Одна из последних записей Толстого в дневнике: «29 октября. …Поехал в Шамордино. Самое утешительное, радостное впечатление от Машеньки… и милой Лизаньки. Обе понимают мое положение и сочувствуют ему». «30 октября. …Ходил утром нанимать хату в Шамордине. Очень устал». После этого в дневнике только две коротенькие записи – уже в Астапове, где писатель скончался в ноябре 1910 года...
Текст: Николай Андреев, фото: Андрей Семашко, а также предоставлено М. Золотаревым
Машенька – сестра Толстого Мария Николаевна, монахиня Шамординского монастыря, Лизанька – ее дочь.
С сестрой у Толстого с детских лет были теплые отношения. У меня есть томик «Переписка Л.Н. Толстого с сестрой и братьями». Тон писем Толстого братьям деловой. Письма начинаются без обращения: «Письмо твое получил…», «Пожалуйста, пришли мне двух сук…» и так далее. И заканчиваются дежурно: «Целую Марью Михайловну и Верочку», «Кланяюсь всем твоим» или «Поклон всем». Письма к сестре совсем другие – ласковые, нежные. Начинаются так: «Милый друг Маша!», «Любезный друг Машенька!», «Милый, милый, тысячу раз милый дорогой друг мой Машенька». А заканчиваются так: «Брат твой по духу и по крови», «Твой, чем старше становящийся, тем больше любящий тебя брат», «…люблю тебя особенной, нежной, братской, старческой любовью». И подпись – «Левочка».
Письма сестры брату тоже проникнуты любовью: «Милый друг Лева!», «Милый друг Левочка, мне даже досадно, что приходится тебе писать по делу…», «Какой ты хороший человек, как ты лучше всех твоих Фетов, Страховых и других», «Пожалуйста пиши, милый дружок», «Твоя Маша Толстая».
У Марии Николаевны сложная судьба. Ее рано выдали замуж за дальнего родственника – Валериана Петровича Толстого, который был старше ее на семнадцать лет. Началась типичная жизнь помещицы: заботы по хозяйству, приемы гостей, визиты. В семье росли трое детей. Но муж оказался падким на женский пол. Через десять лет брака Мария Николаевна, устав от измен супруга, собрала детей и навсегда покинула дом. Написала об этом Ивану Сергеевичу Тургеневу, с которым у нее было нечто вроде платонического романа (писатель даже посвятил сестре Толстого повесть «Фауст», в которой она стала прототипом героини Верочки. – Прим. ред.). Он ответил: «...я останусь Вашим другом, пока буду жив». Мария Николаевна, судя по всему, надеялась на большее. Ее младшая дочь, Елена, вспоминала: «Знаешь, Леночка, – обратилась ко мне раз мать, указав на фотографию Тургенева, – если бы он не был в жизни однолюбом и так горячо не любил Полину Виардо, мы могли бы быть счастливы с ним...»
Толстой тут же пришел на помощь: снял для сестры и ее детей дом в Москве. Дал денег на путешествие по Европе: Париж, Марсель, Франкфурт. В Швейцарии Мария Николаевна влюбилась в морского офицера, виконта Гектора де Клена. В 1863 году она родила дочь. Виконт, не получив родительского благословения, жениться отказался. Мария Николаевна не имела средств вернуться в Россию, запуталась в долгах, а тут еще переживания, как поступить с новорожденной – отказаться от нее или признать дочерью? Была близка к самоубийству. А в журнале «Русский вестник» в это время как раз начал печататься роман «Анна Каренина». Мария Николаевна, не зная, чем окончится сочинение брата, написала ему: «Мысль о самоубийстве начала меня преследовать… так неотступно, что это сделалось вроде болезни или помешательства... Боже, если бы знали все Анны Каренины, что их ожидает, как бы они бежали от минутных наслаждений, которые никогда и не бывают наслаждениями, потому что все то, что незаконно, никогда не может быть счастием».
Мария Николаевна была верующей, но чтобы посвятить себя Богу, не задумывалась. Однако смерть сына Николая, умершего от тифа через несколько месяцев после собственной свадьбы, стала для нее сильнейшим ударом. Ей хотелось порвать с прошлым и начать новую жизнь. Мысль о монашестве укрепилась в сознании Марии Николаевны после посещения Оптиной пустыни и бесед со старцем Амвросием. Она приняла постриг и стала монахиней Шамординского монастыря. У Льва Николаевича были сложные отношения с религией, но выбор сестры он понял и принял. Хотя иногда и подшучивал над ней. Сказал ей как-то: «Вас тут семьсот дур монахинь, и все живут чужим умом». Мария Николаевна прислала брату вышитую подушечку с надписью «Одна из 700 Ш-х дур». Эта подушечка и сейчас лежит на кровати Толстого в спальне дома в Ясной Поляне...
