В конце марта 1985 года нас, несколько дембелей, сняли с секретов и усиления постов пехоты. Приказ министра обороны об увольнении в запас был зачитан не в горах, а внизу. На 18-том посту-заставе. Застава, в принципе, тоже горная, но все же это не вершина горы. От этой новости настроение у меня улучшилось до отличного. Да и на заставе гораздо спокойнее чем в горах. Здесь нас почти всегда больше двадцати человек, есть БТРы, МТЛБ, минометы. С водой проблем нет. Вода, хоть и из речки, но есть постоянно. Питание, как и положено в армии, в общем почти что рай на земле.
Многие из нас не видели друг друга по нескольку месяцев. А тут такая встреча. Армейская дружба, дружба в боевых условиях. Между людьми происходит какая-то психологическая связь что ли. Объяснить словами невозможно, но эта привязанность сохраняется на всю жизнь. Лично меня ожидал еще один важный сюрприз – встреча с Юрой Дубовицким. Наконец-то вместе. Можно поговорить, помечтать о грядущих днях гражданских. Радости не было предела. Хотя, впоследствии, война по-своему жестоко скорректировала наши планы и мечты. Дома я буду лишь в августе этого года, а Юрку в мае увезут в госпиталь контуженного с многочисленными осколочными ранениями. И разыщу я его случайно лишь спустя тридцать три года, по фотографии на сайте «Одноклассники». После его контузии, ранения и госпиталя, он надолго исчез. Я писал ему на родину письма, но ответа не дождался. Поэтому я решил, что он не выжил. Но это отдельная история и к тому же несколько запутанная. В настоящее время, я с Юрой, периодически общаюсь по телефону. Надеемся еще и на встречу.
Служба на заставе нас уже не слишком обременяла. Дембеля ведь. Обстановка конечно боевая, постоянно надо быть на стреме. Но никаких тебе парко-хозяйственных дел, никаких нарядов. Форму парадную нам из полка привезли. Занялись формой – ушить, подогнать под размер и т.д. Управляться иголкой с ниткой научился не хуже, чем ложкой с котелком. Наша расслабленная жизнь на заставе внезапно изменилась в начале апреля 1985-го года. Третьего апреля поступила вводная из кп батальона. Пятого апреля батальон уходит на боевую операцию в ущелье Коклами. Из нашей минометной батареи идет несколько минометных расчетов. Вот те раз. А кто пойдет? Мы уже после приказа, почти гражданские люди, даже запах домашних пирожков по ночам снится. Совсем не хочется идти в горы, на войну. Домой уже хочется. Но выбора нет. Кто воевать будет? Все бойцы, отслужившие в Афгане год, полтора, вместо нас на секреты поднялись, а на заставе только дембеля и молодняк остались. Вот и пришлось формировать расчеты из дембелей. Да и то не хватало людей. Так что из нашей минометной батареи на операцию пошли только дембеля. Правда у меня в расчете был один щупленький боец Юлдаш Хужаназаров, прослуживший год в Афганистане. А вот из рот батальона как раз-таки пошли в основном бойцы из молодых солдат. Впоследствии, это привело к роковой ошибке и гибели десяти бойцов и лейтенанта. Да и вообще из всего батальона на операцию вышли не более 60-ти человек. Батальон разбросан по всему маршруту от Джабаля до Дошей. Основная задача батальона заключалась в охране перевала Саланг и самого маршрута (дороги). Но и участие в операциях местного значения никто не отменял. Все бойцы батальона практически постоянно выполняли боевую задачу на точках, на колоннах, на дороге. Именно по этой причине для участия в операциях, выделялось максимально малое количество личного состава. Никто и никем, нас никогда не заменял. Каждый боец был на счету. На самом перевале Саланг, на северном портале, находился командный пункт 3-го батальона и стояла 9-ая рота. В казарме было три взвода и от силы это человек 50-60. Рядом хозвзвод и взвод связи. На центральном портале тоннеля, по-моему, стоял противотанковый или заградительный взвод. Когда поднимали на выезд группу быстрого реагирования (резервная группа), выезжало человек 10-15 на двух брониках. Если что-то случалось на другой стороне Саланга, выезжала еще одна группа. И казарма оставалась пустой, за исключением дневальных, часовых, повара и хромых, и косых. К тому же еще часть бойцов несли службу на выносных постах. Подготовка к операции была обычной – комплектация оружия, боеприпасов и сухпая, которого у нас почему-то оказалось на много больше положенного. Так что выбирали по вкусу, что кому больше нравится. Любители сгущенки и тушенки смогли затариться сверх нормы. Операция началась вечером 5-го апреля. Вход в ущелье Коклами находился за нашим секретом «Вышка».
