РАГА 12 . НОЧЬ - КОГДА НА УРАЛЕ ВЫРОС ХРЕБЕТ .
R сидел в Доме творчества Союза писателей Узбекистана в Дурмени и смотрел телевизор в фойе, напротив своего номера. Показывали программу «Время», в которой обсуждали кризис в Персидском заливе. Баррель нефти в США подскочил до 100 долларов ...
— Не пугай нас своей нефтью, — вырвалось у патриотически настроенного R. — У нас её много.
— Где? — изумился ведущий политического комментатор программы «Время».
— Вон там, — не задумываясь, ответил R и показал рукой в направлении Тюменской области. — Там живут мои братья — татары, которые добывают нефть. Это на Урале, где ночью вырос Уральский хребет…
Все члены Союза писателей СССР, которые ровно в 9:00 утра приходили в столовую Дома творчества на завтрак, а ровно в 14:00 — на обед, а в 19:00 — на ужин, а после ужина постоянно смотрели телевизор, особенно программу «Время».
Естественно, между завтраком, обедом и ужином они прогуливались по тенистым аллеям Дома творчества и, завидев друг друга, степенно подходили, здоровались тоже степенно:
— Ну, что? Творишь?
— Творю…
— Ну, твори…
При словах «Ну, твори…» наименее воспитанные члены Союза писателей добавляли (про себя, конечно) — Ну твори, тварь…
Однако среди них были и те, кто не обладал достаточным талантом, чтобы выразить себя в литературе. Из-за зависти и чувства, которое евнух может испытывать к своему господину, они держали в карманах своих цветных шальвар свои фиги и кукиши...
И все писатели смотрели программу «Время», когда неожиданно она превратилась в «Пресс-клуб».
Ведущий политический обозреватель Центрального телевидения Фарид Сейфуль-Мулюков, хорошо подготовленный и вышколенный в МГИМО, задал вопрос великому татарскому поэту R: «Как вы считаете, можно ли вывести нашу страну из экономического тупика?» Вопрос был задан на чистом арабском языке.
Великий татарский поэт R, не менее изысканно, но на чистом татарском языке, ответил: «Конечно, товарищ Фарид Сейфуль-Мулюков. Для этого нужно всю нашу советскую тяжелую промышленность перевести в лёгкую, а всю лёгкую — в космос».
Фарид Сейфуль-Мулюков возразил: «Но опыт всех ведущих арабских стран говорит нам о других вариантах и выходах. Я уже 32 года по мусульманскому летоисчислению (хиджре) изучаю опыт экономического взрыва, после которого стали процветать Объединённые Арабские Эмираты, Кувейт и Саудовская Аравия. В центрах городов везде бьют фонтаны с чистейшей нефтью!»
Великий татарский поэт ответил: «Как дерево растёт, так и погибает, уважаемый Фарид-ака. Сейчас людей посадили в танки, и в этих танках сидят такие же люди, как вы, как весь народ. Весь народ посадили в танки… Куда исчезнут все фонтаны нефти? Танкам же этого не хватит. А если учесть, что для танков нужны чехлы? На эти чехлы уйдут все хлопчатобумажные плантации Средней и Центральной Азии.
Спасёт всех нас только хребет, который вырос на Урале и стал границей между Европой и Азией…»
— Это же бессмыслица жизни! — восклицает читатель.
— И он будет прав на все 100 процентов! — добавляет невозмутимый, как ашуг Сулейман Стальский, R, могущественный и огромный, как памятник акыну Джамбулу Джабаеву на привокзальной площади города Джамбула. По-казахски этот благословенный южный город называется «ЖАМБЫЛ».
— И читатель, и озадаченный читатель будут правы на все 100%, — добавляет невозмутимый, могущественный и помпезный, здоровый и великолепный R. Все эти эпитеты он взял с собой без разрешения из родного города Джамбула, где он родился. С ночи своего рождения R старался соответствовать названию родного города.
— Это же бессмыслица жизни, — повторил великий поэт R слова озадаченного читателя, добавив, — переходящая в бессмыслицу смерти.
— Читатель прав, даже если он не прав, — продолжал философствовать R. — Всё потому, что на Урале вырос хребет, огромный хребет, напоминающий хребет гигантского динозавра, а может быть, даже и бронтозавра. И такое ощущение, что он в любую минуту встанет, повернётся туда-сюда обратно, и в Европе и Азии сразу прекратятся все социальные, национальные, семейные и производственные конфликты. И сразу по обе стороны станет всё тихо и спокойно: «МЕРТВЫЙ ЧАС», как в детском саду «РОСИНКА» на улице Германа Лопатина, где воспитываются два прекрасных, великолепных гуттаперчевых гумерчонка: Динка-льдинка и Дамир-Дракончик… Дай Бог им здоровья!
