Пьер Пюви де Шаванн (1824-1898) – французский художник, один из наиболее значительных представителей символизма и крупнейший монументалист конца XIX века. Ученик и последователь Анри Шеффера, Тома Кутюра и Эжена Делакруа. Оригинально интерпретировал редкие сюжеты из истории, литературы и мифологии.
Пюви де Шаванн оказал впоследствии большое влияние на развитие французской живописи в стиле ар-нуво. Кавалер ордена Почетного легиона. Председатель Национального общества изящных искусств.
Пьер Сесиль Пюви де Шаванн (фр. Pierre Cécile Puvis de Chavannes) родился 14 декабря 1824 года в Лионе во Франции, в старинной бургундской семье. Отец Жозеф Пюви де Шаванн - горный инженер, потомок старого дворянского рода, мать – Мари Жюльен Сезар. Пьер был младшим из четверых детей: двух сыновей и двух дочерей. Отец хотел, чтобы сын продолжил его дело. Но отец умер в 1843 году.
А Пьер Сесиль по болезни не поступил в Политехническую школу.
Болезни в жизни выступают, как катализаторы направляя человека в нужное для него русло событий так случилось и с Пьером Пюви де Шаванн.
Он стал учится в Лионском колледже и изучал риторику и философию в Лицее Генриха IV в Париже.
Никакой пользы уроки в этой школе не дали, и вскоре Пюви снова едет в Италию, где окончательно утверждается в желании посвятить себя изобразительному искусству. Вернувшись на родину, на этот раз он становится учеником Делакруа. Но только на пятнадцать дней. Знаменитый живописец решил прекратить педагогическую деятельность.«Таким образом, – вспоминал Пюви де Шаванн,– я почти ничему не научился у него и если бы остался еще дольше его учеником, то все равно не научился бы большему. Художник подавлял в нем преподавателя».
Из мастерской Делакруа молодой человек перешел к третьему наставнику – Томасу Кутюру, у которого занимался целых три месяца, пока не произошел случай, так описанный очевидцем: «Однажды утром, когда бледный свет окутывал всю мастерскую серой пеленой и ученики старались передать серебристые оттенки и мягкую гармонию тела, входит Кутюр и приступает к обычному обходу. Остановившись перед мольбертом Пюви, он начинает ворчать: “У вас ничего не выходит. Дайте мне вашу палитру”. И тотчас же, на глазах у пораженного ученика, профессор составляет густой “телесный” слой краски, смешанный по рецепту из белил, неаполитанской желтой, вермильона и кобальта. Мгновение – и этюд стал неузнаваем. Лицо Пюви выражало изумление и отчаяние; с тех пор его больше не видели в мастерской».
Разуверившись в наставниках, это не удивительно в карте его рождения Солнце стоит в такой позиции, которая заставляла его самостоятельно учится искать и создавать свой путь, принимать самостоятельные решения в течении всей жизни. Пьер так и делает решает заниматься самостоятельно. Ведь энергия Солнца — это энергия Души, которая двигает человека по жизни.
В 1852 году оборудует мастерскую на площади Пигаль, где вместе с друзьями ежедневно штудирует живую модель. Дружная работа и взаимные советы, по словам Пюви, дали ему гораздо больше, чем пребывание в трех школах.
Через несколько лет он снимает еще одну мастерскую, приспособленную для создания больших полотен. И до конца жизни чередует работу то в одном, то в другом ателье с ежедневными долгими прогулками, во время которых рождались замыслы, вынашивались решения, которые затем претворялись на холсте.
Далеко не сразу Пюви де Шаванн стал признанным живописцем. Немало лет его произведения вызывали споры и насмешки, а двери Салона французских художников были наглухо закрыты для него. Критики упрекали художника в отсутствии сюжетов, неумении рисовать, анемичности колорита, «первобытности» формы. Показательно одно из его писем: «Что же вам сообщить интересного? Вы ведь знаете мою жизнь. Каким вы меня оставили, таким я и продолжаю быть; лишь больше накопилось работ – вот и все. Печально одно: абсолютный и вынужденный застой моих художественных дел. Впрочем, иначе и не могло бы быть, если принять во внимание этот дующий ветер трусливой, жестокой и глупой критики. Но лучше замолкнуть – все это слишком тяжело...»
