Глава 10. У староверов
Старообрядчество или древлеправославие - совокупность религиозных течений и организаций в русле русской православной традиции, отвергающих предпринятую в 1651-1660-х годах Московским патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем церковную реформу, целью которой провозглашалась унификация богослужебного чина Русской церкви с греческой церковью и прежде всего с Константинопольской. Впоследствии богослужебная реформа была одобрена и подтверждена постановлениями ряда соборов, проходивших в Москве. Противников реформы предали анафеме как еретиков. Реформа вызвала раскол в Русской церкви. В результате появились оппозиционные группы раскольников, впоследствии разделившиеся на многочисленные течения.
При Екатерине II использование слова «раскольник» в официальных бумагах и в устной речи попало под запрет. Начиная с 1788 года вместо него введено употребление слова «старообрядцы» Приверженцы старообрядчества (за исключением единоверцев) до 17 апреля 1905 года в Российской империи официально именовались «раскольниками» и преследовались церковными и светскими властями.
То же происходило и после октябрьской революции в СССР. Старообрядцы были вне закона.
(Историческая справка)
Вверх по реке с многочисленными ответвлениями шли еще четыре дня. Над головами высилась дремучая тайга с туманными гольцами, лето шло к концу. По утрам выпадала холодная роса, в полдень жарко пригревало солнце, вечерами играли зарницы.
Одним разом по предложению Орокана вошли в неприметную, прикрытую зарослями лимонника протоку.
- Зачем? - спросил, загребая веслом Громов.
- Надо, - лаконично ответил тот.
Поднялись выше (сужалась) удэгеец показал на глинистый берег, - пристаем.
Выбрались в его складку, там вниз по камням бежал ручей. Прошли вдоль него пару сотен метров, остановились у врезанной в откос полуразрушенной землянки без двери.
- Это место мы с Муской нашли случайно, когда возвращались в оморочке от староверов, - показал на нее старик. - Внутри были кости человека, снаряжение и мешочек золота. Останки похоронили вон под тем деревом, - кивнул на ближайший ильм. - Больше ничего не трогали. Вам оно может пригодиться.
- Может - переглянулись остальные.
Зажгли куски сухой бересты, согнувшись, вошли в тесное жилище.
Потрескивающий огонь высветил сырые стены, топчан в углу с осклизлым тряпьем и ржавой винтовкой рядом. В центре очаг и колченогий стол. На нем кожаный кисет и блеснувшую россыпь самородков.
Шаман взял в пальцы один и, внимательно осмотрев, выдохнул, - точно золото.
- Никогда такого не видел, - наклонился над столом Трибой.
Шаман между тем осторожно ссыпал все в кисет, затянув шворку, взвесил на руке, - не меньше килограмма будет. Передал Лосеву, - держи командир.
Тот, расстегнув клапан, определил в полевую сумку.
- А вот и инструменты, осветил Громов угол.
На земле валялись кайло с лопатой и медный с прозеленью таз.
- Скорее всего, золото мыл в ручье, - подойдя, взял посудину в руки Шаман.
Все выбрались наружу. Он же, походив по берегу выбрал место и, сняв улы, закатал до колен штаны. Войдя в воду, нагнулся, зачерпнув тазом донного грунта и стал совершать им круговые движения, понемногу сливая муть.
Ничего заслуживающего внимания не оказалось, прошел на десяток метров вверх. Начал повторять.
- Интересно, отчего помер тот человек? - кивнул на землянку Громов.
- У него была сломана бедренная кость, - ответил Орокан. - Наверное откуда-то свалился, дополз до жилища и там помер от голода. Был сам. Без напарника.
- Есть! - донеслось со стороны ручья.
Шаман выбравшись из воды, оставил на берегу таз и поспешил обратно.
- Вот, - разжал ладонь, на ней заблестели три самородка размером с булавочную головку.
- М-да, интересно, - взяв в пальцы стали рассматривать их друзья.
- И это всего с пяти промывок, - восторженно заблестел глазами. - Клондайк!
- Что еще за Клондайк? - не понял Трибой.
- Это такая река на Аляске, где было полно золота. Когда пахал на прииске, один мужик рассказывал.
- Получается и здесь много? - взглянул Лосев на Шамана.
- Ага, - утер рукавом потный лоб. - Никогда такого не встречал.
Посоветовавшись, решили задержаться и намыть еще. Золотой запас не помешает.
Сходив к реке, вытащили лодку на берег, спрятав в кустах, прихватили часть вещей и вернулись обратно. Шаман снова занялся делом, Орокан с лайкой ушли на охоту. Остальные принялись обустраиваться.
Поскольку ночи становились холоднее (шел последний месяц лета) ночевать решили в землянке. Для начала вытащили оттуда весь хлам и в тряпье, на нарах обнаружили серебряный полтинник с профилем императора Николая отчеканенный в 1896 году. Проржавленная винтовка оказалась системы Бердана того же времени.
- Да, видать давно он тут лежал, имея ввиду умершего, - заявил Громов.
Очистив жилище, натаскали на нары свежей травы, нарубив дров, разожгли в очаге огонь, чтобы сушилось, и направились помогать Шаману.
Работали, меняясь неделю, намыв солдатский котелок драгоценного металла.
Предложили часть Орокану, тот отказался.
- Мой народ, как и другие, живущие на Амуре с Уссури, никогда не интересовало золото. Оно нужно только русским да китайцам.
В один из вечеров, когда пили у костра рядом с землянкой чай, Шаман рассказал друзьям о Золотой бабе. Про нее слышал, когда работал под Норильском на прииске.
- Там был один мужик, - прихлебнул из кружки, - в прошлом известный ученый. Он и рассказал эту историю. Вроде как та баба статуя богини из Рима. Голая, в рост человека и из чистого золота.
После того как Рим разграбили, ее захватили варвары, пришедшие с востока. Потом статую отбили новгородцы и доставили на Ладожское озеро к волхвам, объявившим ее святыней.
А когда на Руси установилось христианство, попы посчитали бабу идолом и хотели уничтожить. Не получилось. Волхвы вывезли ее к язычникам сначала на Урал а потом в Сибирь. Там следы этой самой бабы затерялись. С тех пор ее многие ищут.
- Все так, - почмокал неразлучной трубкой Орокан. - У нас тоже есть о ней предания. Их во время камланий* рассказывают шаманы.
Покинули стоянку в начале августа.
Спустя четыре дня, в полдень, пристали к пойменному берегу. Чуть дальше рос вековой лес, выше каменный хребет с выходами рыжего плитняка.
- За ним селение староверов, показал пальцем Орокан.
Вытащив на гальку бат, навьючились мешками и оружием, стали подниматься вверх по осыпи. Добрались до вершины.
Оттуда открылась зеленая с золотыми нивами долина, пасущееся рядом коровье стадо и деревня в одну улицу с избами, окруженными огородами и хозяйственными постройками. По уходящей в тайгу вырубке ехала телега с мужиком в белой рубахе, за ней взбрыкивал каурый* жеребенок.
- Побудьте здесь, - обернулся Орокан к спутникам. - Спущусь вниз, предупрежу. И вместе с Ергуном стал спускаться в долину. Остальные, сняв с плеч груз, присели на траву.
- А место выбрано ничего, - оглядывая окрестности, сказал Громов. - Земля, судя по виду плодородная, опять же укрытое от постороннего глаза, неподалеку река.
- Интересно куда она течет дальше? Старик не говорил, - кивнул в ту сторону Трибой.
- Узнаем у местных, - пожал плечами Лосев. - На карте ее нет.
Между тем удэгеец подошел к крайним избам, навстречу с лаем вынеслись несколько собак. Окружив бегущего впереди Ергуна обнюхались, принялись играть. Вслед за ними появились несколько мужиков, обменявшись с гостем рукопожатием.
Спустя еще несколько минут удэге оглянулся назад, призывно махнув.
- Ну что же, пошли знакомиться, - вскинув на плечо вещмешок, поправил на поясе кобуру с пистолетом Лосев. Друзья сделали то же самое.
- Как бы не перепугать верующих, - ухмыльнулся Трибой. - Морды у нас русские, одежда гольдская, а к ней армейские ППШ.
Против ожидания незваные гости тех не смутили.
- Доброго здоровья. Что вы за люди и с чем пожаловали? - уставился на них из-под густых бровей старший. Рослый худой старик с длинными волосами и бородой, в руке посох. Два его спутника, тоже в годах, чуть поклонились.
На всех были длинные посконные рубахи и широкие штаны, на ногах сыромятные сапоги.
- Мы бывшие военные отец. Бежали из лагеря, идем в Китай, - ответил за всех Лосев. - А наш товарищ (кивнул на Громова) хотел бы у вас остаться.
- Вот как? - перевел на того взгляд старик. Остальные переглянулись.
- Он хороший человек, бачка, - приложил к груди руку Орокан. - Я за него ручаюсь.
- Быстро только кошки родятся, - сказал второй старовер, кряжистый, с лицом побитым оспой.
- Точно, - добавил третий малорослый и узкоплечий. - Тут померковать надо.
- Ладно - принял решение старший. - Ступайте за нами. Поговорим.
Развернувшись, пошел по улице, остальные за ним.
Избы на ней были рублены из кедра в обхват, крыши крыты щепой, на окнах крепкие ставни. Надворные постройки добротные, чувствовалась хозяйская рука.
Пока шли, встретили только стайку детишек, тут же разбежавшихся по домам, да двух женщин, набиравших воду у колодца. Нацепив ведра на коромысла, обе тоже исчезли.
- Да, необщительный тут народ, - бормотнул Шаману Трибой. Тот согласно кивнул, - точно.
По левому ряду изб, в центре, стояло бревенчатое строение с высокой крышей, на ней восьмиконечный крест. Молельный дом, поняли гости. Самым последним в ряду стояло закопченное строение, рядом станок для лошадей, под навесом кули с древесным углем.
- Вроде кузница? - поинтересовался Громов у старшего, шагая рядом.
- Она, - кивнул бородой тот.
- Почему не работает?
- Коваль по весне помер от горячки. А тебя зачем?
- Знаю это ремесло, от отца. Был у него подручным.
- Вот как? - блеснул старик глазами. - Похвально.
Его спутники исподтишка покосились на Алексея. Сообщение их тоже заинтересовало. Выйдя на околицу, остановились у отдельно стоявшей у осинника избы без пристроек. Рядом колодезный сруб с воротом и ведром.
- Это у нас мирской дом для проходящих, - пояснил узкоплечий.
Старший отворил низкую глухую дверь и, пригнувшись, вошел внутрь. Остальные за ним.
Жилище было довольно просторным, в одну комнату. Пол из сосновых плах, у глухой стены покрытые овчинами нары, напротив два окна. В углу глинобитная печь, на полках глиняная с берестяной посуда. Под ними деревянный ларь. В центре длинный чисто выскобленный стол, по бокам две лавки.
Уселись друг против друга, познакомились ближе.
Старший назвался Киприяном, был уставщиком* общины. Битый оспой носил имя Ермил и являлся старостой, а узкоплечий Фокий исполнял обязанности казначея.
