«Мы все понимаем, что есть онкология. Люди болеют, но тебя же это не касается. Ты сочувствуешь, помогаешь, если можешь, соболезнуешь. А когда тебя самого атакует рак, воспринимаешь это совершенно иначе», – говорит Юлия Прокудина. Она пережила лечение лимфомы, сейчас находится в ремиссии. Юлия согласилась рассказать «Восходу» свою историю. Предоставляем ей слово.
МЕДКОМИССИЯ НА РАБОТУ
– С юных лет я стремилась к саморазвитию, во взрослой жизни целенаправленно строила карьеру, – вспоминает наша героиня. – Много лет трудилась на одном из промышленных предприятий Ишимбая. Весной 2021 года решила сменить работу. Меня уже пригласили в одно интересное место, осталось пройти медкомиссию. Сначала я сделала флюорографию. На снимке врачи увидели затемнение, отправили переснимать и снова нашли что-то подозрительное. Время у меня поджимало, нужно было выходить на новую работу. Поэтому я поехала в платную клинику, вновь сделала снимок и, по рекомендации врачей, прошла компьютерную томографию. В заключении написали, что обнаружено объёмное образование, требуется консультация онколога. Подумала: «Может, и здесь что-то перепутали?», сдала анализы уже в Стерлитамаке. Результаты были такими же.
УЖИН КАК ПОМИНКИ
Я вернулась на приём, сидела в коридоре. В кабинет зашёл один врач, затем второй, третий. Чуть позже они пригласили меня и сказали: «У вас образование между сердцем и лёгкими». Я не придала этому значения, стала перебивать, объяснять, что и так затянула медосмотр, что мне пора выходить на работу. Один из докторов одёрнул меня: «Если вы сейчас не задумаетесь, жить вам осталось до Нового года». Я переспросила: «Неужели у меня рак?!» Он ответил, что к этому всё идёт. Я вышла из кабинета, села в пустом коридоре и расплакалась. В тот момент рухнул мой мир. За свои 37 лет я ни разу не курила, не жаловалась на здоровье, не ходила в больницу. И тут говорят, что жить мне осталось чуть больше полугода. Не помню, как я доехала до дома… О предположениях врачей рассказала мужу, 16-летней дочке и сестре. Понятно, что новость их шокировала, но близкие сразу меня поддержали. Супруг сказал, что мы будем бороться. Сестрамедик стала узнавать, с чего начинать лечение. Я пошла в больницу к терапевту, она посмотрела документы и сообщила: «На приём к онкологу – только через месяц, к нему большая очередь». Я стала объяснять, что нет времени ждать, мне жить осталось немного. Терапевт, недолго думая, направилась в кабинет онколога. Вернувшись, она сказала, что врач примет меня последней, зато сегодня. Я прождала весь день, но не зря – врач отправил мои документы в Уфу, мне нужно было ждать звонка из онкологического центра. На ужинах с семьёй я чувствовала себя как на собственных поминках. Судя по лицам мужа и дочери, складывалось впечатление, что они со мной прощаются. Я и сама себе не давала шансов, просила сестру Наташу устроить скромные похороны. Она меня останавливала, запрещала думать об этом.
В ВЕНУ – РАДИОАКТИВНОЕ ВЕЩЕСТВО
Наконец мне назначили лечение в Уфе, Республиканском клиническом онкодиспансере. На протяжении двух недель я приезжала туда к восьми утра, уезжала поздним вечером. В клинике пришлось с нуля проходить обследование, сдавать анализы. Было страшно и неприятно проходить новые процедуры. На обследовании нашли образование ещё и на печени. Один из онкологов объединил мои анализы и допустил подозрения на лимфому. Для подтверждения диагноза нужно было пройти позиционно-эмиссионную томографию (ПЭТ). На процедуре берут кровь на сахар и в вену вводят аналог глюкозы с радиоактивным веществом, её поглощают раковые клетки. Позже аппарат сканирует тело и считывает количество опухолей. После получения результатов меня направили в отделение химиотерапии, и на приёме врач Чулпан Валиахметова сказала: «Вы очень долго ходите. У нас нет времени. Госпитализируетесь в понедельник и ложитесь на операцию». Меня тогда удивило, что она спрашивала про кожу, потливость, кашель – об этом ни один из предыдущих врачей не узнавал. Впервые я пережила наркоз. Накануне познакомилась с анестезиологом, она успокоила меня перед волнительным днём. Операция длилась около трёх часов. У меня часть новообразования вместе с грудным лимфоузлом забрали на исследование. Спустя несколько дней приехал муж, и меня отпустили домой ждать итоги главного исследования – подтвердится лимфома или нет. Когда анализы были готовы, я вернулась в Уфу на приём к Чулпан Валиахметовой. Как оказалось, у меня обнаружили третью стадию онкологии с риском к переходу в четвёртую. Необходимо было проходить сильную химиотерапию, шесть курсов по 10 дней с двухнедельными перерывами. Меня сразу познакомили с лечащим врачом Ан Хоа Нгуэном – корейцем, которого позже я называла просто доктор Хоа. Он провёл меня в двухместную палату, познакомил с Катей, у которой тоже была лимфома, но с поражением селезёнки. С Катей мы были ровесницами, быстро подружились, позже общались и вне клиники. Она рассказала о своём опыте химиотерапии, проходить которую мне было очень страшно.
