Когда они остались вдвоём, Вадим спросил у Киры, почему она решила, что он… ну, не соврал, нет, но рассказал не всё. Кира ответила, что он слишком сильно напрягается и слишком часто отводит глаза в сторону. Ответить на это, видимо, было нечего, поэтому Вадим промолчал. Потом Кира добавила, что они все чего-то не договаривают.
— И ты? — спросил Вадим.
Кира молчала. Она уже переоделась в пижаму, которая должна была создать комфорт и уют, как… как чашка горячего чая с облепихой в холодный декабрьский вечер, но что-то снова пошло не так. Кира чувствовала себя какой-то слишком уж уязвимой и беззащитной. С другой стороны, от кого она собиралась защищаться?
— Ясно, — сказал Вадим.
— Я… — начала она и замолчала.
Обычно друзей связывали общие интересы. У них же всё было по-другому. Их связывали общие… грехи? Тайны? Прошлое? И, самое поганое, чувство вины. Что скрывал Андрей, который несколько лет был патологоанатомом? Сколько денег он брал за срочность или «правильное» заключение о с.м.е.р.т.и?
(алкоголя и наркотиков в крови не обнаружено)
Даша… Не она ли поспособствовала тому, что девушка Андрея узнала о его вранье и изменах? Что мешало ей или её подруге написать с незнакомого номера что-нибудь типа «он тебе врёт, я знаю, где и с кем он был вчера вечером». Нет, не так. В сообщение было что-то другое. Кира нахмурилась, понятия не имея, почему это вдруг начало её волновать. Теоретически Даша могла написать девушке Андрея, но что-то подсказывало Кире: она этого не делала.
— Что написала… ты говорил, что девушка Марка получила сообщение с незнакомого номера, — сказала Кира, — что в нём было?
— При чём тут Марк и Даша? — спросил Вадим. Собственно говоря, примерно на такую реакцию Кира и рассчитывала, так что её это не смутило.
— Просто ответь.
Вадим помолчал. Всё так же молча он подошёл к окну и открыл его. В комнате было жарко, только сейчас Кира обратила на это внимания. С улицы потянуло влажной прохладой, и это было приятно. Запах прелой травы… запах осени странным образом успокаивал. Пламя свечи тревожно задёргалось, но не потухло. Порыв ветра всего лишь погладил его, заставив тени на стенах коротко вздрогнуть.
Вадим достал электронную сигарету и закурил.
— Не холодно? — спросил он, мельком глянув на девушку.
— Нет. Хорошо. Жарко было.
— Приглядись к своему парню, он любит другую, им хорошо вместе, ты им мешаешь.
Кира села на диван, не сводя с парня глаз.
— Что-то не так? — спросил Вадим, явно нервничая и избегая смотреть на неё.
— Из вас всех, похоже, только одна Ева невинная. И, возможно, Даша. Да, она поступала плохо, но ничего не скрывала.
— Из нас всех? — повторил Вадим и сделал затяжку. В голосе появились злость и усталость. Кира спросила себя, зачем он закурил? Зависимость? Или так было проще?
— А ты не с нами? — уточнил он.
— Вадим, ты слово в слово запомнил сообщение, которое написали девушке Марка, да?
Вадим поднял на неё глаза, и его взгляд сказал ей слишком много. Но пути назад не было. Они оба это понимали.
Я тот самый ферзь, который… поставил тебе шах? Вряд ли. Понимая, что часть вины за смерть Маши по-прежнему лежит на ней, Кира всё ещё… пыталась обвинить в случившемся Вадима? Возможно, конечно, но зачем? Кому и что она хотела доказать?
I am the bubbles in your champagne, подумала Кира, понятия не имея, что означает эта дурацкая фраза. Кажется, она была из какой-то песни. В ней же пелось и про ферзя. Но кто такой ферзь? Всего лишь шахматная фигура.
(самая сильная шахматная фигура)
Королева. Она стоит рядом с королём, высокомерно поглядывая на другие шахматные фигуры. Точно так же поступали они все: смотрели на других свысока и делали, что хотели. Пока не появился сильный и опасный игрок. Очень сильный и очень опасный. В бордовом плаще.
И он поставил всем им шах.
— Говори, — сказал Вадим. Его взгляд, его поза, его… его всё говорило ей: смотреть, но не трогать.
— Говори ты, — ответила Кира, — сейчас. Здесь. Непонятно где. Говори.
— Я ненавидел тебя, — очень тихо сказал Вадим. Кира хотела отвести глаза в сторону, но не могла. Его взгляд держал и не отпускал. Всё правильно, она ведь сама хотела этого. Разве нет? Да. Миллион раз да. А подобные вещи нужно говорить именно так – глядя в глаза.
— Ненавидел, — повторила Кира.
— Но как же сложно ненавидеть, когда любишь. И за это я…
— Ненавидел ещё больше?
— Злился.
Лучше бы он сказал, что ненавидел её. Стало бы легче, но… нет.
— Да, Кира, да. Это была не ненависть. Просто злость. Потом тоска. И понимание того, что от меня не зависит уже ничего.
По сути та же злость.
