Когда я была юной собачницей — совсем зелёной, как свежевыкопанный щенок в мокром снегу, — на дворе стояла эпоха расцвета ПП и кликерной дрессировки. Не в смысле торжества науки и новой эры в кинологии, нет. Речь о пике маркетинговой кампании, едва ли не с блестками и рюшами. Тогдашние гуру, ныне говорящие о «границах и требованиях», с упоением продвигали философию веселья и ослепительного позитива: «Выдавливай из себя радость, пока не станет привычкой!» — примерно так звучала методичка. И я, как человек склонный к ложному чувству вины, радость выдавливала. Даже когда внутри было пусто, как в старой батарейке от пульта телевизора. Казалось, если я буду визжать громче, собака поверит. Представляете? Но мой Хью — тот ещё театральный критик. Станиславский в нём просыпался при первых нотах моего искусственного веселья. «Не верю» — говорил он, не словами, конечно, а выражением морды «хлеб с глазами» и спокойным хвостом, аккуратно отпущенным в сторону из привычного состояния «боевая баранка»