После бегства в 1910 году из Ясной Поляны Лев Толстой поехал сначала в Оптину пустынь, а затем в Шамордино. Остановился в монастырской гостинице и тут же направился к сестре. Приехал, как вспоминает Елизавета, «жалкий и старенький» и сказал: «Дома ужасно», – и заплакал. Встреча с сестрой была трогательной. В домике Марии Николаевны прошли последние спокойные часы жизни Толстого.
30 октября Толстой пошел в соседнюю с Шамордином деревню, чтобы подыскать себе жилье. Он мечтал о том, как хорошо было бы жить здесь тихо и незаметно, вдали от своего семейства. В тот же день в Шамордино приехала дочь писателя, Александра. От нее он узнал, что Софья Андреевна собирается в погоню за ним. И ранним утром 31 октября Лев Николаевич уехал из Шамордина. На прощание написал сестре письмо: «Милые друзья, Машенька и Лизанька. Не удивитесь и не осудите нас – меня за то, что мы уезжаем, не простившись хорошенько с вами. Не могу выразить вам обеим, особенно тебе, голубушка Машенька, моей благодарности за твою любовь и участие в моем испытании. Я не помню, чтобы, всегда любя тебя, испытывал к тебе такую нежность, какую я чувствовал эти дни и с которой я уезжаю». И обозначил место написания – Шамордино. 7 ноября писатель скончался в доме начальника станции Астапово (ныне – Лев Толстой)...
Тяжелым испытанием для Марии Николаевны стало то, что она не получила благословения своего духовника, старца Иосифа, молиться о брате (еще в феврале 1901 года Святейший синод отлучил писателя от церкви. – Прим. ред.). Лишь после смерти отца Иосифа новый духовник разрешил ей поминать брата, но только в своей келье.
Мария Николаевна ненадолго пережила брата: в ночь на 6 апреля 1912 года она попросила у всех прощения и тихо уснула. Сон оказался вечным.
«ЭТО НАДО УВИДЕТЬ»
Шамординский женский монастырь вырос из Казанской женской общины в сельце Шамордино, основанной в 1884 году. Устройство Шамординской обители связано с именем знаменитого оптинского старца Амвросия – прототипа старца Зосимы в романе Достоевского «Братья Карамазовы».
Местность, в которой поставлен монастырь, потрясающая по красоте. Я впервые побывал в Шамордине в 1996 году и когда вышел на откос, то дух захватило от открывшегося передо мной пейзажа. У меня нашлись бы эпитеты, чтобы описать эту красоту, но лучше предоставлю слово Владимиру Солоухину, который побывал там лет за двадцать до меня: «Я вообще не видел больше нигде такого места, как в Шамордине. Ну, бывают пригорки, холмы, увалы и дали, бывают луга с извилистой через них рекой, но чтобы все это было представлено в таком исполнении – редко, исключительно. Высокий крутой холм, на котором дубовая роща и монастырь, глубоко вогнут, образует подкову и своими краями обнимает далеко внизу ровную зелень лугов. В отдалении, за лугами, за рекой, отвечает нашему другой, тоже подковообразный, краями к нам, а глубиной от нас, тоже ярко-зеленый холм. Но зелень его уже притушевана голубой дымкой, смягчена и размыта. Такую модель местности представить себе, конечно, можно, но во всей ее красоте, во всем размахе, во всем очаровании – это надо увидеть».
Протоиерей Сергий Четвериков писал: «Имя старца Амвросия привлекло в обитель сестер со всех концов России, из всех классов общества. Пришли сюда и молодые курсистки, искавшие и находившие у старца указание смысла жизни; пришли богатые и знатные помещицы, <...> Были здесь и любительницы благочестия из купеческого звания, <...> И особенно много было простых крестьянок. Все они составили одну тесную семью».
При монастыре действовали детские ясли, в которых местные крестьянки во время полевых работ оставляли своих малолетних детей. Сестры обители смотрели за ними, кормили и читали им Библию.
8 июля 1901 года, на праздник Казанской иконы Божией Матери, Шамординская община получила статус общежительного монастыря и стала называться Казанской Амвросиевской женской пустынью.
