Простое куку всех сломало. Преследователи переглянулись и побежали назад, они хотели вернуться к дороге, но были потрясены, когда оказались на давно заброшенной свалке.
– В этом лесу всё одинаково, – прохрипел один из них. – Не туда повернули.
– Туда куда надо, – возразил женский голос. – Свалка!
Они осматривались. Часть свалки сгорело, и на сгоревшей части уже поднималась низенькая поросль.
– Не может быть! – испуганно прохрипел человек в чёрном.
Она выросла перед ними, как из-под земли, и спокойно проговорила:
– Мужики, у меня нет никаких претензий к вам. Хотите жить? Уходите!
Они стали стрелять все сразу и потом поняли, что стреляют в пустоту. У двух сразу она, как-то спрыгнув сверху и полоснув когтями, оторвала головы. Женщина двигалась с такой скоростью, и так высоко прыгала, что оставшимся в живых стало казаться, что у неё крылья.
Они переглянулись и все четверо кинулись бежать в лес. Впереди всех бежал человек в чёрном. Она, добежав до них, двигалась очень быстро. Они только услышали.
– Три прыжка
Их осталось двое, человек в чёрном держал передо собой парня восемнадцать лет, тот пребывал в полуобморочном состоянии. Она усмехнулась и скрылась в подлеске. Парень потерял сознание, человек в чёрном лупил его по щекам, но тот придя в себя был невменяемым и лепетал:
– Огненные крылья.
– Молись, придурок! Отмаливай грех охоты на человека, – раздался женский голос.
Парень принялся кланяться и креститься, пока удар пистолетом по голове и не отправил его в забытье. Человек в чёрном бросился бежать, но она его загнала на пожарище, успев выбить пистолет из руки.
– Почти ку-ку.
Человек в чёрном пятился. Ему показалось, что на пожарище появилось ещё двое, но они стояли и молчали. Женщина с чёрно-белыми прядями и желтыми глазами обошла вокруг него и криво усмехнулась
– Здравствуй, Ви!
– Ты кто? – изумлённо прохрипел он.
– А зачем это знать тебе, упырь? Ты убийца, и я пришла назначить тебе наказание, – она обошла вокруг него.
Человек в чёрном удивил её, завизжав:
– Ад! Почему баба? Я их ненавижу! Почему баба?!
Черный кинжал мелькнул, как черная молния, и пригвоздил его ногу к земле, не давая двигаться.
Ошим скользила вокруг него, потом ахнула.
– Упырь, так ты Викентий! Хм… Ви, а я и забыла о тебе.
Это было невыносимо для упыря в человеческом облике, и он завизжал и стал бормотать какие-то странные слова и чем больше он бормотал, тем страшнее ему становилось. Он оказался в кругу людей с крыльями. Здоровяк с разноцветными глазами подошел к женщине с чёрно-белыми волосами.
– Удержалась, кошка! Горжусь тобой!
– Его надо уничтожить! – просипела она от сдерживаемой ненависти.
Здоровяк с огненными крыльями, осматривая дергающегося человека-упыря, сообщил:
– Не тебе назначать наказание, но тебе позволили его выбрать. «Наверху» считают, что только так восстановится покой в этом регионе. Хорошо, что кинжал, которым убивали Илария, его пригвоздил к месту суда.
Ошим посмотрела на чудовище, и вдруг перед ним появилась хохочущая четырнадцатилетняя девчонка.
Викентий захрипел:
– Нет! Нет тебя! Я сам тебя убил. Сжег. Мои родичи нашли всех таких и убили. Мы почти… Мы сила… Мы жрецы!
Теперь горелое пепелище стало строгим помещением. Чёрные стулья и могучие воины с крыльями, смотрящие на чудовище. Он все ещё плевался и корчился, потом Рыжеволосый с огненными крыльями кивнул.
Перед ними появился мужик с растерзанными руками, истекающий кровью, и парень, который поддерживал его. Они смотрели с ужасом и не верили.
Рыжеволосый пророкотал:
– Оправдайся!
– Кто ты? – Охотник побледнел даже от того, что говорил, настолько ему было трудно сдерживать боль.
– Глава Особого отдела Наомхан! Мне позволено вести Суд. Ты спишь, твой спутник или дотащит тебя живым или похоронит. Оправдывайся! Возможно, тебе позволят жить.
