Сказки Рыцарей Храмовников.
Под созвучья звёздных струн,
Красна девица Земун,
Прочь из дома уходила,
И, когда в полях бродила,
Глядя в небо, любовалась;
Засмотревшись, восхищалась,
Необычным светом звёздным;
Звёзд скопленьем грандиозным,
Что столь позднею порой,
Так прельщали красотой;
Лепотой ночных просторов,
Столь таинственных для взоров;
Волшебством ночных сияний,
Ей даривших сонм мечтаний:
О семье, о статном муже,
Чтоб он был других не хуже;
Чтобы изо всех он сил,
Всю любовь лишь ей дарил.
Быть счастливым хочет каждый.
Посчастливилось однажды,
И Земун мужчину встретить,
Что любовью смог ответить,
На её - Земун - любовь,
Восхищая деву вновь.
Распрекрасный ликом Див,
Уж, и в правду был красив.
Но к несчастью оказалось,
Что не с тем Земун связалась.
Див, хоть знатен и богат,
Но..., к тому ж, ещё женат.
То известье очень грозно,
Прозвучало. Только поздно,
Обо всём Земун узнала.
Долго плакала, рыдала.
Словно молния сразило,
То известье, ведь носила,
От злосчастного лгуна,
Плод любви уже она.
Вскоре срок родин настал.
Див к ней повитух прислал.
Только, кто у ней родился;
На Свет Божий появился,
Хоть, конечно же, желала,
Так Земун и не узнала.
Ей сказали, что ребёнок,
Не жилец, уж, был с пелёнок.
Див его похоронил;
О Земун на век забыл.
Пролетели быстро годы,
Дав своих событий всходы.
То, что раньше приключилось,
Позатёрлось, позабылось.
Знамо, поздно или рано,
У Земун на сердце рана,
Так иль эдак зажила,
Затянулась, заросла.
И уже Земун одна,
Материнских чувств полна,
Сына с дочкою взрастила,
Тех, что прежде "получила",
Тяжким вопреки невзгодам,
От сестрицы Роды с Родом.
Сызмальства Земун умела,
Если этого хотела,
По добру да поздорову,
Превращать себя в корову:
Да, в корову не простую;
Необычную такую,
Что народной звучной мовой,
Звать Небесную Коровой.
Может, это роль сыграло,
Иль иное повлияло,
В общем, как-то в утешенье,
Приняла она решенье:
Дескать, очень, уж, ей надо,
Приобресть коровье стадо.
С стадом всё удачно сталось.
Стадо быстро разросталось.
Всем коровам несть числа.
Их Земун сама пасла;
Ключевой водой поила;
И сама коров доила.
И вкуснее молока,
Свет не видывал пока!
Потому к ней прямиком,
Шёл народ за молоком.
А Земун была всем рада.
Ей в труде была отрада.
Средств Земун с них не стяжала.
Всем бесплатно раздавала.
О такой её услуге,
Слух разнёсся по округе.
Оттого к ней из далИ,
Молочка взять люди шли.
В дебрях ведьма обитала,
И она о том прознала;
И явилась как-то раз,
В дом к Земун в вечерний час.
Поприветствовав с порога,
Огляделася немного.
Проходя вперёд, бурчит,
Так хозяйке говорит:
"Притомилась я слегка.
Дай, испить мне молока.
Только свежего налей!
Да, давай-ка, поскорей!"
Так, промолвив с небреженьем,
Ведьма медленным движеньем,
Отложив клюку свою,
Села рядом на скамью.
Ей в ответ Земун с почтеньем,
С превеликим уваженьем,
Как хозяйке надлежит,
Поздней гостье говорит,
Наливая без заминки,
В кружку из красивой крынки:
"Вот, прошу тебя, испей,
От коровушки моей,
Нежного, как облака,
Ты парного молока."
Ведьма кружку ту взяла,
Но к губам лишь поднесла,
Сделав небольшой глоток,
Тут же сморщила роток,
И хозяйке говорит:
"Что-то молоко кислит.
Ты налей-ка мне другого,
Из кувшина дорогого.
Может, там, где высоко,
Будет свежим молоко."
На скамью Земун встаёт.
С верхних полок достаёт,
Нарушая свой уют,
С виду дорогой сосуд.
Гостье, чтобы угодить,
Чтоб не стала та стыдить,
Восприяв за униженье,
Первой кружки подношенье,
Уж, Земун берёт другую,
Ярким цветом расписную,
И в неё из крынки новой,
Налила. На стол дубовый,
Перед гостьей кружку ставит.
Гостье молвит, не лукавит:
"Гостья, к милости твоей,
Этого, прошу, испей".
Ведьма пальцами кривыми,
Как лицо её рябыми,
Кружку медленно берёт,
И ко рту её несёт,
Но, почуяв кислый дух,
В гневе выпалила вслух:
"Ты опять меня гнобишь,
И кислятиной поишь?!
От такого подношенья,
Не ждала я униженья.
От тебя, Земун, тем паче.
Только вижу, что иначе,
Ты со мною поступила,
Чем прискорбно удивила.
Говорила с уваженьем,
Отнеслась же с небреженьем!
Поишь кислым молоком,
Да, второй, уж, притом!
Свежее, как видно, прячешь.
Врёшь, меня не одурачишь!"
Всхорохорившись спесиво,
Ведьма встала: "Ну-ка, живо,
Мне показывай сейчас,
Где хранится твой запас,
Из парного молока."
Ведьмы тощая рука,
Оттолкнула прочь Земун.
Ведьма, как медведь-шатун,
Побрела по кладовым,
Что в дому и дворовым.
Находя в них молоко,
Бьёт клюкой своей легко,
По различным глинным крынкам,
По плетёным по корзинкам,
Да по полкам тем, что в ряд,
Молоко Земун хранят;
Крынки эти разбивая,
Молоко их разливая.
