12 марта 1955 года в 8 часов 45 минут вечера Пташка умер в апартаментах отеля, где жила его приятельница-баронесса. "Ника" была другом и меценатом многих новаторов джаза. Паркер был в числе ее друзей в течение многих лет. "Джазовая баронесса" послужила темой статьи Нэта Хэнтоффа в "Эсквайре" (октябрь 1960 г.). Это - индивидуалистка в самом привлекательном смысле слова. Я с удовольствием вспоминаю ее поддержку, когда я сам руководил ночным клубом. Иногда под норковой шубой на ней был надет простой свитер, но зато ее фляжка была золотой. Ее имя упоминается и в Готтском альманахе, и в журнале "Конфиденшл".
Смерть Паркера повлекла за собой самые дикие догадки, самую "желтую" прессу и самые невероятные слухи, "Нью-Йорк Таймз" поместила вполне респектабельную заметку, озаглавленную "Кончина мастера джаза Чарли Паркера", в которой сдержанно описывалось это печальное событие. Единственной ошибкой — и не по вине газеты — было неправильное указание возраста, 53 года, полученное от полиции. "Дейли Миррор" озаглавила свое сообщение так: "Король бопа умирает на квартире у знатной наследницы"; "Нью-Йорк Джорнэл Америкэн" поместил следующий заголовок: "Голая смерть короля бопа Паркера". Другие крупные газеты опубликовали подобные же сообщения. Все они появились во вторник 15 марта, а Паркер умер в субботу 12-го.
Для писак из бульварных журналов вся эта история была лакомым куском, который они смачно пережевывали на страницах своих изданий. "Экспозэ" поместил заголовок "Пташка в будуаре баронессы", после которого шел дурацкий текст вроде "... ослепленный и ошарашенный этой шикарной, стройной, черноволосой и черноглазой Цирцеей высшего света, Пташка превратился в падшего воробья". "Экспозэ" так же, как "Конфиденшл" и "Лоудаун" намекали на своем шутовском искореженном языке, что в этой истории "не все чисто". Задавались вопросы, почему тело было зарегистрировано в морге под именем "Джон Паркер", почему о смерти Пташки стало известно только благодаря случайному разговору работника морга с репортером, почему известие о смерти было оглашено только через три дня после кончины Паркера. Однако, вопреки всем слухам, доктор Роберт Фрейман заверил медицинского инспектора, что смерть произошла в результате сердечного приступа и цирроза печени; тело поступило в больницу "Бельвю" около двух часов ночи в воскресенье. Главный медицинский инспектор Милтон Галперин заявил, что вскрытие показало: причина смерти Пташки — нижнедолевая пневмония.
Ниже следует рассказ Баронессы.
Меня тошнит от всех этих россказней, вроде "сплавили тело в морг", "чтобы никто не знал" и т.д., потому что это абсурд. Врач был у нас через пять минут после смерти Пташки и за полчаса до нее. Медицинский инспектор прибыл через час после врача, а когда появляется медицинский инспектор, все переходит в его руки, и вы уже ничего не можете. Все, касающееся обстоятельств смерти, было сообщено ему мною и доктором, и было им записано, Он абсолютно правильно записал имя Пташки — Чарльз Паркер, так что история о том, что на теле висела табличка с другим именем, вранье. Доктор на глаз определил возраст Пташки в 53 года, потому что так ему показалось. Я не могла его поправить, так как сама не знала.
Вскрытие установило, что он умер от пневмонии, хотя в то время фактически у него не было пневмонии. Доктор заявил, что его убил сердечный приступ, но у Пташки были еще и язва, и застарелый цирроз печени, и врачи давно говорили ему, что он может умереть в любой момент.
