«Жизнь коротка, но в бедах долгой кажется».
Публилий Сир.
Новая пациентка поступила в бокс №5 в пол шестого утра. Резкий жёлтый свет разбудил, заснувшую было молодую девушку и женщину, с приятным квадратным лицом спавшую на спине. Они, щурясь пока привыкали глаза, рассматривали сгорбленную худую старушку в пёстром халате стоящую рядом с неудобной кроватью в окружении двух стен, смыкающихся в коридор.
Рассматривали новоприбывшую равнодушными взглядами, так как пациенток заметно подкосила болезнь. Наконец, низкую, пружинистую кровать застелила чистым бельём толстая санитарка в голубой униформе, и старушку уложили, на свежие простыни, установив высокую капельницу на треножнике. Вскоре, новоприбывшая заснула, а питательный раствор медленно капля за каплей перетекал в её тонкую вену. Свет выключили. Женщина лежащая на спине тихо захрапела, а девушка ещё полчаса смотрела в окно, которое без штор напоминало аквариум.
Гриневич Анна Петровна с трудом открыла глаза. За окном темно и сколько времени не понять. Рука замлела, а на спине лежать было неудобно. Кряхтя, повернулась на бок, чтобы правой рукой вытянуть из под кровати пластмассовый жёлтый горшок. Желудок выкручивало наизнанку, тошнота подступала к горлу. Кое-как приблизила горшок к лицу и вытошнила. Через пару минут зашла толстая медсестра и отсоединила капельницу. Сладкий вкус рвоты застыл в горле, было так плохо, мучительно и невыносимо. Холодный пот стекал по лбу, но рвота закончилась и облегчение ощутила всем телом. Медсестра забрала горшок и вновь подключила капельницу.
Девушка и женщина проснулись, и старушка услышала, что уже семь часов – время сдачи анализов.
Вскоре принесли термометры, а ей сделали противорвотный укол. Симпатичная высокая молодая блондинка в очках, в узком белом халате спросила у Анны: как часто её тошнило, и какой у неё стул? Старушка ответила, что был понос, а потом рвота. Молодая докторша что-то записала и сказала, что в десять будет обход.
Клонило ко сну. Баночки для анализов ожидали, стоя на комоде. Руки Анны тряслись. Сердце трепыхалось, как еле живая птица. Тук-тук-тук, часто-часто и перерыв. Горькая таблетка, снижающая давление под язык и всё равно не легче. Скорее бы помереть да не мучится. Для чего жить. Для кого? Напрасно и бессмысленно». Но, что-то внутри в который раз сопротивлялось настойчивым горестным мыслям. «Держись Гриневич, держись, и не такое пережили». Одинокая слезинка скатилась, рисуя, тонкую, прозрачную дорожку на морщинистой щеке, затем впиталась в подушку. Старушка заснула.
Завтрак принесли в девять, такой здесь был режим. Пшённая каша на воде и варёное яйцо. Есть не хотелось совершенно, но Анна Петровна заставляла себя. Лена так звали женщину постарше съела всё, а Ксения светловолосый ангел во плоти в тонком пятнистом халате практически не притронулась к еде.
- А я завидливая на еду, - сказала старушка, пытаясь всех развеселить. Лена улыбнулась, запивая таблетки водой, а Ксения всё так же молчала.
Вскоре капельницу сняли, давление снизилось совсем чуть-чуть. Анне Петровне было тяжело, лежала не в силах пойти и умыть лицо.
Лена вышла из комнаты. Женщина хотела пройтись. Анна из разговора врачей поняла, что Лену выписывают.
Ксения расчесала свои слипшиеся грязные волосы и заплела косу, а затем всё также хмурясь, сидела и смотрела в окно.
Анна хотела что-то спросить, но передумала. Живот скрутило, и она поняла, что надо бежать в туалет. Взяла горшок, стоящий возле кровати и потопала, держась за спину, а руки тряслись.
