом нас повезли на корабли.
-----------
На флот
Прощайте, скалистые горы!
На подвиг Отчизна зовет.
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
(Песня «Прощайте, скалистые горы»
Музыка: Е. Жарковского. Слова: Н. Букина)
Итак, школа мичманов и прапорщиков на острове Русский окончена!
Нас переодели в чёрную форму, ночью погрузили на катер и повезли на крейсер «Адмирал Сенявин», который должен стать моим родным домом на долгие три года.
Потом я уже узнал, что именем прославленного русского адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина назвали корабль, остров в Тихом океане и пролив у берегов Чукотки.
По прибытию, нас ввели в центральный кубрик, в кинозал. Сначала мы не могли понять где мы. Головы матросов были и сверху и снизу и все смотрели на нас, ждали куда кого распределят.
У меня диплом слесаря-ремонтника заводского оборудования ну то бишь токарных фрезерных и сверлильных станков, поэтому определили меня на службу в трюм крейсера в дивизион живучести, я стал трюмным.
Дивизион живучести должен следить за живучестью корабля и в случае необходимости быстро произвести ремонт всех видов водяных труб и паровых магистралей , закрывать пробоины в борту корабля и бороться с пожаром, и этим удерживать крейсер на плаву.
Ведь живучесть корабля это его способность противостоять боевым и аварийным повреждениям, восстанавливая и поддерживая при этом в возможной степени свою боеспособность
Стал значит: сантехником, МЧСником и пожарником, в одном лице.
Мой любимый писатель Новиков-Прибой был не только баталёром на «Орле», но и спускался вниз и хорошо знал работу трюмных, его Морские рассказы тоже были в отцовской библиотеке и мы с братом их, конечно, читали и не раз. Впоследствии я убедился, что немногие служившие на корабле читали их, поэтому при возникавших спорах я иногда ходил в корабельную библиотеку, находил нужное место в том или ином рассказе и убеждался в своей правоте.
Нам, вновь прибывшим дали месяц на ознакомление с кораблём, чтобы мы каждую щёлочку облазили, каждый закуток осмотрели и где какой отсек знали назубок. Так я за месяц выучил весь корабль, сдал экзамен и меня, как специалиста с дипломом слесаря-ремонтника поставили на одно из самых ответственных мест на крейсере – у кормового электропожарного насоса. Должен был следить за его исправностью и готовностью к использованию.
Все насосы на корабле установлены в самом его нутре, ниже ватерлинии для того, чтобы самотёком обеспечить их быстрое заполнение водой. И чтобы попасть в самое нутро корабля, к своему рабочему месту, я должен был спуститься по лестнице в вертикальной шахте, на глубину где-то 12 метров.
Давно, ещё до моего прихода, крейсер претерпел модернизацию. Убрали с кормы две башни ГК. и соорудили на их месте вертолетную площадку с тремя мачтами и ангар для размещения вертолёта Ка-25.
Для заправки вертолёта внутри кормы имелось керосинохранилище с двухтонной цистерной, в ней хранился авиационный керосин. Ключи от хранилища были только у его заведующего, то есть у меня. Ведь вертолётное топливо – очень серьёзная вещь! И если кому из командиров надо было туда зайти что-то посмотреть, то обращались ко мне.
Мы вместе заходили в керосинохранилище. В нём было необычайно чисто, и слабо пахло керосином. Если бы там что-то случилось, то в первую очередь, спросили бы с меня.
Удивляло меня, что некоторые приборы в трюмных отсеках не работали, были почему-то в отключке. Странно это показалось мне, нас в ПТУ при военном заводе имени Кирова в Алма-Ате, где я получил образование слесаря-ремонтника, учили очень ответственно подходить к каждой поломке, обязательно устранять их. Говорили, что если что-то в конструкции есть, значит, оно для чего-то служит. Конструкторы зря ничего не делают. Порассуждав сам с собой на эту тему, отправился я к командиру нашего дивизиона живучести со своим предложением:
- Я с матросами берусь отремонтировать все неработающие приборы. Но мне нужны для этого чертежи корабельной противопожарной магистрали.
Командир от такого предложения охнул и задумался. Потом велел ждать, а сам отправился к командиру боевой части 5. И когда я уже им уже двоим, рассказывал, что нужно, чтобы все трюмные приборы заработали и как я собираюсь это сделать, я узнал, что схемы, которые я прошу для ремонта, являются сверхсекретными. И их не так-то просто получить.
Однако, на следующий день мне передали папку с необходимыми документами, я расписался за её получение и начал изучать. Вот где я понял, что образование при военном заводе имени Кирова я получил самое, что ни на есть приличное.
Все нужные магистрали были пробиты, исправлены ,приборы заработали.
За этот ремонт мне вынесли первую мою благодарность.
Был у меня и первый выход в море. И когда крейсер прошел боновые ворота , меня вызвали годки с офицерами, на морскую традицию,
Нужно было причаститься, т.е выпить не переводя дыхание литр морской воды. Пришлось пить.