Он заехал ко мне в отель в тот вечер перед отъездом в Бостон, где у него была халтура в "Сторивилле". Саксофон и чемоданы оставались внизу в машине. Первое, показавшееся мне необычным, было то, что он отказался выпить. Я посмотрела на него внимательнее — он выглядел совсем больным. Чуть позже его стало рвать кровью. Я послала за своим врачом, который прибыл через несколько минут. Тот заявил, что Чарли нечего и думать о какой-либо поездке, но Пташка, которому стало лучше, начал спорить и твердить, что он дал обязательство отыграть эту халтуру и что ему нужно ехать. Мы стали его уговаривать поехать в больницу, но он заявил, что об этом не может быть и речи, что он ненавидит больницы, что он и так провел там слишком много времени. Тогда я сказала врачу: "Пусть он останется у меня". Он согласился, и мы с дочерью по очереди наблюдали за его состоянием и по его просьбе беспрерывно носили галлонами ледяную воду, которую он все время поглощал. У него была такая жажда, что казалось, ее ничем нельзя было утолить. Время от времени его начинало рвать, опять кровью, и тогда он ложился и снова пил воду. Так продолжалось день или два. Между прочим, когда врач пришел в первый раз и стал задавать Пташке обычные вопросы, он спросил: "Выпиваете?". Пташка заговорщически подмигнул мне и ответил: "Да, знаете, иногда глоток хереса перед обедом".
Доктор приходил три раза в день, и, кроме того, мы вызывали его дополнительно. Было заметно, что он понимал, как все серьезно. Прежде чем уйти в последний раз, он сказал мне: "Должен вас предупредить, что этот человек может умереть в любой момент. У него давний цирроз и язва желудка. Ему нельзя передвигаться, кроме как на машине скорой помощи".
Доктору понравился Пташка, который, когда его не мучили приступы, был в замечательном расположении духа. Чарли заставил меня поклясться, что я никому не скажу, где он находится. На третий день он почувствовал себя значительно лучше. Доктор Фреймам даже сказал, что, возможно, Чарли вскоре сможет уехать. Сначала "Чарли Паркер" были для него просто имя и фамилия, и он не знал, кого он лечит, так же как не знал он и о пташкиных слабостях. Пташка захотел, чтобы доктор, который, как оказалось, раньше был музыкантом, послушал некоторые из его пластинок. Доктор очень заинтересовался и выразил желание познакомиться с творчеством своего пациента. Мы с Пташкой потратили массу времени, выбирая пластинки для прослушивания. В конце концов, мы проиграли ему весь альбом со скрипками, сначала Just Friends, а потом April in Paris, и доктор был просто потрясен. Пташка таял от этого. Все происходило в субботу, около семи тридцати вечера. Пташке стало настолько лучше, что доктор согласился позволить ему встать и смотреть программу Томми Дорси по телевидению.
Мы усадили его в кресло, обложили подушками и завернули в одеяло. Пташка с наслаждением смотрел передачу. Он был поклонником Дорси и не видел в этом ничего странного. "Это замечательный тромбонист", — говорил он. Тут на экране появились жонглеры и начали перебрасываться кирпичами, которые у них зависали в воздухе, как склеенные, по несколько штук. Дочка все приставала ко мне и Пташке, как они это делают, но мы с загадочным видом помалкивали. Внезапно в разгаре номера они уронили кирпичи, и мы все трое расхохотались. Пташка хохотал, как сумасшедший, так что вдруг начал задыхаться. Он привстал, но снова задохнулся, может быть, дважды, и снова сел. Я немедленно бросилась к телефону, чтобы вызвать доктора, но дочка сказала: "Не беспокойся, мамочка, все уже прошло".
Я подошла к Чарли и пощупала пульс. Пташка полулежал, откинувшись на спинку кресла, но его голова склонилась на грудь. Он был без сознания. Я еще раз смогла нащупать пульс. Потом он исчез. Я не хотела верить этому. Щупала свой пульс, пыталась убедить себя, что слышу не мой, а его. Но внутренне я уже знала: Пташка умер.
В момент его смерти раздался страшный удар грома. Тогда мне было не до того, но с тех пор я часто вспоминаю этот раскат и думаю, как это все странно.
