(книга «Больше, чем тире»)
Важное примечание: Дорогой читатель, в названии этой главы нет ни одной ошибки! Объяснение вы найдёте в процессе ознакомления с главой оной, как таковой. Конец важного примечания.
Наша первая корабельная практика перешла в решающую фазу – окончательную и завершающую. Такой период наступает непременно на всех практиках – дня за три-четыре до её официального окончания. Когда процесс практического изучения и познания сначала перетекает в вялотекущую фазу, а потом уже и вовсе затихает, словно ручей, впадающий в заболоченный и поросший ряской заиленный пруд, полный лягушек и пиявок. В этот период курсанты, уже пресыщенные новыми познаниями и вдоволь наглотавшиеся науками, перестают воспринимать информацию в любом её виде, и тупо забивают большой военно-морской болт на всё. Но такая апатия присуща не только подрастающим офицерам, но и руководителю практики и тем более - офицерам действующего флота, так сказать, практикующим. Им практиканты тоже уже порядком поднадоели и теперь на них стараются не обращать внимания – надоели!
Но мы этого тогда ещё не знали – мы только начали накапливать то, что потом мы с гордостью будем величать опытом.
Когда все старые катера были переконсервированы, все необходимые траншеи вырыты, а ненужные ямы с выбоинами засыпаны и закопаны, то интерес к курсантам у командования дивизиона быстро угас и отныне мы были предоставлены сами себе. Мы были тихими, смирными и относительно дисциплинированными, поэтому для нас те последние дни практики стали по-настоящему «пионерлагерными», правда, без зарядок, без утренних линеек и маршей под дудку с барабаном и песнями про счастливое детство.
Чем же заняться, когда флоту ты уже не нужен и зачётные книжки уже заполнены? Вся взятая с собой беллетристика уже перечитана во время дневальств, а местная, и без того небогатая библиотека дивизиона, в принципе, как таковая, числилась в наличии, но никогда не работала. Так что курсанты стали испытывать некоторый интеллектуально-художественный голод. Кратковременные походы в дивизионный клуб на просмотр патриотических фильмов слабо справлялись с заполнением информационного вакуума. Всякие там настольные игры типа домино, шишбеш с шахматами и шашками набили такую оскомину, что хотелось уже кидаться этими фишками и фигурками в сидящих за столами и лежащих от скуки – не от злости или там, от раздражения, а просто так – от тоски и скуки.
Ежедневные набеги на стройбатовский магазин немного взбалтывали и освежали вялотекущую шизофрению ничего неделания. Наш, то есть, дивизионный магазинчик и в самом деле оказался гораздо скромнее, чем у соседей через дорогу. Да и сам магазин работал точно также, как и чепок – нерегулярно и спонтанно. А содержимым чепка курсантам так ни разу и не удалось полакомиться: хотя матросики и говорили, что именно сегодня он откроется, но пока курсанты соберутся, пока дойдут до чепка, местные срочники уже все смели с прилавков, оставляя лишь большие крошки да пустые стаканы из-под компотов и сметаны.
Поэтому, следуя советам новых боевых товарищей, первокурсники протоптали тропинку из своей казармы до стройбатовского военторга, в котором продавщица никак не могла нарадоваться на новых пришельцев. Не каждый солдат, да и матрос тоже не могли себе позволить такой роскоши, как ежедневный поход косяком на закупку различных лакомств. А у курсанта мало того, что организм постоянно требует жиров белков и углеводов в неограниченном количестве, так ещё для этого и неплохие деньжата водились. Поэтому вечно голодные практиканты ежедневно возвращались обратно к себе в казарму с богатой добычей: кефиры, ряженки со сметанами, с узкими бутылочками наполненными экзотическими газировками, мясными и рыбными консервами, повидлом в толстых тюбиках и сладкими воздушными кукурузными палочками, похожими на толстых и жирных жёлтых гусениц.