– Нечем оправдываться! Деньги были нужны. Я вообще-то тварь та ещё, все деньги на любовницу потратил, а тут жена заболела. Дети со мной не разговаривают. Ищут деньги, чтобы провести операцию. Я занял и тайком оплатил операцию. Не здесь, за границей. Подошёл срок вернуть долг, вот и согласился. Себя не оправдываю, хотя мне этот сказал, что эта девушка чудовище. Людей ума лишает. Поверил, потому что хотелось верить... Я-то сам… В смысле … – было видно, как ему стыдно. Рядом с охотником оказался парень двадцати лет. Охотник побледнел. – Данька?!
Наомхан кивнул.
– Парень, ты слышал отца. Твой приговор.
Тот трясущимися губами пролепетал:
– Я простил и сестре скажу. Мать и сама поняла, кто деньги достал.
– Живи! – произнес Наомхан. – Вам позволено помнить, но не позволено рассказывать.
Парень, который поддерживал охотника, покраснел.
– Наверное, моя очередь. Я не лучше его! Мне всё казалось, что это типа квеста, или игры. Когда она запела, а я был так далеко, но услышал. Понял, что дело пахнет керосином. Стал думать, как слинять с этой охоты. Мужики с нами были серьезные. Убили бы, если сбежал, а так вроде и помогаю благородно. Так что… – он повернулся к Ошим. – Девушка, простите, если можете! Я стрелял всё время мимо, ну никак не верил, что существуют такие, как Вы.
Наомхан взглянул на Ошим и улыбнулся, потому что воительница уже простила его:
– Вот и ищи такую, не будет тебе покоя, пока не найдёшь! – вынесла она приговор.
Парня, которого бил озноб, а по голове текла кровь, поставили перед Наомханом:
– Оправдывайся, или умрёшь на помойке от потери крови.
– Я очень удачлив, у меня все есть, а тут такое предложили... Вот я и подумал, а что не попробовать? – он жалко улыбнулся.
– Ну и как?
– Так я такой же мерзавец, как и этот, который мной прикрывался. Мне всё, кажется, проснусь, и всё нормально. Поверьте, я даже не колюсь, я как все мои… – парень побледнел и закашлялся. – Нет, я хуже! Можно, мне попробовать стать человеком?
– Попробуй! – Ошим улыбнулась ему. – Всё снам. В них ты сам себя будешь оценивать.
Они все исчезли и остались там, где и заснули от усталости, почти у дороги.
Бывший Викентий поправил шарф на груди и надменно процедил:
– Вообще-то я жрец. Высший жрец! Я собрал всех, кто должен был служить свету. Мы вели человечество через тернии к свету, как считали нужным, выполняли ритуалы, и меня может судить только… – он поперхнулся, потому что рядом с Наомханом возвышался Анубис во всей своей красе.
Анубис покачал головой и на чистом русском проворчал:
– Привет, Наомхан! Каждый червяк мнит себя жрецом. Подсудимый обагрил руки кровью и поэтому к жрецам не относится, к тому же он получал удовольствие от причиняемый боли, поэтому и не воин. Так... Пакость и садист. Так что, зря вы меня вызвали. Советую вернуть ему пережитую боль его жертв, – он принюхался к запаху гари и одобрительно кивнул. – Мне понравился антураж! Хорошо придумали, давно пора род жрецов-воинов возродить. Вижу, удалось. Сразу четверо! Славно! Надо рассказать Бастет[1], как ты поёшь Ошим, да и Ишкур[2] порадуется твоему выбору. Молодец, что выбрала аккадского воина-жреца – это славные гены. Все честно, как и положено, наказуемые должны знать, за что их наказывают. Чисто по-кошачьи, отважно и беспощадно.
Ошим перепугано взглянула на Наомхана, потом на Кирилла, тот потёрся о её щеку своей.
– Разве это что-то меняет?
Анубис хмыкнул.
– Я тут посижу у вас, тем более здесь есть мои клиенты. Этот преступник нарушил все законы и нанял убийц с помощью магии Египта.
Бывший Викентий хотел что-то сказал, но Анубис щелкнул пальцами и тот онемел, а перед всеми появились убитые Кириллом и Ошим наёмники. Анубис провёл когтистой лапой над ними.
– Мразь! Пусть отправляются в Аменти[3].
Потом появилась Снежана и Лариса Филипповна, при этом Снежана держала голову на согнутом локте, как фуражку. Анубис поморщился.