Выдвинулись мы сначала на броне, но так как батарея находилась недалеко от входа в ущелье, времени расслабиться на броне у нас было совсем немного. Пришлось спешиться с брони и весь груз боеприпасов, сухого пайка, воды и вооружения перекочевал к нам на спины. Наш батальон должен был занять позиции с левой стороны ущелья, на горных хребтах. В целях секретности и маскировки, поднимались в горы ночью. Имеющийся личный состав разделили на четыре группы. Поднимались мы всю ночь, стараясь максимально сохранять тишину. Да. Это был полный трындец. Некоторые участки приходилось преодолевать на четвереньках. На особо крутых участках, под ногами встречался сброшенный бойцами «лишний вес» – сгущенки, тушенки, в общем все что было в сухпае. Скидывали впереди идущие. Во время пути, это было уже довольно высоко в горах, небо затянуло, пошел сильный дождь. Нам пришлось преодолевать козырек над пропастью в сплошной темноте. Я видел этот козырек потом при дневном свете. И подумал: «Как можно было пройти здесь ночью? Мы были вымотаны уже в конец. Вьюки, дождь, пронизывающий ветер. Но ни один человек не сорвался. Шли по одному, цепочкой, друг другу передавая полушепотом команду впереди идущего. С вечера мы выходили жаркой афганской весной, обычной для тех широт. А горы преподнесли жестокий сюрприз, встретили нас дождливой осенней погодой с намеком на зимние заморозки. Незадолго до операции, я выстирал свою панаму в солярке. Была у нас такая фишка. Изрядно выгоревшую и потрепанную панаму, надо было замочить в соляре и не ополаскивая водой, просушить. После этой процедуры панама приобретала почти первоначальный цвет и форму. Блин… И надо же мне было взять этот головной убор в горы. Пот, дождь и примеси солярки. Смесь этой липкой, противной жидкости струилась из-под каски, под которой была панама, заливала глаза и казалось, еще немного и я вообще останусь без зрения. Мне пришлось снять панаму и засунуть ее в вещмешок. Сразу же я почувствовал некоторое облегчение, пот стал не таким едким. Впереди идущие группы занимали свои позиции. А мы с минометами шли все дальше и выше. Перед самым рассветом и мы достигли своей точки, вышли на установленную задачу. Температура воздуха в горах сильно упала, опустилась к нулю или даже минусу. Промокшие насквозь, дрожащие от холода, приступили к оборудованию позиции, строительству СПС-ов из камней. Даже перетаскивая здоровенные булыжники никак не удавалось согреться. Разводить костры мы не имели права и все работы по обустройству позиций проводились при соблюдении максимальной тишины. Свой автомат я оставил на позиции у миномета. После завершения работ, я попытался взять в руки автомат. Но не смог его поднять. Настолько были окоченевшие пальцы от холода. Все тело трясло от мелкой дрожи. В тот момент мною овладело какое-то отчаяние, злость и недоумение. «Как же я буду воевать? Что делать? Это край, гибель, конец! – промелькнула в мозгу страшная мысль. Я подошел к Дубовицкому и сказал: «Юра, у меня не разгибаются пальцы рук, что делать? Он ответил, что у него такая же ситуация, но мы сейчас решим эту проблему. В общем, несмотря на полный запрет разводить огонь, мы с Юркой в СПС-е укрылись плащ-палаткой и все-таки смогли разжечь сухой спирт и немного отогреть руки. Этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать в себе уверенность и быть готовым к отражению противника, в случае нападения. Перед нашим батальоном стояла задача – ночью закрепиться в горах с левой стороны ущелья. С правой стороны ущелья, позиции в горах должен был занять другой батальон. А по утру, на вертушках, к месту проведения боевой операции, прямо в ущелье, должны быть доставлены подразделения ВДВ. Задачей этого подразделения ВДВ, было приступить к зачистке кишлаков в самом ущелье и с боем гнать душманов к выходу из ущелья. У выхода их должна накрыть огнем бронегруппа и дальнобойная артиллерия. А мы обязаны были не позволить душманам уйти в горы. Это все, что мне было известно о задачах той операции. Операция оказалась провальной, из-за погоды, или еще по каким-либо не известным мне причинам. Но и на этой операции мы вышли на свою задачу. Мы всегда выполняли свои задачи. Ползком, на пузе, на четвереньках, да хоть раком, хоть боком. Батальоны пехом вышли и дошли на свои позиции по обе стороны ущелья. А вот вертушки, из-за резкой смены погоды и сильного ветра, не смогли доставить боевые