Рассказ
Назойливая муха, непрестанно жужжа, билась об оконное стекло небольшой индейской хижины, находившейся на территории когда-то мощной империи инков, а ныне города Ла-Пас государства Боливия, по своей значимости соперничавшего со столицей государства городом Сукре. Это была самая окраина, где располагались бедняцкие кварталы.
На деревянном топчане, накрытом очень несвежим бельём лежал человек. Его глаза были закрыты, на лбу выступали крупные капли пота, щеки алели кровавой сыпью. Пожилой индеец терпеливо пытался напоить больного боливийской лихорадкой, но ему это не удавалось.
– Погок!
Больной внезапно открыл глаза и сиплым голосом произнёс: «Зачем ты её призываешь? Она и так скоро за мной придёт». Индеец безучастно посмотрел на ещё совсем нестарого человека, обречённого на смерть на чужбине, и медленно вышел на улицу.
Константин закрыл глаза и снова погрузился в мир своих прекрасных грёз о былых временах…
Летний зной ещё не завладел Новопокровским в полной мере, только первые солнечные лучи показались на горизонте. Где-то у соседей истошно орал сумасшедший петух, опередивший своих собратьев минимум на час. Костя тихонько выбрался из кровати. Сегодня они договорились с друзьями пойти на рыбалку. Полноводный Дон был поистине благом в такое жаркое лето. У воды было свежо и красиво. Он бесконечно любовался меловыми кручами противоположного правого берега, вспоминая самые разные предания минувших дней, связанные с историей родного края. Чего стоила только история про брата Стеньки Разина Фрола! Говорили, что база мятежников находилась внутри горы Шатрище, где когда-то располагался пещерный монастырь. Пещерные сооружения поразили мальчишеское воображение, когда они однажды забрались внутрь горы Шатрище, проигнорировав все предупреждения взрослых. Высокие сводчатые потолки, расположение помещений по правилам православных храмов, алтарь с остатками старинных фресок – всё это было настолько грандиозным, что потрясённые мальчишки благоговейно ретировались и никому не рассказали о своих приключениях.
Сквозь зелень прибрежной к Дону лесопосадки заблестела весело бегущая река. Солнечные блики плясали по мелкой ряби волн, поднимая мальчику настроение. Сегодня выходной и матушка нажарит вкусных карасей с хрустящей корочкой, нахваливая своего младшего добытчика. Ведь для старших братьев выходные не закон. Они на железной дороге работают, а там смена. Теперь уже, поди, все ушли на работу. Да и мать, скорее всего, хлопочет по хозяйству, корову уже подоила. В их семье день рано начинался, несмотря на то, что считались они зажиточными. А, может, потому и зажиточные, что трудолюбивые.
Семья Костиных-Макаровых происходила из Нижегородской губернии, в Новопокровское переселились в конце 19 века. Здесь и родился, младший сын – Костя, которому отец любил рассказывать о своей жизни. Костя многое помнил и сам. Однажды отец явился домой в приподнятом настроении и показал всем домочадцам весьма важную бумагу, которая называлась очень торжественно «Общественный приговор». Из разговора взрослых Костя понял, что состоялся сход жителей села Новопокровского, который постановил разрешить семье Костиных-Макаровых арендовать землю в центре села Новопокровского на Базарной площади на целых десять лет, за что отец обязался каждый год платить по пятьдесят рублей сельскому обществу. Фёдор Васильевич был чрезвычайно рад тому обстоятельству, что лавка его будет располагаться в центре села, прямо на Базарной площади, а значит покупатели не заставят себя ждать и с Божьей помощью получится преодолеть постоянную нужду в семье, где не только своих детей пятеро, но и двое племянников от сестры. Позднее Косте пришлось довольно много времени проводить в этой лавке, помогая всем, чем может помочь подросток.
– Чего изволите? – опять пришла привередливая купчиха, у которой муж свою лавку держит по соседству, а она вот тебе, в лавку Костиных таскается. Костя как назло здесь один сегодня, батя за товаром в губернию отправился.
– А что нового у вас? Какими товарами удивить сможете? – молодайка зазывно скалила зубы в нахальной и в то же время презрительной улыбке.
– Наверняка, посмеяться хочет, – подумалось Косте, но виду показать было нельзя, – А вот поглядите, уважаемая, ткани новые, китайские, ни у кого таких нет.
– Прямо-таки ни у кого! – фыркнула посетительница, – В нашей лавке ткани не хуже!
– Так что ж ты в своей лавке их не глядишь?! – Это старший брат Кости зашел со смены проведать младшего, – Вольно ж тебе хвостом мести перед пацаном, ступай с Богом отсюда.
Молодая женщина фыркнула и стремительно удалилась.
– Вот так, брат, с ними надо.
– Ты же так всех покупателей распугаешь.