Последние глотки пил уже из последних сил. Офицеры кричали, подбадривая:
- Давай! Давай, матрос! Вперёд!
--------------
Домой
Под небом голубым есть город золотой
С прозрачными воротами и яркою звездой,
А в городе том сад всё травы да цветы...
(Владимир Вавилов / Анри Волохонский)
Подошёл к концу третий год моей службы, пришёл и дембель, человек пятьдесят нас с корабля уходило сразу. На нашем флагманском крейсере был свой оркестр, поэтому спускали нас с корабля как положено под оркестр. В последний раз мы построились на юте. Командиры дивизионов стали подходить к своим попрощаться. Подошёл и ко мне командир нашего дивизиона живучести, пожал руку, пожелал доброго пути, поблагодарил за службу. Вот тут я только понял, что уже отслужил три года и служба моя кончилась. Надо уходить. Покатилась непрошеная слеза. Оркестр грянул Славянку и мы пошли. 13 ноября 1979 года я покинул корабль, три года бывший для меня родным домом.
А перед отправкой попросили мы знакомого мичмана отнести чемодан с нашими дембельскими альбомами на пирс, на наш КП (контрольный пункт). Боялись, что могут изъять их наши командиры, в альбомах у многих были фотографии чужих кораблей и фотографии своих рабочих мест. А это, как мы все понимали, секретная информация.
А мичман перепутал и отнёс их на КПП (контрольно-пропускной пункт воинской части), находивший от нас почти в двух километрах. Автобус стоит, нас ждёт, а у нас чемоданов с нашими альбомами нет.
Ну как уезжать без дембельских альбомов, это ж всё равно как память потерять! Разузнали мы, что чемоданы наши на КПП, мне ребята говорят: «Володя, ты спортсмен. Будь другом, сбегай за альбомами.» Ну я подумал, что всё равно кому-то бежать придётся, бушлат скинул и побежал. Погода тихая, тепло, бежать легко. Прибегаю на КПП, спрашиваю дежурного: «Тут наши чемоданы. Где они?». Он кивает: «Да вот стоят». Я их схватил и обратно. Прибегаю, ребята меня увидели, обрадовались, скорее стали в автобус садиться, автобус только меня ждал.
Привезли нас в аэропорт А там матросов-дембелей, с разных кораблей собрали. Уже не пятьдесят нас человек, а поболее сотни будет. Перекантовались мы ночь в аэропорту, а 14 ноября утром, нас всех собравшихся отправили самолётом в Ташкент. Хорошо летели, спокойно.
С нами летел в Ташкент, в свой родной город, кочегар с нашего корабля, узбек Керим. Он когда узнал, что мы летим в Ташкент, начал нас, из одного с ним дивизиона, уговаривать к нему в гости заехать.
- Ребята! Очень вас прошу. Ко мне в гости зайдите. Дома всем вам будут очень рады, вас уже ждут, уже и стол накрыт. Ну, давайте! Давайте же! Ждут же.
Прилетели в Ташкент. Решили мы к Кериму в гости зайти, уважить товарища, может в последний раз видимся. Но перед тем как уехать из аэропорта, всё же зашли в железнодорожную кассу, узнали расписание на завтра наших поездов.
Поехали с Керимом, а там, действительно, уже и стол накрытый от еды ломится, бутылки с водкой стоят. Бурной была встреча. Я выпил пару рюмок и вспомнил о том, что Таня, подруга моя по переписке, живёт здесь же в Ташкенте. Хорошо бы её навестить, момент уж больно подходящий. Смотрю, а все наливают, пьют всё больше и больше, громкие разговоры начинают набирать градус. Спрашиваю Керима, как пройти к такому-то адресу, где это. Он брата позвал, и мы с его братом пошли-поехали почти через весь город к женскому общежитию, в котором Таня жила.
Добрались поздно, уже к 10 часам вечера. Двери общежития закрыты. Мы покричали, стали окна открываться, девушки нас спрашивают к кому пришли. Позвали Таню. Таня выглянула со второго этажа и говорит:
- Я выйти не могу, заперта дверь в общежитие. Володя, давай через козырёк над входом влазь в ближайшее окно, а там я тебя встречу.
Я никогда не лазил в окна, но тут выпил же. Смелость города берёт, не то что какой-то козырёк над крыльцом. Не успел опомниться, я уже в комнате стою.
Повела Таня меня на кухню, чаем стала поить. Разговариваем мы с ней, и чувствую я, что меня в сон клонит. И не удивительно, сутки почти не спал, от усталости, от перелёта, от выпитого сон свалит любого. Постелили мне тут же на кухне, и я вырубился.
Просыпаюсь от шорохов, хихиканья, какого-то цоканья. Глаза открываю и вижу, как девчонки пробегают, якобы мимо, поглядывают, перемигиваются. В общем, интересуются, какой такой матрос у них на кухне спит.
Я встал, умылся, опять чаем меня напоили. Глянул на себя – форму надо в порядок привести. Попросил у Тани утюг, начал форму утюжить, а девчонки шастают туда-сюда, всем интересно. К обеду был готов. Поезд у меня в 17-00, документы при мне, ребята мой чемодан обещали привезти к поезду, всё нормально. Решили мы с Таней сначала прогуляться по городу, а потом она проводит меня на поезд.