Обиды никак не влияли на трудолюбие, настойчивость, целеустремленность Пюви де Шаванна. Материально обеспеченный, он мог, не получая заказов, спокойно работать и великодушно дарить свои картины музеям.
Лишь когда мастеру было под сорок, к нему пришел успех: двери Салона распахнулись, правительство награждает его медалью за два панно – «Война» и «Мир». Окрыленный, он трудится от рассвета до сумерек, отказываясь от пищи, чтобы не потерять ни минуты естественного освещения. Однако следующие панно – «Труд» и «Отдых» (1863), не проданные, возвращаются в мастерскую... Так чередовались радости и огорчения.
В начале 80-х годов Пюви де Шаванн, наконец, утвердился во всеобщем признании. Муниципалитеты Марселя, Лиона, Руана, Парижа заказывают ему большие стенные росписи. Поступил заказ и из Америки – украсить публичную библиотеку в Бостоне. В 1895 году на торжественном чествовании живописца в присутствии многочисленных французских и зарубежных художников, ученых, критиков, поэтов министр народного просвещения заявил, что Пюви де Шаванн «высоко вознес имя Франции и сделал родину более славной и великой...»
До конца жизни мастер оставался скромным и приверженным своим принципам. Так, будучи членом жюри Салона, он однажды заявил протест против пристрастного отношения коллег к импрессионистам. В результате был вынужден выйти из состава жюри, потеряв возможность беспрепятственно выставляться в Салоне.
По призванию, по сути своей уравновешенной, гармонической натуры Пюви де Шаванн был монументалистом. «Истинная роль живописи – одухотворение стен»,– говорил он. На склоне лет художник посвятил своим кумирам, итальянским мастерам Раннего Возрождения, одно из лучших полотен – «Христианское вдохновение». Живописцы расписывают преддверие монастыря, их лица, фигуры, позы, жесты проникнуты глубокой верой и благородством. В молитвенном экстазе художник с палитрой и кистью в руках созерцает только что завершенную фреску. И его собратья не могут оторвать от нее восхищенных взоров. Словно на века остановилось время. Ничто, кажется, не в силах нарушить этой уединенной жизни, наполненной чистотой помыслов, творческим горением.
Одним из первых живописцев прошлого века он понял, что суть монументально-декоративной живописи – в статичности, простоте и величии. Как бы заторможенные движения, застывшие жесты, торжественные позы создают чарующее впечатление и напоминают о вечности.
Однажды Пюви де Шаванн заметил: «Если примитивы кажутся нам неуклюжими сравнительно с декораторами XVI века, то это не удивительно. Но не потому, что они неуклюжи и суховаты, а потому, что они истинны и просты. Посмотрите на драпировки, которые, начиная с XVI века, бурно развеваются на всех картинах: если бы ветер действительно так вздымал все ткани, человеческие тела не могли бы сохранить равновесия – воздух уносил бы их так же, как вода уносит рыб».
И движению Пюви де Шаванн умеет придать значимость, торжественность, импозантность. Ради достижения монументальности он изгоняет из композиции второстепенные детали, тщательно продумывает место каждого ее элемента. «Соблюдайте порядок во всем, что рисуете,– порядок математика в его расчетах»,– советовал мастер ученикам.
Противопоставив свое творчество трем основным направлениям в современном ему искусстве – академизму, импрессионизму и натурализму, Пюви де Шаванн стремился слить воедино два рода живописи – картину и декоративное панно. Его даже совсем небольшие по размерам произведения можно многократно увеличить, и они нисколько не потеряют монументальности.
Картины он писал главным образом в первой половине своего творческого пути, пока молодой Французской республике не понадобились монументальные росписи и у новых муниципалитетов не возникла потребность украшать интерьеры общественных зданий декоративной живописью.
