Я знала, что что-то не так, когда Игорь в очередной раз пришёл с визитом к маме. Он никогда не носил ей продукты в новых перчатках. Красная кожа, тонкая строчка по краю. Такие я видела в магазине на Невском за двенадцать тысяч, когда мы с дочкой ходили выбирать ей пальто на выпускной. Подарок маме? Нет. У Ирины Валентиновны артрит, она не носит перчатки — только шерстяные варежки, связанные ею самой.
— Чай будешь? — я спросила, просто чтобы не молчать, глядя, как он аккуратно складывает красные перчатки на тумбочке у зеркала.
— Нет. Нам надо поговорить, Вера.
В тот момент я уже знала, что разговор будет не о чае. Восемнадцать лет брака научили меня распознавать интонации. Эту — особенно. Она появлялась, когда Игорь репетировал перед серьёзным разговором. Десять лет назад он говорил таким тоном перед тем, как сообщить о переводе в Питер. Пять лет назад — когда признался в служебном романе. Последний раз — неделю назад, когда объявил, что хочет пожить отдельно. «Разобраться в себе», как он выразился.
— О чём? — голос предательски дрогнул.
— О квартире.
Я замерла, чувствуя, как холодеют пальцы. Наша квартира, наше гнездо. Маленькая двушка в Купчино, которую мы купили ещё по ипотеке, вложив материнский капитал после рождения Даши. Ванная с протекающим краном, который Игорь обещал починить ещё три года назад. Кухня с жёлтыми занавесками. Окна, выходящие на детскую площадку, где Даша впервые села на велосипед.
— Мама предлагает разменять её, — сказал он, не глядя мне в глаза. — Дашка уже большая, учится в Москве. Зачем нам такая? Можно взять однушку тебе и студию мне. Или продать и разделить деньги.
— Твоя мама предлагает? — переспросила я, хотя отлично услышала с первого раза.
— А что такого? Она просто заботится обо мне. О нас, — он сделал паузу, — вернее, обо мне. Она говорит, что в случае чего у тебя остаётся вся мебель, техника…
— В случае чего, Игорь? — я смотрела на него, не отрывая взгляда, надеясь поймать хоть проблеск сомнения. — В случае развода?
— Я этого не говорил.
— Не говорил. Но думал? Или это твоя мама думает?
Он поморщился. Ненавидел, когда я начинала «перекладывать ответственность на его мать», как он это называл. Но я-то знала. Ирина Валентиновна двадцать лет смотрела на меня как на временное явление в жизни сына. Когда Игорь привел меня знакомиться, она окинула меня взглядом с ног до головы и сказала: «Какая худенькая. Ты хоть готовить умеешь?» С тех пор мало что изменилось, только сейчас ей не нравилось, что я «разнесла фигуру» после рождения дочери.
— Вера, давай без истерик, — он посмотрел на часы. Новые часы. Не те, что я подарила ему на сорокалетие.
— Где ты живёшь сейчас, Игорь? — спросила я прямо.
— У мамы, я же сказал.
— И спишь там на диване? В своей старой комнате с моделями самолётов? Или в кровати с новыми красными перчатками?
Его щёки порозовели — верный признак, что я попала в точку. Игорь всегда краснел, когда врал. На первом свидании он сказал, что забронировал столик в ресторане, но кто-то занял наши места. Его уши стали пунцовыми, и я поняла — просто забыл заказать. Это было даже мило тогда.
— При чём тут перчатки? — он поднялся с кресла, прошёлся по комнате. — Вера, мы взрослые люди. У нас общий ребёнок, общее имущество. Надо всё решить цивилизованно.
— Кто она?
— Господи, да никого нет! — он повысил голос, но не посмотрел на меня. — Я просто хочу жить один! Понимаешь? Один!
— В красных перчатках за двенадцать тысяч? — я усмехнулась.
Игорь резко развернулся и направился к двери. Схватил перчатки, сунул в карман пальто.
— Подумай над моим предложением. Я пришлю документы с почтой.
Дверь хлопнула. Я осталась одна в пустой квартире. За окном шёл снег — первый в этом ноябре. Часы на кухне показывали шесть вечера. Даша должна была позвонить в восемь, как обычно по пятницам. Что я ей скажу? Что её отец хочет продать квартиру, в которой каждый угол хранит её детство?