Когда выходили мы с ней из общежития, то все девушки, и даже вахтёрша, стояли молча и смотрели на невиданное для этих мест зрелище – матроса с Тихого океана каким-то ветром занесло.
Долго ходили мы с Таней по городу. Прохожие, правда таращились на меня, бывало и оглядывались – непривычно было им увидеть на ташкентских улицах моряка с надписью на бескозырке: Тихоокеанский флот. Где этот Тихий океан? И где Ташкент!
К 16-00 привезла меня Таня на вокзал. Смотрю, все наши ребята здесь, уже и билеты купили и мой чемодан с ними. Попрощался я с подругой по переписке, сел в вагон и поехал, наконец, домой. Никогда больше мы с Таней не встречались, хотя переписка наша длилась ещё около года.
Сутки в поезде оттряслись и на следующий день, после обеда, я вышел в Алма-Ате.
Вот так получилось, что призывался я 18 ноября, а вернулся 16 ноября. Двух дней до трёх лет не дослужил.
Приехал домой, открыл калитку, а там никого нет, мама на работе. Где ключ лежит я знал, открыл дом и зашёл в него уже гражданским человеком. Чуть попозже и мама пришла с работы.
---------------
После службы
Не сольются никогда зимы долгие и лета:
У них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги — та и эта.
Та — натруживает ноги, эта — душу бередит.
Булат Окуджава
Вернулся я со службы домой, к маме. Отца нет, уже два года как похоронили его. Отдохнул дня три и пошёл работу искать. Поговорил с друзьями, посоветовался, поглядел, кто где и как работает.
На завод пойти? Неинтересно. И пошёл я учиться на шофёра грузовой машины. Через шесть месяцев курсы закончил, сел на машину, когда выезжал на ней, в мыслях казалось, что я не на машине еду, а корабль в плавание идёт, будто у меня выход к морю.
Море в глазах стояло, шум его ночью спать не давал. Проснусь - я дома. Тишина и никакого моря нет, и не на корабле я, а в кровати лежу.
Тоску душил работой. Хотел написать своему командиру, что вернуться хочу, да постеснялся. Так и остался на гражданке.
Женился, дети родились. Жена предлагала переехать всей семьёй во Владивосток, но… Не было такого человека какой была наша любимая бабушка. Она просто брала меня маленького за руку и отводила туда, куда ей казалось, мне понравится. Так она отвела меня, десятилетнего в хореографическое училище и также, взяв за руку, она привела меня, шестнадцатилетнего, в профессиональное училище при заводе имени С.М.Кирова. А вот отправить меня назад во Владивосток она не догадалась, не знала, да и я ей ничего такого не рассказывал.
А уж через несколько лет, когда пересел на Камаз с двумя прицепами и стал водителем-дальнобойщиком, то каждый выезд на нём был для меня как выход в море. Позже Мерседес с огромным прицепом, который представлялся моим флагманским крейсером управления. Исколесил на нём не только нашу страну, а и дальнее зарубежье, побывал с ним и в Германии, и в Турции, и в Китае. Да и где только не побывал.
Жизнь сложилась. В принципе было всё: семья, дети росли, работа, всё нормально. И вспоминаю о службе очень хорошо, с прекрасным чувством.
В пятидесятилетнем возрасте, гуляя по Алма-Ате, увидел в продаже журналы, в которых предлагались чертежи для самостоятельной сборки парусников 17-18 веков. Собирать парусники надо своими руками, то есть надо было самому строгать, пилить, клеить, красить, лакировать. Вспыхнула давняя романтическая любовь к морю. Купил сразу все, имеющиеся в продаже, пять номеров с моделями. Руки чесались, пока нёс их домой, скорее хотел приступить к сборке купленных парусников.
Первую модель строил два с половиной года. Потом была вторая, третья.
Старые знания морской терминологии, вспоминания помогают мне в сборке, читаю чертежи, и для меня нет новых слов, всё знакомо. Точу, пилю, строю свои модели, и себя ощущаю Петром первым, строящим свой первый ботик.
Теперь у меня мечта: собрать свой маленький флотик с ракушками, рындами и со всем тем, что ему положено.
Что жалеть? Я радуюсь, что есть любимое дело – постройка кораблей. Когда ими начинаю заниматься, я возвращаюсь к жизни знаменитых мореплавателей, к Новикову-Прибою. Я весь тогда там, с ними. Что грустить-то? Можно и поставить на просмотр диски с морской тематикой, отдохнуть, просматривая их. Я всё равно живу в своей мечте. Нормально всё. Жизнь продолжается.
И всё-таки такая тоска меня берёт временами, почему тогда, когда я ещё школу заканчивал, никто не спросил, не сказал:
- Чего ты хочешь? И если ты этого хочешь, то хватайся за любую возможность, которая ведёт к цели и иди вперёд, вперёд! К своей мечте.