группы в ущелье. С рассветом нам поступила команда, отходить со своих позиций и двигаться обратным маршрутом к выходу из ущелья. Ночью хотя бы не видно было, где идем, а тут, блин, вниз даже взглянуть страшно. При дневном свете маршрут оказался вообще ужаснейшим – пропасти, обрывы, голые скалы. Одна из групп, состоявшая из молодых бойцов и лейтенанта, тоже недавно прибывшего в Афганистан, решила упростить себе задачу. Молодые бойцы уговорили такого же молодого лейтенанта, нарушить приказ и спустится вниз. И преодолеть этот путь по равнине, по гладкой дорожке, в тени ветвистых деревьев, среди «гостеприимных» кишлаков, без особых препятствий. Нарушение приказа в условиях войны, привело к неисправимой трагедии. Внизу группу ждала засада. Мы, то есть минометчики, начали спуск первыми. Группа, которая попала в бой шла сзади нас, на некотором расстоянии. Бой был слышен. А вот где, не разберешь. Ущелье огромное. Эхо в горах при стрельбе очень сильное. Они вроде даже и координаты свои не успели передать, видно рацию душманы повредили сразу. Кстати, во время пути вниз, у кого-то из нашей группы, тоже созрела «умная мысль» – а не пойти ли нам понизу? На эту тему произошел довольно жесткий спор, почти что с рукоприкладством. Сторонниками идти маршрутом, установленным командованием, были два дембеля – Юра Дубовицкий и я. Остальные бойцы группы, включая офицера, склонялись к иному мнению. Свое мнение мы отстояли, и группа пошла, не отклоняясь от маршрута. Услышав стрельбу, мы повернули обратно. Бежали, если это слово вообще применимо в тех условиях. Предприняли попытку, хоть чем-то им помочь. По стрельбе было понятно, что где-то идет бой. Но мы-то бежали по установленному маршруту к предполагаемому месту боя. По рации связывались с разными группами и командованием. Установили минометы и ждали приказа куда стрелять. Но вскоре все затихло. Бой длился не более получаса. Нам по рации передали приказ отходить обратно. И отходить как можно быстрее. Обстановка непонятная, одна из групп вообще не выходит на связь. Марш-бросок в предполагаемую точку стрельбы, нас изрядно вымотал. Но приказ был отходить, не снижая темпа. Боец из моего расчета, который нес минометную плиту, совсем выбился из сил. Он просто свалился спиной на землю и не мог больше подняться. Я попытался поднять его угрозами, но ничего на него уже не действовало. Тогда я взял у него плиту и взвалил ее себе на плечи. Силы мне еще придавала злость, осознание того, что я, дембель, вместо черпака тяну лишний груз. Я был очень зол на него и решил, что в батарее обязательно займусь его физической подготовкой. Это был боец моего расчета Юлдаш Хужаназаров. Но мне так и не удалось подтянуть этого бойца по физухе. Его, на время, перевели в другой расчет, и ровно через месяц он погиб. Так что мой поступок до сих пор согревает мне душу, что я все-таки помог ему тогда на операции и моя злость на него прошла, как только мы спустились вниз. Я даже его ни разу не упрекнул словом.
Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти: ХУЖАНАЗАРОВ Юлдаш Чаршамбиевич, мл. сержант, ком-р отделения, род. 24.12.1964 в г. Денау Сурхандарья обл. Узб. ССР. Узбек. Работал в колхозе «Москва». В Вооруженные. Силы СССР призван 22.10.83 Кумкурганским РВК. В Респ. Афганистан с апр. 1984. Принимал участие в 5 боевых операциях. Проявил себя смелым и мужественным воином, хорошо подготовленным мл. ком-ром. Погиб в бою 07.05.1985, сраженный осколками мины. Награжден. орд. Красной Звезды (посмертно). Похоронен в кишлаке Карсакли Кумкурганского р-на. Возвращаясь к операции в ущелье Коклами, скажу, что остальные группы вышли из этой операции без потерь. Но нагрузки перенесли неимоверные. Следующей ночью к нам на батарею вышли два бойца из погибшей группы. Они и рассказали, что там произошло. Как только они спустились с гор в ущелье и поравнялись с одним из кишлаков, их сразу накрыли плотным огнем. Лейтенант Гаврилюк и радист с рацией погибли от первых же пуль врага. Да и оставшиеся в живых, практически все были ранены. Они не смогли долго держать оборону. Нападение было слишком неожиданным, и бойцы, уставшие от ночного перехода, не смогли дать достойный отпор. И как я говорил ранее, все были молодые, необстрелянные, без опыта боевых действий. Какое-то время они еще отстреливались. Но сопротивление было сломлено довольно быстро. Потом душманы вышли из укрытий и