Я позвонил Серёге и попросил его ускориться. Не мог больше ждать. Тем временем Марта сидела на диване в гостиной, рассеянно листая свой ежедневник (тот самый, который вечно то в холодильнике, то под диваном оказывался). Она поглядывала на меня краем глаза, и я чувствовал, как между нами повисла та самая невидимая стена, что возникает, когда доверие начинает меркнуть.
– Может, пойдём к врачу? – тихо предложил я, стараясь переключиться на важное. – У тебя ведь беременность, надо же встать на учёт...
– Кир, я... – она нахмурилась. – Я собиралась через неделю, просто всё это свалилось одновременно. Да и наши отношения... я боюсь, что ты не веришь мне.
Я понимал её тревогу, но всё ещё обиженно твердил себе, что она должна была мне сказать о брате раньше. И о беременности. И о... да о всём.
– Нам надо быть откровенными, – наконец сказал я, садясь на край стула. – Иначе всё пойдёт кувырком. Я признаю, я ревновал, когда увидел вас на улице. Прости. Но я готов дать тебе шанс доказать правду.
Она кивнула, склонив голову. Её лицо исказила горькая улыбка:
– Спасибо. Правда. Хоть раз твоя ревность... Ладно, не будем о плохом. Я надеюсь, мы выйдем из этой ситуации вместе.
В этот момент зазвонил мой телефон. Серёга:
– Кир, у меня для тебя вещь. Э-э-э, «муха на варенье не прилипает без причины»... короче, узнал кое-что про твоего Вадима. Точнее, про его судимость.
– Судимость?! – я выпрямился, чувствуя, как у меня холодеют кончики пальцев. – Слушаю.
– Год назад он получил условный срок за финансовое мошенничество. Тянул деньги у нескольких женщин, выдавая себя то за продюсера, то за богатого жениха. Не сидел только потому, что впервые попался.
Сердце у меня екнуло. Значит, он аферист. И то, что он сейчас рассказывает Мартe, – опять ложь? А как же опухоль?
– Спасибо, Серёга, – выговорил я. – Дальше сам разберусь.
Я положил трубку и поднял глаза на Марту. Она заметила мой ошарашенный вид:
– Что? Что случилось?
– Он под судом был за мошенничество, – ответил я, и в этот момент мне показалось, будто чья-то рука сжала моё горло. – Тянул деньги у женщин, представляешь?
Марта побледнела. Уронила свой ежедневник на пол, криво наклонилась, чтобы поднять, и простонала:
– Неужели он и меня так же хочет...? Не могу поверить... значит, он лгал насчёт операции?
Я не знал, что сказать. У нас обоих на глазах читался шок. И вместе с тем – страх, что он снова появится у дверей.
– Нам нужно уяснить всё наверняка, – сказал я. – Вызовем его на разговор и прямо предъявим факты. Пусть объяснит. И если он продолжит врать – мы вызовем полицию.
Она согласилась. Но на душе у меня было тоскливо. Я уже чувствовал: всё это – какой-то кошмар, и я не уверен, что он закончится быстро.
Вдруг в прихожей что-то скрипнуло. Мы напряглись. Оказалось, это Пикси, наша кошка, чирканула лапой по обувной полке. Но сердце моё всё равно колотилось, будто я ожидал за каждым углом подвоха.
– Знаешь, – сказала Марта, беря меня за руку, – я хочу, чтобы ты знал: я благодарна тебе за то, что ты сейчас рядом, что ты не бросил меня после всего...
Я слегка отстранился, ещё не готовый к окончательному примирению. Но внутри что-то тёплое шевельнулось. Может, у нас ещё есть шанс.
Единственное, что я знал наверняка: мы обязаны вывести этого Вадима на чистую воду. Иначе наш дом перестанет быть домом.
Только буквально через несколько часов я пойму, что наша жизнь уже никогда не будет прежней. Всё изменилось из-за…
Утром, с трудом заставляя себя не накручивать лишнего, я вынес пакет мусора на улицу. От серого неба несло промозглым ветром, и я прижимал к себе ворот куртки. Перед глазами вставали обрывки сна: будто я был в коридоре какого-то старого госпиталя и в руках держал документ с чужим именем, а из дальнего угла на меня смотрел Вадим с искажённым лицом. Проснулся я в холодном поту.
И вот теперь, у урны у подъезда, меня словно накрыло дежавю: всё вокруг казалось таким же тоскливым и обречённым. Тишину прорезал сигнал телефона – Марта звонила.
– Кир, пожалуйста, возвращайся. Мне только что позвонил Вадим. Он сказал, что готов показать документы из клиники. И хочет прийти сегодня.
– Отлично, – я сглотнул. – Значит, мы сможем всё выяснить.
– Он... он говорит, что хочет забрать меня на машине и отвезти прямо в больницу, – её голос звучал нервно. – Мол, пусть я сама увижу все анализы. Кир, я не знаю, как мне быть. Я страшно боюсь.
Я замер на месте, сжимая телефон:
– Я поеду с тобой.
– Он сказал, что хочет поговорить со мной наедине, просил без тебя...
– Пусть просит. Я буду рядом.
Марта сделала паузу, тихо выдохнула:
– Хорошо. Я скажу ему, что еду только с мужем.
Бросив телефон в карман, я поднял голову. Кто-то из жильцов первого этажа смотрел на меня из окна: женщина в фиолетовом халате, с любопытством на лице, как будто знала, что у нас драма разыгрывается. Я отвернулся, чувствуя раздражение.
