Семиклашки сосредоточенно склонились над тетрадями. Она диктовала, когда на учительском столе беззвучно блеснул экран телефона.
– В низинке, в сочной траве, журчал ручей, переливаясь в другое озерцо — круглое. В низинке ... в сочной траве...
Анна Георгиевна подошла к столу, надо было прочесть полученное сообщение. С некоторых пор детям в их школе запретили телефоны, и теперь вынужденно учителя читали сообщения от родителей. Могло случиться что-то непредвиденное, и ребенка нужно было, к примеру, отпустить раньше.
– ... журчал ручей, переливаясь в другое озерцо..., – повторяла она предложение диктанта, а сама пробегала глазами сообщение.
" Здравствуйте, Анна! Вам не может дозвониться Людмила Ильинична. И я не смогла. Пожалуйста, перезвоните ей по номеру 8928.... Очень ждёт."
– ... переливаясь в другое озерцо – круглое, – Анна продолжала диктовать.
Кто эта Людмила Ильинична? Среди мам её семиклашек таких не было, а вот бабушек она помнила далеко не всех. И да, с некоторых пор перестала отвечать на номера незнакомые – повалили рекламщики и мошенники. Вероятно, это бабушка кого-то из детей. Анна решила перезвонить на перемене.
Диктант дописали. Уже в шуме сбора тетрадей, Анна Георгиевна спросила:
– Ребята, а у кого бабушка – Людмила Ильинична?
Возможно, после звонка, о чем-то ученика нужно было предупредить.
– Не-е, у меня две – Светлана Павловна и Наталья ....блин, а как бабе Наташе моей отчество, я и не помню..., – Соколов, как всегда, балагурил громче всех.
– Стыдно, Соколов! Имена и отчества бабушек и дедушек надо знать.
Остальные нестройным возгласом тоже ответили отрицательно, ни у кого не было бабушки – Людмилы Ильиничны.
Может из районо, из бухгалтерии или методкабинета? Анна нажала номер из сообщения. В кабинет шумно заходил следующий класс. Она отвернулась к окну, прикрыла ухо. Трубку долго на том конце не брали, и вот наконец:
– Да, слушаю, – голос глухой, незнакомый, скорее старческий.
– Здравствуйте! Это Анна Георгиевна, Вы просили перезвонить.
В трубке зависла тишина...
– Алло, Вы слышите?
– Да, да... Георгиевна? Аннушка, это ты?
– Извините, я не пойму с кем говорю, – немного сбавив официальный учительский тон, произнесла Анна. Просто Аннушкой не могли называть ее ни бабушки учеников, ни работники районо.
– Это Людмила Ильинична, это... бабушка я твоя, Ань.
И опять пауза зависла. Молчала и Анна. Она оглянулась на наполняющийся учениками шумный кабинет.
– Я перезвоню Вам позже. Сейчас не могу говорить, – автоматически прочеканила она.
– Конечно, я понимаю, – голос потухший.
Анна так и осталась стоять у окна. День сегодня был хорош. После долгих холодных зарядивших дождей вышло солнце, и сразу потянули к нему свои ветви усталые от зимы деревья.
Вон, на том дубе обязательно поселится сова, когда загустеет он зеленью, хотя ... ствол тонковат для дупла. Анна с детства искала деревья, где должна жить сова. Искала самое удобное для неё место. Как будто сова была олицетворением её самой, как будто искала и она свое гнездо.
– Здравствуйте, Анна Георгиевна!
– Здравствуйте, Анна Георгиевна!
– Здравствуйте, а мы тоже диктант писать будем?
– Будем, – нужно было отработать ещё три урока, отложить личные дела и мысли.
И это было не так уж трудно. Людмилу Ильиничну Анна практически не помнила, отложила думы о звонке на "потом".
Но сразу после уроков, когда уладила все школьные дела, устало села в пустом кабинете-классе за стол, вспомнила об обещанном звонке. Позвонить мужу, Дмитрию? Но что он может посоветовать? Скажет – звони.