Я налила себе чай, но забыла его выпить. Сидела, глядя в окно, пока чашка не остыла окончательно. Потом позвонила Маше — моей лучшей подруге со студенческих времён.
— Он офигел? — сказала она, выслушав мою историю. — Квартиру он разменять хочет? После всего, что ты для него сделала?
— Думаю, это идея его мамы, — ответила я, ковыряя ногтем старую наклейку на столе. — Она всегда считала, что я недостаточно хороша для её сына.
— А при чём тут вообще его мать? Вы сколько вместе? Восемнадцать лет? И он до сих пор бегает советоваться с мамочкой? Перчатки… — Маша фыркнула. — Классический мужик в кризисе среднего возраста. Красные перчатки, Вер. Красные! Он ещё мотоцикл не купил?
Я не смогла сдержать смешок. Игорь боялся мотоциклов с тех пор, как в юности упал с «Явы» и сломал руку.
— Знаешь что? — Маша вдруг стала серьёзной. — Тебе нужен хороший юрист. Прямо сейчас. И проверь ваши счета.
— Думаешь, он…
— Я думаю, что ты слишком доверчивая. Всегда была такой. Послушай меня хоть раз: собери все документы на квартиру. И позвони моему двоюродному брату, он занимается разделом имущества. Я скину тебе его номер.
После разговора с Машей меня охватило странное спокойствие. Не то чтобы я смирилась — нет, скорее, включился какой-то защитный механизм. Я начала действовать методично, как учили на курсах управления проектами, которые я проходила в прошлом году. Сбор информации. Анализ ситуации. План действий.
Первым делом я достала все документы на квартиру. Нашла свидетельство о браке, документы о рождении Даши. Подняла выписки по всем счетам за последний год.
То, что я увидела, заставило меня сесть прямо на пол в коридоре, прислонившись к стене. За последние полгода Игорь снял почти восемьсот тысяч с нашего общего счёта. Небольшими суммами — тридцать, пятьдесят, иногда сто тысяч. Я никогда не следила за его тратами. Работа финансовым директором в строительной компании приносила ему хороший доход, и часть зарплаты всегда уходила на его личные нужды. Но восемьсот тысяч?
Я вспомнила красные перчатки. Новые часы. Модный кашемировый шарф, который я заметила на нём в прошлый раз. Ужины с коллегами, затягивающиеся до полуночи. Командировки, которые почему-то всегда выпадали на выходные.
Телефон завибрировал — сообщение от Даши.
«Мам, можно я в воскресенье приеду, а не в субботу? У нас тут вечеринка у Кати намечается…»
Я улыбнулась экрану. Моя взрослая дочь. Первокурсница, будущий юрист. Игорь настоял, чтобы она поступала в Москву, хотя в Питере были прекрасные вузы. «В столице — больше перспектив», — сказал он тогда. Теперь я понимала: ему было удобнее, что Даша далеко. Меньше свидетелей его новой жизни.
«Конечно, солнышко. Повеселись», — ответила я.
Зазвонил телефон. Номер юриста, которого рекомендовала Маша. Андрей Викторович говорил деловито и чётко.
— Если квартира куплена в браке, даже если использовался материнский капитал, она является совместно нажитым имуществом. Без вашего согласия муж не сможет её продать или разменять.
— А если он подаст на развод?
— Тогда будет стандартная процедура раздела имущества. Но, судя по тому, что вы рассказали, есть смысл подавать встречный иск. Вывод денег со счёта без вашего ведома, особенно в таком объёме, может рассматриваться как попытка скрыть совместно нажитое имущество.
После разговора с юристом я долго сидела на кухне, глядя на фотографию, прикреплённую магнитом к холодильнику. Мы втроём на море, три года назад. Последний отпуск, когда мы ездили вместе. Загорелые, улыбающиеся. Игорь обнимает нас с Дашей за плечи. Кто бы мог подумать, что всё так обернётся?
В субботу утром я проснулась с ясной головой и планом. Первым делом поехала в банк и сняла всё, что оставалось на нашем общем счету — чуть больше трёхсот тысяч. Затем открыла отдельный счёт на своё имя и перевела туда деньги.