– Эти тоже с кровью того жреца. Пакость! Что творится из-за рекомбинации? Надо полностью стереть с лица Земли и из памяти их род и все генные комплексы.
Женщины испарились. Все поклонились, и Анубис с компанией наёмников исчез.
Ошим потряхивало от волнения, она как-то иначе всё это себе представляла, а Кирилл тихо ей шепнул:
– Прекрати волновать детей!
Ошим рассердилась, но его руки стали такими горячими, что ей пришлось на несколько секунд отвлечься, чтобы призвать организм, желавшему отдохнуть и понежиться, к порядку. Её лицо тем не менее выдало её, она, как и все кошки, тащилась от того, что её обнимают. Кирилл, вслух начал считать баранов, и Наомхан и все, кого вызвали на суд свидетелями злодеяний упыря, захохотали.
Викентию стало дурно. Он так мечтал уничтожить ту, что в детстве, догадалась, кто он. Он унижал всегда ярких девчонок, смешивал их с грязью, смеялся над ними и насладился их слезами и страданиями. Он даже в детском саду щипал девчонок и радовался, когда они заливались слезами. Делал всегда это скрытно, он же пай-мальчик. Гордость мамы и папы.
В школе он добивался девчонок, а потом показывал их фотки парням и те хохотали над ними, но потом он почувствовал, что подошёл к черте, когда одна из девчонок выбросилась из окна. Тогда он успел изобразить страдания и переживания. Однако понял, что стал изгоем. Его все реже приглашали в компании. Одноклассники, даже не столько стали сторониться его, сколько опомнились. Слишком горьким было лекарство – гибель невинного человека и слишком мучительным был стыд оттого, что они могли всё это остановить, но не остановили. Они внутреннее отвергли его.
Тогда он решил взять реванш. Выбрал весёлую хохотушку, похожую на встрепанную птицу. Детдомовку, которых все презирали, как он думал. Он придумал, как унизить её. Однако ничего не получилось, а она вдруг перестала замечать его. Его одноклассник в лицо ему сказал, что он подлец, а детдомовка жила себе, как жила, не замечая его.
Мать взбесилась из-за его желания поставить эту нищебродку на место, отец просто отказался от него, когда Виссарион ему всё рассказал. Старший брат, который всё знал, одобрил, но поехал крышей и стал убивать и насиловать, получая удовольствие от этого. Все, как-то среагировали, только она с царственной небрежностью отнесла его к разряду тараканов и не обращала на него внимания. Он поставил целью жизни уничтожить её.
Все, кого он встречал и ломал по жизни, боялись его. Все. Это давало ему ощущение величия. Он стольких убил и замучил, а эта… Он готовил себя к тому, как растопчет её. Похитил, убил. Она смогла как-то воскреснуть, и более того загнала его, как зверя. Теперь она нежилась в руках мужика, который невероятно и свирепо любил её, а она наслаждалась этим. Никто никогда не наслаждался от такого, а она… Он чуть не захлебнулся желчью от ненависти и зависти, разглядывая пару.
Вспомнил, что он на суде и усмехнулся. Сны – это, конечно, плохо, но реальности они не знали, что он предусмотрел всё. Его магические силы ещё при нём, и он ещё сумеет отомстить.
Викентий гордо поднял голову.
– Ну и что вы сможете? В реальности, при всех ваших доказательствах меня просто признают душевно больным. Да я переплюнул Чикотилло! Буду писать мемуары. Войду в историю. Мои мать и отец в гробу перевернутся, когда я опишу, как они меня воспитали монстром, а братика-убийцу маньяком. Все поверят! Всех баб смешаю с грязью. Обо мне будет говорить весь мир, потому что я буду приговорен к пожизненному и не в тюрьме. Я не умру! Моё имя войдет в историю.
– Мы не позволим тебе! – вскрчил Миша.
Наомхан покачал головой и с усмешкой посмотрел на Викентия.
– Кто тебе сказал, что будет ещё какой-то суд? Ошим! Читай приговор!
– Пусть переживет все страдания и боль замученных им. Пусть страх преследует его. Пусть мечтает о смерти! – взволновано воскликнула Ошим.
Наомхан сердито нахмурился, а Лёва, прибывший на суд, рассердился:
– Нужна конкретика. Это не игра!
– Ты, детдомовка, что ты сможешь против меня?! В моих жилах течет кровь великих жрецов. Ты не посмеешь! – Викентий захохотал.