Может позвонить отцу? Нет...Не стоит расстраивать его, пока ей ничего не известно. И она решила звонить Людмиле Ильиничне, матери её родного, как сейчас принято говорить, биологического отца.
Это – "биологическое" подходило к нему очень. Потому что у Анны был папа – Жора, который давно, ещё в детстве, её удочерил. И ни о каком другом отце никто и не вспоминал. Был у неё и младший брат, родной для отца.
Мама говорила, что ее родной отец умер, вроде. Но даже тогда на Анну эта новость произвела мимолётное впечатление. Скорее, даже облегчение – ну вот, был ещё какой-то там отец, а теперь уж точно, как у всех, один-единственный и любимый – папа Жора.
Мама Анны умерла два года назад от болезни. Подхватила вирус, затем воспаление. Ушла очень быстро. И теперь папа Жора, которого давно все звали дедом, жил один. Жил в том же городе, где и Анна, в той же квартире, где она выросла, берег память о маме, и вовсю помогал им в саду.
Вот и сейчас, на днях, лишь только сошел снег, он уселся на велосипед и направился в сад, наводить там порядок.
Анна ругала его – возраст, слабый слух, неустановившаяся погода, плохие дороги. Но отец не слушал. Любил он сад. И хоть теперь, считай, хозяевами стали там Дмитрий и Анна, основную часть работ делал отец.
– Когда вам? Работа... А мне и заняться больше нечем...
Отцу было около семидесяти лет. Все бабушки-дедушки Анны давно скончались, самой ей было сорок шесть. И ни о какой другой живой ещё бабушке она и не думала.
Анна жила с мужем и единственным сыном – студентом. Было свое гнездо – двухкомнатная квартира, к которой так привыкли, что ни о чем другом и не мечтали. Сын уже вовсю женихался, обещал познакомить с девушкой, и Анна волновалась и надеялась, что не с очередной.
Сейчас на номер в сообщении она нажала уже не так решительно и смело. Трубку взяли моментально.
– Аннушка, ты?
– Я...
– Ну, слава Богу, а я уж грешным делом... В общем, спасибо, что звонишь. Чего я хотела-то? Да. Аннушка, просьба у меня к тебе большая – может приедешь ко мне, повидаться? Вижу, правда, плохо, но тебя, даст Бог, разгляжу. Ты одна у меня осталась, больше нету никого. Знаю я, что Нина умерла. Царство небесное матери твоей. Хорошая женщина. Не думала ж, что она вперёд меня...
– А Вы что, общались с мамой?
– Не-ет. Совсем чуток. Приезжала она разок, да и я... Добрая женщина, мать твоя. Очень добрая. А я вот ... Ань, чего по телефону-то. Приехала бы, а?
– А куда?
– Как – куда? Туда же – в Псков. Никуда я не девалась, сижу всю жизнь на одном месте.
– Ясно, – Анна помнила, конечно, что мама родом из-под Пскова, но где жил её родной отец, не интересовалась. Да и вообще, мало говорила с мамой о нем. Эти разговоры мама не любила. Видимо, вызывали они неприятные воспоминания, поэтому Анна и не начинала их.
Зато в красках и наперебой они рассказывали, как познакомились с папой Жорой – на вокзале, в столпотворении у кассы.
– Смотрю – чудо маленькое в мохнатой шапке, – со смехом говорил папа, – Совсем забили девушку. Ну, я и говорю – два билета дайте. Вытянул её за рукав, а она в слёзы, что из очереди вытянул, обратно рвется. Еле объяснил, что взял и на неё билет. Выхватила, деньги отсчитывает мне, а сама дуется.
– Моя мохнатая шапка, между прочим, – парировала мама, – Была очень модным тогда енотом. И ни такая уж я и маленькая была, это ты – каланча пожарная.
"Каланча пожарная" взял в жены "чудо в мохнатой шапке" и стал отцом её маленькой дочки. Потом появился Николай, брат Анны. Все ясно, понятно и без страстей ... как казалось. Прожили они вместе до самой маминой кончины.
Анна так ценила их любовь, что даже сейчас, когда мамы уже нет, этот звонок от новоявленной бабушки ощущался, как вмешательство в идиллию родительских отношений, как червоточина, как ненужность.
