Анастасия проснулась за несколько минут до звонка будильника. Тусклый предрассветный свет едва пробивался сквозь неплотно задернутые шторы, очерчивая контуры знакомой спальни. Она лежала, вслушиваясь в мерное дыхание мужа рядом, и ощущала странное спокойствие — то самое, которое приходит после долгой внутренней борьбы, когда решение уже принято, но еще не озвучено.
Осторожно, стараясь не разбудить Максима, она выскользнула из-под одеяла и подошла к окну. Город внизу еще спал, лишь редкие огни фар прорезали серую дымку раннего утра. Тридцать шесть лет, пятнадцать из которых отданы медицине, тринадцать — браку. И вот теперь всё это предстояло переосмыслить заново.
Анастасия потерла виски, пытаясь унять начинающуюся головную боль. Последние полгода в отделении неврологии превратились в бесконечную череду дежурств, историй болезней и тяжелых разговоров с родственниками пациентов. Она не заметила, как перестала улыбаться, как исчезли приятные вечера с подругами, как постепенно остыли отношения с мужем.
— Ты снова поздно, — Максим даже не повернулся к входной двери, когда она вошла в квартиру. Его голос звучал устало и безразлично, как и всегда в последнее время.
— Экстренная госпитализация. Молодой парень, двадцать четыре года, геморрагический инсульт, — Анастасия механически сняла туфли, повесила куртку и прошла на кухню.
— И как он?
— Стабилизировали. Но прогноз... — она не договорила, налила воды из фильтра и сделала несколько глотков. — А у тебя как день?
Максим пожал плечами, не отрываясь от экрана ноутбука:
— Всё то же. Проект затягивается, заказчик недоволен.
Она кивнула, глядя на его сосредоточенный профиль. Когда-то это лицо казалось ей самым родным в мире. Сейчас же между ними словно выросла прозрачная, но непроницаемая стена из недосказанности, усталости и взаимных претензий.
— Я в душ и спать, — произнесла Анастасия, не дождавшись продолжения разговора.
— Угу, — отозвался Максим.
В ванной комнате, под струями горячей воды, она наконец позволила себе расслабиться. Слезы смешивались с водой, унося с собой напряжение дня. Она устала — не просто физически, а глубоко, тотально, до пустоты внутри. Этой пустотой можно было объяснить всё: и отсутствие аппетита, и бессонницу, и неспособность радоваться, и растущее раздражение на коллег и пациентов.
— Настя, ты не можешь так продолжать, — Елена Петровна, заведующая отделением, внимательно смотрела на нее поверх очков. — Третий раз за месяц ты делаешь ошибки в назначениях. Сегодня медсестра вовремя заметила, но что будет завтра?
Анастасия молчала, чувствуя, как горят щеки от стыда.
— Я понимаю, что ты хороший специалист, но выгорание не щадит никого. Может быть, тебе взять отпуск? Не за свой счет — обычный. Отдохнуть, привести мысли в порядок.
— Я не выгорела, — слова прозвучали неубедительно даже для нее самой. — Просто не высыпаюсь. Будет лучше.
Елена Петровна вздохнула:
— Послушай, я сама через это проходила. Сначала ты перестаешь спать, потом теряешь интерес к работе, потом начинаешь видеть во всех пациентах только проблемы, а не людей. А потом...
— А потом делаешь ошибку, которую нельзя исправить, — тихо закончила Анастасия. — Я знаю теорию, Елена Петровна.
— Тогда почему не применяешь на практике? — в голосе заведующей прорезались строгие нотки. — Две недели. Минимум. Это не просьба, Настя. Это предписание.
Анастасия смотрела на отражение в зеркале: бледное лицо с тенями под глазами, напряженная линия губ, тусклые волосы, собранные в небрежный хвост. Когда она успела так измениться? Где та уверенная в себе женщина, которая пять лет назад с блеском защитила кандидатскую и получила должность ведущего невролога?
Внезапный звонок телефона заставил ее вздрогнуть.
— Привет, потеряшка! — жизнерадостный голос Марины, университетской подруги, казался неуместно громким и веселым. — Ты на наш девичник завтра придешь? Лариска из Питера приезжает, сто лет ее не видели!
Анастасия хотела привычно отказаться, сославшись на работу, но вспомнила о вынужденном отпуске:
— Знаешь... пожалуй, приду.
— Серьезно? — в голосе Марины звучало неприкрытое удивление. — Вау! Тогда завтра в семь у меня. Адрес тот же.
Положив трубку, Анастасия почувствовала странное облегчение. Может быть, это первый шаг к чему-то новому?