Назвали себя и гости, вслед за чем хозяева попросили рассказать о себе подробнее.
Те рассказали, ничего не скрывая.
- Бесовская все-таки ваша власть, - нахмурился Киприян. - Не от Бога.
- Истинно так, брат, - поддержали его Фокий с Ермилом.
Трибой хотел было возрастить, но Лосев наступил под столом ему на ногу, - помалкивай.
Последовали еще ряд вопросов касаемых «мирских», а потом Киприян взглянул на Громова.
- Откуда будешь родом?
- Из Беларуси.
- Знаю такую, поведай о себе.
- Ну что сказать? - пожал плечами. - Родился в Гомельской области, деревня Алексеевка, в семье кузнеца. Там же учился в школе, а когда подрос, стал подручным у отца. Затем выучился в районе на механика, работал в леспромхозе.
В тридцать девятом призвали на флот, затем война.
Командовал бронекатером, дошел до Бреслау. По дурости попал в лагерь, откуда сбежал с такими же, как и я фронтовиками. Такая вот история (вздохнул).
- Крещеный?
- Да.
- Церковь посещал?
- Нет, был комсомольцем.
- А почему решил пристать к нам? - наклонился вперед Фокий.
- Хочу остаться в России. Китай не по мне.
Наступило долгое молчание, прерванное Киприяном.
- Нашу веру примешь? - поднял на рассказчика глаза.
- Приму, - не отвел взгляда. - И буду соблюдать. Мое слово верное.
Ермил с Фокием довольно закряхтели.
- Ладно, - поднялся уставщик из-за стола. - Располагайтесь, отдыхайте. На вечерней молитве решим про тебя, Алексий (назвал Громова по имени).
Стуча посохом, направился к двери. Подручные, встав, двинулись следом.
- Переговоры вроде прошли нормально, - оценил Лосев, когда все трое удалились.
- Вроде того, - глядя в окошко сказал Шаман. - Серьезные старики.
- Так что быть тебе Леха старовером, - подмигнул Громову Трибой.
Принялись устраиваться.
Автоматы и подсумки повесили на вбитые в стену колышки, туда же, сняв, определили верхнюю одежду. Стали разбирать мешки.
За спинами скрипнула дверь, оглянулись. В избе появились парень и девица. Русоволосые, лет по пятнадцати.
- Доброго здравия (чуть поклонились) и прошли к столу.
Парень достал из холщового мешка пару ржаных караваев, положив на крышку. Девушка поставила липовое ведерко с молоком, «кушайте на здоровье». Вслед за этим быстро удалились.
- Уже солнышко на ели, а мы все еще не ели, - довольно потер руки Трибой.
К гостинцу добавили вяленую рыбу и мясо из своих запасов. Хлеб был недавно испеченный, с кислинкой, молоко густым и пахло клевером. Пили все, кроме Орокана. Как оказалось, удэгейцы его не употребляют.
Подкрепившись, убрали остатки еды в ларь, завалились на нары и уснули, проснувшись на закате. Выйдя из избы, уселись на завалинку. Там свернули по цигарке, проводник закурил трубку.
Солнце висело за дальними лесами. В небе белели облака, по деревне со стороны выгона пылило стадо и растекалось по дворам. В разных местах над крышами поднимались дымки, хозяйки готовили ужин.
Примерно через час снова явились гости. На этот раз приятель Орокана -Митрофан с сыном.
Митрофан оказался приземистым с длинными руками мужиком до глаз заросшим курчавой бородой. Сын - лет двадцати пяти рослым, с густым румянцем на щеках, парнем. В руке нес деревянный жбан с дужкой.
- Здорово - приобнял Орокана. - Только что вернулись с Клавдием с заимки*. Прознали, что ты у нас, решили заглянуть.
Удэгеец представил спутников, пожали друг другу руки, а потом Митрофан сказал, - айда мужики в избу, мы с гостинцем.
Там приняв у сына, поставил посудину на стол, - давайте чашки.
Сняли с полки, расселись по лавкам, наполнил шипучей жидкостью.
- Ну, со знакомством, - поднял свою. Выпили.
- Брага? - довольно крякнул Трибой, утирая губы.
- Вареный на хмелю и травах мед, - откликнулся Митрофан. - Пользительно для здоровья.
- А я слыхал, староверы не пьют, - нюхнул кружку Шаман. - Цветами пахнет.
- Бесовское зелье нет, а мед сам Господь велел. По праздникам и с устатку. Давай, сынок по второй, - приказал Клавдию.
Тот налил еще, повторили. Завязался разговор.
Митрофан оказался словоохотливым мужиком и рассказал, их община часовенного толка*. Переселилась в эти места сотню лет назад с Урала. Проживала в верховьях реки Бикин, занималась хлебопашеством и охотой.
- Была много больше, исправно платила подати. Царские власти особо не притесняли. Советские поначалу тоже, - вздохнул. - А потом в тридцатых началась коллективизация, всех записали в кулаки, стали разорять хозяйства и отправлять в лагеря.
Мы восстали, оборонялись четыре месяца, но силы были неравные. Захватив семьи и скарб, ушли дальше в тайгу. Часть общины осталась здесь, а три десятка семей переправились через Уссури и обосновались в Маньчжурии.
- Получается, и сейчас там живут? - спросил Лосев.
- Да. Чуть в стороне от Китайско-Восточной железной дороги. Деревня Романовка. Есть там и другие. Из раскольников, тоже бежавших из России.
- Контакты поддерживаете?
- Само собой. И даже торгуем. Мы им пушнину, взамен получаем нужные товары. Те же ружья с припасами, мануфактуру и другое. Порой заходят и китайские торговцы. Доставляют, что заказываем.
- А как же граница? - удивился Трибой, на что рассказчик рассмеялся.
- Своим пограничникам дают взятки, а русских обходят стороной. Тайга, она брат, большая.
Поговорили бы еще, но из деревни донесся звон колокола.
- Засиделись мы у вас, пора на молебен, - поднялись с лавок староверы.
- А жбан? - кивнул на посудину Громов.
- Вернете когда допьете, - сказал Митрофан и вместе с молчаливым сыном направился к двери.
- Получается, староверы живут и в Китае, - когда прошли под окнами прогудел Громов.
- Получается, - согласно кивнул Лосев. - Так что, может, все-таки пойдешь с нами? (пытливо взглянул).
- Нет, командир. Хочу остаться на родине. Чужбина не по мне.
Поутру встали под кукареканье петухов, а когда вымылись у колодца, снова появились те же парнишка и девчонка. На этот раз принесли еще хлеба, лукошко зеленых огурцов и завернутый в холстину изрядный шмат солонины.
Когда забрав пустое молочное ведерко собирались уходить, поинтересовались у них, как зовут?
- Я буду Федька, а она Аленка, - взглянул исподлобья парнишка. - Некогда с вами, - и поторопились обратно.
- Да, не особо приветливая тут молодежь, - оценил Трибой.
- Скорее всего, не привыкли к чужакам, - возразил Шаман.
Когда заканчивали завтрак, пришли уставщик со старостой.
- Хлеб-соль, - чуть поклонились и сообщили, на молебне община дала согласие принять к себе Громова.
- Но прежде обратим в нашу веру, - уставился на него Киприян.
- Приму с честью, - выдержал взгляд Громов. - И буду свято соблюдать.
Таинство состоялось на следующий день - это была суббота, у часовни, при участии всей общины. Пришлым тоже разрешили посмотреть.
Уставщик был облачен в черную рясу и скуфью*, на груди червленого серебра крест, остальные в праздничных одеждах. Громова обрядили в белого полотна рубаху и штаны, ноги были босыми.
Для начала Киприян прочел короткую проповедь (паства внимала), затем первым вошел в часовню. Обращаемый и остальные за ним. Мирские остались на месте, поскольку в святое место не допускались.
Далее изнутри раздалось песнопение, когда кончилось все вышли обратно.
Впереди три мужика - с иконой и хоругвями, за ним уставщик с обращаемым. Под песнопение несколько раз обошли часовню, остановились у заранее наполненной водой большой кадки.
По знаку Киприяна Громов ступил на приступку, а оттуда в купель. Осенив себя двуперстием и бормоча на старославянском уставщик трижды погрузил его в воду с головой, вслед за чем объявил новое имя обращенного - Михаил.
Избранный в качестве крестного Митрофан передал духовнику медный крест на гайтане*, тот одел его новому брату на шею.
На этом крещение закончилось.
Спустя короткое время община сидела вокруг длинного расстеленного рядна на лугу у березовой рощи, вкушая праздничную трапезу. Допустили к ней и мирских, усадив в дальнем конце. Те были не в обиде.
- Ну что, Леха, - сказал Шаман новому староверу когда возвращались в гостевую избу. - Вот и стал ты старовером. Теперь не выпить не закурить. Я бы ни в какую.
- Ладно, переживу, - улыбнулся Громов. - Только я теперь не Леха а Михаил.
И широко перекрестился двуперстием.
- Вот что вера делает с человеком, - притворно вздохнул Трибой.- Точно - опиум для народа.
Лосев ничего не сказал.
Он раздумывал над услышанным накануне от Митрофана. Коль у местной общины есть контакты с земляками в Китае, она при желании могла помочь уйти к ним и там обосноваться. Майор отлично понимал, оставаться здесь не имело смысла.
Война закончилась, рано или поздно власть доберется и в эти места. А вот туда вряд ли. Громова не осуждал, решил - значит решил. Это личное дело каждого.
На следующее утро бывший Алексей а теперь Михаил, после завтрака, отправился в кузницу. Остальные пошли с ним, было интересно. У закрытых дверей уже ждал староста, поприветствовав всех, отворил.
Кузня была добротной, из закопченных сосновых бревен. Внутри горн с дымоходом и поддувом, рядом ящик с древесным углем, в центре наковальня. Тут же кадка с зацветшей водой, у глухой стены длинный верстак из плах.
На стенах всевозможные инструменты и кожаный, прожженный в нескольких местах фартук. В темном углу кучей сваленное железо.
- Видно хороший у вас был кузнец, - пересмотрев инструмент, взвесил Громов на руке стоявший у наковальни молот.
- Грех жаловаться, - кивнул староста. - Жалко рано Бог прибрал.
- Молодой?
- Не. Моих лет.
- Подручный имеется?
- Ка же, есть. Зовут Лазарь, щас придет. Только со скотиной управится.
Разговор прервал стук колес снаружи, донеслось «тпру», в дверном проеме появился Митрофан, - здорово живете!
- Куда собрался однако? - пожал ему Орокан руку.
- Еду с сыном на заимку, метать сено. Может и вы с нами?
- А почему нет? - ответил Лосев. Другие тоже были не против.
Спустя еще несколько минут, оставив Громова разбираться в кузнице, катили на громыхавшей телеге по просеке уходящей в тайгу.
Заимка оказалась в получасе езды от деревни в солнечной долине на берегу светлой речки. Переехали ее вброд, через сотню метров свернули к рубленой избушке с мшаником*. На цветущем лугу за ней стояли два десятка ульев. Дальше открывалась широка полоса скошенной травы.