– Ясно. Ну, напишите адрес. Но я ничего обещать не буду. Это далеко. Работа, знаете ли. Сейчас не до поездок.
Даже по дыханию собеседницы Анна почувствовала боль.
– Аннушка, я ждать буду. Пока жива – буду ждать...
Они попрощались. Анне казалось – она это сделала чрезмерно холодно. А как ещё она должна разговаривать с незнакомым человеком? – оправдывала она себя. За всю ее жизнь не было даже открытки от биологического отца или бабушки. А тут...
Через полчаса примерно, с того же номера, что и первое, пришло сообщение с адресом Людмилы Ильиничны Лапшиной. Анна даже фамилию слышала впервые.
Дома новость о новоявленной бабушке встретили чрезвычайно радостно. И муж и сын хором шутили о свалившемся на неё наследстве, бриллиантах, закопанных в саду, миллионах на сберкнижках.
– Ты чего, мам, поезжай, конечно. Может бабулечка тебе свое золотые реликвии передаст или дом оставит... Разбогате-ем...
Сын уплетал пельмени и был совсем несерьезен.
– Какая она мне бабулечка, Серёжка? Я до дня сегодняшнего о ней и не слыхала.
– Это не важно. Важно, чтоб бабка богатой оказалась. Поезжай, ба-абушка ведь..., – сделал нажим он на слове "бабушка".
– А ты не посчитал – сколько ей может быть лет? Нет? А не подумал о том, что она может быть просто немощная стала и звонит, потому что одна уже жить не может. Привезу я тебе бабулечку в твою комнату, поставим кровать там и будешь ухаживать. А? И подружку свою подключишь. А что, праба-абушка ведь..., – передразнила его Анна.
Сергей поднял брови.
– Ну, это в мои планы никак не укладывается, маменька.
Анна присела рядом с сыном.
– Эх, Сергуня! А я уж и не знаю, что и укладывается в мои. Пойду вечером к деду. Его попытаю. Может знает чего ...
Отец встретил ее, как обычно, радостно. Она привычно похозяйничала на кухне, побурчала на то, что не готовит он первое, пригрозила тем, что начнет носить и первое тоже.
– Варю, варю. Вот только доел.
– Будем считать, что поверила. Пап, котлеты в морозилке, а вот эти потушу сейчас тебе на ужин.
Анна принялась за готовку, отец сидел рядом. Самое время было рассказать о звонке, что Анна и сделала. Отец напрягся, сжал руки, выпрямился весь на стуле, слушал чрезвычайно внимательно.
– И вот думаю – съездить что ли? Дмитрий говорит – съезди, ничего не потеряешь. А у меня каникулы ж весенние на следующей неделе, самое время отпроситься. Расскажи, что знаешь, пап. Чувствую же – знаешь.
Отец взял из вазы конфету, помял её в руках, положил обратно.
– Не надо, не езди, – отчеканил, – Страшная она женщина. Мать, – он посмотрел в зал, понизил голос. Там стоял портрет мамы, он так и жил с ней. Анне казалось даже – беседовал, когда оставался один, – Мать столько ночей проплакала из-за нее. Ужасный она человек, Анюта, ужасный.
– А я ничего не знала. Почему ты мне не говорил? Почему мама молчала? Что тут происходило? А эта Людмила Ильинична, – язык не поворачивается при отце назвать ее бабушкой, – А эта Людмила Ильинична сказала, что мама даже приезжала к ней. Это так?
– Да ездила. Но один только раз. Больше я не позволил. Она и так еле отошла от той поездки. Иногда мне кажется, что не вирус, а эта бабка унесла у меня её...– отец замолчал, опустил голову.
Аня бросила котлеты, села рядом.
– Пап, расскажи...
И отец начал свой рассказ. Анна была ошарашена, слушала рассказ завороженно, чуть не сгорели котлеты. Она даже не подозревала, что за внешней простотой отношений, за историей любви папы Жоры и мамы скрывается такая трагедия. И она – заложница её.