– Можешь гордиться. Тебе вынесет приговор потомок величайшего фараона. Не ошибись, Ошим! Приговор! – Наомхан чуть усмехнулся
– Сюда! – Ошим сжала кулаки
Викентий попятился, потому что из леса вышла жуткого вида встрёпаная птица, со страшным клювом. Однако двинуться с места не мог, он был связан, черным кинжалом, как путами, как и все его жертвы. Птица легко сломала ему руки, которыми он пытался её отпихнуть. Он завыл от невыносимой боли. Викентий не верил, что будет ещё хуже, но птица оторвала ему ухо и проглотила. Ужас, боль и хищный блеск в глазах птицы заставил его попытаться бежать, но птица сломала ему и ноги. Птица деловито стала выклевывать его внутренности, как когда-то он проделывал такое с Денькой. Викентий выл и выл, пытаясь увернуться от страшного клюва.
– Это твои ночи! – сообщила Ошим
Он, придерживая разорванный живот, вырвался и пробежал по почти сгоревшей помойке несколько шагов, споткнулся, так кинжал в его ноге мешал, и сел, как на кол, на обуглившийся сук и так пронзительно закричал от ужасной боли, что все поморщились.
– Это пробуждение! – сурово продолжила она.
Викентий, всё ещё не вверил, бормотал заклинание, чтобы проснуться. Ошим повела рукой. Птица исчезла, а его руки срослись, сделавшись кривыми и страшными, такими же стали и ноги. Викентий стоял, качаясь на костылях, и тогда она почти прошептала:
– А это твои дни, – его кожа покрылась буграми и гнойниками. Все смотрели на неё и чего-то ждали, она зло скривилась, – и живи там, где ты считал себя жрецом.
Эпилог
Все сидели в квартире Ираклия и ели пироги Нели Степановны. Лёва предлагал давать пирогам романтические названия, после каждого названия предложенного им все принимались хохотать. Приз в виде пирога с малиной со сливками, получило название «Робин гуд» – пирог с луком и яйцами. Хаук отвалился от курника и поинтересовался:
– Мне всё-таки интересно. Куда же она заслала этого подонка?
– В Египет, – отмахнулся Лёва, потом ухмыльнулся. – Мстительная. Она его в восемнадцатый век пихнула.
– Случайно? – Хаук поджал губы. – Это же сложная технология!
Лёва покачал головой.
– Нет! Это Кира форсил перед женой. Это его свадебный подарок!
Неля Степановна всплеснула руками.
– Не понимаю я современную молодежь. Зачем им раритеты XVIII века?! А медовый месяц? Ну что это за медовый месяц в тайге? Опять же пластическую операцию сделала девочка зачем-то…
Тетя Бася отмахнулась.
– Неля, дорогая! Радуйся, что татуировку не сделала. У нас на рынке моя напарница просто волком воет. Её дочка мало того, что за какого-то эфиопа вышла замуж, так всё тело покрыла татуировками. Ну ладно бы что-нибудь приличное, типа «Спартак-чемпион», так нет какие рожи и насекомые. Прикиньте, она ещё обрилась! А наша-то всего-то покрасила волосы, ну и, наверное, носик поправила.
Неля Степановна повздыхал, а соседка с котом, непременная участница всех невероятных событий, поинтересовалась.
– Лёвушка! А что же на Урал-то они поехали?
Красавец-стилист, наслаждаясь профитролями с мороженным, пояснил:
– А она там родного отца нашла.
Дядя Сеня, стараясь быть культурным, смог сдержать радость, рвущуюся наружу в виде привычного ему мата, искренне сказал:
– На старость лет перестал быть материалистом.
– Что так? – Лева выгнул бровь.
– Дык! Чудеса так прут!
Дверь хлопнула и перед честной компанией возникли Кирилл и незнакомая яркая не русской национальности девица, с сияющими желтыми кошачьими глазами. Первой догадалась тётя Бася.
– Денька!
Девица мягко улыбнулась
– Ошим, тетя Бася! Батюшка дал имя, как и положено в его представлении, – покраснела и прошептала. – Благословил нас!
Дядя Сеня кивнул:
– Правильно, родителя надо уважать! Чтой-то вы долгонько отдыхали. Цельных два месяца!
Кирилл скользнул за стол и начал мести пироги, Ошим ела только с мясом и рыбой. Тетя Бася окинула Ошим строгим взглядом.
– Скоро?
– Через пару месяцев.
– Опа! – тётя Бася потерла лоб. – По медицинским показаниям?
