— Мы для них олдскульные, считай что динозавры! — поделилась со мной одна из лучших на сегодня в естественной теме и потому любимая акушерками нашего направления доктор.
Речь шла про молодых врачей, которые приходят работать в роддом.
— Когда мы сами были такими, буквально смотрели в рот тем, у кого учились. Каждое слово впитывали, как могли старались перенять знания и умения. Начинали, например, рубцы рожать, так в любую мелочь вникнуть хотели, все нюансы выспросить у тех, кто уже имел такой опыт, при каждом спорном или трудном случае советоваться бегали. Эти же приходят важные, самодовольные — на практике набили уже руку на кесаревом, а настоящих родов в глаза не видели и очень их боятся. Но на нас смотрят свысока, с насмешкой, мы для них с каким-то там чутьём и неясно кому нужной интуицией — неэффективные, морально устаревшие, зачем-то рискующие. Все же понимают, что любые роды, даже у самой молодой и здоровой, могут пойти не так и не туда. А про сложные анамнезы и говорить нечего — там для них прямая дорога на кесарево, без каких-либо вариантов. Они просто живут в соцсетях, на раз находят доступ к такой же молодой аудитории и на авторитете профессии поддерживают «экспертное мнение врача, который учился и знает», что типа вообще нет разницы, каким образом родился ребёнок, что естественные роды всегда большой риск, а при кесаревом — ха-ха три раза — рисков, мол, никаких. Всюду лепят эту чушь, поддерживают друг друга во вранье и чуть что — в операционную. А к нам с таким, знаешь, снисхождением и чуть ли не жалостью — потому что выбираем более долгие и опасные с их точки зрения естественные роды. Мы для них не учителя и никакие не авторитеты. Ты давай, напиши об этом. Сама не могу, я в системе, молодых нам сверху спускают.
Однажды главврач роддома, считавшая меня разумным медработником, — не сектантом, не фанатиком, не фриком и не какой-то «духовной» акушеркой — попросила выступить перед молодыми врачами и предложить им брать контракты со мной. Я честно рассказала, почему и как работаю, что стараюсь подготовить к родам так, чтобы задействовать все природные ресурсы и данности, чтобы доктору в нормальных, здоровых родах ничего не приходилось лечить, потому что большинство женщин способны родить натурально и без осложнений.
Не знаю, насколько убедительно тогда получилось, но, видимо, не очень: намерение сотрудничать выразили только двое, остальные смотрели с отчётливым недоверием. Ещё бы, после практически десятилетнего обучения вся физиология, которую проходят на первом курсе, уже благополучно пылилась в самом дальнем углу памяти начинавших самостоятельную практику.
С одной из согласившихся попробовать мы вскоре родили — и это были не роды, а какой-то комикс. Не смешной только, к сожалению.
В «подопытные» «естественного» дебюта молодого врача угодила совершенно здоровая женщина с абсолютно нормальным анамнезом, до этого уже родившая со мной двоих детей без каких-либо вмешательств. По сути, идеальная ситуация, чтобы без всякого беспокойства и лишних телодвижений просто полюбоваться на естественные роды.
В роддоме мы оказались на трёх сантиметрах раскрытия и… тут же получили предложение вскрыть пузырь. После отказа доктор откровенно занервничал, но всё же избавил нас от своего присутствия. Схватки нарастали на глазах, дыхание становилось глубже и громче, процесс явно развивался как положено: я даже не видела смысла смотреть хорошо знакомую мне роженицу.
Снова пришёл молодой врач, чтобы проверить раскрытие:
— Нет, ничего не идёт, те же три сантиметра! Теперь точно нужно пузырь убирать…
Голос её фальшиво-волнительно дрожал, как бы демонстрируя небывалую серьёзность ситуации, грозившую бедами для всех участников. После вторичного отказа доктор удалился уже в полнейшем расстройстве.
— Инна, глянь сама, я же чувствую, что всё идёт! Как при таких схватках может быть то же самое?
Проверила — восемь. Ещё раз: восемь сантиметров. Всего через полтора часа с предыдущих трёх, со слов доктора якобы так и замерших. Мерки разные? Или понятия профессионального долга и честности?
На следующем осмотре врачу вполне себе подлым образом удалось-таки нарушить целостность плодного пузыря, довольно неубедительно изобразив удивление: «Ну надо же, прямо под пальцами порвался!» А когда роженицу начало тужить, доктор застыл у ванны с инфузоматом в трясущихся руках: по её мнению, кровотечение в родах — явление обязательное и неизбежное.
Поколение тех ещё, прежних, «старорежимных» докторов, которые могут не только знать и уметь, но и чувствовать; обладать и пользоваться профессиональной интуицией; относиться к своей работе не только как к ремеслу, но и творчеству — покидает сцену.
А к занимающим их место молодым врачам — которым не хочется возиться с естественными родами и «попусту» тратить на них своё драгоценное (во всех смыслах) время — будет обращаться новое поколение беременных, благодаря социуму глубоко погружённых в тему «ужасности» и «мучительности» натурального рождения. Которых эти врачи, авторитетно и убедительно сияя честными глазами, доброжелательно уговорят «не рисковать малышом».
В очередной раз подивилась изощрённости высшего замысла, услышав недавно в какой-то познавательной передаче, что отпечатки стопы столь же индивидуальны, как отпечатки пальцев. Природа неповторима, в ней нет и не может быть ничего полностью идентичного — в этом величественная красота и творчество мироздания.
И точно так же уникальны каждые роды: в них всегда есть свои, особенные, не имеющие аналогов черты, детали, тонкости, бугорки и шероховатости. Сколько нужно включённости, чуткости, интуиции, чтобы их вести — именно вести, бережно и нежно, а не вламываться в чудесное и хрупкое со скальпелем и химией! Но новым врачам не нужна уникальность, неинтересен непредсказуемый индивидуальный рисунок. В их головах — примитивный скрипт, типовой набор медицинских манипуляций, выхолощенный до полного отсутствия чего-то живого. И редчайшие (без которых, слава богу, всё ещё не обходится) исключения лишь подтверждают печальное правило.
Мир теряет очередную — и, возможно, самую главную — разновидность «индпошива», перемещая его на бездушный медицинский конвейер. Где творчеству нет и не может быть места: время, видите ли, не ждёт.
Вот только что ожидает нас на финише этой гонки?