Когда-то великолепный R, постаревший сразу на двух детей, с темно-белым лицом, вдруг осознал, что белый цвет, как и цвет хаки, цвет его армейской гимнастёрки, имеет прямое отношение к смерти. Так всегда происходит, когда он начинает думать, вспоминая прошлое. Его мысли о жизни плавно переходят в размышления о смерти. Вспоминая свои гумероподобные копии, он ощущает, что его жизнь — это постоянное умирание. Им нужно расти и жить, а ему — жить и умирать.
Таков закон жизни. Пусть Льдинка и Дракончик будут счастливы, пусть на нашей планете звучит Гумерический смех, и да будет так!
А в эту ночь на Урале вырос хребет, разделивший Европу и Азию. В Азии живут европейцы, а в Европе — азиаты. А в Средней Азии живёт R, который, будучи ранним, как райский ранет, написал:
* * *
смотрю на фото - вижу прошедшее,
смотрю на зеркало – вижу настоящее,
смотрю на рентген-снимок – вижу будущее…
Однажды ночью на Урале R забрался на вершину хребта и, взглянув вниз, увидел ночной город. Этот город был известен под разными именами: Ижевск, Устинов, Набережные Челны, Андропов, Рыбинск, Брежнев, Нижний Новгород, Горький, Тверь, Калинин…
В этом ночном городе R увидел на фотографии прекрасную девушку в вязаной шапочке и кофточке, с пухлыми губками и чистыми открытыми глазами. Увидев эту девушку, он вспомнил её последние письма.
В своих письмах она писала:
«R, я не «скорая помощь» для тебя. Когда ты оказался в больнице №5 на столбовой улице, где даже заборы из белых столбов, не жди меня, не надейся, что я приеду к тебе на скором фирменном поезде «Удмуртия». Я не «скорая помощь», я просто была для тебя любимой девочкой. На твоих глазах и с твоей помощью я превратилась в молодую цветущую женщину, умеющую и желающую любить.
После нашего медового месяца, великолепного августа, после спортивной сумки ярко-красно-сине-белого цвета, "Москва-Олимпиада-80", купленной на твою студенческую стипендию, которая была полностью забита твоими дырявыми, но чисто выстиранными носками (которые я зашивала своими руками!), и поверх которых лежали августовские красные яблоки, и моих писем к тебе, которые я подписывала:
— Целую. Навечно твоя…
Кто знал, что слово «навечно» — это всего лишь три года, что это слово рассыплется, словно песчаный памятник, на глазах, как будто фундамент этого слова был построен на песке, на котором мы с тобой лежали под августовским солнцем и делали вид, что загораем, а на самом деле любили друг друга…»
Даже великий киргизский писатель, лауреат Государственных премий, главный редактор журнала «Иностранная литература» Чингиз Торекулович Айтматов, который был земляком нашего героя R, не смог бы передать то ощущение, которое возникало при виде и вкусе этих красных августовских яблок.
Молодой R зачитывался «Красным яблоком» Чингиза Айтматова, когда был совсем юным. Но даже депутат Верховного Совета СССР Чингиз Айтматов, описавший в романе «Плаха» волчью любовь, не смог бы передать те чувства, которые испытывал наш герой.
У Нигины в комнате были обои с ромашками. Это была девичья комнатка, в которой всё было окружено этими цветами, что создавало атмосферу, располагающую к гаданию: «Любит — не любит, к черту пошлёт — к сердцу прижмёт...»
Конечно, этот долгожданный принц в футболке, обтягивающей его спортивную фигуру, и в американских джинсах, которые стоили 250 рублей на Беговой в то время, был любим. Джинсы были чисто выстираны до светло-голубого цвета с белеющими пятнами, хотя когда-то они были темно-синими, цвета индиго.
Если бы Орнелла Мути увидела его тогда, она бы воскликнула: «Дайте мне его координаты! Я хочу пообщаться с ним лично!»
Что оставалось делать Ундине? И вот рядом с импозантным R, чья внешность напоминала ей о «Жизели», «отеле» и «постели», в темно-синих кроссовках «Адидас Торшн» с белыми шнурками и полосками, загнутыми спереди и сзади, шла молодая женщина, которой только исполнилось 20 лет. Это был её первый медовый август, когда у прохожих мужчин при её виде «моментально наступала инфляция слов».