ПЕРВАЯ ХИМИЯ
После первых четырёх капельниц у меня не было сил и аппетита. Вливают восьмую, девятую капельницу, счёт дней уже теряется, дней недели не существует. У меня не было сил даже встать с кровати. Врачи, конечно, наблюдали за состоянием. На обходе один из них спросил о моём самочувствии, а я не смогла открыть глаза. После этого мне ставили системы, состояние улучшилось, иначе я впала бы в кому.
Помню, как во время лечения у меня обострилось обоняние. Когда в палате бывали гости в «облаке парфюмерии», меня будто выворачивало наизнанку. Поэтому сейчас, направляясь в больницу, не трогаю духи. Теперь я знаю, с каким трудом переносят резкие запахи люди, больные онкологией.
Первый курс прошёл для меня тяжело, ухудшились анализы до минимально допустимых значений. Отпуская меня домой, врач велел хвалить себя за каждую сделанную мелочь. Дал свой номер телефона, просил звонить и писать в любое время суток, говорил, что подскажет дальнейшие действия. Лечение я продолжила дома, но спустя две недели вернулась на второй курс химиотерапии.
«ЛУЧШЕ ВЫ ПОБОРИТЕ РАК, ЧЕМ ОН ПОБОРЕТ ВАС»
– На второй курс лечения я приехала уже без волос, об этом меня предупреждал врач, – рассказывает Юлия. – Первыми меня покинули ресницы и брови. Полысели руки, ноги, за две ночи опустела голова – мои волосы большими клочками остались на подушке. В больницу я ехала в платке, но меня это не смущало – в онкоцентре все пациенты были без волос. Позже головной убор я сняла, казалось, он давит на голову, из-за этого она кружится и садится зрение. Потеря волос не самое плохое, что могло произойти. Понимала, если даны эти испытания, значит, я в силах с ними справиться. Меня лечит замечательный врач, который может проконсультировать на расстоянии в любое время суток. Так я поверила в себя. Мы с доктором сразу договорились – никаких травок, настоек, растирок. Если приму то, что не входит в курс лечения, он не поймёт, от чего меня спасать, а подвести врача я не имела права. Начали вливание, поддержку гормональными препаратами – организм включился в борьбу. Энергия приходила только под воздействием медикаментов, да и то на время. Онемели конечности, я не чувствовала, как у меня берут кровь на анализ. Появилось ощущение, будто пошатываются зубы: думала, если споткнусь и упаду, то зубы вылетят. Их, конечно, потерять гораздо страшнее, чем волосы. На одном из обходов доктор спросил, давно ли у меня асимметрия глаз. Оказалось, глаза по очереди прикрываются веком. Я даже не знала об этом, а моя соседка по палате Катя сказать постеснялась. Меня обнадёжили – это пройдёт. Я перестала есть, больничная еда просто не лезла в горло. Изменения в весе заметил врач, сделал замечание и сказал: «Лучше вы поборите рак, чем он поборет вас». Я восприняла это как указание к действию.