Потом позвонила матери Игоря. Трубку она взяла не сразу.
— Алло? — голос Ирины Валентиновны звучал настороженно.
— Здравствуйте. Мне нужно с вами поговорить. Лично.
— Вера, если это по поводу квартиры…
— Именно. Я буду у вас через час.
Я не дала ей возможности отказаться и повесила трубку. Собралась быстро: джинсы, свитер, пальто. Повязала шарф — не новый, купленный три года назад, но тёплый и уютный. Посмотрела на себя в зеркало. Сорок два года. Морщинки в уголках глаз. Волосы, которые я недавно подстригла и покрасила в тёмно-русый — свой натуральный — после десяти лет в блонде. Игорь любил блондинок.
Дорога до квартиры свекрови заняла сорок минут. Я знала этот маршрут наизусть — Василеостровская, перейти через мост, свернуть на набережную. Квартира с видом на Неву, доставшаяся Ирине Валентиновне от её родителей. Трёшка в сталинке, с лепниной на потолке и паркетом, который она натирала каждую неделю.
Дверь открыла сама Ирина Валентиновна — прямая спина, идеально уложенные седые волосы, несмотря на субботнее утро. На ней был домашний костюм, но такой элегантный, будто она собиралась на приём.
— Проходи, — сказала она сухо.
В квартире пахло свежеиспечённым пирогом. Этот запах всегда ассоциировался у меня со свекровью — она пекла изумительно, но каждый раз, угощая меня, добавляла: «Возьми рецепт, Вера. Игорь любит домашнюю выпечку». Намёк был прозрачным: я не баловала мужа домашними пирогами. Не потому, что не умела — просто некогда было, когда работаешь полный день, забираешь ребёнка из школы и делаешь с ним уроки.
В гостиной всё было по-прежнему: массивная мебель, хрустальная люстра, фотографии Игоря в рамках — от детского сада до университета. Ни одной фотографии со мной или Дашей. Словно нас не существовало в жизни её сына.
— Игоря нет, — сказала Ирина Валентиновна, садясь в кресло. — Он уехал… по делам.
— В красных перчатках? — я не удержалась.
Лёгкий румянец появился на её щеках. Точно так же краснел Игорь, когда врал.
— Не понимаю, о чём ты.
— Всё вы понимаете, Ирина Валентиновна. Игорь живёт не у вас. И мы обе знаем, где он и с кем.
Она поджала губы, разгладила несуществующую складку на брюках.
— Это его жизнь. Он взрослый человек.
— Именно. Взрослый человек, у которого есть жена и дочь. И общая квартира, купленная в ипотеку, которую мы вместе выплачивали пятнадцать лет.
— Брак — это не тюрьма, Вера, — она посмотрела на меня с привычным снисхождением. — Если двое не счастливы вместе…
— Не надо этих фраз, пожалуйста, — я перебила её впервые за восемнадцать лет знакомства. — Вы никогда не считали меня достойной вашего сына. Все эти годы вы ждали, когда он «одумается» и найдёт кого-то «подходящего». И вот, дождались. Кто она? Младше меня? Красивее? Готовит лучше?
Ирина Валентиновна вскинула подбородок.
— Она финансовый аналитик. Кандидат экономических наук. И да, она моложе тебя. Но дело не в этом. Игорь наконец встретил женщину своего круга.
— Своего круга, — я повторила эти слова, чувствуя, как внутри закипает злость. — А я, значит, не вашего круга? Дочь инженера и учительницы?
— Дело не в происхождении…
— А в том, что я секретарша? Что без высшего образования? Что из простой семьи?
Она молчала, но её взгляд говорил сам за себя. Да, именно поэтому. Я всегда была недостаточно хороша для её сына.
— Знаете, Ирина Валентиновна, — я вдруг почувствовала странное облегчение, — вы правы. Брак — не тюрьма. И я не собираюсь держать Игоря. Пусть будет счастлив со своим финансовым аналитиком. Но вот квартиру я не отдам.