Было ли в злости что-то хорошее? Было. Злость заставляет подняться с колен и идти дальше.
— Кто из вас придумал текст? — спросила Кира, — ты или сам Марк? Или вместе? А просто поговорить нельзя было?
— Женя не хотела никого слушать. Она была одержима Марком.
— Всё равно можно было что-то сделать.
(они и сделали)
— Я про нас, а ты снова меняешь тему разговора, да? — раздражённо поинтересовался Вадим, - так проще, да?
Кира тоже начала злиться, но в основе её злости лежал страх. Это была защитная реакция на его агрессию.
— У нас всё хорошо, — яростно сообщила она Вадиму, — мы вместе, несмотря ни на что.
— А только это имеет значение, да?
— А что ещё?
Вадим собирался ответить ей, но передумал. Из взгляда вдруг исчезли злость и раздражение. Он подошёл к девушке и обнял её, мягко коснувшись губами виска. Сбитая с толку таким его поведением, Кира неуверенно прижалась к нему, потом обняла.
— Рассказывай, — негромко сказал он, и Кира закрыла глаза, наслаждаясь его голосом и шорохом дождя. Осеннего дождя. Голос Вадима тоже звучал по-осеннему, в нём было всё то, что Кира любила в ранней осени: ненавязчивое тепло, шелест опавших листьев и шелест листьев, которым только предстояло опасть, запах цветов и бледные облака на бледном небе.
Вадим терпеливо ждал, поглаживая девушку по голове, как бы говоря своими прикосновениями: всё хорошо, мне ты можешь всё рассказать, мне ты можешь доверять.
И она знала, что это на самом деле так. Он ждал её пять лет.
— Не о чем особо рассказывать, — сказала Кира, — я ещё не читала свой дневник, мне…
Ей было почему-то противно дотрагиваться до тетради теперь, когда кто-то посторонний копался в нём, читал, держал в своих руках. Теперь дневник был заразным. Он был чужим. Как близкий человек, которому доверяешь, а потом узнаёшь, что…
(приглядись к своему парню, он любит другую, им хорошо вместе, ты им мешаешь)
И всё это началось со с.м.е.р.т.и Маши. Были призраки или нет, но Маша до сих пор присутствовала в их жизни. Если бы не она, Андрей с Вадимом не познакомились бы. Анфиса бы не умерла. Никто бы не узнал о Даше то, что она так тщательно скрывала ото всех.
— В моём дневнике есть одна запись… была одна запись, которая… — она прокашлялась, — короче, я сделала подлость. И чуть не поплатилась за неё. Но я сама виновата, и… и, видимо, пришло время расплачиваться за это.
— Это как-то связано с твоим отчимом?
Кира напрягла. Она попыталась отстраниться от парня, но он не позволил ей сделать это.
— Не надо. Побудь со мной. Просто рассказывай, хорошо? .
— Как ты узнал?
— Это твоя боль. И я её чувствую.
— Хорошо. Хорошо. Я… я не хотела жить с матерью, я уже говорила, — Вадим кивнул, — а мать не хотела отдавать меня папе, как она говорила: я не хочу, чтобы тебя воспитывала какая-та… Мать не понимала, что это она сама была какой-то. Один раз она ушла со своими подружками в ночной клуб, а меня оставила дома одну. Мне было десять лет. Когда я засыпала, мама была дома, всё было хорошо, а когда я проснулась среди ночи, никого не было.
Вадим отпустил Киру, и она села на диван, боясь посмотреть на парня. Она знала, что он жалеет её, и это было… и это было невыносимо. Кира не хотела быть слабой и понимала, что для этого ей самой надо изменить отношение к случившемуся. Проблема заключалась в том, что она сама себя жалела.
— Я расплакалась, побежала к соседям, перепугала их… Я утверждала… я была уверена, что мать бросила меня. Навсегда. Соседка очень серьёзно поговорила с ней, даже пригрозила опекой, и на какое-то время мать угомонилась. Но прошло немного времени… пара недель, и всё продолжилось. Знаешь, сколько лет мне было, когда я поцеловалась… когда меня поцеловали первый раз?
— Нет, — ответил Вадим отрывисто.
— Одиннадцать. Знаешь, кто это сделал?
— Кто?
Теперь в его голосе звучала ненависть. Холодная и расчётливая.
— Дружок маминой подруги. Ему было лет сорок. Ему стало интересно, как это. Он пообещал, что мне понравится, но мне не понравилось.
— Он был трезвым?
— Нет. Больше я его не видела. Думаю, он протрезвел, вспомнил всё и испугался.
— Вряд ли, — Кира понимала, что Вадим сейчас злился не на неё, но девушке всё равно стало не по себе.
— Ну, может, мамина подружка бросила его, не знаю.
— Только поцелуй?
— Да, Вадим. Только. Правда.
— Он не трогал тебя?
— Нет.
— Верю.
Кира кивнула.
— Я хотела жить с папой, он тоже был не против, но матери нужны были деньги, а пока я жила с ней, папа обеспечивал нас. Я могла рассказать ему, что мать плотно подсела на выпивку, но… почему-то так и не решилась на это.