добили раненых. Бойца с АГС, тоже раненого, забрали с собой. А утром, этих двух бойцов, которые вышли живыми из того злополучного боя, забрал особый отдел. Ходили слухи, что их вроде посадили, потому что живы остались, чуть ли не дезертирство им инкриминировали. Рассказывает сержант седьмой роты Деркачев Владимир Викторович. А пацанов, которые вышли из боя ночью, забрали в штаб дивизии. И они там отсидели полгода. Я попал на губу из-за нашего комбата в Баграм, в штаб дивизии. Там и увидел Кольку Колесникова. Он раньше был белокурый весельчак. А превратился в седого старика. Их уже отпустили, когда мы ушли на дембель. Он был на полгода младше призывом. Ребята говорили, стал нелюдимым и угрюмым. Мог часами сидеть в стороне ни с кем не разговаривая. Он рассказывал, что они вели бой, пока группа не погибла и у них самих начали заканчиваться патроны. Потом заползли за валуны, затаились. Видели, как с гор спустились духи, проверили, остался кто-то жив или нет, собрали оружие и ушли. А пацаны дождались темноты и уже вышли к своим. Вот только я не знаю вместе или нет. По крайней мере я помню так эти события. А вот был ли кто-то из нашего полка с той стороны ущелья я не знаю. Как-то все было бестолково сделано. Перед операцией должны были ставить задачу, объяснять кто будут наши соседи справа, слева, какая будет задача у нас и у них. Но насколько я помню этого не было, все было сказано в общих чертах. Через пару дней из ущелья пришли местные жители и сказали: «В речке плескаются тела, похоже ваши бойцы». Трупы бойцов оттуда вытаскивала полковая разведка. Ребята были очень изуродованы. Пулевые ранения, сломаны кости. От лежания в воде, трупы распухли, посинели, места переломов из-за воды приобрели белый цвет. Эту жуткую картину, я сам не видел, это рассказывал кто-то из бойцов и офицеров нашего батальона, кому пришлось впоследствии присутствовать в полку на опознании трупов. Рассказывает сержант седьмой роты зам. комвзвода Владимир Деркачев. Это группа должна была быть моей группой. Но как только мы отошли от брони, у одного из бойцов расчета АГС, который нес коробки, случился приступ эпилепсии. Я шел замыкающим всей колоны. Пока суть да дело, все ушли далеко вперед, коробки АГС остались. Мне пришлось взять их и догонять весь отряд. Хотя я сам уже хорошо был нагружен. Каждый нес по цинку патронов, по десятку гранат, сухпай. И по две мины к 82-миллиметровому миномету. Я взял еще две мины за своего земляка, он был молодой и это был его первый выход. Уже и не помню сколько часов шли. Внизу был дождь. Выше поднялись, очень похолодало. Я настолько надорвался с этим грузом что все как в бреду было. Пока догнал всех, подобрал еще нескольких отставших. А основная группа разделилась на отряды, и я уже не попал куда надо. К утру дали отбой операции. Ну а по возвращению нам сказали, что погибла одна из групп. Я до сих пор чувствую за собой вину. Может быть если бы я был там этого не произошло. Там только один был из дембелей и один который прослужил полтора года. Все остальные пацаны, которые никогда не были на выходе, включая лейтенанта Гаврилюка. И еще хотелось бы несколько слов добавить в этой главе. Я служил в горнострелковом батальоне. Никакой спец подготовки, никакого горного снаряжения у нас не было отродясь. Во время проведения одной из боевых операций, возле нашей заставы стоял штаб десантуры. У них с собой был медсанбат, даже с настоящими женщинами, медсестрами. Я тогда смотрел на десантников, как на что-то нереальное, диковинное. Какие-то чистенькие что ли, ухоженные, холеные. Форма, разгрузка, оружие – все вызывало восхищение. У нас все было по-другому. Даже форма и та, хэбэ старого образца. А уж о лифчиках (разгрузке) так тут и сравнивать нечего. У всех нас были самопальные, разные. Кто и что и из чего сшил, и на что горазд. Но я скажу без зазрения совести, мы на самом деле были горным батальоном. Все заставы, все высокогорные секреты были нашими постами. И продукты, и боеприпасы на все точки доставлялись исключительно личным составом на собственном горбу. Каждый боец батальона протопал, прополз по горам не один десяток километров. И сидели месяцами на вершинах гор. А «отдыхали» уже на заставах, если кто представляет себе, что такое горная застава. Да и не всегда удавалось «отдохнуть» на заставе. Операции, сопровождение колонн, никто не отменял. Так что «рай» был и сверху, и снизу.