Вечер с подругами оказался неожиданно приятным. Анастасия впервые за долгое время смеялась, слушая истории Ларисы о жизни в Санкт-Петербурге, о ее новом увлечении живописью и неудачном романе с художником.
— А ты как, Насть? Всё такая же трудоголик? — поинтересовалась Лариса, наполняя бокалы вином.
— Вообще-то я в вынужденном отпуске, — Анастасия сама удивилась своей откровенности. — Выгорание. Классика жанра для врачей.
Наступившую тишину нарушила Марина:
— Знаешь, может, это и к лучшему. Помнишь, как ты рисовала в университете? У тебя же реально талант был.
— Было дело, — Анастасия улыбнулась воспоминаниям. — Даже думала поступать в художественный, но мама настояла на медицинском.
— А почему бы не вернуться к этому сейчас? — предложила Лариса. — Не как к профессии, а как к терапии. Мне очень помогло, когда я развелась с Олегом.
Анастасия задумалась. Краски, кисти, запах льняного масла — всё это казалось таким далеким, будто из другой жизни.
— Может быть, — неопределенно ответила она. — Сначала надо решить, что делать с моей нынешней жизнью.
— В смысле? — насторожилась Марина.
— В прямом. Мы с Максимом... мы как соседи по квартире. Даже не ссоримся уже. Просто существуем рядом.
Лариса понимающе кивнула:
— И давно так?
— Последний год точно. Может, дольше, — Анастасия сделала глоток вина. — Я даже не понимаю, в какой момент мы потеряли связь.
— А поговорить пробовала? — спросила Марина.
— Пробовала. Но разговор всегда сводится к одному и тому же: он говорит, что я слишком много работаю, я отвечаю, что он не понимает специфики моей профессии. И мы возвращаемся к началу.
— А дети? Вы же хотели...
— Не сложилось, — коротко ответила Анастасия. — Сначала была резидентура, потом диссертация, потом повышение... А сейчас мне кажется, что мы оба только рады этому. Представляешь, что было бы, если бы у нас появился ребенок в таких отношениях?
Разговор перешел на другие темы, но мысли о детях не отпускали Анастасию весь вечер. Тридцать шесть лет — еще не поздно, но уже и не рано. Нужно решать что-то с жизнью, и решать быстро.
Следующие несколько дней Анастасия провела в странном состоянии полусна. Она много гуляла, впервые за годы читала не медицинскую литературу, а художественную, даже зашла в магазин для художников и купила небольшой скетчбук с карандашами.
Максим никак не комментировал ее новый режим дня, только иногда бросал вопросительные взгляды, когда заставал ее за рисованием на балконе или за чтением в кресле посреди дня.
На пятый день отпуска, когда муж ушел на работу, она решилась. Открыла ноутбук и стала искать информацию о курсах переподготовки для врачей. Психотерапия, реабилитология, арт-терапия — всё, что позволило бы использовать ее медицинское образование, но в более щадящем режиме.
Звонок в дверь застал ее врасплох. На пороге стояла мама, Валентина Сергеевна, с пакетами, полными продуктов.
— Мама? Что ты здесь делаешь?
— Максим позвонил, сказал, что ты в отпуске. Подумала, что навещу тебя, приготовлю что-нибудь вкусное, — Валентина Сергеевна прошла на кухню и начала разбирать пакеты. — Ты такая бледная. Плохо питаешься?
Анастасия вздохнула. Мама всегда была такой — заботливой до навязчивости, уверенной, что лучше знает, что нужно ее дочери.
— Мама, я в порядке. Правда. Просто небольшая профессиональная пауза.
Валентина Сергеевна посмотрела на нее с сомнением:
— Максим говорит, ты много рисуешь. Снова за старое взялась?
В ее голосе Анастасия уловила те же нотки, что слышала двадцать лет назад, когда заявила о желании поступать в художественный институт. Смесь разочарования, недоумения и легкого презрения.
— Да, рисую. Это помогает мне расслабиться.
— Настя, тебе тридцать шесть. Ты состоявшийся врач, у тебя степень. Не время для подростковых увлечений.
Анастасия почувствовала, как внутри поднимается глухое раздражение:
— Мама, пожалуйста. Я не спрашиваю твоего мнения о том, как мне проводить свой отпуск.
— А стоило бы! — Валентина Сергеевна всплеснула руками. — Ты же на грани развала карьеры! Елена Петровна мне всё рассказала.
— Что? — Анастасия застыла. — Вы общаетесь с моей заведующей?
— Конечно, мы же в одном медицинском сообществе. И она очень обеспокоена твоим состоянием. Говорит, что ты делаешь ошибки, что пациенты жалуются...