Особую слабость было приятно питать к узеньким бутылочкам «Фанты», «Пепси-Колы», которые в те далёкие советские времена на большей части СССР были экзотикой и редкостью. А ещё в таких же бутылочках продавался какой-то газированный лимонный напиток, название которого было очень трудно прочитать, ибо оно было написано на эстонском языке с использованием гласных букв с точечками наверху, так называемыми, умляутами. И вот на свой страх и риск после первого похода в стройбатовский магазин, я решился испробовать этот волшебный лимонад. Правда случился казус с закавыкой, в результате чего всех ненароком перепугал, в том числе и самого себя. Было это, правда, где-то на третий день нашей практики. После первого похода в соседский магазин я стал счастливым обладателем трёх бутылок с разными газировками. Апельсиновая «Фанта» и темно-коричневая «Пепси» не вызывали такого интереса, как этот лимонный «лимонад» (пардон за тавтологию). Вот только одно настораживало – эта газированная бурда имела мутный желто-зеленоватый оттенок с кусочками лимона, подозрительно дремавших на самом дне бутылки. Пиршество в нашем кубрике по случаю удачной экскурсии уже подходило к своему естественному финалу, когда я решился открыть эту бутылку, предварительно тщательно взболтав её содержимое. Как там советовал знаменитый агент 007: «Взболтать, но не смешивать». Вот я и взболтал до однородной консистенции. А потом, усевшись на коечку, решил откупорить бутылку посредством своей бляхи и, откинувшись на спину, не спеша насладиться живительным нектаром. Искушение попробовать доселе неведомую водицу было таким великим, что я не обратил внимания на то, что этот напиток тоже оказался газированным.
И только прикоснулся к пробке, как она с оглушительным хлопком выстрелила в потолок, забрызгав сладкой жидкостью и меня, и мою коечку, ну, и окрестные коечки и их хозяев тоже. По всему помещению нашего кубрика тут же распространился приятный освежающий аромат словно от лимонного освежителя воздуха. Все, конечно же, от неожиданности разом подпрыгнули на своих койках – в памяти ещё были свежи воспоминания - вот точно с таким же хлопком в нашем автобусе лопались стёкла, когда мы ухнулись в кювет. Так как я был ближе всего к эпицентру, то в ушах всё ещё стоял неприятный звон от хлопка, сквозь который услышал, как старшина нашей команды Петруха Мачковский выговаривал мне всеобщее неудовольствие из-за случившегося и пригрозил на будущее, что следующие лимонады мне придётся открывать не в кубрике, а на строевом плацу. А то так и до инфаркта совсем недалеко.
После тщательной приборки заляпанного лимонными ошмётками кубрика, оказалось, что в бутылке осталось совсем немного – как раз на пипетку, чтобы закапать это зелье в нос во время сильного насморка. Допитые остатки, ну не пропадать же добру, спустя пару минут вызвали небывалый доселе прилив такой изжоги, что казалось эта жидкость не только прожжёт желудок, но и доберётся до самого позвоночника и расплавит его к ядрене-фене. И после этого казуса у всех как-то прошло желание покупать лимонный денатурат. А от изжоги пришлось спасаться старым проверенным способом. Все курящие стряхивали пепел прямо на кусочек чёрного хлеба, и потом этот бутерброд пришлось съесть, запив обыкновенной водопроводной водой. Как ни странно, но это шаманство сработало, и в туловище опять воцарились покой и порядок.
Кстати, о курении. На этой практике некоторые из нас пристрастились к этой пагубной привычке. Не только от того, что делать больше нечего, но и от желания почувствовать себя немножечко повзрослевшим и оморяченным. В этом невольно оказался повинен наш Паша Лишенкевич. Он прибыл к нам со срочной службы уже в чине старшины первой статьи, и по нашим подростковым меркам был уже изрядно немолодым, промасленным, продутым на семи ветрах и прокуренным до желтизны на густых усах годком. Накануне практики он где-то достал настоящую курительную трубку. Да вот настоящего табаку в те времена в Калининграде тогда было не достать. На уговоры и советы раздербанить сигареты или папиросы он всегда болезненно морщился и говорил, что это моветон, тождественный тому, если заваривать чай не из настоящего чайного листа, а из распетрушенного пакетика с чайной пудрой. И поэтому он терпеливо ожидал того сладостного момента, когда мы отправимся в Эстонию на практику.
- Там в Прибалтике всё есть, наверняка будет и настоящий голландский или английский табак, - мечтательно кашлял он, прикуривая очередную вкусную сигаретку от другой, - я для этого немного деньжат поднакопил, чтобы побольше набрать его.