- Только у тебя такая? - имея в виду хозяйство, поинтересовался Шаман.
- Почему? И у других есть. Для сенокосов, пасеки и охоты. Народ у нас работящий.
Выгрузившись, все кроме Орокана, получили от хозяина деревянные грабли с вилами, принявшись сгребать подсохшую траву и складывать в копны. Тот же взяв у Митрофана сетку, отправился ловить рыбу.
Работу закончили, когда солнце покатилось к западу, а от зимовья потянуло вкусным запахом. Сняв пропотевшие рубахи, ополоснулись в речке, подошли к костру с висевшим над огнем котлом.
- Из чего уха, отец? - наклонившись потянул носом Шаман.
- Поймал щучку и тайменя, помешал ложкой золотистое варево Орокан. - Все готово. Можно кушать.
На расстеленном в тени рядне Митрофан нарезал два ржаных каравая, добавив к ним копченый окорок и овощи с огорода. Клавдий принес из избушки ведерный жбан браги, посуду и туес липового меда.
Благословив трапезу, Митрофан налил всем прохладного напитка, выпили. Дружно заработали ложками. Выхлебав из котла уху и съев рыбу, под сочные ломти окорока повторили, хрустя пупырчатыми огурцами и зеленым луком.
Затем все кроме староверов закурили. Касьян, собрав посуду, отправился к речке, а Лосев снова завел с Митрофаном прерванный накануне разговор об ушедшей в Китай части их общины.
При этом выяснилось, что через месяц, оттуда ожидается маньчжурский торговец для обмена добытой зимой пушнины на товары.
- И что за человек? - прищурился Шаман.
- Орокан, - кивнул на удэгейца, - хорошо его знает.
- Зовут Ювэй, - пососал тот трубку. - В молодости был хунхуз, теперь торговец. Хитрый как лиса и жадный.
- Сможет перевезти нас через границу к вашим людям? - взглянул Лосев на Митрофана.
- Если хорошо заплатить.
- Золото пойдет?
- У вас разве есть? - вскинул густые брови.
- Есть немного.
- В таком разе можно не беспокоиться. - За него родного отца удавит.
- А кто такие хунхузы? - задал вопрос Трибой. - Никогда про таких не слышал.
- Разбойники, - пыхнул дымком Орокан. - Очень злые и жестокие. При царе приходили на Амур, грабили и убивали много народа в тайге. Удэге, нанайцев, эвенов.
- А теперь?
- Приходят и теперь. Но редко. Русских солдат боятся.
- Так значит, этот Ювэй точно будет у вас? - уточнил Лосев у Митрофана.
- Будет - тряхнул волосами. - Зимняя охота удалась, и он про то знает.
Назад возвращались в синих сумерках, над дальними гольцами слался туман, «но!» потряхивал вожжами Касьян. Мерин, екая селезенкой, живо переступал копытами.
Решили обождать в селении маньчжурского торговца. Уставщик со старостой и прочие не возражали.
Громов с первых дней проявил умение в своем деле. С раннего утра и до позднего вечера из кузни доносился веселый перезвон, не было отбоя от местных.
Одному нужно было подковать лошадь, другому ошинковать тележное колесо или поправить на плуге лемех, всего не перечесть.
Оценив мастерство и сноровку «брата Михаила», общинный совет выделил ему участок под хозяйство и десятину пахотной земли на окраине деревни, супротив гостевого дома. А еще пообещал лошадь с коровой.
- Теперь для тебя нужно построить дом, - решили друзья в тот же вечер. - А потом займешься поиском невесты.
Митрофан одолжил свою лошадь с телегой, вторую упряжку с инструментом и тремя плотниками дала община.
Выехав в тайгу, свалили нужное число кедров, раскряжевали и доставили на участок. Застучали топоры, через неделю вывели в двенадцать венцов сруб с оконными проемами. На нем установили стропила и обрешетку. После напилили досок, настелив пол и забрав крышу. Сбили из глины печь и выполнили прочие работы.
На этом не остановились - срубили сарай с баней, участок обнесли жердями, а еще выкопали колодец.
В конце августа, отпраздновали новоселье, пригласив гостей. Староверы не обманули. Дали лошадь - трехлетку с дойной коровой и другое, для домашнего обихода.
Одним таким днем Орокан распрощался с друзьями, Митрофаном и Клавдием. Пришло время возвращаться в стойбище. Проводили старика до речной поймы за хребтом, где оставили лодку. На прощание тот пожал всем руки и пожелал удачи.
Ергун, весело взлаяв, уселся на корме, удэгеец оттолкнулся шестом. Бат отошел от берега, подхваченный течением.
- Благослови Бог, - осенил его двуперстием старовер, остальные растроганно молчали.
- Удивительный человек, - глядя вслед удалявшемуся бату, - сказал Лосев.
- Да. Кабы не он, вряд ли мы здесь стояли, - согласился Шаман.
- Точно, - добавил Трибой. - Всегда буду это помнить...
Глава 11. Переход границы. В Поднебесной
Маньчжурия - историческая область на северо-востоке современного Китая (регион Дунбэй и восточная часть Внутренней Монголии). До 1860 года в это понятие включались также территории, отошедшие к России по Айгунскому договору и Пекинскому трактату, то есть современные Приамурье и Приморье.
За исключением южной части, Маньчжурия представляет собой невысокую горную страну. В западной её части тянется с севера на юг хребет Большой Хинган, наиболее высокие горы в юго-восточной части страны - Чанбайшань (средняя высота 1500- 1800 метров). Реки: кроме составляющего границу с Россией Амура, приток его Сунгари, сливающийся с Нонни-цзян, Ляохэ и многими притоками, Ялу.
Климат суровый. Население: китайцы (главным образом на юге), маньчжуры, монголы, тунгусы, корейцы и японцы. Главные занятия: земледелие, скотоводство, горное дело.
В административном отношении Маньчжурия разделяется на три провинции: мукденская (главный город Мукден), гиринская (главный город Гирин) и Хэй-лун-цзянская (главные города Цицикар и Айгунь). Столица Маньчжурии - Мукден. Через нее проходит Китайско-Восточная железная дорога, составляющая продолжение Сибирской до города Владивостока (1482 км) с ветвями Харбин - Дальний (941 км), Нан-куэнь - Линь - Порт-Артур (48 км) и Таши-цзяо - Иш (22 км).
С 1 марта 1932 года на территории Маньчжурии существовало государство Маньчжоу-го. При учреждении было объявлено, что в нём будут пользоваться равными правами все шесть наций, составляющие коренное население Маньчжурии, а именно: маньчжуры, монголы, китайцы, русские, японцы и корейцы. Глава государства - последний китайский император Пу И из маньчжурской династии, который изначально имел титул Верховного правителя, а в 1934 был коронован как император. Фактически же и Маньчжоу-го, и император контролировались Японией целиком следуя её политике.
В 1939 году вооружённые силы Маньчжоу-го участвовали в войне на Халхин-Голе (в японской историографии «Инцидент у Номонхана»).
Маньчжоу-го юридически прекратило существование 19 августа 1945 года, когда самолёт с императором Пу И был захвачен на аэродроме Мукдена десантниками Советской Красной Армии, наступавшей против японской Квантунской армии. С 1945 Маньчжурия принадлежит Китаю, с 1949 - Китайской Народной Республике.
Заканчивался сентябрь. Тайга за деревней стояла в золотых красках осени, небо выцвело и стало выше, по нему к югу тянули журавлиные клинья. С полей и огородов убрали урожай, староверы пахали под озимые и готовили на зиму запасы.
Лосев с Трибоем и Шаман теперь жили в избе Громова, покинув гостевой дом. Тот все время пропадал в кузне, выполняя многочисленные заказы, а друзья занялись хозяйством: накосили травы для лошади с коровой, завезя на усадьбу и сметав в стог, привезли из тайги воз смолистых бревен, распилив и поколов на дрова, аккуратно сложили в поленницу.
Трибой близко сошелся с Касьяном и вместе с ним ходил на дальние озера за деревней, откуда приносил жирных уток и гусей, а Шаман с учетом бывшей профессии, занялся на дому слесарным делом. Тем более, что в кузне нашлись нужные инструменты.
Для начала наладил соседу через дом молочный сепаратор, а затем починил жене Митрофана швейную машину «Зингер».
Слух про умельца быстро разошелся по деревне, к нему понесли на починку ружья, примусы и амбарные замки. А как-то зашел лет пятидесяти мужик с пушистыми усами и серьгой в ухе.
Шаман копался в ходиках с кукушкой, Лосев, сидя рядом, наблюдал.
- Доброго здоровья, - поприветствовал обоих, развернул чистую холстину и выложил на стол маузер - сможешь починить?
- Редкое оружие, - взвесил на руке Шаман. - В чем загвоздка?
- Клинит. Не подает очередной патрон, - уселся напротив.
Пистолет был не новым, с чуть потертым воронением, но ухоженный.
- Ладно, - оставляй, погляжу (отложил в сторону).
- Откуда он у тебя? - поинтересовался Лосев.
- С Гражданской, - покашлял в кулак. - Я в прошлом есаул*, служил у атамана Семенова.
- Однако (удивились). А как оказался здесь?
И тот рассказал следующее. Происходил из Забайкальских казаков, в 1913 -м закончил Оренбургское юнкерское училище, воевал в Первую мировую с немцами, а в Гражданскую на Дальнем Востоке с большевиками.
- После разгрома наша армия ушла в Маньчжурию, - продолжил бывший есаул. - Часть определилась на службу к японцам, оккупировавшим Китай, остальные, в том числе я, отказались. До сорок пятого жил в Харбине, работал, кем придется.
Затем вместе с товарищем решили вернуться в Россию. Зимой перешли по льду Амур, хотели добраться до Хабаровска, заблудились. Товарищ погиб в тайге, а я вышел сюда, где остался. Принял старую веру и имя Пантелей. Женился, занимаюсь хлебопашеством и охотой. Так когда зайти? - кивнул на маузер.
- Давай завтра вечером, - вытер руки тряпкой Шаман.
- Занятный человек, - сказал Лосев, когда за гостем закрылась дверь. - Нужно будет побольше выяснить у него про Китай.
- И я так думаю, - снова занялся часами Шаман.
Когда на следующий вечер Пантелей появился снова, он вручил ему маузер - держи, все работает. Здесь же находились Лосев с Трибоем и Громов. Ему тоже было интересно.
Есаул пощелкал затвором, удовлетворенно хмыкнув, - и в чем же была причина?
- Ослабела подающая пружина. Растянул и перезакалил.
- Ясно, - завернул в холстину. Достав из-за пазухи, протянул рыжую с белым шкурку горностая, - держи, брат, за работу.
- Не надо, - отказался Шаман, а Лосев добавил, - лучше Пантелей, расскажи нам про Китай.
- Што конкретно интересует? - убрал гость пушнину.
- Кто у власти, какая обстановка и жизнь.
- Это можно, - спрятав шкурку, собрался с мыслями.
- Правителем там Чан Кайши. Сам из военных, генералиссимус (поднял вверх палец).
- И какие же он одержал крупные победы? - удивились остальные.