Они шли вдоль огромного пруда с деревянной лодкой на цепи, которая стояла на приколе. Два весла были предназначены для них двоих: прекрасной Ундины и ошарашенного от такого счастья R. В руках мужественного R были ключи от замка, который держал эту лодку на приколе. А вместе с тем это были ключи от кусочка счастья, взятого на прокат, ключи от ее сердца.
На брелке от этих ключей было выбито пронзённое сердце, а под ним — одно-единственное английское слово: «Love».
R курил тогда сигареты «Camel»...
Ундина сказала R: «R, я не хочу быть для тебя бабочкой-однодневкой. Я хочу любить только тебя, стирать тебе рубашки, готовить тебе завтрак, пока ты спишь, и подавать тебе кофе в постель».
R смеялся...
Но Ундина, не обидевшись, серьёзно продолжала: «R, я научусь хорошо готовить тебе обеды, потому что мне очень нравится кормить тебя».
И это говорила скромная тургеневская девушка, которая любила читать фантастику и в то же время наслаждалась вкусом спелых августовских яблок. Она была тихой мечтательной особой, знавшей о любви лишь по произведениям золотого века русской литературы.
Самые страшные вещи о взаимоотношениях между полами она узнала из «Темных аллей» Ивана Бунина, письма Татьяны Лариной к Евгению Онегину, рассказов Ги де Мопассана и, конечно же, знаменитого «Декамерона» Джованни Бокаччио.
Темной ночью на Урале вырос хребет. В то время R и Ундина, прекрасная в своей невинности и природной скромности, катались на лодке по огромному пруду. Казалось, что это не пруд, а Рыбинское водохранилище, настолько он был велик.
Влюбленный R изображал из себя «Super-Men». В эти счастливые для него дни он напоминал глупого, но страстного тетерева на току, который токовал и ворковал не хуже голубя. Голуби были увлечением R с раннего детства.
Потом R картинно, рисуясь своим смуглым, крепко сбитым телом – в одних плавках – нырял с лодки в воду, доставал огромные кувшинки, и уже в зубах держа их, - как верный пес (тем более, что Ундина уже знала, что R родился в год Собаки!) – подплывал к лодке и преподносил эти кувшинки (лилии Сарона!) своей великолепной Ундине, которая, смеясь над R – скрывала этим смущенным и в то же время радостным смехом – свою растроганность от своего любимого (любимого!) R!
А ночью на Урале вырос хребет…
А ранним утром, на рассвете R залез на самую вершину хребта и воскликнул, подобно Шопенгауэру :
- Остановите Землю, - сойду!
Но Земля не остановилась, она продолжала вращаться, а R не покинул вершину хребта. Он сел на неё и произнёс:
— Боже мой, разве нельзя вернуть нам те минуты счастья, из которых был соткан этот наш божественный август? Рай для одного человека — это ад, рай для всех людей — тоже ад, но один август для двоих — это же рай! Маленький кусочек большого бессмертного рая!
И словно в ответ на этот кощунственный, пусть даже риторический вопрос, после которого стоит восклицательный знак, а не вопросительный, на небе появились огромные чёрные тучи, предвещающие непогоду.
Сама природа, как будто обидевшись на моё кощунство, предвещала нам бурю и шторм. Поднялись волны, и нам с Ундиной пришлось плыть к берегу, заросшему густыми зарослями камыша.
Найдя тихую заводь, мы остановились, посмотрели в глаза друг другу, и в наших сердцах появилось одно и то же желание — полюбить друг друга прямо в этой деревянной лодке.
Хотя моя Ундина боялась, что мы можем опрокинуться, этого не произошло. Мы так любили друг друга, как будто это происходило давным-давно... в Венеции... на венецианской гондоле...
Когда я любил свою прекрасную Ундину, я не верил своим ушам, глазам, рукам, своей смелости, с которой я любил её. И мало того, мне не верилось, до самого конца, что это возможно: и что ей тоже так же, как и мне, приятно ощущать меня, моё тело, мою влюблённую душу, моё колотящееся на весь мир сердце. Я полностью принадлежал ей, так же, как и она мне…
А на Урале в это время вырос Уральский хребет.