Когда познакомились они, у мамы был очень сложный период – она боролась за дочку. То есть за неё, за Анну. Анечка каким-то чудесным образом оказалась в руках Людмилы Ильиничны. Не по решению суда, к коему в то время мало обращались, а по решению какого-то собрания парткома или колхоза, папа точно не помнил.
Когда сын привел в дом пигалицу Нину, без роду и племени, Людмила сразу ее и не взлюбила. Не за характер, был он у Нины податливый и смирный. Казалось, просто – не пришлась.
Уж потом они узнали, что не взлюбила она бы любую, кого б сын не привел. Потому что был у неё сговор с давней подругой, которая жила на севере, что поженят они детей. И хоть дочка подруги и была не совсем здорова, а точнее будет сказать, совсем не здорова, желание поженить сына именно с ней было у Людмилы сильнейшим.
А почему? Да все просто. Занимал муж подруги высокооплачиваемую должность в деле шахтерском, северном. Имели они и квартиру в Питере, и дом в поселке возле Сочи, там лечили они дочку. В этот дом на море ездила и Людмила отдыхать с Андрейкой, там и дети были вместе, знали друг друга с малых лет.
Одно плохо – не сможет иметь сноха детей, а внуков хотелось. Андрей, сын, не разделял мнение матери по поводу дальнейшей своей личной жизни, привел в дом Нину, хотел с ней жить долго и счастливо.
А дальше...
Отец не знал подробностей, только знал, что Андрей вскоре уехал к друзьям матери на север – на заработки, обещал забрать и Нину с новорожденной Анечкой. Но так и не забрал. Разошлись они.
Нина, забрав дочь, ушла из дома Людмилы, но вскоре явилась Людмила Ильинична к ней в общежитие с милицией, и Аню забрали силой.
Нина тогда билась у высоких синих ворот их дома, испытала величайшее унижение, прошла десятки инстанций. Об этом времени, по рассказу папы, мама не могла вспоминать без слез.
Вскоре бывшая свекровь в дом её пустила, продемонстрировала, что внучки у неё нет, объявила, что ее отправили к отцу на север, а она – нищебродка и шалава, недостойная воспитывать дочь. К этому времени Людмила насобирала псевдодоказательств разгульной жизни бывшей невестки. Все было шито белыми нитками, но шито тщательно и скурупулезно... Людмиле нужна была внучка.
Нина пыталась узнать адрес местонахождения дочери, но все было скрыто.
Но через некоторое время Аня опять оказалась в доме свекрови. Что там произошло – отец не знал. Говорили – совсем разболелась вторая жена Андрея, было не до Ани. Нине доложили об этом добрые соседи, давно имевшие на Людмилу зуб.
Вот тут уже Нина была рядом с Георгием. Он и подключил тяжёлую артиллерию: подали в суд, подключились его друзья, и совсем скоро Анечка была у них. Отца Андрея лишили родительских прав, а папа Жора сразу удочерил Аню.
Лет семь назад до них дошли вести о кончине Андрея. Вот тогда Нина и подумала, что бывшая свекровь осталась совсем одна. Начала часто об этом говорить, думать. Может помощь нужна...?
– И откуда в человеке столько всепрощения? – спрашивал, рассказывая, сам себя отец, – Ну, мне надоело, говорю, поехали, навестишь, раз думается. Тогда мы как раз только купили новую десятку. Надо было её обкатать, мне даже хотелось. Да ты помнишь, сказали вам, что к Лопахиным едем. Мы и собирались к ним, но по пути... Набрали подарков, продуктов.
Не изменилась бывшая свекровь. Сначала сладко пела, жаловалась на жизнь, а потом вдруг...
– Что за наследством явилась? А вот фиг тебе...
Свекровь кричала о своем богатстве, о квартирах и домах, и ещё о том, что Нина этого никогда не получит. Нина выложила гостинцы и вернулась к машине от бывшей свекрови вся в слезах. А следом выбежала и старуха, кричала что-то несусветное.
К Лопахиным так и не поехали. Нине было совсем плохо.