Ошим осветилась от счастья.
– Наверное! Батюшка говорит, что надо пораньше протащить детей через огонь и воду. Я ведь так родилась.
– Правильно! Я бы на весь срок беременности тебя положил, – Лёва принялся за кофе. Кирилл подскочил, Лёва фыркнул. – Не прыгай! Четверо детей! Ты сбрендил что ли? Я думал, только Саша такой ненормальный, но ты весь в своего руководителя.
Кирилл сморщил нос, и вдруг ляпнул:
– Я вообще передовик, Лёва! Восемнадцать часов непрерывной радости и счастья.
Ошим побагровела и зашипела по-кошачьи на него. Хаук поднял брови, не поняв, почему Миша и Боб захохотали, но Лёва что-то прошептал ему на ухо, у здоровяка вылезли глаза на лоб, и он с уважением посмотрел на Кирилла.
Дядя Сеня взволнованно взглянул на всех и почему-то севшим голосом забормотал:
– Семья, оно, конечно, но ведь и мы семья Ошим. Ты где жить-то будешь?
Лёва ухмыльнулся.
– Ваш квартал скоро сносить будут, потому что дом строить собрались и вот, что я решил. Тетя Бася и дядя Сеня будут жить с Нелей Степановной здесь. Мы тут прикупили соседнюю квартиру, которую уже отремонтировали. Хаук и Митяй поселятся в ней, как и наши Кирилл и Ошим.
– А как же ЖЭУ? – перепугано прошептала соседка.
Лева отмахнулся.
– Это мы уже решили. Вы поймите! Раньше это же была большая квартира одного адвоката. Так что здесь все очень хорошо разместятся, у всех будет по комнате. Если Неля Степановна не возражает. Здесь изначально было восемь комнат. Так что места всем хватит, даже гостиная будет. Да и за детьми нужен будет пригляд, когда Ошим выйдет из декретного отпуска.
Дядя Сеня вдруг всхлипнул и отвернулся. Тетя Бася счастливо улыбнулась, но сурово спросила:
– Когда переезжать-то?
Лёва хитро улыбнулся.
– А ваши вещи уже привезли, надо только вот этот прекрасный шкаф отодвинуть и всё. Потом вы уж сами расставите всё, как вам нравится. Хотя, он и так замечательно встанет.
Спустя минуту тётя Бася и дядя Сеня носились, приглядывая за грузчиками. Неля Степановна тихо плакала на груди Ошим, так она была рада здесь жить.
Лёва наслаждался. Все так замечательно получилось! Его Отдел Комфорта жизни опять получит премию.
Ночь на новом месте проходила разнообразно. Митяй, Хаук, дядя Сеня и тетя Бася свирепо резались в дурака, отдыхая от дневных забот. Кот Варфоломей следил, чтобы никто жульничал, царапая шулера. Неля Степановна вместе с соседкой обсуждали, советуясь с Интернетом, обед на завтра. Жить было много интереснее, чем раньше, и им пришлось вспомнить математику, чтобы рассчитать и вес присутствующих и продуктов для непременного борща и чего-нибудь эдакого. У обоих почему-то не болела спина и было нормальное давление.
Ошим ушла дремать, что все сочли нормальным, девочке же надо отдыхать (это были общие слова). Кирилл так же считал, что отдых нужен и, в их спальне осуществлял свои фантазии и сетовал, что у него так мало времени. Он был счастлив, что не может ей насытиться. Ошим была со всем согласна. Она никак не могла поверить, что у неё теперь такая огромная семья и такой сказочный и свирепый мужчина. Да и Батюшка велел ему делать всё, что тот пожелает. Вот её кот и делал это, а что ещё надо кошке? Только наслаждаться.
***
Где-то в Египте калека, покрытый гнойниками, бежал, опираясь на костылях от преследующей его страшной птицы, крича от боли и ужаса, потому что, когда птица догоняла его, то вырывала какой-нибудь кусок мяса и поедала его. Он молил богов о смерти, но ему ещё так много надо было пережить, из-за того, что он совершил.
Конец книги.
Предыдущая часть:
Подборка всех глав:
[1] Бастет – древнеегипетская богиня, которая изображалась в виде кошки или женщины с головой кошки. Считалась защитницей фараона и бога солнца.
[2] Ишкур – в мифилогии Шумера бог бури.
[3] Аменти – название подземного мира в древнеегипетской мифологии.