- Того не знаю, но все время воевал с японцами при поддержке Советов и можно сказать одержал над ними победу. Только война там идет и поныне.
- Это почему? - спросил Трибой.
- После поражения Японии в Китае продолжился внутренний конфликт, который начался задолго до этого, еще в тридцатых. Там две основные политические партии, которые враждуют друг с другом. Одна из них - Гоминьдан во главе с Чан Кайши, другая - большевицкая, там главный Мао Цзэдун.
- Коммунистическая, - уточнил Лосев.- Я про такую слышал.
- Ну, так вот, - продолжил бывший есаул,- теперь они воюют друг с другом. Чан Кайши помогает Америка, а Мао Цзэдуну Советы.
- Интересно, - оживились слушатели. - Давай дальше.
- А что дальше? Вроде все, - закончил Пантелей. - Лучше дайте подымить.
- Так староверы не курят, - вскинул брови Шаман. Друзья заулыбались.
- А я грешным делом балуюсь, - хитро ухмыльнулся гость.
Трибой вынул кисет, все кроме Громова свернули по цигарке, задымили.
- И кто там у них побеждает? - спросил Лосев.
- Сложно сказать, - глубоко затянулся Пантелей. - Когда уходил, вроде как Чай Кайши. Его армия заняла Маньчжурию, большевистская отступала.
- Русские там остались?
- Остались. В Харбине, Мукдене и других местах.
- Тоже воюют?
- Да кто как. Я лично навоевался, во! - чиркнул по шее ребром ладони. - Больше не желаю.
- О тамошних староверах что-нибудь знаешь? - выдул ноздрями дым Шаман.
- Есть такие, живут в тайге, но сталкиваться не приходилось. Хотите уйти к ним?
- А тебе зачем? - подозрительно спросил Трибой.
- Да это я так, к слову. Ну ладно, засиделся я у вас. Спасибо за работу, - кивнул Шаману. - Если что надо, обращайтесь.
Когда за Пантелеем закрылась дверь, и шаги проскрипели под окнами, помолчали. А потом Громов сказал, - получается, братцы и там война. Может, останетесь?
- Нет, - загасил в плошке окурок Лосев.
- Пойдем дальше, - поддержали его Трибой с Шаманом.
Спустя еще три дня, проснулись ранним утром от криков «ко-ко-ко!».
Из тайги в сторону гостевого дома вышагивали четыре вьючных оленя. Первого в поводу вел человек, на последнем сидел второй. Туда же направлялись Захарий со старостой и еще несколько мужиков.
- Не иначе приехал торговец, - прошлепал босыми ногами к окошку Шаман.
Аргиш* между тем остановился у дома, сидевший на олене слез и стал жать руки староверам. Затем что-то гортанно прокричал второму, тот принялся снимать с животных тюки и вместе с мужиками таскать внутрь.
Точно маньчжуры, - обернулся назад Шаман. - Оба в халатах и морды узкоглазые.
Спустя короткое время к гостевому дому потянулись еще мужики, там началась торговля.
- Когда отоварятся, пойдем тоже, - сказал Лосев.
Умывшись у колодца, приготовили завтрак, поели, напились чаю.
В полдень из дома вышел последний старовер с покупками. Вместе отправились туда.
- Здравствуйте, - первым шагнул за порог Лосев.
- Рад, осень рад, - лучась улыбкой, встал навстречу из-за импровизированного прилавка (две доски на ящиках) толстый, лет пятидесяти бритоголовый человек с бурым лицом и длинными висячими усами. Одет в синий шерстяной халат, такие же широкие штаны и кожаные, с завязками, ичиги.
Второй, моложе, длинный и нескладный был в какой-то кацавейке, на ногах опорки, смотрел хмуро.
- Моя Ювэй, - кивая головой, поочередно пожал всем руки. - Очинна люблю русских.
- Откуда знаешь наш язык? - спросил Лосев, когда расселись по лавкам.
- Мал-мал торгую с русскими. Тут в тайге и у себя в Маньчжурии.
- Получается знаешь где они там живут?
- Знаю, - оскалил зубы.
- А в деревне Романовке бывал? - вступил в разговор Шаман.
- Бывал с год назад. Там хороший люди.
- Значит так, - наклонился к нему Лосев. - Нам нужно в Романовку. Проведешь?
- Сложно, - помолчал маньчжур, скосив на него глаза. - Надо перейти граниса.
- Так сюда же перешел? - подмигнул Трибой. - В чем проблема?
- Боюсь, однако (тяжело вздохнул).
- А если так? - вынул из кармана кисет Лосев, развязал и высыпал на прилавок несколько самородков. Они заискрились в луче бьющего из окна солнца.
- О! - дернулся Ювэй. Глаза жадно заблестели.
- Все будут мои? - ткнул в кисет пальцем.
- Все.
- Тогда согласна - облизал губы.
- Ну, вот и хорошо. Эти тебе в задаток (подвинул маньчжуру). Остальное получишь на месте.
Тот быстро спрятал их за пазуху. О выходе договорились на следующее утро, попрощавшись вышли.
- Хитрый и жадный гад, - сплюнул в траву Шаман, когда отошли от дома.
- Мне он тоже не понравился, - пробасил Громов. - Глаза как у гадюки.
- Ничего не попишешь, ребята, капиталист, - беззаботно сказал Трибой.
Всю вторую половину дня в «лавке» бойко шла торговля, а друзья собирались в дорогу. Тщательно вычистили и проверили оружие, собрали вещмешки, не забыв военную форму, оставили часть золота Громову.
Тот стал было отказываться, мол, и так изрядно помогли.
- Бери, пригодится, - сказал Лосев.
- На свадьбу, - добавили Трибой с Шаманом.
Решили отблагодарить и общину, отсыпав для нее горсть в тряпицу.
Прошли по улице к избе Киприяна. Тот жил сам, сидя у окна читал какую-то старинного вида книгу. В горнице было чисто и опрятно, в красном углу иконы. Под ними теплилась лампадка, пахло ладаном и сухими травами.
- С чем пожаловали? - встав, снял очки.
- Завтра уходим отец, зашли попрощаться, - сказал Лосев. - Это вам за пристанище и заботу (положил на стол узелок).
- Что там? - близоруко взглянул.
- Золото. Намыли по дороге. Для вашей общины.
- Спасибо, коли так, - чуть поклонился. - Знаю, держите путь к нашим землякам в Китае. Передавайте от нас благословение и привет.
- Обязательно, - ответили все трое и, развернувшись, пошагали к двери.
- Храни вас Господь, - прошелестело вслед.
От Киприяна зашли к старосте и Харитону с Касьяном, где тоже простились. На вечерней заре вернулись назад.
Там всех ждал приготовленный Громовым ужин.
На столе шкварчала в протвине жареная баранина, в плошках красовались соленые огурцы с груздями. Тут же серела нарезанная коврига хлеба и матово блестела четверть.
- Не слабо, - оценили друзья. - А откуда брага?
- Дали вместе с овечкой за работу, - пригласил хозяин всех к столу.
Когда рассевшись, выпили по первой и начали закусывать, в сенях загремели сапоги, вошли Митрофан с сыном. У первого завернутый в холстину окорок, Клавдий - нес уже знакомый жбан.
Обоих тут же пригласили с гостинцами к столу, повторили. Вскоре появился еще гость, Пантелей. В казачьей, заломленной набекрень фуражке и шароварах с лампасами.
- Вот,- выставил на стол две бутылки спирта. - Зашел проводить. Если не против. -
- Садись, есаул, какой разговор, - довольно зашумели.
Застолье набирало обороты, спустя пару часов грянула песня.
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали!
густым басом выводил Громов
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали..!
дружно подтягивали остальные.
Уходили в предрассветных сумерках.
Впереди размеренно шагали навьюченные олени, работник торговца - Жонг вел первого в поводу. На последнем покачивался в седле Ювэй, за ними с автоматами на плечах шли Лосев и Трибой с Шаманом.
С околицы деревни друзей провожал взглядом Громов. Когда скрылись в тайге, обернулся и, вздохнув, пошел обратно.
По осенней тайге держа путь на запад, двигались неделю. В преддверии зимы она стояла молчаливая и пустая. Гольцы курились туманами, утренники стали холодными, на пожухлых травах иногда блестел иней. Судя по поведению Ювэя и работника, шли они проторенным путем.
На ночь останавливались в глухих распадках, ночуя у костра и выставляя охрану, дважды в старых заброшенных балаганах. Торговец оказался словоохотливым и на стоянках, попивая крепкий чай, рассказывал спутникам о делах в Китае.
При этом выяснилось, что война там продолжается. Армия Чан Кайши с переменным успехом сражается с красными отрядами Мао.
- И кто там сейчас берет верх? - спросил в одном из разговоров Лосев, помешивая в костре поленья.
- Сложно сказать, насяльника, - пожал Ювэй жирными плесами.
Он с первого дня понял, что среди русских тот старший и называл его только так.
- А все-таки? - шелуша в ладонь кедровую шишку, спросил Шаман.
- У правительства большая армия и много оружия, но отрядам Мао помогает ваш Сталин.
- Это как?
- Он тоже дает им оружие, хочет чтобы коммунисты победили.
- И что? Оправдывают доверие? - покосился на маньчжура Трибой.
- Моя не знай, - развел руками. - Но вроде как наступают. Захватили Цицикар с Харбином, а еще много селений и деревень.
- Да, - хмыкнул Шаман. - Как бы нам не попасть на новую войну. При таком раскладе.
На девятые сутки, к вечеру, вышли к широкой, с плавным течением реке, поросшей густыми зарослями.
- Уссури, - показал с седла на другой берег Ювэй и что-то на китайском приказал Жонгу.
- Тин*, - откликнулся работник, повернув аргиш в сторону.
Прошли по берегу с километр вниз до укрытой в густых зарослях тростника протоки. Тут остановились. Жонг, передав повод Трибою, исчез в них и вскоре вернулся.
За ним шли еще трое в широких шляпах из соломы, коротких замызганных халатах и сандалиях.
- Тоже моя работники, - слез с седла маньчжур и отдал приказ.
Прибывшие стали развьючивать оленей и таскать мешки в заросли, потом, сняв с них упряжь, отпустили в тайгу. Ювэй с остальные молча наблюдали.
Затем он обернулся к Лосеву и махнул рукой, - айда за мной.
Хлюпая ногами в неглубокой тине, двинулись следом.
Под купающей в воде листья ивой была спрятана джонка. Погрузились туда. В ней имелись три банки, вдоль лежала бамбуковая мачта и свернутый парус. Здесь же мешки с пушниной.
- Теперь будем ждать когда пройдет пограничный катер, - сказал, усаживаясь, торговец. Все последовали его примеру.
Дневной свет между тем мерк, над протокой поплыл туман, где-то хрипло прокричала цапля. Спустя примерно два часа, со стороны реки донесся стук мотора, усилился, а потом постепенно стих. Возникла звенящая тишина.
- Кхэи*, - нарушил ее Ювэй, один из работников оттолкнулся от берега шестом.