За такие дымные мечты курсанты, беззлобно подтрунивая, прозвали его «Табачным капитаном». И вот в Эстонии нашего Пашу настигло глубокое разочарование. Ну, нигде ему не попадался настоящий табак для его волшебной трубки. Ни на автобусных станциях Литвы и Латвии, где мы останавливались по дороге в Таллин, ни в самом Таллине, ни, тем более. в приморском городке Палдиски. Паша в отчаяние никогда не впадал, только иногда входил в творческий штопор (не путать со ступором). Но в этот раз он нашёл-таки выход. Нет, до курительного моветона он не опустился – годок ведь, но зато именно в нашем дивизионном магазине он обнаружил обыкновенные серо-коричневые пачечки «Махорки», похожие на брикетики мыла.
- На безрыбье и сам раком станешь, - Пашиной радости не было предела.
Купив пару пачек, которые стоили сущие копейки, он пришёл в кубрик и стал нам демонстративно показывать, как надо правильно набивать трубку.
- А ты сам-то курил когда-нибудь? - кто-то с издёвкой поинтересовался.
- А как же, - сосредоточенно утрамбовывая большим пальцем коричневые стружки и крошки, вдохновленно произносил Паша, тщательно следя за своими же манипуляциями, - сто раз курил.
Ответ всех озадачил. За весь год мы Пашу видели только с сигаретой в руке, но никак не с трубкой или на худой конец – с самокруткой. Но вот настал ответственный момент, и мы всей ватагой пошли на крыльцо казармы посмотреть, как сейчас Паша будет смолить самосадом. Когда Паша курит, то все вокруг замирают и с тревогой следят за его шаманскими экзерсисами. В такие минуты Пашу вообще отвлекать опасно. Он медленно подносит ко рту сигарету (ну, или трубку) и вставляет её промеж плотно сжатых губ, словно организм сопротивляется очередной внеплановой дозе ядовитого никотина. Потом Паша прикрывает глаза веками с по-детски длинными и пушистыми ресницами и медленно, но глубоко делает такой вдох, словно это последний вздох в его жизни. Замирает на пару секунд и скривив губы в недоброй улыбке (типа – фу, какая гадость) начинает неспешно выдыхать из себя сизый дым, совсем как дракон выпускает из своей пасти пламя. Но дракон грозно шипит или рычит, а Паша, медленно приоткрывая глаза начинает стонать и в самом конце заходится глубоким кашлем туберкулёзника, отчего у всех зрителей невольно появляется ощущение, что ещё немного, и Павел начнёт выплёвывать из себя ошмётки лёгких. Но этого на удивление и ко всеобщей радости не происходит и… Паша опять затягивается.
С махоркой было точно такое же явление, правда в более ярких и сочных красках и оттенках, да и Паша от самосада заходился уже в нешуточном затяжном кашле. В конце концов у его неблагодарных зрителей нервы не выдержали, и они отобрали его адскую трубку из опасения, что наш Паша, переживший такую жуткую катастрофу не доживет до конца практики и вместо первого тридцатидневного законного учебного отпуска ему придётся отправиться в реанимацию.
Но из конфискованной трубки всё ещё дымящуюся махорку выбивать не торопились. Некоторые решились попробовать и курнуть такого злобного самосада не только из-за интереса, но ещё из пресловутого причащения к настоящей взрослой жизни. Часть из этих некоторых больше в жизни не притронулись к подобной гадости, а вот другим не повезло, и они завели в себе эту пагубную привычку – добровольно травить свой организм.
Ну а тропинка в обход казармы до стройбатовского военторга не только не зарастала, но даже расширилась до неприличных размеров. Курсанты практически ежедневно устраивали туда монголо-татарские набеги. Справедливости ради следует заметить, что тот военторг был своеобразной предтечей будущих супермаркетов эпохи постсоветского развала. В этом магазинчике было практически всё, что нужно курсантам: дорогие сигареты с дешёвыми папиросами, махорка для Пашкиной трубки, а ещё там кроме дефицитных продуктов на полках лежали моднявые футболки стильного покроя с логотипами известных газет центральной печати. Подобного ассортимента мы больше никогда и нигде не встречали: «Известия», «Правда», «Вперёд», «Труд» и тому подобные. Поначалу местная продавец с опаской и настороженностью относились к пришельцам во флотской форме с блестящими якорьками на погонах вместо загадочной литеры «Ф» желтого цвета. И вначале даже неохотно продавала свои товары, но первым же вечером, сведя дебет с кредитом, она кардинально изменила своё строптивое отношение к загадочным пришельцам на тёплую коммерческую любезность. Прагматизм взял верх над чувством самосохранения, и отныне она продавала всё, на что показывал указующий перст курсанта. И хотя продавец никак не могла нарадоваться новым покупателям, но вот местные военнослужащие стали выказывать некоторое неудовольствие и даже раздражённость, особенно когда к стоящему в очереди курсанту чуть позднее внезапно присоседивались ещё с десяток его собратьев, которые ненасытной саранчой беззастенчиво сметали с полок почти всё. Казалось бы, конфликт двух совсем неродственных частей неизбежен, но командованиям обоих частей удалось уладить это дело, объявив стройбатовцам, что им надо потерпеть всего немного – лишь одну декаду, и проблема сама собой рассосется с первой же электричкой в последний день июля, когда она увезёт этих наглых и до неприличия состоятельных «крючков» с практики обратно в Таллин.