СЁСТРЫ ПО НЕСЧАСТЬЮ
Иногда мы с Катей выходили из онкоцентра в ближайший магазин. Шли вместе, потому что обе были не в лучшем состоянии. Если одной из нас стало бы дурно, вторая смогла бы позвать на помощь. К тому же онкобольной получает браслетик со штрихкодом, где записаны все его данные, история болезни и т.д. Мы с Катей даже внешне были похожи. Бывало, нас путали в аптеке и отделении. Спрашивали: «Вы сёстры?», а мы отвечали: «Нет, просто у нас одно заболевание». После второго курса химиотерапии мне назначили позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ), я очень ждала результатов. Казалось, есть прогресс, лечение работает. Мои догадки подтвердились – количество раковых клеток немного уменьшилось. Но с каждым приездом в Уфу становилось всё тяжелее, анализы ухудшались, я хотела вернуться домой. Врач отказывался отпускать, говорил: «У вас анализы настолько критичные, что первый же микроб вас убьёт. В вашем городе нет таких препаратов, которые могли бы спасти, а мы будем далеко». Так больница стала моим вторым домом – ради того, чтобы выжить. Помню, с нами лежала девушка со второй стадией рака. Она призналась, что работает психологом, но особого оптимизма я в ней не заметила – часто видела её в апатичном настроении. После моего отъезда выяснилось, что девушка погибла. На момент нашего знакомства у меня была третья стадия онкологии с риском перехода в четвёртую. На самом деле, важно не какая у тебя стадия, а то, как настроишь себя. Мы с Екатериной всегда были на позитиве и удивились, почему психолог не смогла себя спасти…
ДРУГ ОТКАЗАЛСЯ ВДРУГ…
С течением болезни я заметила, как из моей жизни уходят некогда близкие люди. Меня удаляли из друзей в социальных сетях, прекратили звонить и писать. Но гораздо больше меня удивило, что бывшие коллеги, даже те, с которыми были мелкие размолвки, справлялись о моём здоровье, поддерживали. Друзья познаются в беде, выяснилось, что их у меня и не было. Слышала, как бывшие знакомые интересовались через третьих лиц, не померла ли я ещё, но такие слова, наоборот, стимулировали бороться за себя ещё усерднее. Пока я проходила лечение, онколог отдал документы на комиссию для присвоения инвалидности. Мне позвонили, задали вопросы, а потом дистанционно присвоили вторую группу инвалидности на год. Честно говоря, я расстроилась, убедилась в том, что серьёзно больна. В тот день ко мне в палату зашёл доктор Хоа, удивился моему унынию и спросил: «Что с вами?», а я в ответ: «А при жизни можно свои органы завещать на трансплантацию?» Сейчас за эту фразу стыдно. Врач меня отругал – он, значит, лечит, контролирует, тратит своё время и силы, а я помирать собралась. К тому же органы мои поражены и никому помочь не смогут.
ГРАДУСНИКИ «ОБМАНУЛИ», А КОРОНАВИРУС – НЕТ
Четвёртый курс химиотерапии завершался, врачи подготовили документы на выписку, но у меня и Кати поднялась высокая температура. Мы очень хотели вернуться домой, «обманули» градусники и уехали к семьям. Тогда мы чувствовали себя крутыми – наблюдалась положительная динамика, многое уже прошли. Дома температура не спадала, набрала «скорую». Оказалось, мы с Катей заразились коронавирусом. Тогда я думала, что действительно умру. Жар держался, препараты местных врачей не помогали. Началась одышка, снова вызвали «скорую помощь». Приехала девушкамедик, ей пришлось везти меня в ковидный госпиталь города Салавата. Мы приехали, медик зашла в госпиталь, а вернулась со слезами на глазах – меня туда не принимали. Тогда я уже мысленно попрощалась с родными. Позже вопрос решился, меня взяли. После укола в госпитале я почувствовала себя значительно лучше. Пережив коронавирус, месяц восстанавливалась, чтобы продолжить химиотерапию. Однако этого не случилось: у меня обнаружили фиброз лёгких, из-за чего нельзя было вводить один из препаратов. Ещё неделю восстанавливалась, на следующем приёме выяснилось, что у меня жидкость в сердце, проходить химию нельзя. Я не хотела сдаваться и уговорила доктора Хоа продолжить курс под свою ответственность. Он пошёл навстречу, скорректировал лечение. Тот курс был очень трудным, врач удивился, как я вообще выжила.
СКАФАНДР НЕ ПОНАДОБИЛСЯ
Завершился пятый курс химиотерапии. Мне назначили ПЭТ, чтобы проверить динамику. Я очень волновалась и, получив результат, не поняла заключения. Врач сказал, что нет ни ухудшения, ни улучшения – всё стабильно. Я обрадовалась, значит, продолжаем бороться. После шестого курса выяснилось, что основная опухоль средостения уменьшилась. На этом химиотерапия в конце ноября закончилась, лучевую терапию мне назначили после Нового года. Ближе к праздникам у меня появились силы для приготовления домочадцам обеда. Я могла прибраться, самостоятельно сидеть, но на улицу не выходила. Во время химии мне во всём помогал муж. Думая об онкоцентре, поражаюсь: как я всё это пережила?! Смерть находилась в шаге от меня, видела, как угасают молодые, 20-летние ребята. Лечение онкологии как игра в рулетку, у нас реанимация всегда была на подхвате. Одни умирали, других спасали. Глядя на это, к смерти начинаешь относиться иначе – неизвестно, за кем она придёт завтра. После новогодних праздников предстояла лучевая терапия. Мне было интересно – неужели я буду ходить в скафандре, как космонавт? Всё оказалось намного проще. Меня клали на стол, вокруг крутился аппарат, а его лучи били по раковым клеткам. Процедура безболезненная и недолгая – 5-10 минут, правда, двигаться нельзя. Позднее начались побочные эффекты терапии – я не могла глотать и прожевать еду, пришлось питаться через трубочку. Второй, завершающий курс прошёл ещё тяжелее – пропал аппетит, меня снова откачивали…
КАКОЕ СЧАСТЬЕ – ПОЛУЧИТЬ ДВОЙКУ!