Остальные быстро установили мачту, подняли квадратный парус и, уловив верховой ветер, он повлек суденышко вперед. Через короткое время вошли в реку, над которой висела ночь. Небо заволокло тучами, из-за них проглядывала луна. Взяли курс на темневший вдали берег.
Спустя полчаса джонка вошла под стоящие там деревья, развернулась бортом.
Хозяин что-то залопотал работникам, прихватил дорожную сумку и махнул русским рукой.
Поправив лямки вещмешков, те передернули затворы, вслед за ним шагнули за низкий борт и побрели к суше. Джонка же отчалив, скрылась, как и не было.
С маньчжуром впереди шагнули под высокие своды пихт с кедрами, вскоре вышли на звериную тропу. Он вел небольшой отряд уверенно, изредка останавливаясь и слушая ночь. Против ожидания толстяк оказался сильным и выносливым. С коротким остановками двигались пока не забрезжил рассвет.
В тайге стало светлее, застрекотала сорока. Вышли к череде холмов, густо поросших березняком и пахучим можжевельником. Двинулись вдоль них, спустились в неглубокий распадок с бьющим из земли ключом на полянке. Рядом с прибитым пеплом старое кострище.
- Здесь безопасно. Мал-мал отдохнем, - снял Ювэй с плеч сумку.
Остальные, освободившись от вещмешков, насобирали хвороста, вскоре бездымно затрещал костер. Вскипятив чаю, позавтракали, запивая им пресные лепешки с вяленым мясом, установив дежурство, проспали до полудня.
На закате, выйдя из распадка, поднялись на горную седловину, откуда открывались новые, поросшие лесами дали. В одном месте, километрах в трех, просматривалось плато, по нему змеилась река, на берегу виднелись строения.
- Романовка, насяльника, - сказал Лосеву Ювэй, показав в ту сторону рукой.
Николай поднял к глазам висевший на груди бинокль, цейсовская оптика приблизила картину. Строения оказались избами (три десятка) в центре высился молельный дом с крестом, на окраине ветряная мельница.
- Пойдешь с нами туда? - опустив, передал друзьям. Те тоже стали рассматривать.
- Моя не могу, - отрицательно завертел головой в лисьей шапке. - Надо обратно, ждет джонка.
- В таком случае держи, - вынул из кармана кисет и протянул маньчжуру. - Здесь все, как договаривались.
Тот, взяв, раздернул завязки и, убедившись в наличии золота, спрятал его за пазуху.
- Ну, тогда моя пошла?
- Иди. Дальше мы сами.
Торговец развернулся и поспешил обратно, вскоре исчезнув в складках местности.
Между тем наблюдавший в бинокль Шаман отнял его от глаз и хмыкнул, - что-то мне не нравится эта деревня командир.
- Деревня как деревня, - не согласился Трибой смотревший до этого. - Избы русские, бани, опять же часовня. Точно староверческая.
- На улице нету людей Сема, дыма из труб тоже. А уже время ужина.
- Дай - ка, - протянул руку Лосев и снова принялся наблюдать.
Шаман оказался прав. Жителей нигде не наблюдалось, как и признаков другой жизни. Селение казалось вымершим.
- Ладно, - сунул бинокль в чехол, щелкнув кнопками. - Подойдем ближе.
Держа наготове оружие, начали спускаться с седловины, через час подошли к плато. Освещенная вечерними лучами на нем четко вырисовывалась деревня, окаймленная с запада неширокой рекой.
Пригибаясь и прячась в молодом ельнике, подобрались еще ближе. Залегли на опушке, в сотне метрах от ближайших изб. Теперь и без оптики было видно, деревня в запустении. Во многих окнах выбиты стекла, жердяные ограды повалены, огороды заросли травой.
- Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, - в сердцах выругался Шаман.
Затем где-то заскрипела дверь, залопотали тонкие голоса, на улице появилась группа солдат, человек десять. В мундирах цвета хаки*, на головах немецкие каски. Впереди себя толкали винтовочными штыками троих. Избитых и со связанными руками.
- Фашисты, командир, - прошептал лежавший рядом Трибой.
- Тихо, - цыкнул на него Лосев.
Группа между тем направилась в их сторону, приблизившись на бросок гранаты. Беззвучно взвели затворы.
Прозвучала команда шагавшего сбоку офицера в кепи с кокардой. Остановились чуть наискосок.
Затем двое, пихая прикладами, отвели пленников вперед. На самом рослом был картуз с нашитой на нем красной звездою. Вернулись, заняв место в уже построенной шеренге.
Офицер что-то пролаял, вскинули к плечам винтовки. В ответ из кустов дружно ударили ППШ. Часть шеренги смело огнем наземь, остальные шарахнулись по сторонам.
Выскочив из укрытия, расстреляли и этих, улепетывавшего к деревне офицера меткой очередью от живота срезал Шаман.
- Кажись все, - вынув диск, вщелкнул новый.
Подбежали к пленным, те испугано косили глазами. Перерезали веревки на руках, - уходим!
- Русские? - недоуменно спросил человек в картузе.
- Да. Быстро!
- Уходить не надо, вы перебили всех, - сплюнул разбитыми губами.
- Вот как? - остановились. - Из каких будете?
- Бойцы Красной армии председателя Мао, - потер синие запястья. - Зовусь Фенг, а это мои люди, - кивнул на внимательно слушавших товарищей.
- Ши, - закивали те бритыми, в засохших пятнах крови головами.
- Так что можем идти в деревню. Она пустая.
- Ну что? Идем? - взглянули на Лосева Трибой с Шаманом.
- Пошли, - повесил на плечо автомат. - Больше ничего не остается.
Собрав вместе с освобожденными китайцами оружие (те пристрелили двух раненых), направились к брошенной деревне.
- А куда из нее делись люди? - спросил Лосев шагавшего рядом Фенга.
Тот был его лет, жилистый и поджарый. В чертах лица что-то славянское.
- Этого я не знаю, - пожал плечами.
Миновав несколько изб, свернули в переулок, вошли в поросший травой двор. Там у пятистенка с шатровой крышей стоял бронетранспортер с пулеметом.
- О! Фрицевский «ханомаг», - подойдя похлопал по борту Трибой. - Я таких сжег десяток на фронте. Ихний? (кивнул на опушку).
- Наш, - остановился рядом Фенг.
- Как же они вас взяли на такой машине? - хмыкнул Шаман.
- Остановились у этого дома и начали выгружаться. - показал рукой. -Гоминьдановцы из окон и амбара открыли огонь, перебив половину бойцов. Меня и оставшихся в живых, захватили в плен.
- Что за гоминьдановцы?
- Те, которых вы убили. Из армии Чан Кайши. Скорее всего, это была разведгруппа.
- Смотрю на них немецкие каски, а у вас такой же бронетранспортер. Откуда? - поинтересовался Лосев.
- До конца тридцатых годов Гитлер поставлял гоминьдановцам оружие, боеприпасы и технику. Машину отбили у них.
- Понятно.
Вошли в избу. Она состоял из двух половин, на стенах висело солдатское снаряжение, под ним нары. Стол с пустыми жестяными банками, плошка с масленым фитилем, по бокам две лавки. В углу закопченная русская печь, рядом гора поленьев.
- А вот и мой маузер, - снял с гвоздя лакированную деревянную колодку Фенг и проверив оружие, нацепил ремешок на плечи.
Поскольку на землю опускалась ночь, а воздух похолодал, решили остаться в деревне до утра. Трофейное оружие составили в угол. Лосев с друзьями сняли вещмешки, а китайцы вышли на двор, где умылись из бочки с дождевой водой, утершись подолами рубах.
Осмотрев усадьбу, в амбаре напротив дома обнаружили пять тел. Это были убитые бойцы Фенга.
Выставив у «ханомага» часового из китайцев, затопили печь, организовав ужин. Он состоял из трофейных консервов и рисовых галет. К этому добавили кусок солонины из вещмешка Шамана, вскипятили два котелка чаю, всыпав туда заварки.
После ужина сменили часового, отправив на пост второго, русские угостили китайцев табаком. Свернув цигарки, прикурили от горящей плошки.
- Откуда так хорошо знаешь русский, Фенг? - сплюнул Лосев табачную крошку.
- Я албазинец, - выпустил ноздрями струйку дыма. - Потомок русских казаков.
И рассказал, что еще триста лет назад его предки ушли с Амура в Манчжурию от притеснений русского царя, присягнув китайскому императору. А поскольку были воинственными и храбрыми, стали служить в его гвардии. После ассимилировали с китайцами, но являются православными, чтят свои обычаи и помнят язык.
- Так получается ты из военных? - взглянул на него Трибой.
- Нет, - повертел головой, - им был мой дед. Отец стал лавочником в Мукдене, а я в прошлом студент. Учился на историка в Пекине.
- А как попал к Мао?
- Был в марксистском кружке, где проникся коммунистическими идеями. Пять лет назад вступил в Красную армию.
- Офицер? - поинтересовался Лосев
- У нас нет офицеров. Я младший адъютант командующего маньчжурской Объединённой демократической армией Линь Бяо. Он находится в Харбине.
- И как оказался здесь?
- Выяснял возможность размещения в селении одной из ее частей.
- Ясно.
- А кто вы, если не секрет? - прищурился албазинец.
- Не секрет. Мы советские офицеры. После окончания войны попали в лагеря, откуда бежали. Шли в эту деревню. Здесь жили русские староверы, хотели остаться у них.
- Только староверов, как оказалось, нету, - заплевал окурок Шаман.- И тут полным ходом идет война.
- Мы сражаемся за светлое будущее Китая и строим пролетарское государство, - сжал губы Фенг. - И лучшее, что вы можете сделать, вступить в нашу армию, - обвел собеседников глазами.
Возникла долгая пауза, стало слышно, как потрескивает фитиль в плошке.
- Да, куда ни кинь, всюду клин, - первым нарушил его Трибой.
- А что? Неплохое предложение, - тряхнул чубом Шаман. - Почему не помочь братьям-китайцам?
- Где гарантии, что твое командование не выдаст нас обратно? - исподлобья взглянул на штабника Лосев.
- У нас хронически не хватает военспецов. А у вас необходимый опыт, в чем я убедился. Так что насчет этого можете быть спокойны, - заверил новый знакомый.
- Ладно, мы подумаем до утра. А теперь давайте спать. Утро вечера мудренее, - встал с лавки майор.
После этого адъютант ушел во вторую половину избы, где отдыхал его боец, а друзья, подбросив в печь несколько поленьев, улеглись на нары.
- Не спишь Никола? - спросил спустя час Трибой, лежавший рядом. За ним мирно похрапывал Шаман
- Нет, - шевельнул губами. - Думаю.
- И я тоже. Так что будем решать?
- Полагаю нужно соглашаться. Иного выхода не вижу.
- Вот и я так считаю (поворочался на сеннике). А то будем бегать как зайцы. Пока не шлепнут гоминьдановы или эти «революционеры».
Тихо потрескивали дрова в печи, на стене плясали блики, где-то в щели заскрипел сверчок. Уснули...