Работая над панно в мастерской, Пюви де Шаванн учитывал цвет стен, освещение, атмосферу интерьера, для которого оно предназначалось. Создавая панно для парижского Пантеона, часто туда заходил, чтобы сравнить колорит своих полотен с тонами мраморных колонн. Узнав, что один из коллег смеется над такой педантичностью, заявляя, что ему-то «наплевать на камень», Пюви заметил: «Если ему наплевать на стену, то стена выплюнет его самого!»
«Стенная живопись во Франции,– рассказывал Пюви де Шаванн,– отличается злоупотреблением претенциозными жестами и излишними красками; таковы плафоны Версаля. И по мере того, как я все более удалялся от этого трескучего и высокопарного, пустого и тяжеловесного искусства, у меня вырабатывалась идея моей живописи – сдержанной, простой и сконцентрированной. Я стремился к тому, чтобы каждая краска не контрастировала с окружающим, чтобы каждый жест что-нибудь выражал. Вместо того, чтобы дырявить стену своим панно (как это бывает с чересчур разработанной живописью), я довольствовался тем, что просто украшал ее».
Так оно и случилось: сравнивая в Пантеоне работы Пюви де Шаванна и других авторов, стремившихся к иллюзорности, обману зрения, убеждаешься в правоте мастера. Кричащие панно Кабанеля, Бонна, Делонэ словно вылезают из стены. Чужеродные интерьеру, они на любом расстоянии назойливо бросаются в глаза.
Полотна Пюви де Шаванна неотделимы от интерьеров, их краски словно наполняют пространство, дрожат в воздухе, купаются в дымке, своим колоритом приближаясь к благородной матовости старой фресковой живописи. «Когда пишешь,– говорил художник,– полезно думать о гармонии золота, серебра и драгоценных камней; когда ищешь белых тонов – хорошо думать о жемчуге».
Иные критики обвиняли Пюви де Шаванна в неумении рисовать, в незнании анатомии. Но если он иногда деформировал строение фигуры или грешил в передаче того или иного ракурса, то делал это сознательно, для большей выразительности. Даже ранний рисунок «Сельский пожарный» свидетельствует о его графическом мастерстве. А как крепко, сильно переданы в сложнейшем ракурсе фигуры для картины «Отдых»! Контурно, живой, точно выверенной линией изображена «Прядильщица».
Пюви де Шаванн всегда стремился к обобщению, синтезу, воплощал главное – красоту человека, живущего в согласии с природой.
Прежде чем приступить к окончательной композиции, он проделывал огромную предварительную работу. Помимо эскизов, натурных зарисовок, обычно выполнял несколько вариантов картины. Полотну «Молодые девушки на берегу моря» их предшествовало целых двадцать пять.
Желто-красный каменистый берег, скромно украшенный низкими кустиками цветущего вереска. Густо-синее, почти неподвижное море. Небо, подернутое тонкой пеленой бледно-сиреневых облаков, сквозь которые пробиваются кое-где золотистые лучи. Цветовая гамма построена на сочетании теплых и холодных красок, которые не спорят: они близки по светосиле и как бы проникают друг в друга. Волосы девушек – цвета песка и камней; на нежной коже и ниспадающей с бедер ткани – отсветы неба, земли, моря.
В окончательном варианте художник сохранил расположение персонажей, их позы, лишь слегка изменив направление струй пышных волос и придав фигуре на первом плане больше расслабленности. Зато внес изменения в пейзаж: значительно «приподнял» бугор, сделал строже его очертания – теперь вершина не совпадает с линией горизонта, и композиция стала уравновешенной; больше внимания уделил кустикам вереска, усилил яркость цветов; оживил ландшафт светлыми полосками прибоя, парящими чайками...
Деталь вроде бы незначительная – волосы стоящей девушки. В картине они длиннее, чем в эскизе, пышнее, и теплый бриз ласково ими играет. Противопоставление статичности фигур и ощущения легкого ветра сообщает полотну особую выразительность, которой явно недостает в этюде.
Долгие поиски линейной завершенности, изящества силуэтов, гармонии сдержанных красок сопутствовали работе мастера над каждым произведением. Он часто повторял: «Самая маленькая щелка достаточна для того, чтобы рухнуло здание; самая незначительная деталь, чуждая матери-идее, способна разрушить всю силу впечатления».