— Он имеет право на половину…
— Да. На половину, а не на всю. И это половина после того, как я подам встречный иск о разделе имущества с учётом восьмисот тысяч, которые ваш сын снял с нашего счёта за последние полгода.
Она побледнела.
— Это его деньги…
— Нет, Ирина Валентиновна. Это наши общие деньги. Совместно нажитые. И суд это учтёт.
Я встала. Ноги немного дрожали, но голос был твёрдым.
— Передайте Игорю, что я согласна на развод. Но не на его условиях. Пусть позвонит мне, когда будет готов говорить честно.
На выходе из подъезда я столкнулась с ним. Игорь стоял у машины — новой, которую купил три месяца назад. В красных перчатках, с букетом цветов в руках. Он застыл, увидев меня.
— Вера? Что ты тут…
— Была у твоей мамы, — ответил я спокойно. — Обсуждали наш развод и раздел имущества.
— Я не… мы не…
— Не надо, Игорь, — я взглянула на букет. Белые розы. Мои любимые когда-то. — Красивые цветы. Для кандидата экономических наук?
Его лицо вытянулось. Я усмехнулась и пошла к остановке. За спиной услышала его голос:
— Вера, подожди! Давай поговорим!
Но я не обернулась.
Вернувшись домой, я первым делом позвонила Даше.
— Привет, мам! — её голос звучал беззаботно. — Ты как?
— Нормально, солнышко. Слушай… нам надо поговорить. Серьёзно.
— Что-то случилось?
Я глубоко вздохнула.
— Мы с папой расстаёмся.
Тишина в трубке длилась несколько секунд.
— Из-за той женщины? — наконец спросила Даша.
— Ты знала? — теперь была моя очередь удивляться.
— Я видела их вместе в Москве месяц назад. Он приезжал якобы в командировку… они были в ресторане. Он меня не заметил.
Я закрыла глаза. Моя дочь. Моя умная, наблюдательная дочь. Несла это в себе целый месяц.
— Почему не сказала мне?
— Не хотела делать тебе больно, — её голос дрогнул. — Думала, может, это разовая встреча. А потом он сказал, что хочет пожить отдельно…
— Даш, послушай меня, — я старалась говорить твёрдо. — Что бы ни случилось между мной и папой, ты — наша дочь. Всегда будешь нашей дочерью. И этой квартиры касаться не будет — это наш дом.
— Он хочет продать квартиру? — в её голосе появились стальные нотки, так похожие на мои. — Серьёзно?
— Мы разберёмся. Не волнуйся.
— Мам, я завтра приеду. Я учусь на юрфаке, помнишь? Возьму с собой своего преподавателя по семейному праву. Он мне должен после того, как я помогла ему с конференцией.
В этот момент я почувствовала невероятную гордость за дочь.
— Даша…
— Всё, решено. Буду завтра в два. И пусть только попробует сунуться к нашей квартире!
После разговора с дочерью я занялась уборкой. Вымыла окна, пропылесосила ковры, протёрла пыль с книжных полок. Руки работали механически, а мысли текли своим чередом.
Восемнадцать лет брака. Почти два десятилетия жизни рядом с человеком, который сейчас покупает красные перчатки и белые розы для другой. Было ли мне больно? Да. Было ли страшно? Конечно. Но вместе с этим я ощущала что-то похожее на освобождение.
Вечером позвонил Игорь.
— Мама сказала, ты приходила, — начал он без приветствия.
— Да.
— Зачем?
— Хотела посмотреть ей в глаза, когда она объясняет, почему решила помочь своему сыну оставить жену без жилья.
— Вера, никто не собирался оставлять тебя без жилья! Я предлагал разменять…
— На твоих условиях. После того, как ты снял восемьсот тысяч с нашего счёта.
Он замолчал. Я слышала его дыхание в трубке.
— Я верну деньги, — наконец сказал он. — Это были рабочие вопросы.
— Рабочие вопросы в красных перчатках?
— Прекрати! — он повысил голос. — Что ты привязалась к этим перчаткам?
— Потому что они — символ твоей новой жизни, Игорь. Жизни, в которой ты покупаешь дорогие подарки своей новой женщине, а потом приходишь ко мне и говоришь о разделе имущества.