Прошло года три и свекровь вдруг позвонила Нине сама. Каялась, просила простить, приехать, обещала наследство. Но Нина не поехала больше, отец запретил, да и сама уже не хотела. Зачем? И так – столько нервов там оставлено.
Свекровь звонила опять и опять. Отец заблокировал на телефоне мамы её номер. Хватит. От таких людей лучше себя ограждать.
Вот и сейчас отец не хотел, чтоб дочь ехала к этой женщине, к женщине, которая так обидела её мать.
– Понимаешь, она как вампир – впиваться умеет и сосет.
– Пап, я посчитала, ей примерно 87 лет. Может изменилась?
– Такие не меняются, Анюта.
***
На верхней своей полке она никак не могла уснуть. Лежала одетая поверх одеяла и слушала далёкие тяжкие гудки. Она ерзала, томилась, думала о предстоящей встрече. Зачем едет? Едет к женщине, которая обидела её мать.
На семейном совете они решили, что съездить надо, но только не одной, а вместе с кем-нибудь. У Дмитрия как раз шквал на работе, решили, что поедет с ней Серёжка, сын.
Но в последний момент у того нарисовалась поездка от университета, и получалось присоединиться к маме лишь на день следующий.
– Приеду тебя спасать из рук злобной старушенции, – издевался Сережка, а Аня волновалась – хоть и лично для неё ничего плохого старушка не делала, но какой-то стыд перед отцом и мамой витал в воздухе.
Дмитрий предлагал деду вообще не говорить, куда она едет, мол, на педконференцию... Но Аня знала, отец тонкой своей интуицией все равно почувствует, не удержалась – сообщила отцу.
– Я знал, что ты поедешь. Хорошо, что с Сережкой. Помни о маминой истории и будь осторожнее, пожалуйста.
В Псков она приехала рано утром. Медленно двигалась по подземному переходу, попав в затор из людей. Ближе к широкой лестнице толпа поредела, дышать стало свободнее, она подняла глаза и тут увидела табличку с её фамилией и именем. Ее держал мужчина в комуфляжной куртке.
И не успела она шагнуть навстречу, как он сам зашагал к ней.
– Это вы – Анна Георгиевна? Вы – к Людмиле Ильиничне?
– Я, а как это ...
– Это она отправила меня Вас встретить. И табличку она сделала сама, хоть и плохо видит, – он посмотрел на табличку и, наконец, догадался отпустить ее, – Я на машине, пойдёмте. Думаю, если тут пропущу, пойду на нашу остановку, там искать буду. Но сразу признал ... Меня Александр звать.
Он подхватил легкую сумку Анны, пошел вперёд. Анна так и не поняла про какое сходство он говорил.
– Но я ей только день приезда сказала, а поезд не говорила.
– Догадалась, наверное, она. Так у нас тут с юга только этот дневной ходит. А я думаю, хоть бы встретить тут, а то мне на работу...
Александр высадил её у добротного кирпичного дома с мансардой и палисадником. Она оглядела улицу.
И что-то давно забытое забрезжило вдруг в памяти, отчего и жалко себя стало и потеплело в груди. Она медленно огляделась, как бы надеясь что-то отыскать. Глаза наткнулись на огромный растущий возле дома дуб. Он ещё только наполнялся жизненными соками, но уже был величественным.
Набежал порыв ветра, уложил свежую траву, погнал сор вдоль тротуара и вдруг угас, исчез, и трава, казалось, с тихим шуршание поднялась обратно. Анне подумалось, что это само время прошелестело над ней одним этим порывом.
Анна осторожно толкнула калитку, вошла. Хоть весна была и ранней, но уже чувствовалась какая-то запущенность двора. Что-то знакомое мелькнуло в сознании, захотелось протянуть руку и сорвать ... она почувствовала даже вкус, рот наполнился слюной, вкус вишни. И да, прямо за калиткой, за небольшой оградой к ней спускала ветви низкорослая вишня.
На порог вышла хозяйка. Она была одета в темный сарафан и светлую блузку, на ногах низко обрезанные старые валенки, в руке клюка ...
***
Спасибо, что читаете мои рассказы.
Для вас прикрепляю ещё увлекательные истории.