Глава 12. Война после Победы
;;;;;, пиньинь: Zh;ngg;o R;nm;n Ji;f;ng J;n: Чжунго Жэньминь Цзефан Цзюнь - официальное название вооружённых сил КНР, крупнейших по численности в мире (2 390 000 человек на действительной службе).
Армия основана 1 августа 1927 года в результате Наньчанского восстания как коммунистическая «Красная армия», под руководством Мао Цзэдуна во время гражданской войны в Китае (1930-е) организовывала крупные рейды (Великий поход китайских коммунистов).
Название «Народно-освободительная армия Китая» стало использоваться по отношению к вооружённым силам, сформированным летом 1946 года из войск КПК - 8-й армии, Новой 4-й армии и Северо-Восточной армии; после провозглашения КНР в 1949-м это название стало употребляться по отношению к вооружённым силам страны.
Законодательство предусматривает воинскую обязанность для мужчин с восемнадцати лет; добровольцы принимаются до сорока девяти лет. Предельный возраст для военнослужащего армейского резерва - пятьдесят лет. В военное время теоретически (без учёта ограничений по материальному обеспечению) может быть мобилизовано до 400 000 000 человек.
НОАК подчиняется непосредственно руководству Коммунистической партии или народному правительству как таковым и двум специальным Центральным военным комиссиям - государственной и партийной. Они идентичны по своему составу, а термин ЦВК употребляется в единственном числе. Пост председателя ЦВК является ключевым в системе государственного управления.
Вооружённые силы КНР разделены на семь военных округов и три флота, организованных по территориальному принципу: в Пекине, Нанкине, Чэнду, Гуанчжоу, Шэньяне, Ланьчжоу и Цзинане.
(Историческая справка)
Утро выдалось неприветливым и хмурым, в пожухлой траве серебрился иней, над дальними гольцами курились туманы. Умывшись и позавтракав, прихватили в сенях две ржавых лопаты, а в кузове «ханомага» брезент. Все вместе направились к амбару.
Мертвых вынесли наружу, у покрытой красными гроздьями рябины выкопали могилу. Опустив туда, накрыли брезентом и зарыли.
Потом Фенг, достав из колодки маузер, выдал короткую на китайском речь, вместе со своими бойцами дал в небо залп. С деревьев на околице взлетела стая воронов.
- Ну, так как? Решили? - спросил албазинец, когда шли обратно.
- Решили, - кивнул Лосев. - Так и быть. Вступаем в вашу армию.
- Ну, вот и отлично. Будем собираться. Только есть одна проблема.
- Какая?
- Гоминьдановцы убили водителя. Из нас управлять машиной никто не может.
- Я умею, - откликнулся Трибой. - Будь спокоен.
- Шофер?
- Нет, танкист.
- О! - высоко вскинул брови. - У нас танкисты на вес золота.
Во дворе бывший ротный забрался в кабину, тихо заурчал двигатель. Несколько минут прогрел и выбрался наружу, - все в норме. Работает как часы.
Китайцы принялись носить из дома и грузить в десантный отсек трофейное оружие со снаряжением, а русские, достав из вещмешков форму, переоделись.
- Вот мы и снова военные, - поправил на голове Трибой синюю фуражку, а Шаман одернул гимнастерку. Их новые товарищи тоже это оценили, одобрительно кивая и показывая большой палец.
Далее все погрузились в «ханомаг», взревев мотором, тот выполз со двора и, набирая скорость, покатил по улице. Рядом с Трибоем впереди сидел Фенг, в десантном отсеке остальные. За установленном на крыше МГ-34*, устроился Шаман.
Выехав за околицу бронетранспортер стрельнул синим выхлопом и двинулся по оставленным следам к югу.
Поднимаясь на увалы и спускаясь вниз, пересекли несколько мелких рек, сбоку открылось с мертвыми деревьями болото, за ним поросшее лесами плоскогорье. С час двигались по нему. В полдень остановились под скалами на берегу обширного озера.
- Нужно остудить двигатель, а то запорем, - повернул к адъютанту голову Трибой.
Тот молча кивнул.
Механик выключил зажигание, наступила тишина, хлопнула броневая дверца, выбрались наружу.
- Далеко еще до твоего Харбина, командир? - разминая затекшие ноги, спросил Фенга Шаман. - А то этот бездорожье душу вытрясет.
- Завтра к полудню доедем, если все будет нормально.
- Не близко, - выбил из фуражки пыль.
Пока машина остывала, ополоснулись в воде и перекусили. Дозаправили бак горючим (в отсеке имелись три полные канистры), спустя час двинулись дальше. Тайга постепенно редела, отступая по сторонам, появились равнинные участки с солончаками поросшие ковылем.
Ближе к вечеру, одуревшие от рева мотора, тряски и лязга металла, въехали в небольшой городок в излучине реки. Он представлял собой скопище глиняных фанз с несколькими каменными зданиями в центре и небольшой площадью.
- Это уезд Жаохэ! - прокричал штабник сквозь шум двигателя Трибою - Давай к дому, над которым красный флаг.
У его дверей прохаживался часовой, сбоку стоял мотоцикл с коляской.
Подъехали, остановились, выключили мотор.
Навстречу уже спешили двое в полувоенной одежде.
Старший в фуражке с матерчатой звездой и пистолетной кобурой на ремне что-то доложил вышедшему первым Фенгу, пожали друг другу руки. Затем он представил русских спутников (уважительно повторили), все вместе прошли в дом.
Как оказалось, это была уездная комендатура. Прибывших, определили до утра в одной из ее комнат. Комендант по имени Чан, пожилой, но еще достаточно крепкий мужчина организовал для них ужин, который принесли два солдата. Он состоял из просяной каши, жареной рыбы, лепешек и чая.
Завершив трапезу, устроились на низких с циновками лежанках, именуемых канами, мертвым сном проспали до утра.
С первыми лучами солнца бронетранспортер выехал из городка по дороге на Харбин. Она была грунтовой, Трибой увеличил скорость. Ландшафт ощутимо поменялся. Теперь он стал равнинным, тайги поубавилось, кругом простирались холмистые степи, окруженным горными хребтами.
Места становились все более обжитыми, то и дело по сторонам дороги возникали деревни с селениями. Она стала более широкой и оживленной, иногда навстречу попадались всевозможных марок грузовики. Туда и обратно двигались крестьянские повозки, гордо прошагал караван верблюдов с вьюками.
Во второй половине дня, ближе к вечеру, на открывшейся впереди возвышенности показался большой город.
- Харбин! - обернулся назад Фенг.
Здесь следует сделать небольшое отступление, рассказав его историю.
В 1897-м году Российская империя в целях защиты своих восточных рубежей начала в Маньчжурии строительство КВЖД*, основав на месте неприметного поселка русский город.
Спустя три года он выдержал осаду китайских правительственных войск и стал штаб - квартирой Заамурского пограничного округа Отдельного корпуса пограничной стражи Министерства финансов. Наряду с китайской, в городе была учреждена русская администрация и полиция. К 1917 году число его жителей перевалило за 100 тысяч. Из них почти половина русских.
После Октябрьской революции многие дворяне, офицеры и белогвардейцы бежали в Харбин, где внесли большой вклад в его развитие и культуру. В результате спустя шесть лет в городе насчитывалось около ста тысяч русских эмигрантов.
Как писал современник, «Харбин был исключительным явлением в то время.
Построенный русскими на китайской территории, он оставался типичным российским провинциальным городом в течение ещё двадцати пяти лет после революции. В нем имелись двадцать шесть православных церквей, из них двадцать два настоящих храма, целая сеть средне-учебных школ и шесть высших учебных заведений».
К 1932-му город был оккупирован Японской императорской армией и вошёл в состав марионеточного государства Маньчжоу-го. Спустя еще три года СССР продал ему долю собственности КВЖД, из Харбина начался отток русских.
В ходе советско-японской войны 19 августа 1945 года он был занят советскими войсками и перешёл под контроль военной администрации. Через год, после вывода советских войск с территории Маньчжурии управление городом перешло к новообразованной народно-демократической администрации, контролируемой китайскими коммунистами.
Харбин с его 700-тысячным населением и развитой промышленностью стал крупнейшим из городов, находящихся под контролем КПК* и ко времени описываемых событий являлся центром Маньчжурской революционной базы, сыгравшей важнейшую роль в победе коммунистов.
В город въехали по железнодорожному мосту переброшенном через широкую реку - звалась Сунгари. На КПП перед ним бронетранспортер остановили солдаты, несшие там службу.
Рядом были вырыты окопы и стояла зенитная установка «Эрликон». Не выходя из кабины Фенг объяснился со старшим, тот приложил к фуражке руку, - проезжайте.
Бывшая столица русских эмигрантов впечатляла размерами и колоритом.
Широкие улицы были застроены многоэтажными европейского вида зданиями и особняками, площади с трамвайными путями забраны булыжником, в небо уходили купола православных храмов. Имелось множество закрытых магазинов и лавок, обывателей попадалось мало.
Чувствовалась военная обстановка: то и дело встречались вооруженные, шагавшие под красными флагами отряды, навстречу прокатила артиллерийская батарея, на перекрестках стояли пулеметные заставы.
Пользуясь указаниями адъютанта «ханомаг» бряцая стальными траками, углубился в городской центр и вскоре остановился перед закрытыми воротами трехэтажного выстроенного в романском стиле здания.
Из караульной будки появились двое. Старший узнав Фенга, что-то бросил напарнику, тот поочередно распахнул створки.
Газанув и окутавшись синим выхлопом, машина въехала в обширный, мощеный плитами двор, с высокими липами у кирпичных стен. Под ними в ряд стояли американский «виллис», две советских «эмки» и легкий бронеавтомобиль. Чуть дальше несколько пыльных мотоциклов. На высоком крыльце особняка с парой часовых у входа то и дело появлялись военные.
Развернувшись, Трибой припарковался рядом с другими машинами, выключил мотор.
- Я пока доложу командующему, - обернулся назад Фенг, - а вы оставайтесь здесь.
Открыв броневую дверцу, вместе со своими бойцами выбрался наружу. Там отряхнувшись от пыли и поправив фуражку, придерживая у бедра маузер, пошагал к крыльцу. Бойцы остались на месте.
- Вроде как оставил нас под охраной, - глядя вслед сказал Трибой.
- Ладно, поглядим, что будет дальше, - достал кисет с табаком Шаман. Закурили.
Минут через десять адъютант вернулся, - командующий выехал на позиции, придется обождать до утра. Пойдем, размещу вас на ночевку.
Захватив автоматы с вещмешками выгрузились, пошли за ним. Встречавшиеся военные, по виду командиры, с интересом провожали группу взглядами.
- Думают, вы из русского СМЕРША, - пояснил Фенг.
- А он что? Тоже был здесь? - спросил Лосев.
- Был. Вместе с советскими войсками. Зачищал Харбин от белоэмигрантов. Отправил к вам на родину несколько составов вместе с семьями.
- М-да, - поежились спутники. Новость оказалось не из приятных.
Миновав главный корпус, направились ко второму, одноэтажному и с мезонином, проследовали внутрь. За пустым вестибюлем свернули в длинный коридор, куда выходила дюжина дверей. Остановились у последней.