Ярость в ведьме полыхает;
Застит разум и снедает;
Тлеет злости уголёк.
Старой ведьме невдомёк;
Не узрит никак-де смысла:
Почему в мгновенье скисло,
Всё парное молоко.
Осознать ей не легко:
Не Земун бы ей казнить,
А саму себя б винить.
Даже маленький ребёнок,
Что там сызмальства - с пелёнок,
Без сомнений точно знает:
Молоко всегда скисает,
Если злая ведьма рядом;
Под её противным взглядом,
Молоку парным не быть -
Сразу же начнёт бродить.
Но Земун, при всём при том,
Жаль, не ведает о том.
Что случилось? Не поймёт.
Совесть душу ей гнетёт.
Ведьма ж, всё расколотив,
Но свой гнев не усмирив,
Чтобы в сердце боль унять,
Начинает колдовать;
И кричит Земун она,
Гневом яростным полна:
"За такое угощенье;
За такое обращенье;
Я обиды не спущу,
И немедля отомщу:
Как меня учили встарь,
В мерзопакостную тварь,
Или, проще говоря,
В крысу, жабу иль червя,
Нераздумав, превращу,
И, тем самым, проучу."
Сколько ведьма ни старалась,
Но Земун не превращалась,
Ведьмовской весь род гневя,
В крысу, жабу иль червя.
Ведьма, виденному, злилась;
Всё свирепей становилась;
Как она ни извращалась,
Раз за разом превращалась,
Вопреки её стараньям;
Чародейки злой желаньям,
Воспротивясь злому слову,
Добрая Земун в корову.
Уж, увидев в естестве -
Проку нету в колдовстве;
То, по случаю такому,
Ведьма сделать по другому,
В час вечерний собралась.
За клюку она взялась.
Ею в воздухе взмахнула,
Словно всё перечеркнула,
Гневно изрыгнув проклятье,
Прочитала вслух заклятье,
И второе налагает,
Следом вот, что изрекает:
"Что ж, хоть твой коровий вид,
Признаюсь, меня гневит,
И его, коль так и быть,
Я не в силах изменить,
То в лучах зари багровой,
Если стала ты коровой,
То, уж, больше не меняйся;
Ею так и оставайся!
Силу слова твёрдо знаю,
И тебя им заклинаю:
Если только доживёшь,
Не попав под острый нож,
Лиходея-мясника,
Что проткнёт твои бока,
И за твой коровий век,
Очень близкий человек,
Если вдруг, да, повстречает,
Да, к тому же, угадает,
Озадачившись причиной,
Что под этой вот личиной,
Будет он иль стар, иль юн,
Что там скрыта ты - Земун,
Сгинет страшное проклятье,
И разрушится заклятье.
Снова станешь в жизни той,
Ты опять сама собой."
Ведьма с этими словами,
Прочь ушла, и ноги сами,
Коровёнку повели,
Чрез простор на край земли,
Чтоб среди прямых путей,
Отыскать её детей,
Чтоб они её признали,
И с неё заклятье сняли.
Долго шла она, покуда,
Добралась с трудом до сюда,
Где рельефу вопреки,
Две широкие реки,
Воды медленно катили;
Орошая, превратили,
Весь вокруг лежавший дол,
С множеством богатых сёл,
Ни в убогую низину,
А в цветущую долину,
Где всего, что пожелаешь,
Ты в избытке получаешь.
Две реки те - Дон и Дана.
Встреча с ними столь желанна,
Для благой Земун была,
Что расстрогалась она,
Повстречав своих детей,
Что так милы были ей.
Дети быстро повзрослели.
Уж, судьбу свою имели,
Строя жизнь ни как-нибудь,
А торя ко счастью путь.
Возле них простой коровой,
Ведьмой гневной и суровой,
Обращённой, может статься,
Очень долго так скитаться,
Десять дён Земун стояла.
Боль с тоскою обуяла,
В это злое бытиё,
Сердце доброе её.
Дети мать, жаль, не признали,
И, как прежде, протекали,
Чистых вод поток неся,
С ними горе унося,
Но не вняв в потоке дней,
Бедам матери своей.
Делать нечего, коль сталось;
Коль само всё так свершалось,
То Земун всё поняла;
Прочь отсюда побрела,
Лишь надеждою лелеясь,
И в душе своей надеясь,
Что родимые сестрицы,
Всё же смогут умудриться,
Со стараньем порадеть,
И в корове разглядеть,
Ни бродяжку-де чужую,
А сестру свою родную.
Но надежды были тщетны.
Сёстрам были не заметны,
Ныне скрытые черты,
Её прежней красоты.
Долго вдаль Земун плелась.
Наконец-то добралась,
К своим матери с отцом -
В свой старинный отчий дом,
Где удача вдруг поможет,
И родители, быть может,
ВпЕрив свой дотошный взгляд,
В ней дочурку разглядят.
Но они дочь не признали,
И корову прочь прогнали.
Скор был отчий приговор.
Для Земун же с этих пор,
Жизнь предстала столь постылой,
Безотрадной и унылой,
Что она в бреду была.
Без оглядки побрела,
Коли будни ей претят,
Прочь, куда глаза глядят.
Так её однажды ноги,
Привели к одной дороге,
По которой стадо гнали.
Пастухи навряд ли знали,
Всех коров наперечёт.
Хоть вели, возможно, счёт,
Но прибыток - не убыток...
Без мучительных попыток,
В стадо то Земун прибилась.
С стадом вот же , что случилось:
Пару дней его вели,
А третий привели,
Из-за лесу, из-за гор,
Стадо то на скотный двор,
Надо же случиться диву,
На усадьбу прямо к Диву.
14.12.2023. 18:06.