— Это врачебная тайна! Она не имела права обсуждать меня с тобой!
— Мы говорили не как врач с посторонним человеком, а как две женщины, которые заботятся о тебе. Настя, ты должна взять себя в руки. Съезди на море на неделю, если нужно, но потом вернись и работай нормально.
Анастасия молчала, чувствуя, как закипают слезы обиды. Всю жизнь — сначала мать, потом Максим, теперь даже Елена Петровна — все вокруг решали, что для нее лучше, не спрашивая ее мнения.
— Уходи, — тихо сказала она.
— Что?
— Пожалуйста, уходи. Я хочу побыть одна.
Валентина Сергеевна выглядела ошеломленной:
— Ты выгоняешь родную мать?
— Я прошу тебя уйти, потому что мне нужно пространство, чтобы подумать. О себе. О своей жизни. О том, чего я действительно хочу.
Когда за матерью закрылась дверь, Анастасия опустилась на пол в прихожей и разрыдалась. Впервые за много лет она плакала не от усталости или разочарования, а от острого осознания: пора начинать жить свою собственную жизнь.
Вечером она встретила Максима с готовым ужином и бутылкой вина. Он удивленно посмотрел на сервированный стол:
— У нас праздник?
— Разговор, — ответила она, наливая вино в бокалы. — Нам давно нужно поговорить, Макс.
Он сел за стол с настороженным выражением лица:
— Звучит серьезно.
— Так и есть, — Анастасия сделала глоток вина для храбрости. — Я думаю, нам нужно разойтись.
Максим не выглядел шокированным, скорее задумчивым:
— Почему именно сейчас?
— Потому что я только сейчас поняла, что мы оба несчастны. И потому что я хочу изменить свою жизнь, а для этого мне нужна свобода действий.
— Изменить жизнь... — он повертел бокал в руках. — Это как-то связано с твоим отпуском? С рисованием?
— И с этим тоже, — кивнула Анастасия. — Я хочу сменить специализацию. Может быть, заняться реабилитацией или арт-терапией. Хочу меньше дежурств и больше времени на личную жизнь.
— Почему ты думаешь, что это несовместимо с нашим браком?
Анастасия грустно улыбнулась:
— Потому что мы давно перестали быть парой, Макс. Мы живем параллельными жизнями. Ты сам это знаешь.
Он долго молчал, а потом неожиданно спросил:
— А как же дети? Мы же хотели...
— Если честно, я не уверена, что мы действительно этого хотели. Иначе нашли бы время, несмотря на работу.
— Может быть, ты права, — Максим впервые за вечер посмотрел ей прямо в глаза. — Знаешь, я ведь тоже думал о разводе. Но всё откладывал разговор, боялся ранить тебя.
Это признание должно было причинить боль, но Анастасия почувствовала только облегчение:
— И давно?
— Около года. Примерно тогда же... — он запнулся, явно подбирая слова.
— Примерно тогда же ты встретил кого-то? — догадалась Анастасия.
Максим виновато кивнул:
— Ничего серьезного. Просто коллега по работе. Мы несколько раз ходили выпить кофе, разговаривали. Я не изменял тебе физически, но...
— Но эмоционально уже был с ней, — закончила Анастасия. Странно, но ревности она не чувствовала. — Я понимаю, Макс. Правда.
Они проговорили почти до утра — впервые за много лет по-настоящему откровенно. О том, как незаметно отдалились друг от друга, о несбывшихся мечтах, о планах на будущее. Решили разойтись спокойно, без скандалов и взаимных обвинений, сохранив если не дружбу, то хотя бы уважение.
Утро встретило Анастасию непривычной легкостью. Она стояла у окна, наблюдая за пробуждающимся городом, и впервые за долгое время чувствовала себя живой. Впереди было много неизвестности: поиск новой работы, обустройство собственного жилья, возможно, новые отношения. Но главное — впереди была ее собственная, выбранная ею самой жизнь.
Она достала из ящика стола старый альбом с набросками студенческих лет, с нежностью перелистала пожелтевшие страницы. В голове уже формировался план: закончить курсы по арт-терапии, совместить медицинское образование с любовью к искусству, помогать людям преодолевать психологические травмы через творчество.
Телефон завибрировал — сообщение от Марины: «Как дела, подруга? Выбралась из своей ракушки?»
Анастасия улыбнулась и написала в ответ: «Выбралась. И, кажется, начинаю новую жизнь».
За окном медленно разгорался рассвет, окрашивая небо нежными оттенками розового и золотого. Новый день. Новое начало. Сквозь рассвет.