Найти в Дзене
Ольга

Маркиза

Я родилась 29 декабря 1721 года в Париже. Мой отец Франсуа Пуассон и моя мама Мадлен де Ла Мотт дали мне имя Жанна Антуанетта. Мой отец души во мне не чаял и я этим пользовалась. Если отец был дома, то я от него не отходила. Даже когда он работал дома, я сидела у него на коленях или рядом, тесно прижавшись к нему. Я помню наши игры в саду, когда мы, счастливые бегали друг за другом. Вместе мы наблюдали разных букашек и даже давали им имена. Это доставляло нам необъяснимое счастье. Вечером, перед сном он обязательно меня целовал. А когда он задерживался на работе, то я старалась не заснуть до его прихода. И он обязательно приходил, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Жили мы не бедно, но и не богато. Средств хватало на хорошую еду и достаточно приличную одежду. Моя мать обладала утонченным вкусом, поэтому даже из дешевых тканей шила себе и мне красивую одежду. Никто и не догадывался, что мы не достаточно обеспечены. Видно это потом и сыграло немалую роль в жизни отца. Его оговорили. Доне

Я родилась 29 декабря 1721 года в Париже. Мой отец Франсуа Пуассон и моя мама Мадлен де Ла Мотт дали мне имя Жанна Антуанетта. Мой отец души во мне не чаял и я этим пользовалась. Если отец был дома, то я от него не отходила. Даже когда он работал дома, я сидела у него на коленях или рядом, тесно прижавшись к нему. Я помню наши игры в саду, когда мы, счастливые бегали друг за другом. Вместе мы наблюдали разных букашек и даже давали им имена. Это доставляло нам необъяснимое счастье. Вечером, перед сном он обязательно меня целовал. А когда он задерживался на работе, то я старалась не заснуть до его прихода. И он обязательно приходил, чтобы пожелать мне спокойной ночи.

Жили мы не бедно, но и не богато. Средств хватало на хорошую еду и достаточно приличную одежду. Моя мать обладала утонченным вкусом, поэтому даже из дешевых тканей шила себе и мне красивую одежду. Никто и не догадывался, что мы не достаточно обеспечены. Видно это потом и сыграло немалую роль в жизни отца.

Его оговорили. Донесли, что он берет взятки и он был вынужден уехать в Германию, потому что здесь его ожидала смертная казнь. Но об этом я узнала намного позже. А тогда, отец просто пропал и никто не мог мне сказать, что с ним.

Он, как всегда поцеловал меня на ночь, немного посидел со мной, и ушел, оставив на столике шкатулку. Нет, не было никакого праздника, и это не мог быть подарок, но он ее мне подарил. Просто так. Я не расставалась с ней всю свою жизнь, так дорога она мне была. А потом выяснилось, что у нее двойное дно, а там лежало прощальное письмо от отца. К сожалению, я обнаружила это спустя много времени.

Меня так расстроило исчезновение любимого папы, что мои глаза не просыхали от слез. Мама ругалась, уговаривала, но ничего не действовало. Я из веселого упитанного ребенка, которого все называли ангелом, превратилась в свою тень. Стала часто болеть, похудела, кожа стала фарфоровой, без тени красок. Мама опасалась за мою жизнь. Доктора разводили руками. Это продолжалось почти год.

Друг моего отца и сослуживец Шарль Франсуа Поль Ле Норман де Турнехем принял участие в моей судьбе. Он помогал нам деньгами, приглашал ко мне лучших лекарей. После того, как отец пропал, он стал очень часто приходить к нам и подолгу оставался. У нас появилась дорогая еда, и лучшие модистки шили нам платья. Мама смотрела на него, как на спасителя. А мне это не нравилось, я стала устраивать истерики. И ничего, что мне было чуть больше четырех лет, у женщин это в крови.

Я любила своего папу, и чужой благодетель мне не нравился. Хотя, надо отдать ему должное, он пытался очень долго найти со мной общий язык. Задаривал меня подарками, которые я швыряла ему чуть ли не в лицо. Закончилось это противостояние плохо только для меня. Меня отправили, как сказали учиться, в монастырь Урсулинок в Пуасси. Меня опять предали. Сначала отец, а теперь и мать, - так я думала тогда, и хорошо, что я ошибалась.

Именно там, в монастыре, я нашла утешение. Монахини были ко мне добры. Тайком угощали меня разными вкусными штучками, которые были запрещены для всех. Там много было девочек на обучении, но меня всегда выделяли.

Однажды, одна из девочек, захотела забрать себе шкатулку, последний подарок моего отца. Единственная память о нем, что мне разрешили взять в монастырь. Затеялась драка, в которой я или она на что – то нажали, и открылось скрытое отделение, из которого вывалилось письмо. В это время наша наставница уже прибежала, и забрала мою соперницу на воспитательную беседу, но та успела порвать письмо.

Я бережно собрала кусочки и прочла послание отца. Я уже умела читать, а почерк отца я помню еще с детства, до последнего завитка. Сидя рядом с ним, когда он работал, я рассматривала его красивый почерк. Ведь надо было сидеть тихо, иногда долго, и надо было чем – то занять себя в это время.

Продолжение