» Баночка для анализов такая маленькая и как она сможет набрать в неё кал и не разбить»?
- Бабушка я помогу вам, - тихо сказала Ксения и слегка улыбнулась. Под глазами девушки, как чёрные пятна от сажи виднелись круги.
-Деточка будь добра, - ответила Анна Петровна.- Я так сдала за последний год. Ах, - горестно вздохнула.
Не подавая виду, как ей неприятно Ксения кукольной пластиковой ложечкой, что была в комплекте аккуратно взяла требуемые анализы. Запах в туалете стоял страшный. А в ванну, чтобы привести себя в порядок Анна залезть не могла, слишком высокие борта. Пришлось с горем пополам довольствоваться краном и чистым горшком, набирая туда воды.
Елена вернулась и принесла с собой запах курева. «Опять мужики балуются, курят на коридоре. Безобразие, - думала старушка».
Медсестра забрала анализы, после неё пришёл доктор. Низкий лысоватый подтянутый мужчина лет шестидесяти в длинном белом халате и очках вызывал уважение. Спокойно и участливо он спрашивал о состоянии больных и всё записывал в свой обходной журнал.
Анна чувствовала слабость, глаза слипались. Она разжевала таблетки, назначенные врачом, запив кипячёной тёплой водой. Старушка попросила Ксению перелить ей воду из металлической больничной кружки в банку, чтобы она не пролила воду на пол, так как руки тряслись. Лена сидела и читала толстую книгу, затем внезапно спросила:
- А у вас есть родственники Анна Петровна?
- Есть, - ответила старушка. Её тонкая косынка развязалась, и седые волосы сливались с белой наволочкой.
- Но, живу я одна, - пояснила. - Муж умер давно, а сын уже лет двадцать ожидает меня на том свете.
- Как жаль. – удивилась Елена и покачала головой.
- Несчастный случай, - продолжила Анна Петровна. В то время не было как сейчас ваших мобильных телефонов. А он один был на даче. Подскочило давление. Скорая долго добиралась в деревню, но, увы, не спасли.
Молчание. Серьёзные лица женщин. Такая беда, словно злая насмешка судьбы.
Соседки по палате больше ничего не спрашивали. Бабушка спала. Они читали книги.
За окном падал снег. Фонари давно погасли. Редкие автобусы проезжали по заснеженному шоссе. Одинокие деревья, с корявыми сучьями привлекали шумное воронье. Маленький квадратик укрытой белым снежным полотном земли. Белый кирпичный забор, одинокая зелёная машина, а дальше за забором полуразрушенная остановка и двухэтажные склады.
Унылая картина за окном вызывала грусть и тоску. Бокс номер пять -клетка с плиточным полом, белым столом, тремя кроватями, стульями и комодами с выдвижными ящиками.
В тускло-коричневый цвет покрашены стены, а потолок выбелен. Желтлявая лампа дневного освещения, кое-как была прилеплена к потолку, смещалась к окну. От лампы быстро уставали газа.
Бокс, словно аквариум, где пациенты вынуждены влачить свой срок, выздоравливая и не имея возможности выйти во двор. В больнице был строгий режим.
На следующее утро Леночку выписали, и Анна Петровна осталась наедине с Ксенией.
Снег падал кружась, ложась на подоконник. Тяжело топали по карнизу серые голуби, заглядывая в окно. Наверное, ждали еду, но форточка была высоко и Анна даже при всём желании не могла бросить им на карниз пшеничного хлеба.
На завтрак опять была каша, тонкий кусочек белого сыра и чересчур крепкий чай. Ксения опять только попробовала кашу, а потом схватилась за живот и пошла в туалет.
Медсестра вместе с врачом, без опозданий, ровно в десять часов заглянули в палату. Ничего нового не сказали, только назначили старушке послеобеденную капельницу.
Анна Петровна сидела на краешке кровати, не зная, как выпить свой чай. Санитарка забывшись, налила чай в чашку.