В середине марта 2022 года я завершила своё лечение. Мне сделали контрольную ПЭТ, за год я уже научилась читать заключение. Оценивали динамику по пятибалльной шкале, где пять – это очень плохо, а один – отлично. Впервые увидела результат в два балла – наступила ремиссия. У меня оставалось образование в средостении и печени, но меньшего размера. Радиолог сказала, что облучение будет действовать ещё полгода, затем нужно будет проверяться каждые три месяца. В перерывах между обследованиями я старалась больше времени уделять себе. Сидеть дома без психотерапии оказалось тяжело. В онкоцентре с начала лечения мы проходили групповые занятия, а при необходимости психотерапевт общалась с каждым индивидуально. Оказалось, это незаменимый доктор, который одной фразой может направить мысли в нужное русло.
ИСПОЛНИТЬ ЦЕЛИ И ЖЕЛАНИЯ
Во время лечения я проанализировала всю свою жизнь. Мне 37 лет, а на что они потрачены? За спиной столько невыполненных целей, желаний, их надо исполнять. Всегда хотела сесть за руль. Права получила ещё до заболевания онкологией, но водить машину очень боялась. После выписки села в автомобиль и со скоростью 20 км/ч приехала на собеседование в исправительную колонию Салавата. Хорошо помню тот день: волосы на голове только начали отрастать, и я внешне мало отличалась от заключённых. Статус инвалида не скрывала, думала, поработаю несколько месяцев, если будет тяжело, уволюсь. Меня, на удивление, приняли. Просыпаться каж дое утро по будильнику, собираться и ехать на работу в час пик – задача не из лёгких. Первые месяцы оказались трудными: от лечения у меня ослабла память. Забывала, что было пару часов назад, в предыдущий день. Приходилось всё записывать и запоминать, учить детские стихи. Плавно я влилась в работу. К тому же повезло с коллективом – коллеги поддерживали, они знали, с чем я боролась.
СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ… НЕ ДЛЯ ВСЕХ
На очередном обследовании вместо двух баллов я получила единицу. Удивлённо посмотрела на врача, а он ответил: «Юля, это победа». Я понимала, что в этот балл нужно вцепиться и не отпускать. Когда доктор узнал, что я вышла на работу, он возмутился – с таким здоровьем надо проходить реабилитацию, отдыхать. Но уж лучше буду работать, чем со скуки примерять на себя новые болячки, когда у меня кольнёт где-нибудь в боку. В Центре ядерной медицины на позитронноэмиссионной томографии (ПЭТ) мы встретились с соседкой по палате Катей. Она искренне радовалась моей положительной динамике, но сама похвастать такими результатами не могла. Из-за ухудшений Катя перешла на более мощные препараты, которые доставляли из Москвы. Её готовили на трансплантацию костного мозга, донорство которого – редкость, от этого ситуация не выглядела оптимистичной. Но я поддерживала Катю и верила, что она справится. На запросы онкоцентра откликнулся город Киров, однако из-за плохих анализов мою подругу туда не принимали. Спустя некоторое время у Кати отказало одно лёгкое. Я поняла, что она отчаивается. Ещё во время нашего соседства в клинике её муж ушёл к другой женщине, остались шестнадцатилетний сын и четырёхлетняя дочка. Я убеждала Катю, что нужно бороться ради детей. Уговаривала, чтобы отправляла мне хотя бы по букве в сообщениях, лишь бы знать, что она жива. Спустя несколько дней Катя скончалась, так и не дождавшись пересадки. Об этом сообщила её сестра. Я была разбита, информация о смерти Кати не укладывалась в голове – мы же вместе прошли весь путь, опирались друг на друга, поддерживали. Я потеряла близкого человека, не хотела верить в то, что жизнь так несправедлива.