Как всё-таки было бы здорово надеть морскую фуражку и выйти в море. Волна! Ещё раз почувствовать дыхание океана. Океан это сильно и, как сейчас говорят, классно!
-------------
Послесловие
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
(песня «Прощайте скалистые горы», слова Н.Букина)
Хочу отметить следующее:
- Эти мои рассказы о том, как с самого детства один человек шёл к своей мечте. Вначале неосознанно по-детски, потом это ему стало интересно. А когда он понял, кем он хотел бы стать, ему уже было далеко за 25 лет и оказалось поздновато, время ушло воплощать свою мечту. Он в своей жизни упустил многие возможности. Рассказал я о том, как у этого человека всё было, а он этим не воспользовался. Некоторые курьёзные случаи из моей корабельной службы написаны просто для того, чтобы читатель прочитал и улыбнулся. Многие морские термины я заменил для того, чтобы читателю было понятнее. К примеру, корабельный обрез я называю ведром или кастрюлей, а котельное отделение размерами своими равное двухэтажному сельскому дому просто котлом и т.п.
- Эти мои рассказы охватывают всю жизнь этого человека от детства до старости. В них я старался рассказать всем, что время уходит, забирая силы и посмеиваясь над нашими несбывшимися желаниями. Но оно не может отнять мечту.
-------------------
Сон
Выхожу один я на дорогу; сквозь туман кремнистый путь блестит…
(М.Лермонтов)
Пару лет назад это было.
Прогуливался я как то по Владивостоку и увидел наш крейсер, родной корабль «Адмирал Сенявин» стоял у причала. Тут же вспыхнула моя давняя мечта ещё раз побыть на нём, ещё раз пройтись по его палубам, постоять на своём боевом посту.
С мыслью «Дай-ка загляну на него» поднялся я на ют, прошёлся по верхней палубе, затем спустился по трапу на жилую палубу в кормовые шпили, где когда-то в гальюнах пожар тушил со своим командиром. Вижу открытый люк. Через него спустился на нижнюю палубу, прохожу в коридор провизии и направляюсь к родному, за три года моими собственными ладонями отполированному, изученному до последнего винта, люку, за которым находится мой боевой пост с кормовым электропожарным насосом.
А в душу мне понемногу вползает какое-то беспокойство. Что-то неладное здесь на корабле, не так как должно быть. И припомнилось мне, что когда я по трапу заходил на корабль и привычным жестом руку вскинул - честь отдал Военно-Морскому Флагу то, обернувшись, заметил, что флага-то нет. И вахтенного матроса у флага нет. И дежурного офицера, который безотлучно в кормовой рубке находиться должен, тоже нет. Совсем беспрепятственно ступил я на палубу, чего быть не должно.
Только подхожу к люку, а прямо оттуда на меня идёт группа ребят одетых по-граждански. Среди них идут ко мне и Сан Саныч и Миша Рукавков и Марат Касенов и Степан Толмачёв. И артиллерист Рашид Бикбов тоже среди них идёт ко мне. Они улыбаются мне и говорят:
- О! Володя, давно мы тебя ждём.
- Как давно? – удивляюсь я. А сам оглядываюсь по сторонам, рассматриваю почерневшие переборки.
- Вы что не прибираетесь? – упрекаю их, - Грязь вот развели! - И что за дела у вас происходят? Сами почему по граждански одеты? Почему корабль неухоженный? Вот переборки совсем чёрные, когда приборку делали непонятно, - уже ворчливо продолжаю.
А они рассмеялись и говорят:
- На себя посмотри. В джинсах, в рубашке стоишь. Ты тоже ведь одет не по форме. А вообще-то мы тут только тебя ждём.
Я осмотрел себя, увидел что на мне действительно джинсы с рубашкой и говорю им:
- Ладно, подождите немного. Сейчас вот схожу на боевой пост в свой электропожарник. Там и переоденусь.
Только ступил, а ребята мне дорогу заградили, останавливают меня.
- Вовка, не ходи туда. Там вода. Корабль наш полузатопленый стоит.
Я возмутился и им говорю:
- Как это корабль затоплен? А дивизион живучести наш на что? Скорее пойдёмте. Надо эжектора водоотлива включать, воду откачивать будем с корабля.
- Вовка, да пойми ты, корабль наш на морском кладбище стоит, - объясняют ребята. Я бровь приподнял на глазу на них смотрю и спрашиваю:
- Как? на морском кладбище?
- Да вот так. Мы вот тут собрались, всех бомжей тутошних с корабля повыгоняли, тебя, старшину нашего, дожидаемся. Наконец-то, дождались тебя, встретились.
Тут я чувствую что кто-то уж очень сильно трясёт меня за плечи. А затем слышу:
- Папа, папа, просыпайся. Уже три часа ночи. Вставай. Мы же на охоту собрались. Забыл что-ли?