А в перерывах между походами в чепки да в магазины курсанты предавались иным потехам. Гуляли по окрестностям, купались в море и фотографировались на крутом обрывистом берегу, благо в это время погоды стояли преславные и волшебные. Но, как известно всем, бесконтрольность с бездельем порождает анархию. Кому как не замполиту ведома эта важная сакральность: курсанта оставлять хотя бы на минуту без куртуазии аполитично. Поэтому в одно сонное и вялое утро, унюхав тревожные миазмы разложения дисциплины на курсантской половине казармы, он появился в дверях нашего кубрика и приказным тоном убедил всех приняться за выпуск боевых листков и даже стенной газеты с оптимистичным и весьма задорным названием: «Каждую ракету – в цель!»
Правда с коек в ответ донеслось едкое и саркастичное: «Наша цель – коммунизм!» Это не было экспромтом. На первом этаже главного учебного корпуса в нашем училище, в одном из дальних аппендиксов ракетно-артиллерийского факультета, как раз под служебными апартаментами начальника училища по недосмотру главного замполита училища случился этот культ-полит-просветный казус. Сначала на пустующей стене был повешен перспективный лозунг «Наша цель – коммунизм!». А несколько позже группа курсантов в качестве халявы для экзамена создала красивый стенд, на котором наш боевой крейсер, уходивший к туманному горизонту, лупил своим ракетным вооружением по гипотетическому врагу. Красивая и эффектная работа, которая понравилась абсолютно всем – и офицерам, курсантам и даже начальнику училища. Правда, в тот период всеобщего восхищения шедевром никто и не обратил внимания, а если и обратил, то не стал докладывать в соответствующие инстанции, что стенд тоже имел броское и вполне гвардейское воззвание: «Ракетчик! Каждую ракету – в цель!». По училищу поползли недобрые и нехорошие слухи, и к новому алтарю потянулись туристы со всех факультетов лично удостовериться в остроумии курсантов первого факультета, создавших эпическую картину и повесивших её в нужном месте. О такой оплошности было доложено главному замполиту, но слишком поздно, когда уже весь курсантский народ вдоволь наёрничался над такой оплошностью. Картину снимать и перевешивать не стали, а вот новое место для коммунистического лозунга замполиту училища пришлось очень долго искать. И в конечном итоге, он его так и не нашел, после чего то воззвание успешно сгинуло в пыльных казематах подвальных складов наглядной агитации вместе со снятым когда-то красивым огромным орденом победы, некогда висевшим над парадным входом в главный учебный корпус. Если это и было правдой, то до грусти обидной, ну, а если это было легендой, то весьма остроумной и приятной.
Но эту историю замполит дивизиона не знал, и поэтому аполитичный выпад первокурсников он не смог оценить по достоинству. Он лишь сильно расстроился, немного рассердился, даже слегка обиделся. Но решил не усугублять полит-просветительскую деятельность стенной газетой – мало ли что ещё взбредёт в голову этим первокурсникам. Он просто приказал двум курсантам, случайно попавших ему на глаза, немедленно пройти в его замполитский кабинет.
Там без лишних дискуссий и пленумов этой небольшой делегации была выдана большая стопка чистых бланков «Боевой листок», карандаши простые и цветные, одна резинка-стёрка, канцелярский клей и несколько фломастеров. Завидя смиренную реакцию курсантов, безропотно взваливших на свои плечи груз канцелярской повинности, замполит не только воспрял духом. Он аж взвился от удовольствия и с причитаниями: «Вот какие сознательные и инициативные, не то что наши», благословил будущих офицеров на творческие подвиги и гениальности.
И он даже не подозревал, что на самом деле курсантам только это и нужно было. Они и вправду нарисовали несколько боевых листков так сказать наперёд и в кредит – как и положено - с бравурными эпитетами и оптимистическими реляциями на радость замполиту. Остальную же канцелярщину они пустили действительно на свою пользу.
