В Южной Корее практически нет уличной преступности - мелкого воровства, хулиганства, мошенничества. Можешь откровенным раззявой ходить весь день по городу с торчащим из заднего кармана брюк туго набитым бумажником, и на него никто не позарится. Если забудешь пакет с покупкой из дорогого магазина в какой-то мелкой лавчонке по пути домой, а часа через два, вспомнив о пропаже, с трудом вновь найдешь эту лавчонку, то тебе радостно отдадут твой пакет в целости и сохранности. По улицам безопасно и даже интересно гулять и в полночь, и за полночь – в некоторых районах Сеула действуют особые ночные рынки, на которых чего только не купишь. Владельцы маленьких магазинов часто оставляют свой товар без присмотра прямо на улице. Помню то шоковое впечатление, которое произвели на меня в первую неделю жизни в Сеуле стоявшие средь бела дня на тротуаре у входа в запертую на замок лавчонку ящики с корейской водкой «соджу». Рядом с ними не было никого, лишь на окне лавки был написан номер мобильного телефона, по которому можно было вызвать продавца, чтобы рассчитаться.
Не буду идеализировать всех корейских лавочников – среди них, как и в любой другой стране, могут попасться такие, кто готов «впарить» иностранцу какой-то товар по явно завышенной цене. Но у меня в памяти пример совсем другого порядка. Как-то на сеульской «улице сувениров» Инсадон мы с женой купили небольшую статуэтку тысяч за сто южнокорейских вон, что было равно примерно ста долларам. Расплатился я карточкой – в Южной Корее кредитные карточки вообще в большом ходу, в том числе и потому, что самый высокий номинал банкнот в начале 2000-х был десять тысяч вон – цена самых дешевых хлопчатобумажных брюк на оптовом рынке или чашки кофе в пятизвездном отеле. При прокатывании карточки через кассовое устройство что-то застопорилось, продавец извинился и повторил процедуру. Когда я в конце месяца получил отбойку из банка, оказалось, что платеж был проведен дважды. Ну, думаю, буду в следующий раз на Инсадоне, выясним вопрос с продавцом. Но как-то завертелся с делами, в ближайшие выходные был занят с приехавшей из Москвы делегацией, потом на выходные ездил в Пусан. В общем попал я на Инсадон где-то месяца через полтора после покупки статуэтки, и откровенно говоря, не очень отчетливо помнил лавочку, где ее покупал. Поэтому пришлось немного покружить. Во время этого кружения я и был настигнут продавцом статуэтки. Такое впечатление, что он нас с женой не один день высматривал в толпе. Он чуть ли не силой затащил нас в лавку, делал массу извиняющихся жестов и гримас, что-то сбивчиво объяснял, а потом старательно отсчитал мне десять бумажек по десять тысяч и приложил к ним маленькую тарелочку-сувенир.
Что касается более тяжких преступлений, чем драка на рынке или карманная кража, в частности, изнасилований или убийств, то, конечно, они в Южной Корее случаются, хотя в разы реже, чем в Европе или США. Такие преступления поэтому надолго сохраняются в людской памяти и обрастают легендами, как, например, история «Хвасонского серийного убийцы», самого громкого в истории Южной Кореи и до сих пор нераскрытого преступления, когда в период с 1986 по 1991 годы в городе Хвасон десять женщин были найдены связанными, изнасилованными и убитыми. Примечателен подход южнокорейской юстиции к разбирательству дел об убийствах. Если убийца, задумав преступление, преследовал хотя бы малейший материальный интерес, можно с уверенностью рассчитывать на то, что он получит максимальный срок.
Существует в Южной Корее и организованная преступность. Но она промышляет в тех сферах, которые не затрагивают интересов законопослушного бизнеса, занимаясь, например, крышеванием проституции или подпольного игорного бизнеса. А вот рэкета в Южной Корее попросту нет. Если даже к самому мелкому, но не причастному к незаконным гешефтам, лавочнику заявятся амбалы с оружием, требуя денег «за покровительство», то по первому же обращению полиция их немедленно обезвредит.
Поскольку обстановка на Корейском полуострове до сих пор характеризуется военным противостоянием между Севером и Югом, в Южной Корее с большим вниманием относятся к военной службе. В стране действует закон о воинской повинности, призыву подлежат лица мужского пола в возрасте от 19 лет до 31 года, срок действительной военной службы составляет два года и два месяца, и там не принято «косить» от армии. Молодой человек, не служивший в армии, может оказаться в неудобном положении при приеме на работу, особенно в крупную престижную фирму. Если на вопрос, почему он не служил, молодой человек начнет мямлить что-нибудь вроде: « Не прошел по здоровью, у меня справка от доктора», «от ворот поворот» ему обеспечен. Как ты можешь, де, рассчитывать на работу в «Самсунге», «Эл-Джи» или «Хёндэ», если по здоровью ты не способен даже на то, чтобы охранять армейский склад с кальсонами?
Я не идеализирую службу в южнокорейской армии, там хватает проблем с призывниками, имеют место и случаи дедовщины, и другие примеры неуставных отношений. Но тем не менее, большинство южнокорейцев, с которыми мне приходилось общаться, вспоминают свои армейские годы весьма положительно и с удовольствием участвуют в сопровождающихся обильной выпивкой встречах бывших сослуживцев.
С другой стороны, показательно, что высокопоставленных чиновников, кто пытается в обход общих правил освободить своих детей от службы в армии, устроить их на учебу в престижный университет или на «теплое местечко» в подведомственном учреждении, в случае, если это станет достоянием гласности, ждет публичное осуждение, а то и административное наказание. Так, например, произошло с одним из южнокорейских министров иностранных дел, дочь которого была принята на работу в МИД с нарушением установленного порядка.