Руки старушки тряслись. Она бесполезно пыталась отпить, но чай был слишком горячий.
Бледная Ксюша вышла из туалета, попила воды, затем посмотрела на Анну и сказала:
- Давайте я помогу вам, и подошла, поддерживала чашку, чтобы старушка смогла допить чай.
Затем санитарка выгнала их из палаты, намереваясь вымыть стены и пол, а также включить кварцевую лампу, свет которой дезинфицировал воздух.
Анна Петровна сидела на жёстком красном диване в холодном коридоре на проходной. Ксения упорно и с интересом читала толстую книгу, игнорируя настойчивые попытки молодых мужчин, познакомится с красивой девушкой.
Приблизилось время обеда и пациентки остались в палате одни. Старушка пыталась разговорить собеседницу, но Ксения отвечала с неохотой, уткнувшись в книгу и смотрев в окно. Но, Анне Петровне так сильно хотелось выговориться, что она стала рассказывать, ведь девушка слушала, совсем не перебивая её, а слова потоком выходили наружу, принося облегчение.
Анна Петровна жила в старом доме, одна в трёхкомнатной квартире, окна которой выходили на магазин. Дружелюбная бабушка общалась с соседкой и её мужем Владимиром. Молодой человек снимал жильё выше этажом. Симпатичный, без вредных привычек, очень хороший по её мнению, работал с компьютерами.
» Вот бы его познакомить с Ксенией», -мечтательно задумалась. «Но, у девушки был парень, к сожалению».
Может быть, Ксении стало интересно, а может быть просто надоело читать, так как девушка отложила книгу, залезла поглубже на кровать, примостившись к стене, прижав колени груди и стала внимательно смотреть на Анну своими яркими и печальными зелёными глазами, а потом спросила:
- А почему вы никому не сказали, что в больнице? Племянница и соседи будут волноваться.
- А милая моя, пусть не знают. У нас с соседкой телефон смежный. Была ночь и беспокоить её мне не хотелось. Только вот глупая я стала, так больной человек.- вздохнула, продолжив, - Целый шкаф трусов, маек, а не взяла ничего и пасту зубную забыла.
Беседу прервала санитарка, сказав, что Гриневич к телефону. И старушка вышла, кряхтя и опираясь на палку.
Зимой темнеет рано. Ксения дремала, а Анне Петровне снова установили капельницу. Старушка лежала, глядя в потолок, пока сон не сморил её.
Светит солнце. Такое яркое и небо голубое без единого облачка. Утро дышит прохладой. На клумбе в палисаднике расцвели цветы. Резкий звук мотора приближается. Анна, маленькая пятилетняя девочка замерла с железным совком в руке, ей интересно: кто это в деревню приехал?
В материнском крике слышится страх и отчаяние:
- Аня, Гриша живо в хату!
Кинула совок, озирается по сторонам. Подол цветастого сарафана запачкался в песке. «Где же брат? Где Гришка»?
Крики, незнакомый голос. Стрельба. Застыла на месте столбом.
Мать выбегает из коровника, хватает Анну за руку. Лицо у матери девочки бледное, зрачки расширены и дышит женщина тяжело от волнения и страха.
-Быстрее Анька беги, сховайся в подвал. Я найду Гришку.
Как-то похолодало. Солнце заволокли белые пушистые тучи. Где-то завыл собака, а потом отчаянно заскулил и затих.» Тревожно, что же случилось, что же произошло?
Девочка стояла возле оконца, подглядывала, как незнакомые высокие мужчины в форме и касках ударили её мать, что-то спросили, а потом, когда появился десятилетний Гришаня толкнули его на землю и стали плётками быть. А дальше в памяти осталась лишь сырость да темнота узкого картофельного погреба, вырытого возле печи, малозаметного, скрытого дощатым полом. «Может, поэтому они меня не нашли, или повезло»?