– Да какой из неё покупатель! Так, пришла глаза продавать, да сплетни потом разводить…
Будучи уже взрослым Константин Фёдорович писал в своей автобиографии с неподдельной грустью о том, как тяжела была жизнь их семьи. Отец проводил почти всё своё время на службе, ведь он работал машинистом. Вообще, все мужчины в семье Костиных-Макаровых были железнодорожниками, потому что в селе Новопокровском находилась узловая железнодорожная станция Лиски. Костя видел в портмоне отца каллиграфическим почерком заполненное Удостоверение на бланке Общества Юго-Восточных железных дорог о том, что тот работает на железной дороге беспрерывно с 1876 года. А теперь вот, отслужив двадцать пять лет, Федор Васильевич решил уйти, но не на покой, а в собственную торговую лавку, что стоит наряду с другими купеческими заведениями. Мать Кости была из простой крестьянской семьи, и не получила никакого образования, поэтому большую часть своей жизни дети были предоставлены сами себе. Родители направляли значительные усилия на достижение материального благополучия, а воспитание детей было стихийным, основанным на их личном примере. Дети видели, как тяжело трудились они день ото дня на благо семьи, поэтому и сами старались помогать во всём.
Железная дорогая пронизывала все сферы жизни села Новопокровского. Там не только работали, но и отдыхали рядом с вокзалом. Вокзальный перрон островного типа был любимым местом отдыха жителей села. Здесь прогуливались барышни с кавалерами, торговали коробейники, ребятишки устраивали свои забавные каверзы. Костя и сам медяки на рельсы подкладывал, получались забавные безликие кругляши. Здесь же на вокзале находился телеграф – важнейшая связь с большим миром. Даже школа была своя, железнодорожная. Она находилась рядом со станцией, на Привокзальной улице, и в её окошки были видны железнодорожные пути, по которым черные глянцевые паровозы водили составы во все четыре стороны. Школа ему нравилась, особенно учитель Василий Иванович Синявский, который сразу же расположил детвору к себе. Костю просто гипнотизировал его красивый, мягкий голос. Василий Иванович окончил Воронежскую учительскую семинарию. Кроме обычных занятий арифметикой и чистописанием, он занимался ещё и музыкой со своими учениками. А более всего старался привить юным непоседам стремление к добру и желание быть полезным обществу. Константин учился очень хорошо, и в 1903 году успешно сдал вступительные экзамены в Донецкое техническое железнодорожное училище.
Он не видел себя в другой профессии, окруженный потомственной железнодорожной династией. Однако, ещё в двухклассном училище проявился его музыкальный талант, которому суждено было определить всю его дальнейшую жизнь.
Шесть лет учёбы по технической специальности пролетели очень быстро. Константин не останавливался лишь только на специальных знаниях. Он много читал из русской и зарубежной литературы, интересовался геологией и естествознанием, а более всего ¬ музыкой. Так, постепенно, оформилось его желание продолжить образование. В 1909 году он выдержал экзамен на Аттестат зрелости.
Эйфория от успешно законченного дела, можно даже сказать испытания, несла Костю домой как на крыльях!
– Матушка, вот аттестат мой, смотри!
– Ах, Бог ты мой, Костенька! Какое счастье, что ты закончил учёбу, да ещё так успешно. Теперь в семье рабочих людей прибавится.
– Я, матушка, дальше учиться поеду.
– Да помилуй, сын, чему ж ещё учиться. Чай, училище закончил. У нас в роду не все даже в школу ходили, – всплеснула руками мать.
– Музыкальный Императорский театр в Санкт-Петербурге набирает артистов на курсы. Я в газете читал в Луганске. Хочу счастья попытать.
– Вот ещё удумал, какой же из тебя артист! Что батюшка скажет, и братья?
– Я всё решил, мам. Другой путь у меня. Не железнодорожный…
И вот уже Санкт-Петербург встречает юного Константина, поражая своим великолепием, пленяя его сердце своей изысканной роскошью и большими возможностями.
Экзамены в музыкальное училище Императорского русского музыкального общества, Константин выдержал с большим успехом. Учёба казалась высшим счастьем. И выступления на разных сценах. Его начали приглашать практически сразу после первого года обучения. Талант Константина блистал, как огранённый бриллиант. Рецензии на его выступления были самыми положительными: «Единственный певец господин К. Костин (баритон) обладает прекрасным голосом, поет умно, музыкально, с отличной дикцией и темпераментом», «певец Костин – Макаров особенно блеснул своим красивым мощным баритоном. Бархатистый тембр его голоса придает исполняемым им романсам и ариям особую задушевность».
Всеобъемлющее счастье – так Костя мог бы описать те несколько лет в Санкт-Петербурге, которыми грезил теперь, лежа на смертном одре, тридцати шести летний русский эмигрант Константин Костин-Макаров. Всё завершилось в один момент, в 1917 году. Переворот – всему переворот. Жизнь опрокинулась и дала течь, как неудачливый корабль, который занёс его в эту, такую далёкую, такую чужую страну – Боливию. По началу было даже интересно. Всё-таки, страна инков. Шаманский рынок, Лунная долина, Лагуна Колорадо. Однако, тоска по родине, по семье, оставленной в пучине смутного безвременья, не позволяли насладиться в полной мере радостями путешествия. Угнетало сознание безвозвратной потери – потери Родины. Годы шли, а большевики не исчезали, как эмигранты надеялись в самом начале своего путешествия по странам. Теперь уже Константин потерял всякую надежду когда-либо увидеть родное Новопокровское.
Осталась лишь память.