Вернувшись домой, я увидел Марту в коридоре. Она стояла, прижимая к животу мягкую подушку, словно пыталась защитить ребёнка от всех бед. Повернулась ко мне:
– Он сказал, что заедет через час. Нам, видимо, надо собираться.
Впервые за долгое время я ощутил, как во мне просыпается какое-то подобие спокойной решимости. Надо поставить все точки над «i».
– Ладно. Поедем, проверим. Заодно посмотрим, как он крутится и что пытается скрыть.
Марта кивнула, глаза её блеснули. Я осторожно коснулся её плеча:
– Всё будет хорошо... мы разберёмся. Правда.
Она ничего не ответила, но в её взгляде мелькнула болезненная надежда. Порой, когда я смотрю на неё, мне кажется, что она вот-вот взорвётся от противоречивых чувств.
Через час у подъезда и впрямь остановилась машина – старая «девятка», дверца у которой запиралась какой-то самодельной защёлкой. За рулём Вадим.
– Места маловато, но, думаю, влезем, – бросил он, окинув меня холодным взглядом. – Куда едем?
– В клинику, где тебе якобы сделали заключение, – ответил я, не скрывая иронии. – Покажи адрес.
Он фыркнул, завёл двигатель. Машина рывком тронулась. Марта села на заднее сиденье, а я занял переднее. Я краем глаза отмечал, что Вадим действительно слегка хромает на правую ногу: нажимая на педаль, он кривился.
– Надо будет заехать кое-куда по пути, – сказал он. – Возьму свою медицинскую карту.
Я напрягся, предполагая, что это может быть ловушкой. Но всё-таки кивнул.
А Марта сидела позади молча, сжимающая руками свой живот. В салоне пахло бензином и чем-то затхлым, словно машину давно не проветривали.
Мы ехали молча почти десять минут, пока Вадим не свернул в узкий переулок, утыканный старыми хрущёвками. Там повсюду торчали мусорные баки, надписи на стенах, кривые трубы... Картина депрессивная.
– Подождёте тут, я скоро, – сказал он, выскочил из машины и скрылся за обшарпанной дверью подъезда.
Я посмотрел в окно, ощущая, как во мне поднимается беспокойство. Марта тихо кашлянула, склонилась вперёд:
– Кир, будь начеку. Я не знаю, что он опять задумал.
– Не волнуйся, – ответил я, хотя сам был весь в напряжении.
Прошло минут пять. Десять. Он всё не выходил. Я уже всерьёз собирался пойти за ним, когда в дверь машины постучали снаружи. Я резко обернулся – это был мужчина в кожаной куртке, незнакомый.
– Вы к Вадику? – проговорил он хриплым голосом. – Он там, на втором этаже, возится с каким-то шкафом, просил сказать, что задержится.
Марта испуганно посмотрела на меня. Я мрачно кивнул:
– Спасибо за инфу. Скажите, чтобы он поторопился.
Мужчина пожал плечами и ушёл. Прошло ещё пять минут. По шее пот стекал ручьями. В итоге я не выдержал:
– Я пойду проверю, где он. Ты, Марта, оставайся здесь, ладно?
Она кивнула, прикусив губу. Я вышел из машины, стараясь не хлопать дверью слишком громко. В подъезде было темно, лампочки не горели. По стенам тянулись облупленные куски краски, пахло сыростью. Я поднялся на второй этаж. Там никого не было, лишь старая деревянная дверь с проржавевшей ручкой. Тишина.
– Вадим! – позвал я. Тихо.
Сердце у меня ныло от дурных предчувствий. Я поднялся на третий этаж, потом на четвёртый. Всё было безлюдно, серо. И тут, на последней лестничной площадке, я увидел приоткрытое окно, за которым торчала пожарная лестница. Порыв ветра взъерошил мне волосы.
«Он сбежал?!» – мелькнула мысль. Я шагнул к окну, выглянул – на заднем дворе стояла какая-то развалюха-сараюшка, и можно было спуститься по лестнице незаметно.
– Чёрт... – выдохнул я.
Вернулся к машине – и, как я и предполагал, Вадима там не было. Марта сидела, почти в слезах:
– Его нет, да?
– Нет. Он сбежал.
У меня внутри закипел гнев. Зачем ему нужно было нас сюда привозить? Что за розыгрыш? Я резко распахнул дверь, чтобы вытащить ключи из замка – но ключей не было. Видимо, он их унёс с собой. Машина заперта, двигатель заглушен, а мы – в чужом дворе, без понятия, зачем нас сюда заманили.
– Кир, ты думаешь, он нас... – Марта не договорила. – Может, он искал способ скрыться, чтобы мы за ним не следили?
Я обвел глазами ветхие кирпичные стены. В глубине двора завыла бездомная собака. Мне стало мерзко. Было ясно: Вадим просто использовал нас, увёз подальше от дома и смылся. Но главное – зачем?
– Пойдём отсюда, – сказал я, беря Марту за руку. – Вызовем такси.
Она кивнула, вытерла ладонью глаза. Мы выбрались из машины, я аккуратно захлопнул дверцу. И тут заметил, что к крышке багажника приклеен кусок бумаги. Надпись: «Простите, правда сложнее, чем вам кажется». Ни подписи, ничего.
Я скомкал листок, бросил в ближайшую урну. Сожаление и злость боролись во мне, как два голодных зверя. Мы поймали такси и поехали обратно, а внутри всё кричало: «Что происходит? Какая правда? О чём он?».
Чувствовал я одно: назад дороги уже нет. И если мы сейчас не разгадаем его замысел, последствия будут ещё хуже.
Но я не знал, что будет дальше. И не знал, что нас ждёт дома. А там было… Читать далее...