— Он не знал? — с удивлением переспросил Вадим, — но как?
— Он не приходил к нам. Если я ночевала у него, то папа приезжал за мной и ждал в машине. Сожитель мамы стал для меня шансом уйти, понимаешь? Я начала делать всё, чтобы спровоцировать его, Вадим. Уже и не помню, откуда у меня появился этот дикий план. То, что случилось, случилось только потому, что я сама допустила это.
— Как ты его провоцировала? — негромко спросил Вадим. Кира боялась, что услышит в его голосе презрение или осуждение, может быть, злость, но ничего такого и близко не было. Жалости тоже не было. Вадим просто хотел знать, чтобы сказать потом: ты ни в чём не виновата.
— Ходила по дому в пижаме, знаешь, такие…шёлковые шорты, шёлковый топ. Распускала волос, потому что… потому что кто-то сказал, что мужчинам нравится длинный волос.
— Кто-то сказал правду, — сказал Вадим всё так же тихо. Кира мельком глянула на парня, пытаясь понять, что означает его странный тон.
Не поняла.
— В общем… я сделала всё, чтобы добиться своего. Я хотела понравиться ему, а потом рассказать обо всём матери. Ей бы не оставалось ничего другого, кроме как отправить меня к папе. Не выгонять же его, правда? Она бы просто избавилась от меня. Избавилась от проблемы. Но когда он начал целовать меня, Вадим, я испугалась, начала отбиваться от него… но… понимаешь, я не думала, что всё это зайдёт так далеко. Вадим, это я виновата. Это я… и… и мне кажется… я думаю, что эти записи в дневнике подкинут моей матери. Или папе. И они всё узнают. Нельзя было… нельзя писать о таком в дневнике.
Кира негромко расплакалась. От страха. От тоски. От осознания того, как плохо поступила. Вадим молчал, то ли обдумывая услышанное, то ли просто давая ей возможность спокойно выплакаться. Через какое-то время он вышел из комнаты, но быстро вернулся. К тому времени Кира начала уставать от слёз. Она была опустошена и вымотана, но морально ей стало легче, пусть и совсем чуть-чуть.
Вадим протянул ей стакан с водой. Кира отпила немного и поставила стакан на пол, потом легла на бок и закрыла глаза. Снова вдруг разболелась ладонь. Киру тревожило молчание Вадима, но спрашивать о чём-то не было ни сил, ни желания. Если он молчал, значит, так надо было.
Кира начала засыпать.
Вадим позвал её, но не по имени, поэтому девушка не сразу поняла, что он обращается к ней.
— Малыш?
Кира отреагировала на его голос.
— Ммм? — сонно отозвалась она, не открывая глаз.
— Успокоилась?
— Угу.
— Кира?
— Ммм?
— Кира, неважно, что ты сделала, понимаешь? Ну, тогда ты была ребёнком, сейчас уже взрослая, должна понимать. Твоей вины во всём этом нет. Слышишь меня?
— Угу.
Она слышала, но не особо вникала в смысл.
— Кира, сожитель твоей мамы — взрослый мужчина. Он должен был контролировать себя. То, что ты сама… короче, нет ему оправдания.
— Он мужчина, - сказала Кира.
— А ты была девочкой, — Вадим коснулся губами её щеки, потом поцеловал в губы, очень мягко и осторожно, как будто боялся напугать, — моя хорошая… глупенькая… любимая девочка.
— Он мужчина, — упрямо повторила Кира.
— Мужчина, который ведётся на, как ты это называешь, домогательства двенадцатилетней девочки, не мужчина. Это чёртов извращенец. Неужели ты этого не понимаешь?
Возможно, она понимала это, скорее всего понимала, но не могла отделаться от чувства вины. Не перед ним, нет. На отчима ей было плевать. Перед мамой. Кира сказала об этом Вадиму.
— А она испытывала чувство вины, когда бросала тебя одну? Нет. Ты говорила, что она обвинила в случившемся тебя, но ведь она не знала всего.
— Догадывалась.
— Нет, Кира, не догадывалась. Но даже если бы знала наверняка, это ничего бы не изменило. Он ей дороже тебя. Такое бывает.
И бывает довольно-таки часто. Вадим не сказал этого, но и не нужно было.
— Ты рассказала ей о том мужчине?
— Я хотела, но мне было стыдно. Я боялась, что мама не поймёт, обвинит… скажет, что я сама виновата. Будет ругать.
— Кира, солнышко, я сделаю всё, чтобы оградить тебя от этого. Я постараюсь.
Он постарается, — прошелестел дождь. На неё навалилась жуткая усталость. Его голос терялся в дожде, в темноте, в тепле — уютном, мягком и ненавязчивом, как первые лучи весеннего солнца.
— Спи, маленькая, — негромко сказал Вадим, но Кира его уже не слышала. Она спала.
(продолжение👇)
**********************************************
🔗 Ссылка на подборку «Страх: тень прошлого»
🔗 Ссылка на подборку «Наша пятнадцатая осень»
🔗 Ссылка на подборку «Сводный брат»