Я открываю глаза, вижу склонившегося надо мною сына Дмитрия, через плечо выглядывает его товарищ. Оба уже собрались, стоят в охотничьем камуфляже и с беспокойством на меня смотрят. Дмитрий говорит: «Пап, ты так крепко заснул, что мы тебя уже 10-15 минут разбудить не можем. Ты всё какие-то команды выкрикиваешь. Тебе сон плохой что ли приснился?»
Я соображаю чего то, спускаю ноги с кровати на пол, сажусь и бормочу им:
- Сейчас-сейчас, ребята, поедем. Только чуток подождите. Сейчас совсем проснусь и поедем с вами на охоту.
Потихонечку встал, не спеша надел свой охотничий камуфляж, мы все вместе вышли к машине и покатили за 300 километров на утиную охоту к озеру Балхаш.
Привёз я их, они ружья расчехлили и пошли ходить, уток стрелять. А я как сел у балхашского бережка, так и просидел всю охоту. Смотрел на озёрную волну и вспоминал свой крейсер, своих ребят.
Вот такой отголосок со службы мне был. Как будто в молодость меня этот сон вернул, жизнь подарок сделала.
--------------
День ВМФ
Может быть я тебе растолкую, объясню популярно
Почему выбирают дорогу морскую настоящие парни –
Ведь и матросы и капитаны имеем мы законные права!
Три четверти планеты - моря и океаны,
А остальное - острова, а остальное - острова.
(Е. Долматовский)
40 лет прошло как отслужил я на флоте тихоокеанском, на крейсере «Адмирал Сенявин». К своему стыду ни разу не был на праздновании Дня ВМФ в своём родном городе Алма-Ате, Алматы - по новому переименованию. Всё не до того было.
Справлял я его, конечно. То на уборке зерновых, то на Дне Урожая, в алма-атинской области как раз уборка зерновых выпадает на конец июля – начало августа. То в командировках. Возьмёшь в рейсе банку пива, выпьешь за праздник свой, напарник ведёт машину в это время, меня везёт тоже. Вот так и не получалось у меня сходить в наш любимый алмаатинцами парк имени Максима Горького, чтобы промаршировать оттуда строем до другого парка, имени 28-ми Героев Гвардейцев Панфиловцев. Годы шли-шли, а я откладывал это дело на потом-потом, и тут вот по истечению сорока лет надумал: «Нет, всё-таки надо сходить! Братишек повидать».
Залез в интернет, посмотрел на видео, как алма-атинские морячки празднуют День ВМФ, лет за десять посмотрел, и очень мне понравилась их организация праздника. Всё чётко организовано: с офицерами, даже где-то и адмиралы мелькают.
- Всё! – думаю, - Надо сходить.
И в этом, 2019 году, я решил готовиться к празднику. Готовиться надумал за неделю, а начал за 2 дня, то бишь с 26-го числа.
Конечно, в форму свою я уже не влез, да и редко кто через 40 лет влез бы. Да её и нет почти. Тельник достал – нормально сидит на мне, бескозырку достал.
Ну как достал? Она у меня на витрине с кораблями под стеклом лежит. Ну, всё равно достал, осмотрел, почистил, примерил – всё хорошо. Нормально села беска на голову, хотя и видно уже, что не по лицу. Вот я и в форме морской.
Известно, что бескозырка и тельник это как визитная карточка моряка, как беретка у десантуры. Они неотъемлемая часть формы.
Для значимости ещё и гюйс на шею накинул, ещё и пришпилил его парой значков, чтобы не отлетал с тельняшки.
Флаг уже года два как приготовил – морской, снизу с синей полосой, с красным серпом и молотом, с красной звездой. Его в древко вставил, посмотрел – хороший флаг получился!
Ну, больше, конечно, было размышлений.
- Ни разу я там не был. Никого из ребят, здешних братишек, не знаю.
- Можно было бы на такси поехать. Но тогда обязательно сорвёшься, рюмку водки выпьешь. А там…
Наконец наступает утро 28 июля 2019 года. Отличный день. Восходит солнце. Я иду в гараж. Завожу своего джипа, сажусь и еду. Рано-рано, в половине восьмого утра поехал я из-под гор, где сейчас живу, прямо в центр города, к парку имени Максима Горького. Приехал, покатался вокруг парка, поискал где машину оставить - в воскресенье все места заняты. Потыкался я, потыкался куда встать, потом на пару улиц в сторону отъехал и там поставил машину. Закрыл её, огляделся вокруг и подумал: «Кому мой крокодил нужен? Вон их сколько стоит».
Нахлобучил на голову бескозырку, флаг свёрнутый в руки взял и пошёл через парк напрямик прямо ко входу, к центральной арке. Знаю, что именно там проходит ежегодное построение. Оттуда потом строй идёт к Вечному огню.
А пока искал я где машину поставить, видел: то на одном перекрёстке матросик в годах, в полосатой маечке шлифует асфальт; то с другого перекрёстка ещё морячок появился. Хотел я к ним пристать, чтобы вместе идти, но пока машину парковал, матросиков уже и не видно было, дальше ушли. Пошёл я за ними побыстрее. Подхожу к арке, а там уже человек 20-25 встали ступенькой, хотят фотографироваться. Я с флагом к ним бегу: «Эй, братишки! меня подождите!». А они смеются:
- Давай-давай, дед, беги!