«ПРИДЕТ ЧЕЛОВЕК И ВСЕ СДЕЛАЕТ»
Первое, что поражает в Шамордине, – это величественный 15-главый Казанский собор монастыря. Декоративные кокошники, подзоры, изящные наличники арочных окон ткут узор невероятной красоты. Возникает смутное ощущение, что архитектурный облик собора знаком. А близки по облику они потому, что музей возводился по проекту архитектора Владимира Шервуда, а собор – по проекту его сына Сергея Шервуда. Оба придерживались в творчестве «неорусской» стилистики.
Как-то старец Амвросий рассказывал монахиням, каким будет облик будущего храма. Его спросили: «А кто же, батюшка, будет строить этот храм?» Он с уверенностью ответил: «Придет человек и все сделает».
Таким человеком оказался известный чаеторговец Пе́рлов. Сергей Васильевич славился своей благотворительностью. А Шамордино в его судьбе появилось так: жена Анна Яковлевна была духовной дочерью старца Амвросия. Она часто ездила в Оптину пустынь. В 1885 году Сергей Васильевич поехал вместе с ней. Беседы со старцем Амвросием преобразили его. Перлов после Оптиной заехал в Шамордино. И сразу же прикипел душой к этому месту. Монастырь благодаря Перлову стал преображаться.
Перлов не просто помогал материально, он активно участвовал в жизни обители. Он был просвещенным, образованным человеком, прекрасно разбирался в искусстве, в литературе, в музыке, что отразилось в его вкусах и по отношению к устройству любимого Шамордина. Перлов построил в обители водонапорную башню, организовал художественные мастерские, возвел колокольню, создал приют для детей.
Кстати, Сергей Васильевич забавным способом отучил монахинь кланяться ему при встрече в пояс. В ответ он отвешивал такой же поклон. Монахиням становилось неловко, и они перестали кланяться.
Перлов выстроил рядом с оградой монастыря домик и подолгу жил в нем. В Шамордине он и был похоронен в 1910 году...
Революционная буря разрушила Шамординскую пустынь. В марте 1923 года была создана комиссия по ликвидации монастыря, сестрам приказали в двухнедельный срок освободить помещения. На Шамординскую землю пришли разорение и запустение. Новая власть пустила по ветру монастырское имущество, сбила кресты с храмов, сбросила колокола, сожгла иконы и книги, уничтожила архив. Разорили и монастырское кладбище. Теперь не узнать, где были похоронены Мария Николаевна Толстая и Сергей Васильевич Перлов.
После закрытия обители все земли и угодья передали только что созданному колхозу, в монастырских строениях разместили дом инвалидов, интернат для беспризорников, школу. Уже после войны в Казанском соборе разместили учебные мастерские училища механизации. В алтаре в качестве наглядного пособия поставили комбайн.
Я начал бывать в монастыре с середины 1990-х годов, когда он уже был возвращен Русской православной церкви. Но вид его угнетал. Собор без куполов и окон, крыша поросла деревьями, архитектурный облик изуродован пристройками. Не верилось, что удастся возродить. Но возродили! Отреставрировали храмы и монастырские здания. Собор очистили от мусора, разобрали перегородки, купола и крышу покрыли медью, установили кресты. Храм обрел исторический облик. Сестры с любовью украшали свою обитель, облагораживали территорию, сажали плодовые деревья и кустарники, разбивали цветники, возле храма устроили розарий.
7 февраля 1998 года епископ Орехово-Зуевский Алексий совершил освящение храма. В Шамординской пустыни возродилась монастырская жизнь...
«МНЕ НЕМНОГО СМЕШНО: СЕЛЬСКИЙ УЧИТЕЛЬ»
В автобиографической повести «Новенький как с иголочки» Булат Окуджава описывает свой приезд в Шамордино в 1950 году: «Мне немного смешно: сельский учитель. Чему я учить буду? Но здесь прекрасно! Этот холм, мягкий и заросший, это высокое небо, этот полуразрушенный собор, несколько домишек вокруг... <...> Куда ты попал, мой милый, мой дорогой?»
Окуджава окончил Тбилисский университет, по распределению был направлен в Калужский областной отдел народного образования (облоно). Он рассчитывал, что ему предложат преподавать в пединституте, о чем и сказал начальнику облоно. А тот предложил ему поехать в Шамордино Перемышльского района. Окуджава возразил: он думает над темой диссертации, для работы над ней ему необходима библиотека. Но у начальника нашелся свой аргумент: в Шамордине был женский монастырь, там монашествовала сестра Толстого, Лев Николаевич часто бывал у нее: «Вот где простор для научных изысканий! Вы представляете, какой материал! Тайна ухода Толстого в ваших руках».
