Михаил Голодный – это поэтический псевдоним Михаила Семёновича Эпштейна), советского поэта, который с юности шел в огонь и воду за власть Советов.
Время революции рождало у многих ощущение, что нужно изменить всю жизнь вокруг, поэтому появились писатели и поэты, а также обычные граждане и гражданки совсем не творческих занятий, отказывавшиеся от «дореволюционных» фамилий: адмирал из Иванова стал Октябрьским, Николай Кочкуров стал писателем Артёмом Весёлым, Юрий Олеша подписывал свои фельетоны псевдонимом Зубило.
Смена фамилий была настолько массовым явлением, что в 1918 г. В.И. Лениным был подписан декрет «О праве граждан изменять свои фамилии и прозвища».
Думаю, что у кого-то мелькнула мысль о том, что хитрые евреи, которые на самом деле «жидомасоны», прятали свои истинные фамилии за псевдонимами? Спешу огорчить бдительных: после революции молодые (и не очень) евреи оказались в ситуации, когда евреем быть стало не только не подозрительно, но и почётно – очень многие евреи осознанно шли в революцию, которая провозгласила равенство всех людей, а власть советская, утверждая единство всех наций при социализме, наказывала за оскорбления на почве национализма. Появился характерный анекдот по этому поводу:
На улице гражданин с характерной внешностью и ярко выраженной причёской спрашивает у другого гражданина в косоворотке и картузе:
– А что вы здесь стоите?
Тот отвечает:
– Что стою, что стою – трамвай поджидаю!
– А, вот вы какой! – кричит первый гражданин. – Товагищи, он старогежимный, он нас, советских евгеев, оскогбляет!
Подошёл милиционер и увёл «старорежимного» оскорбителя.
Прошло полмесяца, и опять на этом же месте гражданин с характерной внешностью увидел «старорежимного» оскорбителя и вредным голосом спросил:
– А теперь что вы здесь делаете?
«Старорежимный» ответил таким же вредным голосом:
– Не купишь, обломись, я сегодня трамвай подъевреиваю, вот!
Михаил Голодный, комсомольский вожак, участник коммунистической дружины по борьбе с контрреволюцией и член нескольких пролетарских литературных объединений, стал одним из зачинателей героического эпоса Гражданской войны, автор поэм и песен об ее участниках.
Наиболее известные – песни о матросе Железняке и Щорсе:
В степи под Херсоном — высокие травы,
В степи под Херсоном — курган.
Лежит под курганом,
Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк — партизан.
+++
Шёл отряд по берегу, шёл издалека,
Шёл под красным знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
И именно Михаил Голодный лучше всего ответил на вопрос, как люди относились к тем изменениям, которые происходили в стране в 30-е годы.
Обычно сейчас призывы наших современников: «Вернись, товарищ Сталин, наведи порядок!» – связаны с острым ощущением того, что Сталин нужен всем вокруг: представителям власти, которые путают государственный карман и собственный, проклятым чиновникам, которые не хотят ничего делать для трудящегося, олигархам, которые купаются в роскоши на фоне нищеты пенсионеров...
Сталин нужен всем, кроме меня – я же хороший, работящий, честный, не то что эти, зажравшиеся, там, наверху, да и начальнику моему нужен кнут, и соседям...
– Ты понимаешь, что произошло?
С этим взволнованным вопросом вбежал однажды к своему другу критику Семену Трегубу поэт Михаил Голодный.
– Что? Что случилось? — испугался Трегуб.
–А вот что... Мне было семнадцать лет, – сказал он. – Я жил тогда в Екатеринославе
– Ну? – подстегнул его Трегуб.
– Я был молодой поэт. И вот я шел по городу и на каком-то доме видел вывеску: «Райком…». Нет, тогда это называлось уком… «Уком комсомола». Я заходил. Меня встречали: «О, Миша! Ну что, написал новые стихи?.. Сейчас мы попьем чайку, и ты нам почитаешь!» Мы пили чай, и я читал свои новые стихи… Теперь ты понимаешь, что произошло?
– Ничего я не понимаю! – раздраженно сказал Трегуб.
– Выйдя из укома комсомола я шел дальше, – продолжал вспоминать Голодный. – Я видел вывеску: «Уком КП(б)У». Я заходил. И там мне тоже говорили: «О, Миша! Наш молодой поэт! Сейчас мы попьем чаю, и он почитает нам свои новые стихи!» И мы пили чай, и я опять читал свои новые стихи. И все хлопали меня по плечу. И говорили: «Молодец!» Потом я выходил на улицу и шел дальше. И мне в глаза бросалась вывеска: «ЧК». И я заходил. И там меня тоже поили чаем, и просили почитать новые стихи, и хлопали по плечу, и говорили «Молодец»! Теперь ты понимаешь, что произошло?!
Трегуб растерянно молчал.
Тогда, наклонившись к самому его уху и понизив голос почти до шепота, Голодный сказал:
– Теперь я их всех боюсь.
Потому что было непонятно, где и когда ты сделаешь что-то такое, за что тебя «возьмут».
Писатель Виктор Кин (Суровикин) был членом партии, воевал на Дальнем Востоке, написал об этом роман «По ту сторону» – арестован и расстрелян как враг народа.
Из 2500 человек, ставших к 1934 году членами Союза советских писателей, в 1937-1938 годах были репрессированы более 2000 человек, расстреляны Иван Катаев, Борис Корнилов, Павел Васильев, Сергей Клычков, Николай Клюев, другие поэты и писатели, о которых почти ничего не помним...
Послушаем депутата-генерала Гурулева, который призывает вернуть ГУЛАГ и начать сажать – он-то ведь думает, что сажать будут по его распоряжениям и по «сигналам» бдительных советских людей...
Как знать, «сталинский нарком» Ягода и «железный нарком» Ежов с «ежовыми рукавицами» тоже думали, что именно они будут решать, кто друг народа, а кто враг... Да и «бдительные советские люди» не подозревали, что на их бдительность есть соседский «стук» – ведь не из одной «интеллигенции поганой» (сейчас это называется либерда) формировались бригады на Колыме и Норильске – прежде всего нужны были работяги, которые могли бы справляться с непосильными нормами...
Не кликать беду, не звать лихо, пока оно тихо!
А Михаил Голодный погиб непонятно: в разгар борьбы с «безродным космополитизмом» вечером 1949 года был сбит неустановленным грузовиком вскоре после смерти актёра С. Михоэлса, тоже погибшего под грузовиком.