В то время были к традиционным настольным играм робко присоединялись и новые - из необычного и заграничного. Это сейчас экономическими играми «Маклер», «Монополия» или «Вестерн» никого не удивить. А тогда в 1988 году это была экзотика, о которой толком никто и не слыхал. Один наш товарищ по прозвищу «Дед» рассказал, как в ГДР ему довелось, будучи подростком, играть в такую интересную и увлекательную игру со своими немецкими сверстниками. Об этом он вспомнил, когда одни из нескольких часов, присланных его родителями из Ростока, вместо точного времени стали показывать цену на дрова, и он их отправил в стремительный полет до ближайшей стенки нашего просторного кубрика.
После того, как все запчасти от мгновенно разобранных часов были сметены на совок и выброшены в урну, Дед окинул грустным взглядом своих притихших собратьев и зевая произнес:
- Вот скукотища-то. А хотите новую развлекуху? Вместо домино и шишбеша.
- Какую? В карты ведь нельзя.
- Тут похлеще карт дело будет. «Монополия»! Слыхали?
- Что это еще за монополия?
- Игра такая. Забойная. На деньги.
-На деньги нельзя - отчислят!
- За нарисованные – не отчислят, так что можно попробовать! Тут ведь смысл в самом процессе. В азарте!..
- Ну если вся загвоздка и смысл в азарте, то, пожалуй, можно и попробовать.
И Дед рассказал во всех подробностях правила игры со всеми её особенностями, с премудростями и хитростями. И все с охотой и даже задором принялись делать для самих себя новую игру.
Из шести боевых листков было склеено игровое поле, на котором под присмотром Деда была расчерчена сетка полей для фирм, тюрьмы и биржи. Пока одни деятели рисовали игровое поле, остальные работали в качестве печатного станка по выпуску денег. Ножниц не было, и поэтому купюры разрезались лезвиями безопасной бритвы Серёги Соболева, которые у него водились в больших количествах, так как только он пользовался раритетным бритвенным станком американской фирмы «Жилет». Этот станочек имел удивительную особенность – чтобы сменить лезвия надо было просто-напросто покрутить небольшое утолщение внизу ручки станка, и сверху словно крылышки поднимались к верху фиксаторы лезвия, лезвие менялось и обратным вращением крылышки-фиксаторы возвращались в прежнее положение, надёжно фиксируя новое лезвие.
Серёга очень гордился этим станком и говорил, что этот станок ему подарил родной дед, получивший на память в подарок по взаимному обмену от бывших союзников по Второй Мировой войне.
Из боевых листков нарезали большое количество заготовок под купюры и принялись их разрисовывать. Для придания большей подлинности и некой ценности нарисованной купюры, и чтобы избежать всяких финансовых недоразумений в виде «фальшивомонетничества» и инфляции с девальвацией, на купюрах рисовался её номинал посредством обыкновенных советских монет, как в детстве. Подкладываешь её под листик и сверху ретушируешь простым карандашом. На купюре отпечатывается её точная копия. Ну а подлинность такой купюры подтверждалась гербом, отпечатанным точно таким же образом с реверса монеты. Номинал был остроумен и прост – одна копейка приравнивалась к одной тысяче рублей. Так что суммами мы тогда ворочали совсем даже нешуточными.
Потом уже, подсчитав общую казну, вывели среднюю стоимость фирм, размер штрафов и прочее. Уже это занятие было хорошим и интересным развлечением. После этого принялись вспоминать различные фирмы «заморские». Первым же делом вспомнили про известные автомобильные бренды: Ford, Mercedes, BMW, Nissan, Volvo, Audi. За ними решили связаться с лёгонькой промышленностью: Adidas, Puma, Botas, Nike и тому подобные, ну и под занавес решили увековечить на полях нашей игры и известные «магнитофонные» фирмы: JVC, AKAI, Pioneer, Sony, Panasonic, TDK, Agfa, BASF, ну, и конечно же, популярная в то время отечественная Radiotehnika.