Окуджава прожил в Шамордине всего год, но эти 12 месяцев отпечатались в его памяти и сердце. Из десятка его автобиографических произведений три связаны с Шамордином: повесть «Новенький как с иголочки» и рассказы «Частная жизнь Александра Пушкина, или Именительный падеж в творчестве Лермонтова» и «Искусство кройки и шитья». Вспоминал Булат Шалвович эту деревню всю свою жизнь – не раз рассказывал о ней в интервью, а для «Литературной газеты» написал статью «Если бы учителем был я», в которой вспомнил о своем учительском опыте. Несколько раз приезжал в Шамордино.
Кстати, тема Толстого присутствует в творчестве Окуджавы. В повести «Похождения Шипова, или Старинный водевиль» действие происходит в Ясной Поляне, и одна из героинь – Мария Николаевна. Многое о жизни Окуджавы в Шамордине можно почерпнуть из автобиографических книг, но мне хотелось услышать о ней от тех, кто его знал. И мне повезло. В один из приездов прохожу мимо старика на скамейке. Остановился, спросил: знает ли он, что здесь учительствовал Окуджава? «Как не знать, мы вместе работали, он литературу и русский язык преподавал, а я физику», – ответил Николай Михайлович Гудков. Он рассказал многое об Окуджаве, да еще и отправил к другим учителям, знавшим поэта.
Приехал Окуджава в Шамордино не один, а с женой Галиной – тоже выпускницей университета. Добирались на попутках – автобусного сообщения тогда не было. В те времена Шамордино весной и осенью было практически изолировано от внешнего мира: в непролазной грязи можно было передвигаться только на тракторе, на котором и добирались до большой дороги. До Перемышля полчаса езды, но какой езды! «По моим нервам и моим костям», – как позже напишет Окуджава.
Поселили молодую семью в домике, в котором в давние времена жила игуменья. Водопровода и электричества не было. За водой нужно спускаться вниз к колодцу. В магазине из продуктов черный хлеб и подсолнечное масло. По субботам ездили в соседний Козельск, где покупали дешевую колбасу и варили из нее суп. А весной готовили суп из крапивы. Гудков вспоминал, как с Булатом весной выкапывали на колхозном поле из тающего снега мерзлую картошку. Голодно тогда было.
В повести «Новенький как с иголочки» Окуджава написал, что работал «в маленькой неказистой школе…». Меня смутило слово «неказистая», ведь школа располагалась в бывшей монастырской больнице, а это – солидное двухэтажное здание. В школе училось около 700 детей, она была самой большой в районе. Ученики называли молодого учителя Чарли Чаплином – что ж, некоторая похожесть с кинокомиком просматривается.
В школе встретили Булата и Галину доброжелательно. «Булат Шалвович был очень интересным. Он был хороший рассказчик, много рассказывал о Грузии, о войне, – говорит бывшая учительница Евгения Евгеньевна Гончарова. – Сошелся он с Михаилом Илларионовичем Гончаровым – оба воевали, да к тому же, как выяснили в разговоре, сражались с немцами под Моздоком в одном батальоне, только в разных ротах».
Вспоминают, что Окуджава пел под гитару, но вот свои песни или нет – не знают. Стихи Булат писал, отсылал в калужские газеты – их не печатали.
Но характер у Окуджавы был еще тот! «Приходит в учительскую, кричит, начинает кого-то ругать. Непростой характер, – вспоминает учительница математики Вера Яковлевна Кузина. – И слова ему не скажи, взрывается, журнал бросает. Вспыльчивый. Галя была спокойная».
С директором школы Салохиным у Окуджавы с первых дней сложились напряженные отношения. Началось с того, что Окуджава провел диктант и все ученики получили двойки. А русский язык преподавал как раз директор. Салохин не придумал ничего более умного, как обвинить нового учителя, что у него плохая дикция и ученики не понимали, что он им диктует. И потом что ни педсовет – между ними стычки.
Дисциплина в классе у Окуджавы была идеальная. Он нашел с ребятами общий язык и, когда видел, что они устали, переключался с темы урока на что-нибудь другое – рассказывал или читал стихи. Иногда он не успевал до звонка закончить какую-нибудь историю, и тогда заинтригованные ученики всю перемену стояли вокруг него в коридоре и все спрашивали и спрашивали…
* * *
Вот такая маленькая, но важная для всех нас деревня есть в Козельском районе Калужской области. И бывать здесь мне приходилось не раз. А все тянет и тянет снова в Шамордино. Прикоснуться к истории и вспомнить связанные с этим местом великие имена...