Привычки одиночества
Пётр Васильевич, 65 лет, бывший инженер-электрик, уже восемь лет как вдовец. Он жил в маленькой, но ухоженной квартире в старой пятиэтажке, где знал всех по имени, и где тишина по вечерам была почти святыней. Его утро начиналось с радио "Маяк", овсянки, чая и капли настойки от давления. Он сам себе готовил, сам стирал, сам развешивал бельё, которое всегда пахло лавандой — как память о жене.
Его жизнь была размеренной, но с каждым годом — всё более бесцветной. До тех пор, пока на свадьбе сына не появилась она.
Мария Сергеевна
Мария Сергеевна была полным его антиподом. Энергичная, чуть-чуть хохотушка, с яркими бусами и голосом, который не стеснялся звучать громко. Разведённая более 10 лет, она растила дочь одна и сейчас помогала с внуками, но всё в ней говорило: "Я не сдаюсь". Она смеялась в голос, обнимала людей без повода, носила шали, как в молодости, и варила такой борщ, что даже внуки просили добавку.
Сначала Пётр Васильевич считал её слишком навязчивой. Но на третьей встрече внуков на детской площадке он вдруг заметил: она стала ему сниться.
Зависшее чувство
Их общение было тихим. Никто не признавался в симпатии, но оба ждали этих случайных встреч. Он стал покупать хлеб в том же магазине, где работала её знакомая. Она "случайно" приносила пирожки на детские прогулки, зная, что он там будет.
Но страх — такой знакомый спутник одиночества — не давал сделать шаг.
— Мне шестьдесят пять, а я боюсь, как мальчишка, — сказал он однажды своему отражению в зеркале.
— А я не хочу снова быть брошенной, — сказала Мария, стоя у окна, глядя, как Пётр уходит, не оборачиваясь.
Внук — случайный посредник
Однажды их пятилетний внук сказал за ужином:
— А дедушка Петя сегодня бабушке Маше цветы дарил! Красные! Как у нас в книжке про любовь!
За столом повисла неловкая тишина. Мария засмеялась натянуто. Пётр густо покраснел. Их взрослые дети переглянулись.
Позже, на кухне, сын сказал:
— Пап, ты же знаешь, мы не против. Но если это серьёзно — не скрывайте. Мы уже взрослые. Не мы вас судим, а вы — себя.
Признание
Вечером того же дня Пётр позвонил Марии:
— Можно я приду просто посидеть с тобой. Без пирожков, без детей, без внуков. Просто ты и я.
Она открыла дверь в старом халате с оторванной пуговицей и вдруг расплакалась.
— Я так устала делать вид, что ты мне никто.
— Я тоже, — сказал он, крепко обняв её. — Давай не делать вид.
Не объяснять, а жить
Они не устраивали официальных заявлений. Не сливались в одну квартиру. Она продолжала жить у себя, он — у себя. Но каждую субботу он приходил с сумкой: борщ, газеты, шахматы, тёплый шарф. А по воскресеньям она приходила к нему с пирогами, книгой и настоями от бессонницы.
И больше никто не спрашивал, кто они друг другу. Потому что все видели: они — вместе.