— Я хотел сделать всё цивилизованно…
— Цивилизованно — это прийти и честно сказать: «Я встретил другую женщину. Хочу быть с ней. Давай разведёмся». А не жить на два дома и выводить деньги со счёта.
Снова молчание. Потом тихий голос:
— Прости.
Это короткое слово повисло между нами. Прости. За что именно? За измену? За ложь? За восемнадцать лет, перечёркнутых парой красных перчаток?
— Я уже подала документы на раздел имущества, — сказала я ровно. — Завтра приезжает Даша с юристом. Если хочешь поговорить с дочерью — приезжай к трём.
— Даша знает?
— Да. И, в отличие от тебя, она всё поняла правильно с первого раза.
Я повесила трубку. За окном уже стемнело. Снег всё шёл, укрывая город белым покрывалом. Я зажгла лампу, налила себе чай — на этот раз не забыла его выпить.
Утром воскресенья я проснулась с ощущением, что начинается новый этап жизни. Не знаю, откуда пришла эта уверенность, но она была твёрдой и спокойной.
Я приготовила Дашин любимый пирог с вишней. Пусть Ирина Валентиновна думает что угодно о моих кулинарных талантах, но дочь всегда обожала мою выпечку.
В дверь позвонили ровно в два. Даша стояла на пороге — румяная с мороза, с рюкзаком за плечами. Рядом с ней — высокий мужчина средних лет с папкой документов.
— Мам, это Сергей Николаевич, — представила она. — Мой преподаватель и ведущий специалист по семейному праву.
Мы прошли на кухню, где Сергей Николаевич разложил документы. Он говорил чётко и по делу — точь-в-точь как юрист, с которым я консультировалась по телефону.
— Квартира, купленная в браке, является совместно нажитым имуществом. Материнский капитал не меняет этого статуса. При разводе каждый из супругов имеет право на половину. Однако, — он сделал акцент на этом слове, — у нас есть доказательства того, что ваш муж скрывал часть совместного имущества, выводя деньги со счёта.
Даша сидела рядом, делая заметки в блокноте. Я смотрела на неё — так похожую на меня в молодости. Тот же упрямый подбородок, та же складка между бровей, когда она сосредоточена.
В три часа раздался звонок в дверь. Игорь стоял на пороге — без красных перчаток, в старой куртке, которую носил дома по выходным. Он выглядел уставшим.
— Привет, — сказал он неуверенно.
Даша вышла в коридор.
— Пап.
Один слог, но сколько в нём было всего — разочарования, грусти, гнева.
— Дашенька, — он шагнул к ней, но она отступила.
— На кухне сидит юрист. Мой преподаватель семейного права. Хочешь поговорить с ним о квартире?
Игорь побледнел.
— Даша, это между мной и мамой…
— Нет, пап, — она скрестила руки на груди. — Это между всеми нами. Это мой дом тоже. Я выросла здесь. И я не позволю тебе или твоей новой женщине забрать его у мамы.
Он оглянулся на меня, словно ища поддержки. Но я молчала. Это был разговор отца и дочери.
— Я не собирался никого выгонять, — сказал он тихо. — Просто хотел… у нас сложная ситуация…
— Очень простая ситуация, пап, — Даша смотрела ему прямо в глаза. — Ты встретил другую женщину и решил уйти от мамы. Это твой выбор, и я не берусь его судить. Но то, что ты пытался оставить маму без квартиры — это подло.
— Я не…
— Восемьсот тысяч, пап. И квартира. Это ты хотел забрать, уходя. После восемнадцати лет брака.
Игорь опустил голову. Впервые за всё время я увидела, как он по-настоящему смутился.
— Мама говорила…
— При чём тут бабушка? — Даша повысила голос. — Ты взрослый мужчина! Ты сам принимаешь решения!
В этот момент я поняла, что моя дочь сильнее меня. Умнее. Решительнее. Она уже не ребёнок, которого нужно защищать, а взрослая женщина, которая сама готова защищать то, что ей дорого.
Игорь прошёл на кухню, где Сергей Николаевич всё ещё раскладывал документы. Они говорили почти час. Я не вмешивалась, сидела в комнате, перебирая старые фотографии. Мне вдруг захотелось очистить квартиру от прошлого — не от воспоминаний, нет, но от вещей, которые держали меня в жизни, которой больше не будет.
