Осенью 2023 года, к 90-летию драматурга, в издательстве вышла книга Александра Гельмана «Со всеми наедине».
В книгу известного автора пьес «Премия», «Мы, нижеподписавшиеся», «Скамейка» и др., поэта, публициста, общественного и политического деятеля вошли стихотворения разных лет, дневниковые записи (2014–2021), афоризмы, статьи конца 1990-х — начала 2000-х, вновь ставшие актуальными, и его пьеса «Альмар» (2020) о романе Маргариты Конёнковой и Альберта Эйнштейна.
Немалое место сборника занимают воспоминания Александра Исааковича о коллегах и близких друзьях по театральному миру и кино-цеху. Публикуем некоторые из них.
Об Элеме Климове:
«Он был своего рода Горбачевым в кинематографе, под его началом совершилась перестройка всего заскорузлого киноорганизма страны, перестройка, благодаря которой даже сегодня молодые кинематографисты все еще обладают некоторой, правда все сужающейся, свободой творчества.
До 1978 года мы были едва знакомы. Неожиданно он позвонил, оказывается, он искал меня в Ленинграде, не знал, что я уже живу в Москве. Он прочитал мою пьесу «Мы, нижеподписавшиеся» и хотел встретиться — сказал, что у него есть соображения, как на основе этой вещи сделать кино. (…)
Предложение Климова вносило серьезное изменение в мой замысел, — по существу, героем фильма становился другой человек, мистическая личность. Я не был готов к такой подмене. Но Элем был уверен — присутствие в моем сюжете мистического момента переводит эту историю совсем на другой уровень. Советскую систему, сказал он, без вмешательства чудодействен- ных сил не одолеть. Требуются совместные усилия таких людей, как этот парень, твой герой, и своего рода Вольфа Мессинга. Мне тогда показалось, что он и в самом деле всерьез надеется на спасительное вмешательство в нашу жизнь мистических начал. (…) Прошло дня три или четыре, звонит Климов: «Саша, ты уже начал писать заявку?» — «Нет». — «Не пиши — они не хотят, чтобы я делал такой фильм. По-моему, они вообще не хотят, чтоб я что-то снимал».
Об Олеге Ефремове:
«Олег Николаевич Ефремов очень редко ставил спектакли в других странах. Его, правда, нечасто приглашали, но, когда приглашали, он, как правило, отказывался. Что-то он мне на этот счет однажды говорил, когда зашла об этом речь, но я сейчас не помню, что именно он сказал, как объяснил, а придумывать не хочу.
Тем не менее об одной его постановке за границей я хочу рассказать. Это было в 1986-м, летом, это было в Греции, в Афинах. У нас у власти уже был Горбачев. (…) Оказывается, кто-то из секретарей ЦК Компартии Греции прочитал пьесу, и Костасу как члену ЦК выразили серьезную обеспокоенность: эта пьеса показывает Советский Союз с дурной стороны: из-за аморального поведения родителей мальчик, сын, остался без рук, стал калекой. Это будет воспринято в Греции как символ горестной, обреченной судьбы молодежи в СССР. (...)
Ефремов жутко расстроился. Не в том смысле, что это как-то повлияло на репетиции, на судьбу спектакля. Об этом и речи быть не могло. Он был поражен тем, как греческие коммунисты беспардонно, в полной уверенности в своей правоте, готовы обманывать свой народ относительно того, что происходит в СССР. Это был восемьдесят шестой год, у нас начиналась перестройка, уходила со сцены цензура, и нам казалось тогда, что уходит навсегда. А тут в Афинах... елки-палки, в свободной стране, надо же какие суки. Но в одном отношении Олег случившимся был доволен: обострившиеся разногласия между Джени и Костасом [актеры, сыгравшие роль в греческой постановке] шли на пользу спектаклю. Олег Николаевич обожал, когда события самой жизни — личной или общественной — помогают театру быть предельно выразительным».
О Борисе Васильеве:
«Эти заметки — о том, как Борис Васильев, Егор Яковлев и я полетели в Тбилиси 10 апреля 1989 года, через день после «ночи саперных лопаток», когда при разгоне военными мирной демонстрации погибли 19 человек. (…)
Я хорошо помню слова Васильева, в самолете мы сидели рядом, слова, которые я позже часто вспоминал, хотя тогда, в ту ночь, когда мы летели в Тбилиси, они показались мне необоснованными, надуманными. Он сказал: «Свобода — это, конечно, замечательно, но боюсь, платить за нее придется дорого и долго. Слишком быстро, слишком быстро все происходит, а быстрые перемены поверхностны... это касается и отдельного человека, и целого народа». Я возразил, пытался как-то обосновать свое несогласие. Васильев спорить не стал. Произнес только: «Дай бог, дай бог, чтоб ты был прав, а не я». (…) ...я хотел еще что-то добавить, но не могу не включить радио, «Эхо Москвы», чтобы узнать, что сейчас происходит в Киеве. Послушав репортаж с места боевых действий на Майдане, я не могу продолжать мои воспоминания. Происходящее в эти минуты в Киеве намного страшнее того, что произошло 25 лет назад в Тбилиси.
Борис Васильев верно предчувствовал: быстрые, резкие перемены в обществе чреваты долгими кровавыми последствиями».
О Викторе Розове (из стихотворения-посвящения Людмиле Петрушевской):
«...я и Виктор Сергеевич Розов,
точнее, Виктор Сергеевич Розов и я,
это была его инициатива,
которую я поддержал,
мы пошли к министру культуры Демичеву постоять за тебя горой.
При этом, правда,
мы заранее не объявили цель нашей встречи, Розов попросил помощника министра передать министру,
что мы хотели бы встретиться,
обсудить проблемы современной драматургии. Министр согласился нас принять.
Груди наши были полны решимости,
нас провели в просторный кабинет, предложили чай,
мы от чая отказались,
но чай нам все равно принесли.
Сначала Розов подробно, внушительно объяснял министру, какая ты и твои пьесы подлинная ценность для культуры СССР, «Придет время, — сказал он, — когда нас
с Гельманом забудут, а Петрушевскую будут помнить, и помнить, и помнить».
(…)
Хорошо помню неожиданную мысль,
которая мне пришла в голову:
я пожалел, что со мной Розов, а не Олег Ефремов — самое время было выпить по полстакана водки,
но Виктор Сергеевич,
это было широко известно, не пил —
хорошие люди тоже имеют недостатки».
Книга «Со всеми наедине» на сайте издательства.