Фенг достал из кармана ключ, открыл, - прошу. Здесь у нас вроде общежития для командного состава.
Перед друзьями была средних размеров комната с двумя окнами, выходящим в старый парк. У стен четыре койки застланные солдатскими одеялами, между ними тумбочки. В центре стол, у двери платяной шкаф.
Оставив там оружие с вещами, прошли в умывальник в торце коридора, там же был туалет. Смыли дорожную пыль и привели себя в порядок.
- А теперь поужинаем, - сказал адъютант.
Отправились в другое крыло дома.
Там в небольшом светлом зале была столовая, пустая и с десятком столов накрытых скатертями. Он указал на один, - располагайтесь, а сам направился к раздаче.
Потом вернулся, усевшись на свободный стул, следом просеменил круглолицый малый в белом колпаке и фартуке. Улыбаясь, выставил с подноса четыре фаянсовые миски с горячим супом, положив перед каждым ложку. Второй ходкой доставил рис с курицей, чай и лепешки, «вэйкхоу хао!» приложив руки к груди исчез.
Когда все насытились, Фенг передал Лосеву ключ от комнаты, - отдыхайте. Зайду завтра, - и распрощался.
Остальные вернулись в комнату, перекурили, а затем разделись и улеглись в койки. Спустя пару минут раздался дружный храп.
Утром, проснулись от чириканья воробьев за стеклом, в окна лились потоки света. Едва успели умыться и одеться, как появился Фенг, сообщив, что командующий примет их через час.
Затем сводил в какую-то подсобку, где ожидал парикмахер - тот всех постриг и побрил. Там же надраили ваксой сапоги и, подшив свежие подворотнички, отправились на завтрак.
- Ну а теперь к командующему, - взглянул на часы адъютант, когда закончили.
Выйдя наружу проследовали за ним в главный корпус. Фенг что-то сказал часовым на входе - беспрекословно пропустили. Поднялись по лестнице с чугунными перилами на второй этаж, прошли сводчатым коридором к двери в конце.
- Прошу, - распахнул ее. Оказались в приемной.
Там, стоя у окна, разговаривал по телефону бритоголовый крепыш в кителе, рядом низкая конторка с пишущей машинкой и стопкой папок.
Вскинув на вошедших глаза - опустил. Лицо осталось бесстрастным.
- Присаживайтесь, - кивнул Фенг на ряд стульев у стены, а сам скрылся за высокой дверью. Через минуту вернулся, - заходите.
В просторном с паркетным полом кабинете за двух тумбовым столом, под портретом Председателя Мао на стене, сидел лет сорока худощавый человек. В защитного цвета френче, смуглый и с черными густыми бровями.
О нем стоит рассказать подробнее.
Линь Бяо родился в провинции Хубэй в семье мелкого фабриканта. При рождении получил имя Юй Жун. Его отец имел небольшую текстильную фабрику, которая впоследствии обанкротилась. После банкротства отец стал работать кассиром на пароходе. Семья была большая, средств не хватало. В возрасте десяти лет Юй Жун ушёл из дома, работал и учился в Утайской средней школе.
Семнадцатилетним юношей вступил в Социалистический союз молодёжи Китая, а в 1925 году - в КПК. В этом же году сдал экзамены в военную Академию Вампу и в 1927 году стал командиром взвода, а затем роты отдельного полка Национально-революционной армии. К тому времени сменил имя на Линь Бяо.
Участвовал в Северном походе и Наньчанском восстании.
Ко времени создания в 1928 году 4-го корпуса Красной армии Китая Линь Бяо командует полком. Спустя еще четыре года становится командующим 1-й армейской группы Красной армии и участвует в отражении 5-го карательного похода Гоминьдана.
После нападения Японии на Китай в июле 1937 года и образования единого национального фронта происходит реорганизация Красной армии, Линь Бяо назначается командиром 115 дивизии. Сражаясь с японцами, войска под его руководством одерживают ряд побед, а комдив получает тяжелое ранение, после которого вывозится на лечение в СССР.
В 1942 году возвращается в Китай, где избирается секретарём Северо-Восточного бюро КПК, а на VII съезде Партии в 1945 году, членом ее Центрального Комитета.
В описываемое время на базе революционных отрядов была сформирована маньчжурская Объединённая демократическая армия численностью до трехсот тысяч человек. Ее возглавил Линь Бяо.
Адъютант что-то доложил на китайском, военачальник кивнув, указал на стулья у боковой стены. Присели. Он же, внимательно осмотрев всех, помолчал и сказал на русском, - расскажите о себе.
Лосев начал первым, сообщив, что в прошлом майор советской армии, воевал, а после победы попал в лагеря, откуда бежал с товарищами в Китай.
- Кем были на фронте? - последовал вопрос.
- Командовал штрафным батальоном.
- Имеете награды?
- Да. Но теперь лишен.
- Откуда родом?
- Из Москвы, товарищ командующий.
- Красивый город. А теперь вы, - перевел взгляд на Трибоя.
Тот сообщил, что он старший лейтенант, командовал танковой ротой.
- На каких машинах воевали? - проявил интерес хозяин кабинета.
- Средний танк Т-34, а потом тяжелый - ИС.
- Ясно. Ну и вы, - перевел взгляд на Шамана.
- Полковая разведка. Заместитель командира взвода, младший лейтенант.
- Желание служить в нашей армии сознательное? - шевельнул бровями военачальник.
- Да, - ответили все трое.
- В таком случае оно будет удовлетворено. Нам нужны опытные командиры. Сегодня же будет приказ. А пока я хотел бы увидеть, как вы водите танк, - указал пальцем на Трибоя.
- Нет вопросов, - встал тот со стула. - Я готов.
- Ну, смотри, Семен, не подведи, - сказал Лосев, когда шли по коридору вслед за командующим и адъютантом.
- Все будет путем, командир. Не боись.
Чуть позже (к ним присоединились начальник штаба и охрана), на легковых автомобилях выехали с территории штаба.
Миновав центр, проследовали к северной окраине, а оттуда в степь, где находилась какая-то воинская часть. Судя по всему, танковая. Напротив казарм стояли два десятка советских «тридцатьчетверок», английских «валентайнов» и американских «шерманов». Сбоку находился учебный полигон, на въезде наблюдательная вышка.
Командующего уже ждали и после доклада, облачившись в комбинезон со шлемофоном, Трибой направился к одной из «тридцатьчетверок». Приехавшие по лестнице забрались на вышку.
Далее взревел мотор, скрежетнула передача, танк, развернувшись, залязгал траками к разъезженному полигону. Там на мгновение замер, а потом, набирая ход, понесся по пересеченной местности. Не сбавляя скорости нырял в ложбины и выскакивал из них, перелетал выкопанные рвы и выполнял другие маневры, применяемые в бою.
Напоследок, остановившись в полукилометре от деревянных мишеней, произвел по ним два выстрела из пушки. Вверх полетели щепки. Крутнувшись на одном месте, запылил обратно. Остановился. Смолк двигатель, люк механика-водителя откинулся, Трибой выбрался наружу.
Наблюдатели между тем спустились с вышки (Лосев и Шаман сзади), командующий остановился напротив танкиста.
- Такого мастерства не встречал, - похлопал по плечу.- Вы работали за полный экипаж. Удивительно.
Остальные одобрительно закивали головами.
- Не впервой, - блеснул зубами Трибой. - За четыре года войны бывало всякое.
В том же составе вернулись назад, а на следующий день всех троих снова вызвал командующий. На этот раз кроме него в кабинете находились комиссар и начальник штаба.
Русских пригласили сесть, а затем Линь Бяо сообщил, что приказом по армии они зачислены в ее состав. Трибой назначен командиром роты танковой части, где были накануне. Лосев поставлен на пехотный батальона, а Шаман стал в нем командиром раведвзвода.
- Вопросы по поводу назначений имеются? - спросил, расхаживая по кабинету Линь Бяо.
- Нет, товарищ командующий, - встали все трое. - Но вот как быть с языком? Мы не знаем китайского.
- Закрепим за вами переводчиков. Пока не освоите. Еще?
- Больше вопросов нет.
- Тогда желаю удачи, - пожал всем руки. - Можете быть свободны.
Вечером в общежитии друзей навестил Фенг.
Для начала поздравил с назначением, а затем пригласил отужинать в ресторане.
Стали было отказываться, настоял.
- Вы спасли мне жизнь. И я в неоплатном долгу. Ужин за мой счет.
После этого заперев комнату, покинули территорию штаба и отправились в город.
На него опускались сумерки, улицы были немноголюдны, порой по брусчатке шагали патрули. Изредка проезжали автомобили, рикши и пролетки. Фенг призывно махнул рукой одной.
Подъехала, все уселись, назвал адрес. Звонко зацокали копыта. По сторонам потянулись многоэтажные дома, административные здания и соборы с золочеными крестами на маковках.
Минут через десять извозчик подкатил к трехэтажной постройке в стиле барокко, остановился у входа. Над ним висела вывеска на китайском и русском « Дракон», сквозь шторы на окнах пробивался свет. Слезли, адъютант расплатился, - прошу, - толкнул дверь.
Внутри красного дерева холла с мраморным полом старик-гардеробщик почтительно принял у всех фуражки, прошли в зал.
Он оказался достаточно просторным с лепниной на потолке и бронзовыми светильниками на расписных стенах. Публики за столами было мало. В основном китайцы, но встречались и европейские лица.
На невысокой сцене в торце музыкант водил смычком по струнному инструменту, а девица в национальной одежде и с веером в руке пела тонким голосом что-то мелодичное.
При виде очередных гостей к группе просеменил толстяк в белом, и, расплывшись в улыбке чуть поклонился. Окинув взглядом зал, Фенг бросил ему пару фраз, тот сделал знак следовать за собой.
Чуть позже все сидели в шикарном отдельном кабинете, где адъютант сделал толстяку заказ.
- Хао, - почтительно сложил тот на груди руки и исчез.
- До недавнего времени это был один из лучших русских ресторанов в Харбине, - откинулся на спинку стула Фенг. - Теперь принадлежит маньчжуру. Но кухня осталась та же.
- Попробуем, - рассмеялся Трибой. - Что за кухня.
Вскоре появились два официанта и быстро накрыли стол с камчатной скатертью. На нем появилась рыбная закуска, ароматный, со сметаной горячий борщ, пампушки посыпанные чесноком и хрустальный графин водки.
Албазинец наполнил такие же, в форме сапожков рюмки и поднял свою, - за дружбу! Чокнувшись выпили, закусили и навалились на борщ. Он превзошел все ожидания.
- Уже и не помню, когда такой ел, - работая мельхиоровой ложкой, оценил Шаман.
- Объедение, - вторил ему Лосев.
На второе принесли сибирские пельмени, под них приняли еще по рюмке.
Следующей переменой была утка, нарезанная тонкими ломтями, а к ней тонкие блинчики и соус.
- Это уже наше блюдо, - значительно сказал Фенг. - Утка по - пекински. Рекомендую.
- А как ее есть? - облизнулся Шаман. - С блинами?
- Именно, - снова потянулся к графину.
Блюдо всем понравилось, съев подчистую, спросили рецепт.