Была ночь с субботы на воскресенье. В час ночи его увезли, и с тех пор я уже ни в чем не участвовала. Я не сообщала об этом в газеты, потому что я все время думала о Чэн, его жене. Мне не хотелось, чтобы она услышала об этом по радио или прочитала в газете. Я собиралась первой сообщить ей печальную новость. Я пыталась еще у Пташки разузнать, где живет Чэн, когда он приехал ко мне в отель, но он сказал, что она переехала на другую квартиру и что он не знает ее адреса.
Кое-кто болтает, что я "сплавила" тело в "Бельвю", где оно пролежало неопознанным целых 48 часов". На самом деле, имя и фамилия Пташки — Чарльз "Берд" Паркер — были правильно вписаны в свидетельство о смерти тут же, в моем номере в отеле "Стэнхоуп". Единственное, чего мы не знали, это адрес Чэн, которая тогда считалась его женой. Еще кто-то написал, что меня видели в клубе "Открытая Дверь", где проходят боп-сешнз для Гринвич Виллиджа, и слышали, как я разговаривала с Артом Блэйки и другими друзьями Пташки, и что, мол, я ни слова им не сказала о смерти Паркера. Так ведь я потому и не сказала, что хотела сначала найти Чэн, до того, как она услышит это по радио или прочтет в газетах, — вот я и приехала в "Открытую Дверь" в надежде, что кто-нибудь знает, где она живет. В конце концов, я вспомнила о Тедди Уилсоне, адвокат которого, как оказалось, знал адрес матери Чэн, Так что в понедельник вечером ей сообщили о смерти Чарли.
Я знала Пташку немного лет, но зато все эти годы у нас была замечательная дружба — и, конечно, никаких романов. Он всегда заходил без предупреждения в любое время дня и ночи. Это был очень спокойный человек, и я иногда просто не замечала его присутствия. Он любил играть с моей дочуркой в "пеггити" (старая английская игра типа шашек). Эта игра в конце концов перевесила его пристрастие к шахматам. Мы болтали обо всем на свете, и Пташка знал буквально все, и даже сверх того.
Иногда я присаживалась и ставила какую-нибудь пластинку. Он очень любил Begin The Beguin Эдди Хейвуда, она так нравилась Пташке, что он слушал ее по десять раз подряд. Еще он был влюблен в диск Билли Холидей You Are My Thill. Несмотря на все поклонение и обожание, которым его окружали музыканты и любители джаза, Пташка был одинок. Однажды я видела, как под проливным дождем он стоял перед входом в "Бердланд". Это выглядело ужасно. Я спросила его, в чем дело, и Чарли сказал, что ему просто некуда деться. Он часто приходил к своим друзьям и спал где-нибудь в углу, в кресле, а в эту ночь он никого не застал дома. Пташка сказал мне, что когда такое случается, он спускается в метро и ездит всю ночь, сначала в один конец, а потом, когда ему говорят, что надо выходить, в другой.
Пташка был очень доверчив с друзьями. Он полностью, душой и телом, доверялся тем, кого любил. Стараясь спасти его жену от шока публичного сообщения о его смерти, я верила, что поступаю так, как он сам бы поступил на моем месте.
Ниже заявление доктора Фреймам, который наблюдал Пташку в апартаментах Баронессы.
“Я отказался подписать свидетельство о смерти. Он совершенно определенно не принимал наркотиков, это было видно по глазам. К тому же у него уже не осталось ни одной пригодной вены — все были страшно исколоты. Для меня он выглядел на 60 лет. Когда он умер, владелец гостиницы потребовал, чтобы тело свезли как можно быстрее. Я навещал его три или четыре дня. В течение второго дня у него были сильные боли. Я дал ему пенициллин, и, казалось, наступило улучшение, температура нормальная. Мы умоляли его переехать в больницу, но он категорически отказался.”
Благодарю за внимание! Не забудьте подписаться на мой канал, чтобы не пропустить новые выпуски моих рубрик!