- Да успеешь. Ещё сто раз будем фотографироваться.
Но подождали. Я влез с флагом прямо в толпу. Вместе сфотографировались. Я фотографу свой фотоаппарат отдаю.
- Теперь меня на мою плёночку сделай.
Ребята начали расходиться по лавочкам, что по бокам перед входом парка стоят. Сидим на лавочках, болтаем, а время уже к 9 часам подбирается.
Гляжу. Какой-то мичман пришёл, со всеми поздоровался. Офицеры начали подходить. То тут, то там слышится: «О! Привет, привет!». Встречаются-то они уже с прошлых годов, многие знакомы. Я в сторонку отошёл, наблюдаю. Всех-то их я на видео смотрел – знаю. Теперь вот воочию знакомые лица вижу. Интересно - я их знаю, они меня – нет. Хотя мысль мелькнула:
- Хорошо, что я на своей машине приехал. Никого не знаю. Вот особняком стою наблюдаю.
Матросы и офицеры подходили с детьми, с жёнами. У многих дети уже взрослые, кому по 40 лет, кому по 30 лет.
В одном месте вижу, как дети батю своего пытаются в объектив поймать, а батя их ходит туда-сюда, то там плеснёт, то в другом месте плеснёт.
Вдруг вижу морячка. Он на груди, прямо на тельнике носит небольшой плакатик. На плакатике написано «Крейсер Адмирал Сенявин». Я сразу к нему кинулся.
- Ты, что там служил?
- Да, служил, – отвечает морячок.
- А в какие годы?
- С 71 по 74 год.
- Ого! – удивился я, - Вместе на одном корабле служили.
- А что ты там тоже служил?
- Да служил. Только в 76-79 годах.
- О! Всё нормально! – обрадовался морячок, - Ну хоть одного я, наконец, нашёл. А то сколько годов хожу – нет никого с нашего крейсера. Все тут с других кораблей.
Посидели мы с ним, поболтали, повспоминали. Шакир его зовут. Сын с ним ещё был, годов в 38, нас сфотографировал. А ещё Шакир знакомого фотографа увидел и закричал:
- Виктор, Виктор! Давай нас, сенявинцев, сфотографируй.
Фотограф Витя Королёв тоже весь в морской форме, старший матрос с Северного Флота, камеру на нас навёл, всё отлично запечатлел. А мы с Шакиром ещё немножко посидели, он и говорит:
- Ну, Володя, пойду я с ребятами пообщаюсь.
- Да, конечно, иди. – Отвечаю я ему.
Он ушёл, а ко мне уже подходит мужчина, как и мы все в возрасте. Спрашивает меня:
- Ты откуда?
- С Тихого, - отвечаю я ему.
- А я водолаз, - поясняет он. И чувствуется, что поговорить ему охота. – Я и на Чёрном море был, и на Балтийском море был, и на Северном был, и на Тихом был. В Индийском океане был.
И уже начал рассказывать мне какие операции они там делали. А я, слушая его, призадумался и спрашиваю:
- ПДСС что-ли?
Тут я чего-то отвернулся, поворачиваюсь а водолаза уже и нету.
- Вот ведь, – думаю – неужели водолаза чем-то обидел? Ну ладно, нет и нет. Может левый какой-то под праздник тяпнуть решил.
А ребята уже кучковаться начали, человек по 10-15 в группы собираются. Я тоже с ними. Мы все в тельняшках. А настоящая-то тельняшка, оказывается, лишь у меня была – со службы в ней пришёл, у всех – китайского производства. Многие подходили, щупали тельник, восхищались – настоящий!
Смотрю - наш знаменосец пришёл с тремя знамёнами, крепкий такой парень. На ремне у него карман с тремя флагами. Флаги удержать одной рукой невозможно, поэтому они в кармане все стоят.
Подошёл и наш кинооператор Виктор с женой, он с кинокамерой, она с фотоаппаратом, рядышком встали.
Капитаны 1-го и 2-го рангов сюда же, к нам подтянулись.
Появились морские пехотинцы, по нашему морпехи, развернули свой флаг с девизом "ТАМ ГДЕ МЫ - ТАМ ПОБЕДА " и с якорями. Морпехи хотя и имеют солдатские звания, но себя солдатами не считают. Так и говорят: "МЫ ФЛОТСКИЕ".
По кругу полетела бескозырка. Один морячок бегает со словами «Ребята, сколько не жалко». Я сначала даже не понял.
- На что скидываемся? На водку что ли?
- Да нет. На цветы.
- Какие цветы? – снова их спрашиваю, - Я у вас тут впервые, порядков всех не знаю.
- На розы скидываемся. Возлагать их к Вечному огню будем.
Тут я тоже в стороне не остался. Бескозырку накидали полную денег и этот морячок исчез.
Подходит к нам боцман – главный корабельный старшина.
- Ребята, - говорит он нам, - давайте вставать. Сейчас рапорт отдавать будем.