Проснулась, душили рыданья, подушка была мокрой от слёз. «Гришаня, мама, бедный Гришаня. Столько лет прошло и даже не знаю, где похоронили его, а может быть жив?
- Бабушка вам плохо? Позвать медсестру?
Открыла глаза и увидела Ксению, сидящую возле её постели на корточках. Капельница почти опустела.
- Всё хорошо деточка. Просто сон приснился.
А через некоторое время, когда вынули катетер и переложили поближе к окну, на место Елены, рассказала Ксении всё.
Девушка молчала. Слышать о горестях и печалях, мучениях, голоде и одиночестве ей было тяжело.
» И что сказать и чем утешить, тяжёлые мысли посетили её. Можно просто молчать и ободрять, что всё будет хорошо, что Анна Петровна поправится и скоро снова будет дома, где, говорят, даже стены лечат».» По сравнению с судьбой Анны Петровны пережившей войну, свои проблемы- мелочи жизни».
К бабушке вечером заглянула соседка, разыскала все-таки. Хоть старушка и кряхтела, выражая недовольство, но Ксения понимала, что приход соседки приободрил её.
Старушка плохо ела, и Ксении тоже кусок в горло не лез. Санитарка, в голубом костюме уже не удивлялась, что булку с маслом никто не ест. Она вздыхала, недоумевая, недовольно посматривая на девушкину худобу. Сама женщина была очень полной и может в глубине души, просто завидовала.
Вечер пролетел быстро. К Ксении тоже пришли посетители, а пара мужчин даже зашли в палату, не постеснявшись ещё раз её пригласить посмотреть кино и поиграть в карты, намекая, что у них в боксе крыса со скуки отбросит коньки. Ксения их игнорировала.
» Какое к чёрту общение, когда чувствуешь себя умирающим лебедем»?
Так проходили монотонные будни, сливаясь в пятно. Бабушка по десять раз на дню спрашивала время и дату, волновалась за пенсию. Анна очень много рассказывала, часто повторялась, по многу раз твердя одно и тоже. Она понимала, что возможно утомляет девушку, но потребность рассказать свою историю, поделиться с кем-то была сильнее её. А Ксения умела слушать. Редкое качество для такой молодой девушки.
Гнилая картошка не дала умереть от голода.
Еще только десять лет, дети, а уже поднимают колхоз. Трудятся на полях.
Вечеринки, на которые бегала Анна в резиновых сапогах на босу ногу и без трусов, но так хотелось потанцевать под звуки гармошки. Так хотелось повеселиться.
Сын отличник, читающий книги до поздней ночи, затаившись, как мышь на кухне, пока Анна не придёт под самое утро, да не погасит свет, крикнув: спать!
Вещи и книги, спрятанные в шкафу, что остались от сына, на них старушке больно смотреть. Многие книги Анна продала, сдав за полцены в «букинист».
Работала на заводе, почти тридцать лет. А потом лифтёром на пенсии трудилась ещё почти десять.
Весёлая, компанейская, добрейшей души человек.
Сейчас Анна Петровна была никому не нужна: сморщенная, сгорбленная с узким лицом, длинным толстым носом и поблекшими, но всё ещё блестящими голубыми глазами.
- « Племянница есть у меня», говорила она. Но, Ксения поняла, возможно, всё дело в квартире.
Старушка, выговорившись, спала, а Ксения вздыхала. Сна не было ни в одном глазу, слишком много мыслей крутилось в голове, да ещё болтовня полуночниц, распивающих чаи медсестер. Их громкие голоса просачивались, даже через закрытую дверь.
Через пару дней Ксению обещали выписать. Девушка радовалась, А старушка вздыхала про себя. Она так привыкла к этому помогающему ей ангелочку, что расставаться совершенно не хотелось. Анна спрашивала у девушки:
-А может, тебя ещё не выпишут?