НИКАКИХ СВИДАНИЙ!
Когда дни испытаний кажутся далёкими, ещё страшнее получить рецидив. На обследовании летом 2023 года обнаружили новые образования, я переживала, что нужно будет пройти всё заново. Я только-только занялась собой: изменила стрижку, начала приводить в порядок фигуру. Врач мои стремления к физкультуре не оценил, сказал, что можно только ходить и плавать. Обследование исключило рецидив, поэтому настроилась заниматься плаванием с инструктором, хотя после облучения болели руки. Теперь проверять здоровье приезжаю не в Уфимский, а Стерлитамакский центр онкологии. Когда я уходила из отделения радиологии в столице Башкирии, то искренне и тепло попрощалась с медперсоналом – эти люди стали практически моей семьёй. Но когда они говорили «До свидания!», я отвечала «Никаких свиданий!» Счастливо оставаться, будем здоровы, но вернуться в эту больницу я не готова. С доктором Хоа некоторое время мы были на связи, я уточняла у него о рамках дозволенного – можно ли есть вредную еду, прыгнуть с парашютом. Он ответил, что можно всё, но не сразу и не одновременно. Нужно прислушиваться к своему состоянию и любить себя. На последнем переосвидетельствовании мне снова поставили вторую группу инвалидности. Это огорчило, я рассчитывала на третью. Оказывается, процесс освобождения от инвалидности постепенный, для этого нужно время.
ВЕРА И БЛИЗКИЕ
Во время жизненных испытаний я стала верующей, хотя до этого к религии относилась равнодушно. Когда только стала на путь борьбы, мы с мужем возвращались домой из одной поездки. По дороге увидели храм села Зирган, решили зайти. К нам вышел батюшка – сельские прихожане ему знакомы, а мы появились впервые. Объяснила ситуацию, что мне жить осталось полгода, хотела бы купить деревянный крестик – может, разрешат надеть на операцию. Священник предложил исповедаться и выстоять службу перед операцией. Я приехала на таинство соборования. Было стыдно сидеть в церкви, так как я плохо себя чувствовала, но батюшка меня успокоил – ничего постыдного нет, нужно слушать молитву. На выходе из храма даже ощутила небольшой прилив сил. Перед каждой химиотерапией я причащалась, а батюшка стал моим духовным наставником. Ещё до заболевания супруг предлагал обвенчаться, а во время лечения уже начал настаивать. Его мотивов не понимала – зачем ему нужна больная жена? Когда увидела заботу супруга, его поступки во время болезни, поняла, что это мой человек. Так мы стали мужем и женой перед Богом, а не только по документам. Изменились отношения и с дочерью. Раньше я была строгой мамой: боялась надолго отпускать Ксюшу на улицу, опекала её. В больнице переосмыслила наши отношения, заметила, какая она у меня уже взрослая и самостоятельная. Сейчас дочка учится в Уфе, и я не переживаю, что она где-то оступится. Моё заболевание пришлось на её 10-11 классы, два года она училась в школе № 19. Класс и его руководительница Наталья Арнст поддерживали Ксению. Когда пришла на собрание к выпускному, родители поразились моей бодрости. Они ожидали увидеть поникшую, утратившую к жизни интерес женщину, а я оказалась бойкой и активной. УТРОМ
ПРОСЫПАЕТСЯ ГЕРОЙ
За время борьбы с недугом я повстречала много хороших людей. Каждому из них благодарна за то, что они были частью моей жизни в самый непростой период. Даже если друзья из прошлого меня покинули, ничего страшного – я приобрела ещё больше из разных уголков Башкирии. Наконец, я оказалась среди ишимбайских амазонок – женщин, которые борются с онкологией. Мы делимся полезной информацией, общаемся, поддерживаем друг друга. Сейчас я пробую жизнь на вкус, ищу в себе новые таланты, ставлю цели. Новый день – это возможность изменить свою жизнь вне зависимости от того, болеешь ты или нет. Если сегодня плохо – переживите вечер, а утром проснётся герой, который может всё. У нас нет черновика и чистовика, поэтому жить надо здесь и сейчас. Тем, кто только начинает проходить путь лечения – помните, вам нельзя отчаиваться. Как только вы опустите руки, враг победит. Нужно постоянно бороться и верить. Будет сложно. Если упали – ползите, не можете ползти – карабкайтесь к цели любыми путями. Даже если есть крошечная возможность, один процент, надо за этот процент ухватиться. Не бывает совсем безнадёжно, шансы есть у всех и всегда!
Арина Калимуллина.
ФОТО: архив Юлии Прокудиной.