Мы подтягиваемся, строимся.
Минут через 15-20 к боцману подбегают два моряка в возрасте, в руках держат две охапки огромных, настоящих голландских роз.
Обалденные охапки! Розовый аромат поплыл по площади, вся площадь уже пахнет цветами. А суровый боцман у матросов спрашивает «Сколько?», те ему что-то отвечают, и мы все слышим как кричит боцман «Почему так мало?». Те ему: «Ну, сколько накидали, столько и есть». Боцман покачал головой и к нам всем обращается:
- Ребята, подходите, берите по цветочку. Если останется, то берите по два, потому что нам в два объекта надо цветы отнести.
Мы цветы разобрали, и началось построение. Человек сто двадцать нас собралось сегодня. Каждый год, рассказывают моряки, приходят всё больше и больше братишек. В первый год, рассказывают, морячков собралось всего-то ничего, а теперь вот нас сколько!
Стали строиться строем по четыре человека в шеренге, длинный строй получился. Идут в строю деды, которые и в 60-м и в 65-м годах служили. Совсем седые они, уже без тельняшек. Тех, кто хромал или кто не мог идти, их на легковой машине рядом со строем везли. Две полосы проспекта строй занял. За строем машины едут еле-еле.
Тут гаишник из-за поворота вылетел. Увидел нас – О! моряки идут! и быстренько сориентировался, дорогу перекрыл, на ту сторону движение сдвинул. А мы как шли так и шли. Но, несмотря на его команды, встречка всё равно оказалась перекрытой, потому что останавливался транспорт от удивления, даже троллейбус с пассажирами встал. Всем интересно было поглядеть, как бывшие моряки в строе со знамёнами идут.
Водители легковушек вытащили свои сотовые и начали нас снимать, по телефонам звонят. Нам слышно было, как они в телефоны рассказывают: «Тут моряки идут! В тельняшках! Со знамёнами!».
Конечно, такой строй Алма-Ате в диковинку. Алма-Ата это ведь не Владивосток, где матросы на каждом шагу встречаются, где их пруд пруди. Все нас снимали.
Троллейбусные пассажиры тоже кинулись к окнам, тоже начали нас снимать. А мы идём себе и идём! Вот так шагом и дошагали до места своего назначения, до парка имени 28-ми Героев Панфиловцев.
Вошли в парк, подошли к Вечному огню, с голов сняли бескозырки. Здесь нас уже ждали: два капитана 1-ого ранга и один адмирал, уж не помню с какого флота.
Пришедший с нами капитан 2-ого ранга подошёл к ним строевым шагом, отдал честь и отрапортовал, что моряки всех флотов бывшего Советского Союза ко Дню проведения Военно-Морского Флота построены.
Капитан 1-ого ранга рапорт принял, развернулся и передал этот рапорт начальнику Школы морских пехотинцев Балтийского флота, тоже капитану 1-ого ранга. Тот развернулся к нам:
- Поздравляю с праздником! С восьмидесятой годовщиной Дня ВМФ, товарищи моряки!
От нас в ответ прогремело трехкратное «Ура! Ура! Ура!» Мы, конечно, старались достойно прокричать, но всё-таки без подготовки получилось кто во что горазд.
Потом выступающие офицеры вспомнили свои года службы, всех кто в эти годы с ними служил. Были и награждения. Один из офицеров, выступая перед строем, сказал:
- А вы знаете, что когда фашистская Германия напала на Советский Союз, то все советские войска понесли большие потери. Лишь флот не потерял ни одного корабля. Такая была выучка у моряков, что они отбили без потерь все атаки самолётов противника. Вот что такое был флот в Советском Союзе!
Торжественная часть закончилась. Прозвучала команда:
- Встать! Смирно! Бескозырки надеть!
Мы возложили цветы к Вечному огню. Потом повернулись и пошли к памятнику Героям Панфиловцам, от уже него вышли к башенному орудию с крейсера «Киров». Крейсер этот охранял блокадный Ленинград во время Великой Отечественной Войны. Всю зиму стоял он в Ленинграде, как бы заблокированный, а когда начался прорыв блокады города, ответил своим главным калибром по всем немецким позициям.
После окончания войны на этом крейсере в основном служили комсомольцы Казахстана. Я, когда до службы работал на заводе имени Кирова, узнал об этом и мечтал служить на Балтийском флоте. А если бы ещё мне посчастливилось бы попасть на «Киров», то я вообще был бы несказанно рад. Но не свершилась мальчишеская мечта, попал я служить на Тихоокеанский флот. И не жалею об этом, просто мечта повернулась ко мне другой своей гранью.
Когда же крейсер "Киров" списали и стали резать, то Казахстан, естественно, попросил для своего военного мемориала, на память морякам-казахстанцам, пушку с крейсера. Вот тогда одну из действующих пушечных башен, что стояли на надстройке поближе к корме крейсера вырезали и поездом отправили в Алма-Ату. Теперь эта башня, готовая в любой момент выстрелить – лишь заряди её, стоит прямо в центре нашего города, в парке 28-и Гвардейцев Панфиловцев.