Ксения отвечала, спокойно глядя старушке в глаза:
- Лучше пожелайте, Анна Петровна, чтобы меня выписали. Я знаете, как сильно домой хочу….
Старушка кряхтела, но всё понимала. Сама ведь когда-то была красивой и молодой и волосы у неё были густые и вьющиеся не то, что сейчас жалкие три седые волосины, редкие и сухие.
В то утро Ксению выписывали. Она сидела на кровати в серых джинсах и свободном синем свитере. Слегла бледная, но уже более бодрая от одной мысли, что покидает ненавистную ей больнице. Девушка чувствовала себя птицей запертой в четырёх унылых продизенфецированных стенах.
Вещи девушки были собраны и стояли на комоде разложенные в три зелёных пакета.
Ксения оставила бабушке бутылку минеральной воды и сухари, зная, что, скорее всего, Анне Петровне не скоро что-нибудь принесут.
Старушка отнекивалась, но девушка её уговорила.
Обход завершился, справка была у Ксении на руках.
Медленно шло время.
К обеду должен был приехать отец девушки с вещами, привезти пальто, сапоги и шапку.
Молчание затянулось. Говорить Ксении не хотелось. А бабушка искоса посматривала на неё, словно собираясь что-то сказать, но молчала.
Дверь раскрылась внезапно.
Ксения встала, думая, что пришли за ней. Старшая медсестра, заглянула в бокс и с волнением в голосе спросила:
-Гриневич здесь?
Старушка, прокашлявшись, ответила:
- Здесь! Думая, что её поведут делать просроченную флюрографию и кардиограмму.
Медсестра отпрянула в сторону, когда в палату зашёл высокий худощавый пожилой мужчина. В дорогом костюме, седовласый с огромным букетом чайных роз в корзине и с бумажным пакетом.
Бабушка встала, доставая стоящую в щели между кроватью и комодом чёрную палку.
Ксения замерла, наблюдая за происходящим. «Кто этот мужчина? На соседа не похож. Для мужа племянницы слишком стар». Интеллигентный и представительный, и походка уверенная.
- Аннушка, - тихо сказал и старушка, забыв про палку, повернулась.
- Как вы меня назвали? - заикнулась и прищурясь, стала рассматривать незнакомца, глядя в упор.
- Аннушка, родная моя, -хрипло произнёс, садясь на корточки, схватил старушку за руку и заплакал.
Квадратное худое лицо, широкие седые брови, тонкий шрам уродовал щёку.
«От хлыста» мелькнула у Анны догадка. «Не может быть».
- Гришка, брат, - сказала, медленно оседая на пол.
Он успел перехватить её, прижать к груди и сесть на кровать. Высокий, сильный, совсем не походил на сестру. Быть может только глаза. Такие же, только цвет ярче, да нос крупноватый.
Ксения сидела и плакала, тихо всхлипывая. Слёзы душили её. Радость за Анну Петровну проливалась в счастливых слезах.
Анна Петровна думала, что бредит, что происходящее - радостный сон. «Я, наверное, умерла и попала в рай.».
Крепко вцепилась брату в ладонь, но он не ощущал боли. Только шептал:
-Я нашёл тебя родная сестра. Аннушка, теперь останусь с тобой. Не покину.
Ксения будто попала в кино со счастливым концом.
Циники и завистники сказали бы, что в жизни чудес не бывает.
«А вот и бывает. Сегодня чудо случилось здесь, на моих глазах, в этой унылой палате.».
Найти сестру, Григорию помогла программа «жди меня», помощь друзей и глубокая вера в чудо.
Он был в плену, пережил заточение в концентрационном лагере, затем, когда война закончилась, остался в Германии.
Дальше девушка не дослушала, на площадке её ожидал отец.
Уходя, не прощалась, чтобы не нарушить счастливой идиллии, осветившей это место пропитанное болью и страданием, Ксения вышла в коридор, тихо закрыв за собой дверь.