В 1876 году Пюви де Шаванн начал работу над циклом лучших своих панно для парижского Пантеона, посвященных жизни святой Женевьевы, покровительницы французской столицы. Он не ставил задачи передать атрибуты эпохи Меровингов, реконструировать архитектуру, одежду и прочие аксессуары далекого прошлого, а задался целью воспеть красоту подвига, отречение от собственного блага ради общего.
В творчестве Пюви де Шаванна велика роль пейзажа. Он страстно любил природу и во многих произведениях воплощал любезные его сердцу ландшафты, увиденные в Булонском лесу, окрестностях Марселя, среди равнин Пикардии. Иногда пейзажи подсказывали ему темы композиций. Так, замысел «Бедного рыбака» (1881) возник во время прогулки вдоль устья Сены. Его глубоко опечалил вид чахлых кустиков и худосочных цветов, отравленных губительными выбросами промышленных предприятий Парижа.
Современники воспринимали живопись Пюви де Шаванна, который очень боялся «вторжения инженеров и механиков», как воплощение мечты об утраченной гармонии, как «кусочек ясного неба, выглянувшего из-за туч современного угольного дыма, клубов пара и надвигающейся грозы».
Его влияние испытали многие русские художники, прежде всего Н.К. Рерих, который считал Пюви своим вторым, после А.И. Куинджи, учителем. Обоих сближало тяготение к символизму, а еще более – любовное, благоговейное отношение к искусству прошлого, стремление использовать его формы в своем творчестве, выразить не конкретную жизненную ситуацию, а обобщенный поэтический замысел.
В письме из Парижа Рерих признавался своей будущей жене Е.И. Шапошниковой: «Не помню, писал ли тебе о Пюви де Шаванне. Чем более я всматриваюсь в его работы, чем больше слышу о его рабочих приемах, его жизни, привычках, тем больше я изумляюсь большому сходству многого, что есть у меня».
В заграничных воспоминаниях М.В. Нестерова содержат такие строки: «...но лишь Пантеон с его Пюви де Шаванном вызвал во мне поток новых и сильных переживаний... Пюви глубоко понял дух флорентийцев Возрождения, приложил свое к некоторым их принципам, их достижениям, приложил то, что жило в нем и пело,– соединил все современной техникой и поднес отечеству этот превосходный подарок, его обессмертивший... Пюви и Бастьен Лепаж из современных живописцев Запада дали мне столько, сколько не дали все вместе взятые художники других стран, и я почувствовал, что, если я буду жить в Париже месяцы и даже год-два, я не обрету для себя ничего более ценного, чем эти разновидные авторы. Все в них было ценно для меня: их талант, ум и их знания, прекрасная школа, ими пройденная,– это счастливейшее сочетание возвышало их в моих глазах над всеми другими».
В.Э. Борисов-Мусатов, покоренный благородством и лиризмом искусства Пюви де Шаванна; сделал попытку поступить к нему в ученики. Но ему не повезло. «Я все время боялся,– писал он матери,– что к моему приезду он возьмет да помрет, ведь ему уже за семьдесят. Но он сделал хуже – женился и перед свадьбой закрыл свое ателье. По приезде сюда я разыскал квартиру этого новобрачного и явился к нему часов в девять утра. Я застал его в бледно-сиреневом халате и высказал свое желание. И он хотя и проникся чувством уважения к моему стремлению, но все-таки заявил, что уже больше учеников не имеет».
Действительно, в 1897 году Пюви де Шаванн женился на Марии Кантакузен. Однако семейная жизнь была недолгой: через год его супруга умерла. А еще через два месяца, надломленный горем, скончался и мастер. Потерей любви жизни уходит и сама жизнь у великого художника своей эпохи, который смог оставить след для будущих потомков в своих картинах на долгие года.
Итак, лишь в двадцать три года Пюви де Шаванн осознал свое призвание художника. В шестьдесят утвердился как большой мастер. Лучшую свою работу написал в 74-летнем возрасте. Окончив «Святую Женевьеву, бодрствующую над спящим Парижем», он выронил из рук кисть…
Если вам статья была интересна ставьте лайу, пишите комментарии.