Моряки, у которых было по два цветочка, возложили эти цветы возле пушки «Кирова», к мемориальной доске.
Тут наш морячок, кинооператор Виктор, закричал всем:
- Ребята, будем фотографироваться! Давайте кучнее садитесь!
Мы весело, с шутками – моряки всегда любили фотографироваться, хоть в парадной одежде, хоть в рабочей робе – подсели поближе. Я свою сумку за плечо заправил, чтобы не мешала, флаг приспустил перед строем, чтобы тоже никого не заслонил, и мы сфотографировались несколько раз.
Потом ребята по 5-6 человек начали возле пушки ходки делать.
А ко мне подходят два казаха и просят:
- Морячок, дай флаг сфотографироваться.
- Да берите. - говорю я им, - Давайте и я с вами.
- Давай, присоединяйся.
Мы втроём, уже немолодых моряка, встали. Сынок в тельнике нас сфотографировал, потом и моим фотиком сфоткал, чтобы и мне на память осталась фотография.
Вижу я, что семейные морские династии имеются: отец-моряк, сын-моряк, брат отца моряк, сын сына тоже моряк. И вижу, что они тоже сфотографироваться у пушки хотят. Ну, значит, сынок одного из отцов фотик поднимает, а сам в беске и тельняшке. Только навёл и тут же фотик опускает и укоризненно так говорит:
- Батя, я же тебе говорил, чтобы ты свою беску взял. Что ж ты без бески пришёл? Как вот теперь тебя без неё фоткать?
С себя бескозырку снимает и на голову отцу нахлобучивает. Я тоже с ними стою. Он нас всех снимает. Только щёлкнул фотоаппаратом, как со стороны подходит какой-то морячок и говорит:
- А чего ты, Еркен, с батей не фотографируешься? Давай я тебя со стариками щёлкну.
- О! Давай! – обрадовался сын. Отдаёт свой фотик морячку, подбегает к нам, присаживается и вдруг спохватывается.
- Эй, батя. Я же тебе сказал, чтобы ты свою беску брал. Теперь мою отдай.
С этими словами снимает с батиной головы бескозырку, нахлобучивает её себе на голову и позирует. Такими мы и сфотографировались: три деда и один молодой в беске. Очень я эту династию хорошо запомнил.
А праздник дальше продолжился. Кто в кафе за столы пошёл, кто по парку гуляет, а я подумал:
- Пора мне и честь знать. Домой пора.
Развернул я свой флаг. Только из строя вышел, по тротуару в парке иду, как встречается мне морской офицер с семьёй: жена, дочки. Офицер на меня смотрит-смотрит, и я вдруг соображаю, что надо бы ему честь отдать. Вытягиваюсь, отдаю честь - мне честь летит навстречу и вижу, каким стал довольным офицер, что я ему перед всей его семьёй честь отдал. Поулыбались мы друг другу, да и пошли в разные стороны – он в парк, я к своей машине.
Подхожу. Машина, естественно, стоит. Всё нормально. Кинул я бескозырку на заднее сидение и поехал домой, к горам поближе, в верхнюю часть города. Машину в гараж поставил, вышел на свой проспект Аль-Фараби, именем древнего учёного названный, километра два мне по нему до своего дома ещё идти. Смены одежды у меня нет, иду я в тельняшке с гюйсом и в бескозырке. Братва осталась праздновать в парке, я тут один. И подумал я:
- А что у меня не праздник что ли?
Развернул я флаг, положил древко на левое плечо и пошёл как есть.
Это было нечто! Автобусы едут – мне сигналят. Маршрутный автобус остановился прямо на второй полосе проспекта , водитель стоит честь флагу ВМФ отдает , какой-то парень там в автобусе на себе рубашку рвёт, тельняшку мне показывает - типа я тоже моряк. Легковушки останавливаются, водители приветствуют меня, кто-то флагу честь отдаёт. Один парень с легковушки кричит:
- Дед, ты с какой части?
- Я с БЧ-5! – кричу ему в ответ.
- Дед, а я с БЧ-3! Торпедист!
- Да знаю я! – и машу флагом.
А люди идут и все смотрят на меня – моряк идёт. Поздравляют с праздником. Молодёжь улыбается.
Останавливает меня один парнишка, лет 18-ти, спрашивает:
- Дяденька, а что сегодня за день?
- Сегодня День ВМФ! День Военно-Морского Флота! Праздник морского братства. – поясняю я ему.
Он подумал, сказал мне «Поздравляю вас!» и пошёл дальше. А я понял, что нормальная всё-таки у нас молодёжь, хорошая.
Дошёл я до базара. Свернул флаг, на базаре купил селёдки, рыбки ещё взял с хлебушком, и пошёл домой праздновать. Вот так я отметил свой праздник, 80-тилетие ВМФ.
Для всех кто пожелает посмотреть видео парада ВМФ в Алматы, который я описал, даю ссылку этого видео, снятого нашим кинооператором Виктором Королёвым: https://youtu.be/VRXRLBWqK1w
