Двенадцать братьев.
Погода менялась десять раз на день. Вернее двенадцать. С утра подморозило, потом столбик термометра пополз вверх, с неба полилась какая-то сырость. И не то чтобы дождь, а как будто сам воздух пропитался водяной холодной пылью. Под ногами чавкала густая снежно-соляная жижа, поникшие и почерневшие сугробы растеклись грязными ручьями, образовывая гигантские, еле проходимые лужи. Город серел и мок. Но к обеду водяная пыль в верхних слоях унылого неба собралась в маленькие колючие комочки и обильной крупой стала посыпать размокшие от оттепели дороги. Прохожие поглубже запрятались в капюшоны, пряча лицо от колкого пронизывающего ветра. Подтаявшие тротуары превратились в огромные, покрытые глазурью леденцы. И уже к вечеру закружил настоящий снег. Мороз остудил своим дыханьем ручьи и лужи, и все застыло в ледяном безмолвии.
Я в раздумье отошла от окна. Не стоит сегодня никуда ехать. У травматологов выдался тяжелый день. Слава богу, могу остаться дома, в отличие от той несчастной падчерицы, которую злая мачеха всё гоняет и гоняет за подснежниками. Вот и сегодня с утра, видно встав не с той ноги, всучила бедной девушке корзинку и отправила не куда-нибудь, а в заснеженный лес. Куда деваться сироте? Ну, конечно, к Двенадцати месяцам, к их большому и весёлому костру. Они уж и сами не рады, да слово дали, ничего не поделаешь. Братец Апрель постарался. Сосватал себе невесту! И колечко на пальчик надел. Не простое колечко, волшебное. От него не спрячешься куда угодно приведёт. Уж в какую только глушь братья от настырной девки не прятались, все равно находила. Хотели они уже братца Апреля от себя спровадить: иди, милый, живи со своей зазнобой, хоть круглый год цветы разводите, да месяц Май взмолился: не бывать маю впереди апреля! Пришлось оставить ветренника. Вот и мучаются теперь. И людей мучают. С утра апрель, к вечеру январь. Никому покоя нет, ни зверью, ни людям.