Когда они закончили, Игорь вышел из кухни с виноватым видом.
— Я подпишу документы. Квартира остаётся тебе и Даше. Я верну деньги, которые снял со счёта.
Я кивнула. Не было ни триумфа, ни желания злорадствовать. Только усталость и странное чувство завершения.
— Спасибо.
Он посмотрел на меня — впервые за долгое время по-настоящему посмотрел.
— Знаешь, я никогда не хотел делать тебе больно.
— Но сделал.
— Да, — он кивнул. — Сделал. И теперь не знаю, как это исправить.
— Никак, — я пожала плечами. — Просто будь честным. С собой, со мной, с Дашей. И с той женщиной, с которой ты сейчас.
Он кивнул, глядя в пол.
— Я могу забрать свои вещи?
— Конечно.
Я смотрела, как он собирает одежду, книги, какие-то мелочи. Восемнадцать лет жизни уместились в два чемодана. Даша сидела на кухне, не выходя к нему. Её решение было твёрдым — она не простит отца так быстро.
Перед уходом Игорь остановился в дверях.
— Вера, я правда сожалею.
— Я знаю, — ответила я. — Просто иди.
Дверь закрылась. Даша вышла из кухни и обняла меня.
— Ты как, мам?
— В порядке, — я провела рукой по её волосам. — Правда.
И это действительно было правдой. Внутри было пусто, но не той опустошённостью, которая приходит с горем. Скорее, как комната, из которой вынесли старую мебель, чтобы поставить новую.
— Я возьму академический отпуск, — вдруг сказала Даша. — Перееду к тебе.
— Даже не думай, — я отстранилась, глядя ей в глаза. — Ты будешь учиться. Я справлюсь.
— Но…
— Никаких «но». Я твоя мать. Я сильная. Видишь? — я улыбнулась, чувствуя, как дрожат губы. — Совсем сильная.
Дашины глаза наполнились слезами, но она кивнула.
Вечером, проводив дочь и юриста, я села у окна с чашкой чая. Снег превратился в дождь — типичная петербургская погода. Капли стекали по стеклу, размывая огни фонарей.
Я думала о красных перчатках. О том, как одна маленькая деталь может разрушить целую жизнь. Или спасти её — смотря как посмотреть.
Телефон зазвонил — Маша.
— Ну что, как всё прошло?
— Нормально, — я отпила чай. — Квартира остаётся мне. Игорь возвращает деньги.
— Я же говорила! — в её голосе звучало торжество. — А что теперь?
Я задумалась, глядя на капли дождя.
— Теперь? Жить дальше.
— Одной?
— Почему одной? С Дашей. С тобой. С собой, наконец, — я улыбнулась. — Знаешь, я тут подумала… может, пойду учиться. Всегда хотела получить высшее образование.
— В сорок два?
— А что такого? Самое время.
Маша рассмеялась.
— Вот это моя Вера! Всегда знала, что ты сильнее, чем кажешься.
После разговора с подругой я прошлась по квартире. Наша квартира. Моя квартира теперь. Пустое место в шкафу, где висели вещи Игоря. Полка в ванной без его бритвы. Зеркало в прихожей, которое больше не отразит его лицо по утрам.
Я сняла со стены нашу свадебную фотографию и убрала в ящик. Не выбросила — просто спрятала. Это тоже часть моей жизни, моей истории. Но теперь начиналась новая глава.
За окном дождь превратился в мокрый снег. Я включила музыку — впервые за долгое время что-то для себя, а не то, что любил слушать Игорь. Распахнула окно, впуская холодный ноябрьский воздух.
Дышать стало легче. Не сразу, но стало.
Красные перчатки. Какая, в сущности, глупость. Но иногда именно такие мелочи меняют нашу жизнь. Показывают нам правду, которую мы не хотели видеть. И открывают двери, которые мы боялись открыть сами.
В эту ночь я впервые за долгое время заснула без снотворного. А утром проснулась с ощущением, что жизнь продолжается. Другая жизнь. Может быть, более сложная. Может быть, более одинокая. Но определённо — моя собственная.