История эта началась ещё в декабре, когда в Ригу пришёл первый снег и Адвент и по всему городу засияли радостными огоньками новенькие рождественские ёлки.
Вместе с пробуждающимися в сердце робкими ростками предстоящего чуда, разливающегося в воздухе ароматом свежей хвои и разбросанных вдоль укрытых белой вуалью инея улиц мандариновых шкурок, прокрался в наш дом мышонок – серенький, пушистый, с крохотными бусинками-глазами, с таким вниманием взирающий на меня в полумраке комнаты, что я сразу заподозрила в зверьке определённые зачатки разума.
Обнаружили мы его с мужем быстро. Оперативно закрыли дырку, через которую он проник в дом. И, пока муж отсутствовал (то ли кота ходил искать, то ли цемент), оказавшийся запертым в незнакомом ему помещении мышонок не нашёл ничего лучше, кроме как выйти на середину комнаты и начать буравить меня взглядом, периодически посматривая в том направлении, откуда он пришёл.
‑ Выйти хочешь, понимаю, ‑ сказала я зверьку и начала объяснять, как нехорошо влезать в чужие дома, где его никто не ждал и не звал, а потому он сам виноват, что всё так получилось, и единственное, чем я могу ему помочь, взять его в руку и вынести через дверь.
Всё то время, что я болтала, мышонок спокойно сидел и слушал, не сводя с меня глаз. С места он сдвинулся не раньше, чем я протянула руку в его сторону.
Когда муж вернулся, то открыл для мышонка проход и, судя по наступившей в доме тишине, тот благополучно выскочил на улицу.
Пару недель нас никто не беспокоил. Но в середине декабря, в одном из подсобных помещений, где мы храним старые вещи, мыло и некоторые продукты, я обнаружила погром с характерными следами мышиной жизнедеятельности.
Кот у нас мышей ловит по настроению. Травить их мы не можем. Единственный вариант – мышеловка – сработал только через несколько дней, за которые муж успел добавить в молитвы просьбу защиты от «мышиного нагрыза», а мы со зверьком - почти прийти к согласию: он не громит мои старые вещи, я оставляю ему кусочек хлеба. Но даже тот факт, что мышонок один раз заделал щель, до которой у меня всё никак руки не доходили, найденной где‑то во дворе строительной ватой, не спас его от выдворения в тот момент, когда мышеловка сработала. Тогда-то я и увидела, что сидит в ней уже знакомый мне зверёк.
‑ Всё бы ничего, если бы ты просто брал еду и уходил, но ты же хозяйничаешь здесь, как у себя дома! – выдала я мышонку в качестве напутствия, и… забыла о нём ровно на одну ночь.
Кажется, именно тогда, один из родственников мужа, узнавший о наших приключениях, с сожалением заметил, что мы могли бы не выбрасывать зверька на природу, а принести ему. Я думала, что он шутит.
Вернувшийся с улицы мышонок обнаружил себя пропажей хлеба, который мы оставили в дежурном режиме у готовой к новому схлопыванию мышеловки: с одной стороны, хлеб выполнял функцию приманки, с другой обеспечивал безопасность моим «сахарным куколкам».
Между тем, мышонок вёл себя подозрительно тихо - особенно в присутствии мужа - что служило для меня верным признаком того, что мышь – наш. Каждый день зверёк забирал хлеб и несколько подсолнечных семечек, которыми я пыталась то ли приманить его к мышеловке, то ли угостить, и больше никак не проявлял себя (разве что я иногда слышала, как он грызёт эти семечки), что в какой-то момент стало поводом для шуток и закономерного вопроса со стороны мужа, а знаю ли я, кого кормлю?
- Конечно, знаю: мышь! – отвечала я. – Ты же начал молиться, чтобы не было мышиного нагрыза? Ну, вот: нагрыза нет, а мышь – есть. Всё в порядке!
Впрочем, за те две недели, что мышь тихо, как домовой (или лучше сказать Санта-Клаус?) уносил еду, я успела передумать многое (всё же повадки у него резко отличались от тех, что свойственны рядовым домовым мышам, ведущим себя обычно нагло и бестолково), но особенно напряглась, когда один раз, не получив семечек, мышонок оставил в моих старых летних шлёпках, которые мне всё жаль было выбросить, кучку щепок, вызвавших в моей памяти две истории: о кошке, приходящей в магазин за продуктами с листьями вместо денег (читала как-то в Интернете), и крысе, приносившей реальные деньги в советское время женщине, жившей в центре Нижнего Новгорода.
Последнюю историю я слышала от мамы, а она – от её непосредственной участницы, чья квартира находилась пусть в элитном, по меркам тогда ещё горьковчан, но старом и населённом крысами жилом фонде, на кухонных полках которого иногда (в основном, когда заканчивались продукты) появлялись купюры достоинством в три/пять рублей.
Больше крыса почему-то не приносила (что было печально, так как не всё ли ей равно, что тащить: пять или двадцать пять рублей?), но вызывала своими поступками такое удивление, что… её история дошла и до наших дней!
- Неужели у нас завёлся крысёныш? – стала задаваться вопросом я, с тревогой вспоминая слишком большой размер виденного мною дважды зверька, впрочем, ничем больше (ни формой головы, ни хвостом, ни телом), не напоминающим крысу.
К щепкам я не притрагивалась несколько ночей. Семечки вновь стала оставлять рядом с мышеловкой. В разговорах с мужем периодически вспоминала историю про приносящую деньги крысу.
Утром католического Рождества рядом с мышеловкой лежал стразик, и блеск его бриллиантовых граней служил лучшей иллюстрацией того, что чудеса случаются!
Первые полчаса мы пребывали в состоянии шока, но затем я вспомнила, где видела похожие стразы (на ещё одних шлёпках, которые всё жалею выбросить), и радость моя несколько померкла – особенно, когда стало понятно, что мышонок отковырял с них целых два камешка, взяв самый маленький себе, а большой оставив мне. С другой стороны, рассудила я, чего ждать от крохотного зверёныша? Он действует по своему разумению и делится тем, что может добыть – пусть даже у меня самой. Так что чудо – состоялось!
Другое дело, что мышь в доме – это всё равно непорядок, так что, когда в Ригу пришёл Новый год и сильные морозы, а я наловчилась вкусно жарить подсолнечные семечки, он всё же попался в мышеловку и вновь был вынесен на природу, только на этот раз максимально далеко от дома. Естественно, что зверёк оказался тот же самый (у нас мышеловка – прозрачная, всё хорошо видно). Только на этот раз я ему уже ничего не сказала, в то время как он взял в лапы семечку и показал, что пришёл за ней (вот такой он – язык животных!).
Пока муж переживал, что мышонок может замёрзнуть (на дворе было минус 15), а я делала ставки через сколько ночей он вернётся (убегая, мышонок выразительно посмотрел на мужа, словно сканируя его настроение, которое, в целом, было вполне себе дружелюбным), выяснилось, что родственник мужа не шутил и горит желанием забрать зверька к себе!
Мышонок вернулся традиционно через ночь. Сейчас он ведёт себя тише воды, ниже травы, но мы всё равно готовим ему следующую по уровню изощрённости мышеловку для переезда в новый дом (на этот раз его собственный) на окраину Риги, откуда, будем надеется, он со своим встроенным GPS-радаром уже не вернётся.
Материал оказался полезным? Ставьте лайк. Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые статьи.