Кстати, а знаете почему наш Дед тогда с такой лёгкостью расправился со своими часами? Оказалось, что они и не такие уж и дорогие, совсем дешёвые. Они были аналоговые, но на электротяге. И все шестерёнки, шарниры, цапфы со втулками внутри были сделаны из обыкновенной пластмассы. Ну, поэтому и срок годности у них был соответствующий - всего пару месяцев. Это мы только потом всё смогли разглядеть, после его памятного броска часов в стенку, и всё никак не могли надивиться – как такое возможно. На что Дед небрежно бросил, что этого ширпотреба в ГэДэЭре как грязи, и стоят эти «котлы» всего десять марок за кило. Мог нас Дед удивлять, особенно рассказами про Социалистическую Германию. Однажды всех потрясла его страшилка, рассказанная на ночь. Как, якобы он, сам был свидетелем, как на местную ГДРровскую свалку приехало два самосвала, полные некондиционной обуви – с бракованными кроссовками одной известной фирмы. В одном грузовике были кроссовки только на левую ногу, а в другом, как вы догадались, на правую. Эти два грузовика цинично разъехались по разные стороны свалки и вывалили всё непотребное из кузовов. Но на этом ужас не закончился, за грузовиками приехала какая-то цистерна, из которой обе кучи поочерёдно были политы чем-то чёрным и вонючим, похожим на отработанное моторное масло. Не знали мы тогда – верить Деду или нет, но нас мучал единственный вопрос: к чему такие сложности? Оказалось, по словам того же Деда, что это борьба с местными халявщиками и мародёрами. А не проще было бы в комиссионке всё это барахло за копейки или, как там у них – за пфенниги – распродать? Оказывается – нельзя, ибо пострадает престиж фирмы. Вот ведь какими же капиталисты (пускай и социалистические) бывают злобными, алчными и бессердечными – в то советское время нам это казалось невероятной дичью и несусветной глупостью. Но вернёмся к игре.
Конечно же, наш рукодельный самопал значительно отличался по качеству исполнения от стандартных типографских своих собратьев, но тем он был ценнее и дороже нам. Роль игровых фишек играли обыкновенные пуговицы, крышки от бутылок и прочая мелочь, а кубики мы позаимствовали из шишбеша (нарды), к которому в первый же вечер торжественного открытия новой «Монополии» был навсегда утрачен интерес. Принцип игры сейчас всем прекрасно известен, и останавливаться на описание игры нет особого смысла. Для нас сие развлечение было в диковинку, и поэтому оставшиеся дни и ночи напролёт курсанты резались в эту игру, оставляя её лишь на кратковременные перерывы на сон, да приём пищи. Теперь ночных дневальных было аж по пяти штук – так пришлась по душе эта новинка. А замполит всё никак не мог нарадоваться на курсантов: как ни зайдёт к ним в кубрик – те все на месте, никто в самоход не смылся и все сидят чинно за сдвинутыми воедино несколько столов и, разложив на них боевые листки, скрупулёзно что-то пишут, чертят и рисуют. Для отвода глаз и для сбережения замполитовских нервных клеток, каждым утром на входной двери в курсантский кубрик вывешивался заранее заготовленный новый экземпляр боевого листка с известиями о новых достижениях курсантов на практике.
Матросы тоже с интересом читали наши красочные эпистолы, и всё удивлялись нашему нездоровому бумаготворчеству, граничившего с фанатизмом. И только уже в последнее утро практики, когда пришло время прощания со всем экипажем, мы передали нашу игру со всей казной годкам, которые очень обрадовались этому неожиданному подарку. И на недоуменный вопрос «чего ж вы с собой такую красоту не забираете?», курсанты ответствовали Попандопуловское: «Мы себе ещё нарисуем».
А на прощание они нам бросили вдогон ставшее уже привычное нам «Невешатьносгардемарины»!
Откуда это пошло? Да очень просто – однажды по телевизору показывали фильм «Гардемарины, вперёд!», на который замполит приказал ходить всему личному составу, в том числе и курсантам. Показывали тогда не все четыре серии сразу, а растянули их на четыре дня. Помнится, что фильм был нам в то время не особо интересен, да и до фильма ли, когда в кубрике на столе тебя ожидают финансово-экономические баталии с конкурентами. Именно после просмотра первых серий, где прозвучала песня «Не вешать нос, гардемарины» с подачи срочников нас так и стали величать «невешатьносгардемарины». Вот именно так – на одном дыхании, одним словом, без пробелов и знаков препинания.
А мы и не собирались вешать носы. Практика, которая пришлась по душе гардемаринам уже подходила к концу, приближая заветный месячный отпуск.
Окончание следует
© Алексей Сафронкин 2024
Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации, а их будет ещё очень много. Не сомневайтесь.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.