P.S. После этого ничего не осталось… Даже фотографии, даже писем, необыкновенных в своей нежности, даже пяти рыдающих лет разлуки, даже любви, которой завидовали люди…
P.P.S. Жизнь заставила поверить, что всё на земле проходит, что всё обычно…
До сих пор стоит в этом далёком, тёплом, с прекрасными людьми городе — дом в самом центре города, — дом, стены которого помнят тот августовский день, когда одна самая милая, самая желанная горожанка этого города познала счастье быть, стать женщиной, ради чего она родилась в этом городе, городе воспоминаний R…
А на Урале в эту ночь вырос огромный Уральский хребет…
РАГА 13. НОЧЬ ЗАПУТАННЫХ ОТНОШЕНИЙ R :
с представительницами прекрасного пола, которые акушерки и гинекологи устали уже совсем распутывать…
Поэтому просим девушек и женщин с именами, встречающимися в этом тексте, не беспокоить автора, так как отношения, никакого отношения к данному тексту «Ragi…» тезки, будущие тезки — не имеют…
Потому что весь текст — это Повторение пройденного…
Притягательность литературы состоит в том, что она превращает прошедшее в будущее, в вечное и в настоящее…
R никогда не был скупым, пресным, примерным, правильным и хорошим человеком – представь, дорогой читатель, этот набор человеческих качеств, собранных в одном человеке, а?
В пестром калейдоскопе жизненных впечатлений R мелькали кадрики и кадры – со скоростью 24 кадры за 1 секунду, и так: все 24 часа в 1 сутки: комики, комиксы, гомики, гномики…
А Вовчик пришел и сказал :
- А R – карманный Наполеон со своей армией, состоящей из двух
грецких орехов и игрушечной пушки -–которая стреляет на расстоянии до 20 см от начала ствола пушки… Вернее, - от конца ствола пушки…
А R ответил:
- Вовчик, ты смотришь на рожу или наружу. А надо смотреть внутри,
в то – что находится внутри человека. Не надо сходу давать определения человеку…
Обычно мужчины заводят с женщинами романы, а потом пытаются затащить их в постель. Но R поступает иначе: он начинает с постели, а уже потом пишет о них романы. Например, в этом своём новом романе он называет одну женщину Нигиной, а другую — Ундиной.
...совершенно разные понятия, как, например, у русских и у болгар — согласный и отрицательный кивки славянскими, братскими головами, но всё по-другому. В другом смысле…
Дело в том, что настоящие герои этого бестселлера, который вы, уважаемый читатель, читаете, — это реальные люди, в том числе и женщины. Но автор придумал для них поэтические псевдонимы, а главного героя R и вовсе закодировал. Давайте попробуем понять, какие качества автор приписывает этому человеку...
R аскованный
R искованный
R усский
R оскошный
R аритет
R оман
R аги –
R екомендуем...
Поэты рождаются в провинции, а умирают в Париже, где похоронен великий русский писатель Ив. Бунин.
Однажды Спиркин спросил:
— R, а почему Бунин подписывал свои книги "Ив. Бунин"?
На что R посоветовал повторить Спиркину много раз И. Бунин…
И только тогда Спиркин понял, почему Бунин так подписывал свои книги.
Однако было уже поздно — поезд в Италию ушёл.
R не был в Италии, хотя очень хотел там побывать.
Он каждый день ел бы итальянскую пиццу, любил бы прекрасную Орнеллу Мути, гонял бы на "Альфа-Ромео", пил бы прекрасные итальянские вина и слушал бы сладкозвучную карамельную итальянскую музыку.
О, Италия! Где в каждой подворотне рождается и живёт Муслим Магомаев! R мог бы качаться в гаммах, как в гамаке…
В Италии писали Гоголь, Горький, Брюллов, Бродский — все, кроме R. Пели все, кроме R. Любили все, кроме R...
R потерял её? Но нельзя утратить то, чего у тебя никогда не было…
- Можно! – воскликнул бы убежденный оптимист…
- Низзя! – сказала бы милая, красивая женщина, хозяйка прекрасной,
великолепной, портативной! (Противный, фу… - может сказать еще она…) машинки. Югославской, юговской – Супер – УНИС – том де люкс… Класс…
- спасибо… - ей от благодарного R, растроганного, который любил ее
и может быть, даже, и сейчас продолжает ее любить, правда любит он ее не в Италии, и она даже не замечает, что R любит ее, она может даже не знает этого…
- Спасибо… - ей за многочасовые стояния перед ее домом, ночью, и
так – каждая глава сего романа – это ночь, проведенная перед окнами, темными, ночными окнами, холодновато, конечно, стоять на морозе – но R согревала одна мысль: что за этими темными окнами – спит, а может быть, что и не спит – его Нигина, Ундина, … - ина, ...и…
(Продолжение следует)