- Все просто,- утер губы салфеткой новый друг. - Птицу натирают медом, а шкурку отслаивают путём нагнетания под нее воздуха, после чего запекают в печи на вишневых дровах. Это занимает около двух суток. Подают с блинчиками и соусом из лопуха.
- И это считается просто? - рассмеялись все трое.
- Ну да, - кивнул головой и дернул за шелковый шнурок висевший сбоку. Где-то чуть слышно тренькнул колокольчик, через минуту в кабинете возник официант.
Показав на стол, адъютант что-то коротко сказал, тот быстро собрав посуду, унес. Вернувшись, поставил на стол чайный прибор, налив всем по пиале.
- А теперь можем покурить, - достав из кармана пачку «Кэмела», угостил всех и чиркнул спичкой.
- Откуда такие? - прикурив, глубоко затянулся Лосев.
- Трофейные (положил на стол). Их гоминьдановцам поставляют американцы.
О положении дел в Китае майор с друзьями знали мало. Только то, что девять лет назад страну оккупировала Япония, капитулировавшая в августе 45-го перед союзными войсками. В этой связи попросили Фенга рассказать подробнее.
- Хорошо, - выдул ноздрями дым.
- После освобождения страны от японцев в ней остались две политические силы:режим партии Гоминьдан во главе с Чан Кайши со столицей в Чунцине и Коммунистическое правительство Мао Цзедуна в Яньане. Между ними началась гражданская война.
Поводом послужило решение создать общие вооруженные силы, которые должны были возникнуть на основе пятидесяти дивизий армии Чан Кайши и десяти дивизий Мао Цзэдуна.
Чан Кайши понимал, что преимущество - и военное, и техническое, и численное - находится на его стороне. Кроме того рассчитывал на помощь США и нейтралитет Советского Союза. Всё это привело к тому, что он предпринял попытку захватить власть в стране и навсегда решить проблему двоевластия.
- Тут много ума не надо, - оценили слушатели.
- Ну, так вот (продолжил). Войска диктатора начали наступление по всему фронту. В результате северная часть страны была отрезана от Маньчжурии, где базируется наша армия. Весной СССР стал выводить отсюда свою группировку, оставив нам часть советских боеприпасов и техники. Однако Гоминьдан получил финансовую и военную поддержку от США.
- Суки эти американцы, - высказался Трибой. - Привыкли загребать жар чужими руками.
После этого хлопнули еще по рюмке, и адъютант в завершении сообщил, что в настоящее время армия Линь Бяо готовит масштабное контрнаступление на противника.
- То - есть у вас пока затишье? - взглянул на него Лосев.
- Вроде того, - загасил в пепельнице окурок.
- А есть ли среди бойцов еще русские? - поинтересовался Шаман
- Есть, но немного. Потомки белоэмигрантов. Не пожелавшие возвращаться в Россию.
Когда допили чай, Фенг снова вызвал официанта и расплатился несколькими купюрами.
- Это юани? - кивнул на них Лосев.
- Да. А в чем дело?
- У нас есть немного золота. Намыли в тайге. Хотели бы поменять на деньги.
- Это легко. Завтра все организую.
На следующее утро вместе с адъютантом они снова выехали в город, где навестили скупку и получили за самородки изрядную сумму. Затем навестили по восточному шумный рынок, купив для себя все, что нужно: гражданскую одежду с обувью, запасное белье и туалетные принадлежности. А еще Трибой приобрел шелковый китайский халат с драконами.
- Проявляешь буржуазные склонности, Семен, - рассмеялись Шаман и Лосев.
Оставшиеся деньги разделили и вернулись обратно.
В этот же день, получив приказы о назначении, убыли в части. Из танковой за Трибоем прикатил мотоциклист, а Лосева с Шаманом в пехотный полк сопроводил Фенг.
Полк располагался на западной окраине Харбина в казарменном городке. На плацу маршировала рота солдат с винтовками, слышались крики командиров.
Зарулив через КПП на территорию штабной «виллис» остановился у приземистого с плоской крышей дома, на котором развевался красный флаг. Прихватив вещи «назаченцы» вслед за Фенгом проследовали внутрь.
Командир полка вместе с комиссаром их уже ждали, прибывшие вручили приказы. Состоялось краткое знакомство.
Командир по фамилии Чаошань, крепыш лет сорока оказался в прошлом шахтером, а комиссар, чуть моложе тощий и в очках, назвавшийся Сиюнем - школьным учителем.
Тут же решили вопрос с переводчиком. По вызову Чаошаня в кабинет вошел молодой человек в хорошо подогнанном обмундировании и со славянскими чертами лица. Представился - Олег Мельников.
- Вы русский? - задал вопрос Лосев.
- Наполовину.
- Расскажите о себе.
- Родился в 1926-м в Харбине. Отец русский воевал у барона Врангеля, после эмигрировал сюда и женился на китаянке. После школы я закончил военное училище РОВС получив чин прапорщика. Год назад, отказавшись эмигрировать с родителями в Австралию вступил в китайскую народно-освободительную армию.
- Что такое РОВС?
- Русский общевоинский союз.
- Понятно. Знаете, в каком качестве теперь будете служить?
- Да. Меня предупредили.
- Ну что же, язык парень знает и нас вполне устраивает - обернулся к Фенгу.
Он что-то сказал Чаошаню с Сиюнем, оба согласно закивали.
Так началась служба Лосева с Шаманом в новом качестве.
Разместили их в пристройке казармы, где проживал вверенный батальон. Туда же определили переводчика.
Знакомство с личным составом началось с построения на плацу, где комполка представил нового комбата и командира разведвзвода. Батальон насчитывал четыреста солдат в обмундировании цвета хаки, обмотках и ботинках. На вооружении имелись японские винтовки «арисака», пять станковых и десяток ручных пулеметов, несколько легких минометов и гранаты.
Бойцы в основном были среднего роста и худощавыми, с непроницаемыми лицами азиатов. Командиры - аналогично.
- Даже не знаю, как будем их различать, - тихо сказал Шаман Лосеву.
- Ничего, - ответил тот.- Разберемся.
После смотра они вместе с Чаошанем в сопровождении переводчика прошли в штаб, где комполка показал карту военных действий и сообщил то же что и Фенг. В настоящее время на фронте затишье, их армия готовится к наступлению.
- Отлично, - переглянулись Лосев с Шаманом. - Есть время заняться батальоном.
И занялись.
На следующее утро в степи провели стрельбы по мишеням. Результаты удручали. Одинаково не прицельно вели огонь, как стрелки, так и пулеметчики. Два миномета оказались неисправными, расчеты неотработанными.
Не владели бойцы и основами штыкового боя. Разведчики мало чем отличались от основной массы
- Ну что же, - сказал Лосев Шаману во время короткого перекура. - Вплотную займемся обучением этих партизан.
Составили план занятий, согласовав с начальником полкового штаба (тот несколько удивился) но возражать не стал. Начали претворять в действие.
Теперь после побудки и завтрака комбат уводил батальон в степь, отрабатывая его действия в наступлении, обороне и умении владеть оружием, а Шаман занялся разведвзводом.
Мельников оказался для них находкой. Мало того, что рачительно исполнял свои обязанности, но обладал и блестящей военной подготовкой: в совершенстве знал боевой устав пехоты, читал топографические карты и имел командные навыки.
- Интересно, почему китайцы не дали тебе взвод? - спросил после одного из занятий Лосев.
- Не особо доверяют эмигрантам, - последовал ответ. - Многие из них пошли на службу к Чан Кайши. Кстати в полку есть еще русские. Десяток. Просили начальство свести в отделение, чтобы быть вместе - отказали.
- И что за русские? - оживился Шаман.
- Как и я военные. Но старше возрастом и с боевым опытом.
- Вот как? Организуй с ними встречу.
Этим же вечером такая состоялась. Из названных переводчиком, двое оказались бывшими офицерами, остальные унтерами и рядовыми. На предложение Лосева перевестись к нему в батальон тут же дали согласие.
- Но смотрите, чтобы без измены, - постучал по столу пальцем. - У меня разговор короткий. Расстреляю.
- Насколько понимаю, вы советский офицер?- встал один.
Возрастом за сорок и с седым ежиком.
- Правильно понимаете. Майор. На фронте с сорок первого.
- Ну а многие из нас еще с Гражданской. Изменниками никогда не были.
- Почему вступили в НОАК? - задал вопрос Шаман.
- Не желаем возвращаться в Россию. Там лагеря или расстрел. Лучше умереть здесь, солдатами.
- Точно так, - закивали остальные.
На следующий день Лосев доложил Чаошаню с комиссаром о желании перевести к нему всех русских. Оба не возражали.
Когда это состоялось, они с Шаманом предметно побеседовали с каждым, выяснив кто где воевал и какие должности в прошлом занимал. С учетом этого провели переназначения в батальоне.
Комиссар из китайцев стал было возражать, но полк в очередной раз навестил Фенг, и после беседы с ним тот стал шелковым.
В результате седой, оказавшийся в прошлом штабс-капитаном и носивший фамилию Юрский стал у Лосева начальником штаба, а второй - поручик, получил роту. Еще четырех он назначил взводными. Остальных же, во главе с бывшим пластуном* Кулебой, Шаман взял в свой разведвзвод.
Занятие стали проводиться еще более интенсивно, бывшие белогвардейцы оказались опытными в военном деле.
Понимая, что в этой стране им придется остаться, Лосев с Шаманом стали изучать язык.
Учителем выступил Мельников. Где-то в городе он достал пару русско-китайских разговорников и нужные учебники. Теперь в свободное время по вечерам, находясь в своей комнате оба нараспев повторяли «ни хао, «дзюй ци шоу лай», «чжань чшу» и многие другие слова. Переводчик слушая, при необходимости поправлял. Занимались и письмом, исполняя иероглифы. Дело понемногу двигалось.
В воскресенье командному составу за исключением дежурных разрешалось покидать часть, друзья дважды встречались в городе с Трибоем. Посидели в «Драконе», выпили, закусили, поговорили. Семен рассказал, что служба идет нормально, танкисты готовятся к предстоящим боям.
- Только вот машин, мало. И экипажи слабоваты. Приходится обучать. А еще завел себе подружку из санчасти. Врач. Зовут Джу, что значит хризантема.
- Ну, ты даешь, Сема! - хлопнул его по плечу Шаман. - Когда свадьба?
- До нее надо еще дожить (рассмеялся).
Наступила зима.
По сравнению с остальным Китаем в Маньчжурии она была более снежной и суровой, порой температура воздуха опускалась до двадцати градусов. В полк поступило теплое обмундирование - ватные куртки и штаны с валенками, трехпалый рукавицы, шапки.
Прибавилось и вооружения: советских ППШ, ручных и станковых пулеметов Дегтярева, минометов и семидесяти шести миллиметровых орудий.
В середине декабря в полк с инспекторской проверкой прибыл командующий со штабом, состоялись смотр, полевые учения и боевые стрельбы.
Старания Лосева с Шаманом оправдались. По результатам их батальон признали лучшим в части, оба получили личную благодарность от Линь Бяо...