— Порядочной девушке, некурящей, без парня, — читала Лидия Павловна, печатая объявление в «Авито». — Район тихий, хозяйка не мешает.
Она посмотрела на старую комнату: диван с покрывалом, тумбочка, сервант с книгами, шторы в цветочек. Когда-то здесь спал сын. Потом внук. Теперь — никто.
— Ладно, — вздохнула, — сдаётся комната.
Через два дня на пороге стояла девочка. Маленькая, худая, с рюкзаком больше неё.
— Добрый вечер. Я по поводу комнаты.
— Ты что, одна? — нахмурилась Лидия Павловна.
— Да. Меня Полина зовут. Я поступила в колледж, педагогическое. Деньги есть, я заплачу.
— А родители где?
— В другом городе. Работают. Им сейчас не до меня. Можно?
Лидия Павловна поджала губы. Глаза у девочки были синие и усталые. Пальто тонкое. Обувь мокрая. Что-то внутри ёкнуло.
— Ладно. Проходи. Комната за тобой.
Первую неделю всё было тихо. Полина приходила поздно, ела хлеб с майонезом, иногда молоко покупала. На кухне говорила мало. Всегда улыбалась — аккуратно, будто извинялась за своё присутствие.
Лидия Павловна поставила ей чайник, пару раз испекла пирог — "просто так", мол. Девочка каждый раз благодарила — и исчезала за дверью.
Однажды ночью Лидия проснулась от странных звуков. Встала, подошла к комнате Полины. Девочка плакала. Тихо, в подушку. Долго.
— Всё в порядке? — постучала хозяйка.
— Да, — раздалось сдержанно. — Всё хорошо. Простите.
В один из дней Лидия Павловна обнаружила в мусорке банку с просроченной тушёнкой и пустой пакет из-под хлеба.
— Что ты ела? — спросила на кухне.
— Всё нормально, — смутилась Полина. — Я просто… у меня всё есть. Спасибо.
Вечером Лидия оставила на столе борщ и записку: "На плите. Приятного аппетита. Не спорь."
На третий месяц девочка простыла. Высокая температура, кашель. Лидия Павловна приносила ей тёплое молоко, мёд, ставила горчичники, как когда-то своему сыну.
— Мам… — прошептала Полина в бреду, — не надо ему говорить… Он опять…
Лидия вздрогнула.
— Поля, кто он?
Но девочка уже спала.
Через неделю, когда та немного оклемалась, Лидия решила поговорить:
— Ты ведь не просто так здесь, правда?
Полина молчала.
— Я не лезу. Но я вижу, ты боишься. И ты не студентка.
— Я сдала документы… но не поступила. Уехала сразу после школы.
— Почему?
— Потому что… — Полина опустила глаза. — Потому что я больше не могла там быть.
Лидия ждала.
— Мамин муж… он не кричал. Он молчал. И смотрел. А потом — гладил. А потом — говорил, что я сама виновата, раз не жалуюсь.
У Лидии задрожали руки.
— Мама не верила?
— Сказала, что я выдумываю. Что ему тяжело. Что я должна быть мягче. А потом… я просто уехала. В поезде. С рюкзаком.
Тишина.
— Ты звонила маме?
— Она мне — нет.
Лидия подошла и обняла девочку. Просто. Молча. Без слов.
Прошло ещё две недели. Они жили как семья. Вместе завтракали, обсуждали сериал, ходили за покупками.
— Ты похожа на мою Наташу, — однажды сказала Лидия. — Она погибла в аварии. Молодая была. С дочкой своей ехала. Дочку спасли. Наташу — нет.
Полина прижалась к её плечу.
— Я бы хотела быть вашей.
Но однажды в дверь позвонили. Резко. Настаивающе.
— Откройте! Полиция! Откройте!
Лидия Павловна застыла. В глазке — женщина и мужчина в форме.
— Мы ищем гражданку Полину С. Несовершеннолетняя. Объявлена в розыск.
— Кто сообщил?
— Мать. Из Нижнего. Говорит, девочка сбежала.
Лидия шагнула в комнату.
— Поля, открой.
Та сидела на кровати, бледная, как лист.
— Он нашёл меня?
— Пока нет. Только мать.
— Они заставят меня вернуться.
Лидия смотрела на девочку. Та тряслась от страха. Как птенец, выброшенный из гнезда.
— Ты пойдёшь со мной. Всё будет хорошо.
В участке сидела женщина лет сорока. Высокая, строгая, с ярко накрашенными губами.
— Ты с ума сошла?! — набросилась она на дочь. — Ты знаешь, что я пережила?! Где ты шлялась три месяца?!
Полина молчала.
— А это кто? — женщина кивнула на Лидию. — Новая мамочка?
— Я… я хозяйка квартиры.
— Да? А с чего вы решили укрывать несовершеннолетнюю?
— Я не знала. Но даже если бы знала — не выдала бы. Потому что вы — не мать. Мать не оставляет дочь в лапах урода.
Женщина вспыхнула:
— Это всё ложь! Она врет! Чтобы меня позорить! Он пальцем её не тронул!
— Она боялась. Кричала во сне. Пряталась от мужиков в автобусе. Вы этого не видели?
— Она — манипулятор. Всегда была. Хотела отца поссорить со мной. А теперь — жертва. Удобно, да?
Полина вдруг встала:
— Я не поеду с тобой.
— А ты у меня спросила? Ты ещё малолетка! И тебя никто не спрашивает!
Офицер вмешался:
— Давайте без крика. Девочка уже дала письменное объяснение. Мы передадим дело в КДН. А вы пока едьте домой. Официально никто её насильно не забирает.
Мать фыркнула и ушла, хлопнув дверью.
На остановке Лидия Павловна крепко сжала руку Полины.
— Всё будет хорошо, слышишь?
— А если меня заберут?
— Не заберут. У нас страна медленная. Успеем. Всё сделать как надо.
— Я… я не хочу обратно.
— И не надо. Будешь жить у меня. Всё оформим. Будешь учиться. Захочешь — снова попробуешь поступать. Или пойдёшь на курсы.
— А вы не устанете от меня?
— Полина… я всю жизнь ждала, что кто-то снова будет стучать ложкой по тарелке, разбрасывать носки, петь в ванной. Ты — мне не в тягость. Ты — как новая глава.
Полина уткнулась в её плечо.
Через месяц они подали документы на временную опеку.
Через два — Полина поступила на вечерние курсы.
Через год — Лидия Павловна научила её готовить щи и вязать.
И только одна вещь оставалась прежней: на дверях висела табличка:
«Сдаётся комната».
Но теперь рядом кто-то всегда приписывал ручкой:
«…только если вам очень повезёт».